Расспросив про дорогу прохожих, я выехал наконец на шоссе Багратионовск-Калининград. Погода к этому времени испортилась, заморосил дождь, но настроение моё от этого хуже не стало. Теперь я полноправный мотоциклист, еду когда и куда захочу, в согласии с Правилами дорожного движения, разумеется.
Минут через сорок я уже подъезжал к окраинам Калининграда и тут сообразил, что проскочил поворот на "Берлинку". Я затормозил, и в этот момент двигатель заглох, причём погасли обе контрольные лампочки - контроля работы аккумулятора и нейтрального положения передач. Ни от ключа, ни от кикстартера двигатель не заводился. Проверка свечи "на искру" выявила полное отсутствие последней. Значит, что-то случилось в системе электропитания. Но что? Где искать? Опыта ведь никакого, вот вляпался! Что делать?
Тупо подёргал я все провода, может, где какой отсоединился, - нет, соединения в порядке. Подрезал концы провода, идущего от катушки зажигания к свече, и надежно соединил их с катушкой и свечным колпачком. Никакого эффекта.
В отчаянии, под дождём, в тридцати с лишним километрах от дома я бессмысленно крутился вокруг мотороллера, представляя, как волнуется уже Сашуля, - Гена, небось, давно дома, значит, она знает, когда окончился экзамен, а меня всё нет. Надо просить помощи, но у кого? Шоссе пустынно. Катить руками мотороллер к городу? Я уж собрался так и поступить, но тут со стороны Калининграда на шоссе показался мотоцикл с коляской. Я поднял руку. Мотоцикл остановился, на нём сидел... милиционер в белом шлеме с буквами ГАИ, старший лейтенант.
- В чём дело? - спросил он.
- Да, вот, еду из Багратионовска, сдавал на права там, а сам из Ладушкина. А тут вот мотороллер заглох, никак не заводится, и не пойму, в чём дело. Может, посмотрите?
- Чего смотреть, надо толкать. Давай, толкану, может, с толчка заведётся.
Я сел на мотороллер, инспектор слез с мотоцикла, упёрся руками в зад мотороллера и начал его разгонять на нейтрали, а я с ходу врубал вторую передачу при включённом зажигании. Минут десять мордовался таким образом со мной гаишник, пока не обессилел, но мотороллер даже не пыхнул ни разу.
- Тут, братец, что-то не то. Давай, посмотрим.
Он снял колпак со свечи, сунул туда палец и повернул кикстартер при включенном зажигании.
- Э, да у тебя аккумулятор на нуле. Полностью сел. А от генератора не заводится, видать, и подзаряда не даёт, потому и аккумулятор сел. Кати-ка ты свою машину к городу, оставь там у кого-нибудь под присмотром, сними аккумулятор, когда зарядишь - отгонишь домой. И проверь генератор обязательно - с толчка-то уж он обязан заводиться. Желаю успеха.
- Спасибо Вам большое!
- Не за что. - И гаишник уехал.
Я покатил мотороллер к городу. До ближайших домов - типичных немецких окраинных особнячков было не больше километра, и в первом же из них я договорился с хозяином, что оставлю до утра мотороллер у него в сарае. Было около девяти часов вечера. В Ладушкин я сегодня попасть уже не мог - ушёл последний дизель, и автобусов больше не было. Позвонить в Ладушкин по телефону из обычного автомата невозможно, нужен телефон с выходом в область. Я поехал к Кондратьевым, жившим в полученной от университета двухкомнатной квартире на Чекистов, и от их соседей позвонил, наконец, Тихомировым, там как раз и Сашуля была.
- Саша, это ты? Где ты? Почему домой не едешь? - раздался её голос, встревоженный и обрадованный одновременно.
- У Koндpaтьeвыx ночую.
- А почему? Что случилось?
- Да ничего страшного, не беспокойся, завтра приеду - расскажу.
- Мы уже знаем, что ты права получил, - поздравляем!
