Еще утром мы были в стройотряде под Выборгом, где нас еще не совсем трезвых после вчерашнего отвала, посадили в дизелек, выдали каждому его паспорт и аванс по сорок рублей и отправили с богом в сторону Выборга. В Выборге мы похмелились и уже до Питера ехали не так, как до Выборга, а затарились под завязку. Уже довольно хорошие, кое-как перебрались с Финляндского вокзала на родной Балтийский. Там дернул нас черт еще зайти в привокзальный шалман. К часам уже где-то к девяти, мы подъехали к нашей старой тринадцатой общаге.
Ко всему привыкшие обитатели ее и соседних общежитий, которых удивить практически ничем невозможно, все-таки удостоили нас своим вниманием. Во-первых, кто-то из нас, похоже, Бычок, вздумал по невесть откуда залетевшей к нему в голову идее - не платить частнику вовсе за провоз из Нового Петергофа в Университетский городок в Старом Петергофе. Водитель оказался не готов к такому повороту событий и, получив вместо ожидаемой трешки, комсомольское спасибо, застыл как настоящее изваяние. Правда, через некоторое время, это изваяние, принялось выталкивать из своей глотки такие словечки, что даже играющие рядом в волейбол студенты волей неволей подошли поближе, уж больно едкие и смачные были словечки, да и к нашему удивлению - более половины оказалось новыми для нас.
Во-вторых, только вылезши из москвичонка, мы обнаружили, что несем спиртное, пиво и закуску в двух металлических корзинах, которые обычно используются в магазинах самообслуживания. На что, даже Вовян, человек до того спокойный, что когда мы однажды спали с ним в лесу в чужой палатке, и среди ночи к этой палатке кто-то подошел, и я, чего таить, струхнул малость, и, разбудивши его, стал причитать: "Вовка, что делать-то, вдруг это хозяева палатки, нехорошо, а?". На что Вовян отвечал мне просто и без затей: "А топоры у нас на что, чего ты по пустякам переживаешь-то?". Сказал тогда он это вроде бы мне, но, похоже, те, что подошли к нам - тоже что-то расслышали, короче неизвестно хозяева ли то были или просто заплутавшие путники, но обошли они нас и пошли дальше, говоря наверно себе "Не буди лихо, пока оно тихо". Так вот этот всегда спокойный Вовян и то сказал, что, мол, с корзинками универсамовскими мы того - малость переборщили, и добавил: "Нас ведь с ними могут на вахте не пропустить в нашу родную обитель".
В-третьих, разгуливать средь бела дня с тремя корзинками утащенными из магазина, это уже само по себе привлекает к нам внимание. А если сюда прибавить, что две корзинки забиты самым настоящим чешским бутылочным пивом, то вот это, как мы уже опасаемся, может привести к нам "хвостов" (нежелательных лиц для распития и не участвующих в обеспечении материального базиса этого праздника).
Мы уже подходим к ступенькам общежития физиков, как нас догоняет наша одноклассница. "Здорово, ребята", этак весело бросает она нам, "а у Вас мыло есть хозяйственное?". Мы переглядываемся, наши размягченные алкоголем мозги не в силах переварить ни ее вопрос, ни тем более дать на него ответ.
Наконец я рискнул: "Нет, Ирка, мыло у нас нет, и отродясь не было". "Ну, тогда угостите одноклассницу бутылочкой пива", раскрывает она свой маневр. "Пиво, это можно", отвечает ей Вовка и протягивает одну бутылку. Ирку уже отходит на метров тридцать, как Бычок, один из трудновоспитуемых школьников, которого прикрепили за нашим стройотрядом и которому всего четырнадцать лет, полуспрашивает-полупросит: "Давай ее с собой возьмем, может чего и обломиться?". "Да не даст она тебе, Бычок, успокойся, пойдем выпьем все, что есть потихонечку, а потом, если хочешь, мы тебя отведем в общагу ПМПУ, вот там может чего тебе и перепадет, да и то вряд ли, уж больно ты зеленый еще," как всегда спокойно выдает Вовка. Я иду и пытаюсь зарифмовать слова "мыло" и "пиво", но у меня ничего не выходит.