"Любящий душу свою погубит ее;
а ненавидящий душу свою в мире
сем сохранит ее в жизнь вечную."
"Петр сказал ему: Господи! Почему
я не могу идти за тобою теперь?
Я душу мою положу за тебя.
Иисус отвечал ему: душу твою за
меня положишь? Истинно говорю
тебе: не пропоет петух, как отречешься
от меня трижды."
Евангелие от Иоанна
. . .
Господь, прости мои грехи
Отныне и вовек.
Уже пропели петухи,
Остался- человек.
Петух хрипло проорал в третий раз, и упал лицом в подушку. Славься, Боже, аллилуя...и пора спать. Но сон показал мне кукиш, и удалился в голубые дали, нагло и фальшиво насвистывая что - то неприличное. Сволочь. Сволочь. Сво...
Белые ступени. Вверх. Вниз. Тяжело... Прости, учитель. Пахнет кровью, пылью и солнцем. Прости, учитель. Полынь горька, как губы девственницы. Не кощунствуй, Марк...иначе учитель рассердится. Куда мы идем? В Вифлеем...или нет?
-Петь, Петь, Петь...- скрипуче забормотало что-то за окном, и я проснулся. Кому это я в такую рань...тьфу ты! "Цып - цып - цып!" Почему в деревнях и детских сказках петухов всегда называют Петями? Что им Пети всем так сдались? Я угрюмо сел, затем угрюмо поднялся с кровати (она жалобно всхлипнула, как покинутая любовница) , угрюмо поскреб бороду и угрюмо поплелся угрюмо умываться. С утра - все настроение нафиг. А снилось ведь что - то...А, не помню. Я махнул на себя рукой, и отправился на солнышко - сохнуть после умывания. Отстань, мир, я в отпуске!
. . .
АПОСТОЛ ПЕТР
(из личного дневника)
Имя - Симон. Не подходит. Камнем назову, камнем станет, камнем ляжет. Крепок, плечист, чернобород. Пахнет страхом и рыбой. Ничего. Я пахну страхом и деревом. Прошлым и будущим.
А он упрям . Это к лучшему. Дуб тоже плохо гнется, но хорошо ломается. С треском. Что я сказал им тогда, "проходя близь моря Галилейского"...до сада Гефсиманского? "Ловцами человеков станете?" Да, человеков. А человеков лучше всего ловить на живца. Правда, папа?
Какую чушь я несу, Мария. Лучше повторяй за мной: " Отче наш, иже еси на небесех..." Камнем назову, камнем станет, камнем ляжет. Нет. Этого не стоит повторять. Незачем.
. . .
Дорога мечется, кружась,
И падает без сил,
Ей тоже хочется сбежать,
Но кто ее спросил?
Как хорошо лежать на травке...умяв предварительно что-нибудь вкусное...Потянулся...А- ха - а ... аж кости хрустнули. Скоро на рыбалку пойду, тряхну стариной. Нет, язва все - таки этот Фома, и порядочная. "Порыбачь там вволю, Петенька, отведи душу, а то глаза у тебя в последнее время, как у иваси в банке." Ха! Называется, побыл на земле передо мной, словечек нахватался. И фамилию себе выбрал крученую...нет, не вспомню. Тут недавно книжку про него читал, ради интереса. Подумаешь, режиссер! Ничего особенного. Весь отпуск свой пробегал Фома по сцене, проорал:"Не верю! Не верю!", отвел душеньку, а про него еще и книжку написали! Эх вы, люди - человеки... А я скромный, я тихонечко, с удочкой...и вообще, пошел он, этот Фома к дяде Люциферу на пироги, а я пошел на рыбалку, вот.
А пыль в Иванове ложится под ноги точно так же, как в Галилее.
. . .
АПОСТОЛ ПЕТР
(из личного дневника)
Был человек. И шепнули ему однажды, что есть на белом свете такое место, где небо сходится с землей, и значит, до него - рукой подать. И отправился тот человек в путь. Долго шел, обгоняя и оставаясь позади - к небу. И добрался однажды. Уперся руками в синее скользкое брюхо, что колыхалось над его головой. И заплакал тогда человек, ибо думал, что небо - это свобода. А небо рассмеялось. И закричал тогда он: "Ну почему?!" А небеса ответили:"Почему бы нет?"
Это неудачная притча. Как болит голова сегодня, и ветер, пахнущий грозой, шепчет мое имя... двое тянули сети, двое, а страж был нужен всего один. Я намочил в соленой воде край новой туники и она неприятно липла к ногам, пока я обещал им...Что? Не помню. Но рыба ловилась хорошо.