- А ты что - обмывать их что ли застрял? До дома потерпеть не мог? - подключился к разговору Стасик.
- Да нет, вынужденная посадка. Аккумулятор сел. До Калининграда только и добрался.
- Ну, ладно. Хорошо, что хоть позвонил, а то я уже волнуюсь тут - мало ли что... Когда приедешь? - спросила Сашуля.
- Наверное, только завтра к вечеру, а то и послезавтра - как аккумулятор заряжу.
Наутро я отправился в университет, где первым делом разыскал Юру Багно, имевшего "Вятку" и могшего, следовательно, дать мне полезные советы, что делать дальше. Юра предложил гениальную идею.
- Вон тут в лаборатории щелочные аккумуляторы одновольтовые есть, берём 12 банок, подсоединяем к твоему "Туристу" и отгоним его сюда, к университету, а здесь твой аккумулятор зарядим.
- Давай, попробуем.
Но в чём везти эти громоздкие банки, килограмма по два весом каждая? Поискали, нашли - два железных мусорных бачка, в каждый из которых как раз влезло по 6 банок. С этими ведрами мы погрузились в автобус и приехали к месту ночёвки моего мотороллера. Получив электропитание, мотороллер безропотно завёлся. Но как водрузить на него новый энергоагрегат? Верёвками, которые дал нам хозяин сарая, мы приторочили мусорные баки к бокам мотороллера, я сел за руль, Багно сзади, и мы поехали, поблагодарив и распростившись с участливым хозяином.
Несколько километров от окраины к центру по сравнительно хорошему асфальту мы ехали вполне благополучно, но на первой же выбоине один из проводов отвалился, и мотороллер заглох. Пришлось опять проверять и прикручивать все провода, соединявшие банки между собой и всю систему с мотороллером. Ближе к центру колдобин становилось больше, от тряски ослабевали веревки, крепившие мусорные баки, и наша система грозила развалиться на ходу. К тому же по центру города с оживлённым движением на перекрёстках я просто боялся ехать, так как ещё ни разу вообще не ездил по Калининграду, и за руль сел Юра, а я уселся сзади, придерживая руками баки.
У Юры не было с собой прав, и шлем у нас был один на двоих, двигатель работал с перебоями из-за тряски и плохих контактов, но мы нагло продолжали движение через весь город и добрались-таки до университета. Затащили мотороллер в подвальную мастерскую и поставили на зарядку аккумулятор, а уже на следующий день я добрался, наконец, на своём мотороллере до Ладушкина.
Со Стасиком Тихомировым мы тщательно обследовали генератор, но ничего не обнаружили: генератор был исправен и выдавал положенное ему напряжение. Решили, что всё дело в аккумуляторе, оставив невыясненным, по какой причине мотороллер не завёлся тогда с толчка, и почему сел аккумулятор. Некоторое время я благополучно ездил на мотороллере и уже перестал ожидать от него новых подвохов, как вдруг история повторилась. Мы ездили на мотороллере с Сашулей в гости к Лебле, ночевали у них, а возвращаясь домой, ещё не выехав из города, попали в ту же ситуацию - аккумулятор сел, а с толчка мотороллер не заводился, причём толкачом теперь выступала Сашуля. Пришлось нам с ней катить его километра три обратно к Лебле, заряжать в университете аккумулятор, после чего только мы смогли уехать.
Снова мы со Стасиком стали копаться в электросхеме, вскрыли реле-регулятор и обнаружили, что, хотя генератор и работает нормально, напряжение с него оседает где-то в реле и не доходит ни до катушки зажигания, ни до аккумулятора, то есть не подзаряжает его. Фактически мотороллер работал чуть ли не как электромобиль, то есть на одном аккумуляторе, который в ходе движения не подзаряжался. Его ёмкости хватало примерно километров на триста (на питание свечи), после чего бензину не от чего было загораться со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Исправить реле мы не сумели, зато удалось достать новое, после чего эти фокусы прекратились, но впереди меня ждало ещё немало новых приключений с мотороллером - мечтой моей юности...
