Наш одноклассник Шахторин приехал к нам в общежитие университета в отпуск из армии. Ну, как водится, выпили немного. Он разговорился. "Танкисты, я Вам скажу, это хребет нашей армии. Что армия без танков - это как женщина без грудей и всего остального, т.е., уже вроде и не женщина. Да, вот Вы чтобы могли спокойно учиться, мы танкисты должны гарантировать вам спокойствие, как говорит наш старшина, должны даже во сне уметь отражать нападение вероятного противника. Вот и тренируемся - день и ночь. У Вас, небось, экзаменов в году меньше, чем у меня учений и маневров. Хотя наш комбат и говорит, что война фигня, а главное маневры, (я на войне не был, может и впрямь фигня, а вот учения - не приведи господи, тут и не спишь по сорок - пятьдесят часов, и голодный как собака неделями сидишь за этими чертовыми рычагами, да и вообще уже на второй день хочется послать все к едрене-фене, да нельзя - если не мы, так кто.)
Выпили еще. Серегу понесло. Однажды отправили мой танк в разведку. Ясно дело - фары выключены. По карте я плохо умею ориентироваться, но парень я вообще смекалистый. Выезжаю на какую-то дорогу, даже нет, не на дорогу, а на шоссе, дулом проезжую часть перегораживаю и жду себе частника. Гляжу - несется. А куда нестись-то - тут же я с танком. Тормозит как миленький. Ну, я ему по всей форме: "Мол, что же Вы забрались в самый эпицентр военных учений? Тебе что говорю, сучий сын, жить надоело? Ведь я на посту и у меня приказ стрелять бронебойными по всему что движется и на позывные не отвечает? А потом мне что из-за твоей жалкой жизни пять суток на губе сидеть?
Ну, понятно дело, гражданский сразу сникает, даже заикаться начинает. Тут я сразу и к делу. Мол, если хочешь хоть как-то поправить свое положение и искупить хотя бы часть своей вины перед доблестной армией, давай рассказывай, как называются населенные пункты ближайшие, куда дорога это идет, да на карте нашей покажи, сделай милость. Ну, там сигареты и пожрать, что есть в машине, ребята давно уже все оприходовали. После заталкиваем его машину куда-нибудь в лесок, говорим чтобы сидел тихо до обеда, а не то раздолбают его "жигули" наши танки или артиллерия противника, а сами к своим и обстановку комбату лично докладываю. Он мне: "Молодец сержант Шахторин, орден бы тебе за это дать, да нету у меня орденов-то".
После второй бутылки водки танкист впал в горячку. "Раз двигаемся форсированным маршем по какой-то проселочной дороге. Я как самый опытный в первом танке. Ничего не видно. Приборы ночного видения у нас есть, но не на танках, а у старшины. Он говорит, что будет война, тогда и выдаст, а так говорит нечего баловаться, да и вещь дорогая и деликатная, поломаете все черти, а мне отвечать. Так что прем чисто по наитию. И вдруг - хрясть впереди, словно наехали на что-то, что, на бревно и мусор не похожее. Командую "стой" и тормозим. Вылезаю. Батюшки мои. На мотоцикл с коляской наехали. Прямо блин из мотоцикла и трех, нет даже четырех пассажиров, да один похоже на багажнике сидел, или в коляске их двое было, ну да ничего теперь не понять. У меня волосы дыбом, я ведь их, но ведь не спьяну, а на марше, считай как на войне, т.е. жертвы они и есть жертвы, на то она и война, брат. Но немного струхнул. Думаю, тут уж не пять суток губы, а все двадцать пять присобачат. Подошел комбат. Посветил фонариком под гусеницы, вздохнул так тяжело, и говорит: "Жаль, конечно, гражданских-то, ну да ничего не попишешь. Их уже не вернуть, а нас труба зовет, давай сержант Шахторин, вперед, а не то задаст нам полковник такой жизни, что сами под гусеницы полезем". Я было ему, мол, хоть похоронить их надо, а он мне - "не сметь говорит, без нас похоронят их, каждый должен свое дело делать, мы дав.., я хотел сказать воевать, а другие хоронить. Разговорчики в строю, не позволю рубежи родины ни на секунду открытыми оставить". Ну, натурально все по танкам и полный ход".
"Ну, чего Вы ржете, кони не седланные, не верите, да сущая правда, я бы много чего еще мог вам порассказывать, да теперь и не буду, эх, а еще студенты, с понятием вроде бы должны быть.", и сняв свой китель, он лег на мою койку, обиженно отвернулся к стене и через несколько минут уже сладко похрапывал.