Был человек - и нет человека. А есть - апостол. Или - сын Божий. Кому что больше по душе. Кому? А если никому?
. . .
Моя дорога - плоть и кровь
Без права не дойти.
Господь, прости мою любовь,
И ненависть прости.
Пыль, мягкая, раскаленная. Шаг за шагом. Тяжело. Бог мой. Солнце в зените. Зенит- звенит. Звенит. Звонит.
Я обалдело вскочил на постели. В ад все будильники...и все пуховые перины. Плавать в собственном поту, чувствуя, как липнет к коже пух...Б- р- р. Теперь я понимаю, почему преступников раньше валяли в перьях. Пре - ступников. Пре - спутников. Предателей - спутников.
Нет, сегодня надо выпить. Пивка под рыбку... или водочки под пивко. Неважно.
В магазин я отправился почти тут же. И компанию нашел быстро. Ничего мужики, если не присматриваться. А даже если бы и чего, мне наплевать. Значит, сели, разлили, чокнулись. Помолчали, философски переваривая. Разлили. Чокнулись. Выпили. Гадость все - таки какая, и как ее люди пьют? Разлили...И тугой черный комок в моей груди вдруг зашевелился, подступая к горлу. Чокнулись...Выпили.
. . .
АПОСТОЛ ПЕТР
(из личного дневника)
Он тоже целовал мне ноги, Мария. "Прости, учитель!"-булькало где - то в горле, -"я не хотел!"- рвалось наружу, а за его спиной скрипела ветка под тяжестью длинного липкого тела Иуды. Осина мелко дрожала, и дрожал передо мной человек...пока человек. Я положил руку ему на голову и сказал: "Прощаю тебе"
Тогда он закричал, он кричал, а я стоял и смотрел, как падает краеугольный камень в здание веры моей.
-Предал! Я предал, учитель! - вопил обезумевший Петр в голубое небо, а за его спиной шептала что - то осина.
-Дарую тебе жизнь вечную, - сказал я, и тогда он замолчал. Обернулся, взглянул на тело Иуды, закрыл голову руками и упал в пыль.
- За что, учитель? За что?
- Бог есть любовь.- ответил я.
- Он - сам, тогда я тоже - сам...прохрипел человек, вставая с земли апостолом.
Так было. И так было задумано. Но почему же мне хочется...повесится, Мария? Молчи...молчи...
. . .
И руки вширь разведены -
Созвездия согреть.
Я пью вино моей вины
Без права умереть.
-Учитель, доколе? Я стал устами твоими, я стал глазами Твоими, построил Храм для тебя и сел там Твоим наместником. Ты вручил мне ключи от рая...Учитель, почему?! Я предал тебя, и нет мне прощения ныне и присно, и вовеки веков...Что делать мне , чтобы отплатить за милость твою, что делать мне, чтобы петухи наконец заткнулись?!
-Петруха, ты пьян.
-Надо же, как быстро его...А с виду камень, а не мужик...
-Доколе терпеть мне? Больно, учитель!
Петь, пойдем, а? Освежись на ветерке...
-Ага, сюда его. Пусть посидит, оклемается.
-Отстаньте, черти, я в отпуске! Отстаньте, отстаньте... Душой своей плачу за царствие небесное...
Все плыло и качалось. Лица собутыльников сливались, превращаясь в мутный липкий блин, и я кричал, выплескивая горлом черную желчь:
-Не судите и не судимы будете...Несудимы! Не судите...сами себя, и вам откроются двери рая. Я сам...их вам открою. Прости меня, учитель, и позволь мне наконец простить себе самому!
Очнулся я на облаке. Отпуск кончился. Быстро, как быстро...А не пей с неизвестными всякую гадость, проживешь дольше... Я вздохнул, сдвинул нимб на брови и отправился принимать ключи.
Что - то ты быстро управился. Отдохнул хорошо?- буркнул мне сменщик.
Хорошо.
Ага. А я сразу после тебя. Сейчас вот только пропуск выпишу. Эх, и погуляю же, а ! Встречу Бутусова, поговорю...по душам.
Удачи, Андрей.- ответил я, поудобнее устраиваясь на скамейке.
Спаси тебя Бог!
Тебе того же.
Андрей ушел, а я остался у ворот, за которыми - вечное блаженство. Не знаю, ни разу не заходил. Говорят, это место, где все друг друга простили, где всем простилось все, а главное - где все простили себя. Может быть, когда пропоет труба, я наконец - то... Хватит, Петр. Отпуск кончился. Я сурово насупил брови и стал ждать новоприбывших.
. . .
Теперь ты поняла, Мария?
Да, Учитель. Но разве это не ...жестоко?
Может быть. Зато...какой он бдительный сторож!