107
Но вернёмся из июня немного назад, в весну 1971-го года, к событиям, которые существенно повлияли на мои последующие взаимоотношения с Гостремом. Я ещё раз умудрился вляпаться в конфликт с ладушкинскими руководительницами - предисполкома Романовсковой и партийной бабкой Анной Павловной, и опять по поводу выборов, дались они мне.
Дело было так. Приближались очередные выборы в местные органы Советской власти, от обсерватории никого не выдвигали, а за несколько дней до выборов мы вдруг узнали, что по нашему участку кандидатом кандидатом в горсовет числится Ричард Сивицкий, бывший тогда секретарём объединённой парторганизации КМИО и ЛПФ. Ни Гострема, ни самого Сивицкого в это время в обсерватории не было - разъехались по командировкам. Мы попытались узнать у Жени Емельяновой (она всё-таки коммунистка и вообще всегда в курсе всех ладушкинских дел), когда, кто и где выдвигал Сивицкого в кандидаты.
Та отшутилась: - Какая, мол, вам разница?
Мы - это Шагимуратов, Лена Васильева, мы с Сашенькой, да и остальные тоже, возмутились: - Как это, какая? Если он от обсерватории выдвинут, то почему не на собрании?
- Ну, этого я не знаю. У Романовсковой спрашивайте.
Кто-то и спросил. Та, видать, забеспокоилась и вместе с Анной Павловной явилась в обсерваторию. В зале для семинаров и собраний собрались все, кто был на работе. На наш вопрос по поводу Сивицкого руководительницы ничего вразумительного сказать не смогли, занервничали и перешли в атаку:
- Что вы тут воду мутите? Чем вам Сивицкий не нравится?
- Сивицкий-то нам, может, и нравится.
Мы, в общем, и, действительно, лично против Сивицкого, тихого и скромного человека, ничего не имели. Дело было в принципе.
- Но ведь нас об этом пока никто не спрашивал. Или этого, на ваш взгляд, не требуется? Может, у нас и более достойный кандидат найдётся, для того собрания и проводятся.
- Сивицкого ваша парторганизация выдвинула.
- Когда? Почему не на общем собрании? У нас коммунистов-то раз, два и обчёлся, а остальные не причём что ли?
- Остальным необязательно.
Тут уже всё собрание загудело.
- Как так? Это же нарушение Положения о выборах! Там говорится, что кандидаты выдвигаются на общих собраниях трудящихся.
- Вы нас тут не учите, молоды ещё. Мы этим делом сколько лет занимаемся, не в первый раз, и все порядки знаем.
- Тогда разъясните эти порядки, найдите соответствующие места в Положении и покажите нам.
Такое нахальство окончательно разъярило руководительниц. Ясно было, что они давно уже оформили выдвижение Сивицкого липовым протоколом как раз для того, чтобы избежать, на всякий случай, какой-нибудь непредвиденной смуты на собрании, помня историю с выдвижением Суходольской. И вот тебе - смута всё равно затеялась! И смутьяны те же: Намгаладзе, Шагимуратов - председатель месткома ещё, куда их начальство только смотрит.
Кончилась наша перепалка тем, что мы заявили:
- Если Вы не докажете, что Сивицкий выдвинут с соблюдением всех законов, и собрание по выдвижению кандидата от обсерватории не будет проведено, то мы не пойдём голосовать.
- А это мы ещё посмотрим. Попробуйте только.
С тем и разошлись. До выборов оставалось дня два, и, конечно, даже если бы у властей появилось желание пойти нам навстречу, сделать это было практически невозможно. Наверняка все списки кандидатов уже составлены и куда-нибудь отправлены, о них отрапортовали, машина запущена, и её не остановить. Нy, а нам, как говорится, шлея под хвост попала - справедливость понадобилась.
Два дня прошли - из горсовета никаких звонков или визитов. Видать, решили - обойдутся, мол. Голосовать, небось, всё равно пойдут, куда денутся. Иначе - это ведь антисоветская демонстрация, должны же понимать, что за это по головке не погладят. Грамотные всё-таки люди, хоть и учёные.
А мы решили - раз так, не пойдём голосовать, в самом деле.
Мы - это опять же Шагимуратов и Лена Васильева, закоренелые поборники справедливости, и мы с Сашенькой. Сашенька из солидарности со мной, а мне не привыкать, не в первый раз не голосую, правда, до сих пор - не столь демонстративно.
В день выборов (это было воскресенье) мы все четверо с утра отправились в Калининград на 11-часовом дизеле, чтобы за нами не бегали посланцы из горсовета. У вокзала встретили Емельянову.
- Голосовать идёте? - спросила она не без насмешки в голосе.
- Как же, жди.
- Ну-ну, давайте, давайте.
И Романовскова навстречу попалась, та отвернулась и сделала вид, что не заметила или не узнала нас.
Мы с Сашулей провели весь день в Калининграде и остались ночевать у Лебле, а в Ладушкин вернулись лишь на следующий день - утром прямо на работу. Валя Тихомирова сказала, что за нами несколько раз прибегали, что они со Стасиком голосовать ходили, и она голосовала против, а Стасик - за. Стасик считал, что мы дурака валяем, делать нам нечего, хотя и соглашался, что в случае с Сивицким власти неправильно поступили.
Дня три нас никто не беспокоил. Появился Гострем и тоже вроде бы ничего, может, не знал ещё или просто не до нас ему было, пропадал в университете. Но вот явились в обсерваторию разбираться с нами - один молодой, рыжий, из райкома, второй - средних лет, из отдела науки обкома, есть там и такой отдел - областной наукой руководит. Они засели в кабинете Гострема (самого его в этот день не было в обсерватории) и начали вызывать нас, протестантов, по одному и допрашивать. Собственно, обстоятельства дела их не интересовали, вопросы задавались сугубо риторические. Особенно возмущался молодой:
- Как это так можно? Не пойти голосовать! Да вы что - не понимаете, что это такое? - срывался он на крик.
Я пытался перевести разговор на обсуждение действий ладушкинских властей и доказать их незаконность. Рыжий ничего незаконного в них не видел, а считал противозаконным именно наш поступок. Товарищ из обкома избегал комментировать действия Романовсковой и тоже напирал на наше поведение.
- Разве подобные демонстрации - это метод борьбы с недостатками? Почему вы нам не позвонили?
- Да мы узнали, что Сивицкий наш кандидат, хотя мы его и не выдвигали, буквально за несколько дней до выборов и сразу же подняли этот вопрос перед горсоветом. И до последнего дня надеялись, что они исправят ошибку, ведь мы же их предупредили, что иначе не пойдём голосовать.
- Голосовать вы в любом случаи обязаны, а с ошибками так не борются. Какой пример вы, учёные, подаёте другим своим поведением?
- Но ведь было явное нарушение закона органами власти, и мы не захотели с ним мириться.
- Мы сейчас обсуждаем здесь не действия горсовета, а ваши действия. Вы сейчас-то неужели не сознаёте их неправильность?
Было ясно, что их миссия состоит в том, чтобы добиться от нас "осознания" своей вины и покаяния.
- Если наши действия и были неправильными, то во всяком случае они были спровоцированы Романовсковой, которая не пожелала признать и исправить свою ошибку.
Вот в таком духе и побеседовали, причём рыжий всё время рвался кричать про нашу несознательность, если не хуже, а товарищ из обкома его помаленьку сдерживал, разъясняя нам, как надо бороться с недостатками, а как не надо. Правильно или неправильно был выдвинут Сивицкий - от этого вопроса они всячески уходили и так на него не ответили. Бороться же нужно путём обращения в вышестоящие инстанции.
Гострем, узнав о происшедшем, разъярился:
- Почему ко мне не обратились?
- Да это всё без Вас происходило. Мы поздно узнали, что Сивицкий баллотируется, когда Вы уже уехали.
- Идиоты! - А мне добавил: - Вы ещё будете об этом пожалеть, так сказать.
108
Тем временем гостремовская машина набирала обороты. Мотороллер, выборы - это были всего лишь эпизоды из области моих отвлечений от работы, которая затягивала меня всё глубже и глубже.
В ЛПФ продолжали появляться новые люди. Например, Игорь Ермоленко - симпатичный высокий парень, окончивший ленинградский Политехнический и аспирантуру при нём и уже защитивший диссертацию на кандидата технических наук, второй со степенью в гостремовской команде. Его, Круковера и Саенко Гострем озадачил какими-то техническими проблемами, вроде бы имеющими отношение к "Квадрату", но какое - я понять не мог, поскольку из технического задания по "Квадрату" был ознакомлен только с тем, что касалось теоретической части, то есть моделирования ионосферы. Что-то они разрабатывали, какой-то комплекс геофизических датчиков. Кстати, сектор в обсерватории, который возглавлял Круковер, назывался Сектором разработок, а чего - не уточнялось. У Гострема явно не было желания вводить меня в курс этих задач, да и меня самого особенно не тянуло вникать в их проблемы - своих забот хватало.
На одном из июньских семинаров в ЛПФ, где я выступал с каким-то сообщением, появились ещё двое новеньких: радиофизики, выпускники физтеха, только что его закончившие и завербованные Гостремом. У обоих запоминающиеся наружности: Валера Пахотин, молодой, среднего роста, крепкого сложения, светлоглазый парень с волевым подбородком и блестящей, очень похожей на ленинскую, лысиной и Вадим Иванов - ростом повыше, довольно мрачного вида, с выступающими надбровьями и ещё более выступающими густыми острокрылыми бровями, с редеющими посередине и торчащими во все стороны волосами. Немного похож на пугало, но, если приглядеться, то в лице есть что-то древнеримское: в чертах лица ничего закруглённого, мягкого, выражение лица всегда суровое, мужественное, прекрасные белые зубы и приятная, располагающая улыбка. Всё это я, разумеется, потом разглядел, а первое впечатление было именно - на пугало похож. Потом выяснилось, что Гострем планирует этих ребят на экспериментальные исследования, то есть на те же пресловутые разработки, и я потерял к ним интерес. Оба, кстати, оказались, несмотря на свою молодость, членами партии.
Из того же физтеховского выпуска, но позже, осенью, поступил в ЛПФ и Серёжа Фомин, похожий чем-то на юного Маяковского, как это он сам подчёркивал. Серёжа попал в нашу группу моделирования, но толку от него оказалось мало по причине больших амбиций, не соответствовавших его способностям, а, может, просто от того, что он оказался шизофреником, временами исчезал и оказывался где-нибудь в Москве, будучи не в состоянии объяснить своё перемещение. Непонятно было, как он физтех сумел окончить.
В работе над темой ДМИ у нас наметился некоторый прогресс в выработке основного направления. Миша Никитин первым наткнулся на свежую работу Петера Штуббе из ФРГ, в которой фактически была решена задача, поставленная Осиповым перед нами. В работе была подробно описана система уравнений, учитывающих практически все физические процессы, протекающие на высотах от 125 до 1500 км от поверхности Земли, и представлены результаты её численного решения для спокойных условий. Никитин же и предложил взять постановку задачи Штуббе за основу для нашей модели. Я стал обдумывать эту идею, для чего тщательно изучил работу Штуббе, сделав, разумеется, её полный письменный перевод.
Работа Штуббе производила сильное впечатление. Фактически она обобщала всё сделанное ранее другими и позволяла двигаться дальше. Предложенный Штуббе подход сулил получение множества новых результатов помимо тех, которые были получены и представлены непосредственно им самим, в особенности в плане моделирования разнообразных ионосферных возмущений. Его модель представляла собой, в сущности, инструмент изучения и математического воспроизведения поведения среднеширотной ионосферы в различных условиях.
Но чтобы этот инструмент заполучить в руки и пользоваться им, нужно было научиться решать сформулированные Штуббе уравнения в частных производных, нелинейные, то есть неразрешимые аналитически и чрезвычайно сложные даже для численного решения. Алгоритм же численного решения был изложен в работе Штуббе лишь в самых общих чертах, его нужно было фактически разработать самим, причём применительно к советским вычислительным средствам, значительно (в десятки и сотни раз!) уступавшим по машинной памяти и быстродействию американским ЭВМ, на которых считал свою задачу Штуббе. Априори было даже неясно, возможно ли в принципе реализовать подход Штуббе на отечественных ЭВМ.
- А отчего же не попробовать? - высказал свою точку зрения Костя Латышев, самый квалифицированный из нас в области численных методов решения уравнений математической физики. - В крайнем случае упростим задачу, если не будет получаться.
Я согласился с ним и предложил сразу же начать обдумывать возможные упрощения, исходя из опыта Штуббе и анализа полученных им результатов, но не заходя в упрощениях слишком далеко, дабы не нарушить существенно степень общности постановки задачи, то есть не потерять главного достоинства работы Штуббе.
Явный энтузиазм в отношении предполагаемой попытки повторить работу Штуббе проявил, пожалуй, только Костя Латышев. Он видел здесь широкие возможности приложения своих знаний и умения из области прикладной математики, к тому же надеялся, что если мы возьмёмся за такую задачу, то обязаны будем выйти на большую машину, типа БЭСМ-6. В этом случае он мог бы завершить свои расчёты для кандидатской диссертации. Лёня Захаров был согласен включиться в работу, поскольку то, чем он уже начал заниматься - освоением методики расчётов скоростей фотоионизации, непосредственно входило составной частью в общий алгоритм решения системы уравнений Штуббе. Миша Никитин соглашался участвовать в разработке физической постановки задачи, но считал, что всю вычислительную часть работы должны взять на себя Латышев с Захаровым. Юра же Багно кооперироваться с нами отказался, поскольку интересовавшая его теперь область Д в работе Штуббе не рассматривалась и требовала к себе особого подхода. А отказываться от намеченной Осиповым диссертационной темы Юра не захотел, что выглядело в общем-то естественным и не вызвало с нашей стороны особых претензий к нему. Жаль, конечно, что такой парень из ансамбля выпадает, но что поделаешь!
В очередной наезд Осипова в Калининград мы обсудили с ним целесообразность попытки воспроизвести работу Штуббе, быть может, в укороченном варианте. В целом Осипов нас поддержал, но рекомендовал проконсультироваться по этому вопросу с иркутянами, которые уже имеют некоторый опыт решения подобных задач, и посоветовал Гострему командировать кого-нибудь из нас в Иркутск к Полякову. Гострем выписал командировки мне и Косте Латышеву и напутствовал нас с несколько таинственным выражением лица как разведчиков, отправляющихся в тыл врага на опасное задание:
- Вы там, так сказать, никому ничего не говорите. Тема секретная, так сказать. Говорите, что вас направил заказчик - РТИ, Осипов, - ознакомиться с работами, которые ведёт для него иркутский университет, у них тоже договор есть. К Полякову не ходите, он всё равно ничего не понимает. Идите в 1-й отдел и попросите отчёты. Там всё должно быть.
И мы с Костей отправились в Иркутск.
109
В это лето мы с Сашулей собирались съездить к бабушке Фене на Алтай, куда она давно уже нас приглашала. Теперь я стал, наконец, прилично зарабатывать, и мы вполне могли позволить себе долгожданную поездку, не останавливаясь перед ценами на авиабилеты. А тут ещё командировка в Иркутск кстати оказалась: я решил идти в отпуск сразу после командировки и ехать на Алтай прямо из Иркутска. Этим я экономил на дороге, так как проезд от Калининграда до Иркутска мне оплачивался, а от Иркутска до Алтая всё же существенно ближе, чем от нашей самой западной окраины Союза. С Сашулей мы должны были встретиться уже у бабушки, до этого она (Сашуля) собиралась ещё навестить во Владимире своих родителей и нашу дочь, которая с июня обреталась там.
В двадцатых числах июля мы с Костей отправились самолётом сначала в Москву, где просто так проболтались полдня, попивая пиво, а оттуда поздним вечерним или даже ночным рейсом - в Иркутск, навстречу солнцу.
Перелёт с посадкой в Омске занял часов семь. "У нас с собой было", и мы почти не спали - в самолётах тогда сквозь пальцы смотрели на употребление алкогольных напитков, а курить и вовсе разрешалось. К Иркутску подлетали ранним утром по московскому времени, но в разгар дня по местному (разница в пять часов). День был ясный. С самолёта хорошо было видно Ангару, блестевшую на солнце в окружении бескрайнего тёмно-зелёного ковра, острова на ней. Вот она - Сибирь, "зелёное море тайги под крылом самолёта"!
С поверхности же земли столица Восточной Сибири - Иркутск - выглядела, мягко говоря, не столь привлекательно, как Ангара с борта самолёта. Какая-то негармоничная помесь глухой русской старины - одно- и двухэтажные деревянные дома со ставнями и при них небольшие дворы за огромными заборами и воротами (ворота составляют обычно большую часть забора), несколько каменных строений прошлого столетия в центре города - и невыразительных зданий советской архитектуры всех стилей. И Ангара в городе не смотрелась: широкая и быстрая река, да и только.
Как раз перед нашим появлением прошли ливневые дожди, и, несмотря на солнце, по городу струились мощные потоки грязи, невесть откуда стекавшие. Костя заляпал грязью новые брюки и ругал Иркутск на чём свет стоит.
- Да, это не Калининград. Асфальт пожиже. А зелень, гляди, какая чахлая. Тополя. От них пух один, не то, что наши каштаны.
Иркутское пиво окончательно Костю доконало: - Моча какая-то зелёная! - Пиво, действительно, даже непохоже на пиво было ни вкусом, ни цветом, но и за таким местные жители охотились и стояли в длинных очередях.
Первым делом нам надо было где-то поселиться. Нас никто не ждал и гостиничных мест, соответственно, не бронировал, поэтому в центральные гостиницы мы и не совались, а провели полдня в поисках какой-нибудь ведомственной. И как ни странно, нашли какую-то стройтрестовскую, где нас поселили в огромном многокоечном номере. Оставшееся до конца дня время мы с Костей коротали за "Солнцедаром" - жуткими чернилами, восприятие которых мы небезуспешно пытались улучшить за счёт охлаждения кусками льда, выпрошенными в магазине (для нас их отковыряли в холодильнике - сумели же упросить!).
С Костей Латышевым мы были знакомы уже несколько месяцев, но тесно сошлись именно в этой поездке. Он оказался общительным парнем, не прочь поболтать за выпивкой, без которой, похоже, не мыслил провождения свободного времени. Выпить он мог много хоть чего и никогда не напивался, чему способствовало его могучее телосложение. Слоняясь с ним по Москве и здесь в Иркутске, мы познакомились поближе, и отношения между нами установились самые что ни на есть дружеские.
Костя рассказывал о своей учёбе в физтехе, над диссертацией он работал при КБ Королёва, а защититься ему помешала женитьба.
- Понимаешь, женился, комнату надо было снимать, ребёнок родился, дочка. Жена Галка, тоже калининградка, калымить заставляла, да и на пропой надо было иметь, так я на ученичках репетиторством до трёхсот рэ в месяц подрабатывал, а на диссертацию уж ни сил, ни времени не оставалось. Так и не успел в срок. Может, ещё доделаю. Только вот время идёт, результаты стареют, да и связи с физтехом порвались.
Я предлагал ему нацелиться на защиту по моделированию ионосферы: если удастся решить задачу Штуббе, то тут не одну кандидатскую можно сделать будет.
- Начинать всё сначала? - Косте явно не улыбалась такая перспектива. Но чёрт его знает... - Ладно, посмотрим.
На следующий день с утра мы разыскали университет, точнее, НИИПФ при нём - Научно-исследовательский институт прикладной физики, расположенный в большом старом, дореволюционном ещё здании на бульваре Гагарина недалеко от набережной Ангары. Нашли Бориса Гутермана - ответственного исполнителя темы, выполнявшейся иркутянами по договору о РТИ. Как и у нас, тема была обширная и включала в себя не только вопросы моделирования ионосферы, интересовавшие нас с Костей, а Гутерман как раз ими и не занимался. Больше же никого из работающих по этой теме не было - отпуска, да ещё Международный симпозиум по солнечно-земной физике как раз в эти дни проходил в Иркутске, о чём мы к стыду своему даже и не знали (Гострем наверняка знал, а нам почему-то не сказал), кто не в отпуске - там заседает.
Мы рассказали, как учил нас Гострем, что по поручению Осипова - нашего общего заказчика из РТИ приехали ознакомиться с их отчётами по теме, выполняемой для РТИ. Гострема мы не упоминали, как он просил. Гутерман безо всяких расспросов провёл нас в 1-й отдел, где нам выдали отчёты по Костиной справке о допуске к секретным документам. У Кости такая справка была, он имел допуск, а у меня - нет, но, видимо, я с достаточно уверенным видом вошёл в 1-й отдел, так что там не возникло сомнений по поводу наличия у меня допуска.
Часа за два мы просмотрели все отчёты и убедились, что в них не содержится ничего такого по части моделирования, что не было бы уже опубликовано иркутянами в открытой печати, а все их опубликованные работы нам были хорошо известны. Разработки иркутян (Климов, Кринберг, Гершенгорн) существенно уступали по сложности не только работе Штуббе, но и работам других зарубежных исследователей (Рюстер, Херман и Чандра). Это означало, что пока в Советском Союзе нас ещё не опередили, поскольку иркутяне - самая сильная в стране фирма ионосферного моделирования - на постановку задачи типа Штуббе не замахиваются. Но и учиться, занимать опыта решения такого класса задач не у кого. Всё надо будет осваивать самим.
Из НИИПФа мы отправились в недавно построенную гостиницу "Ангара", лучшую в городе, где проходил Симпозиум по солнечно-земной физике. К великому нашему удивлению нам предложили зарегистрироваться как участникам и, если желаем, поселиться в этой гостинице - видать, не все приехали, и пропадала бронь. Мы, конечно, такое желание высказали, хотя Костя и поколебался немного из-за высокой, на его взгляд, стоимости мест: два шестьдесят в сутки в двухместном номере, а в стройтрестовской гостинице мы платили меньше рубля. Я пристыдил его за крохоборство, и мы поселились в "Ангаре", после чего Иркутск нам стал казаться гораздо симпатичнее.
А ещё более приятная неожиданность - здесь оказался Борис Евгеньевич, и мы несколько раз тепло поболтали с ним о том, о сём. Я расспрашивал о Славе, Аллочке, Юре, рассказывал о преподавании, о новом направлении своей работы. Б.Е. был искренне рад, что у меня всё в порядке с работой. Про выборы я благоразумно не стал ему ничего рассказывать, дабы не огорчать его своим неследованием советам, которые он давал мне в письмах.
Мы с Костей покрутились на Симпозиуме, но ничего интересного для себя не обнаружили и отправились досматривать Иркутск. Съездили на плотину ГЭС, полазили по крутым, поросшим лесом, полускалистым берегам Иркутского моря, которые выглядели намного живописнее берегов Ангары в городе. (продолжение следует)