Вошла в кабинет, стремительно прошагала к дивану, плюхнулась, отбросив с плеча в сторону лёгкую белую сумочку: "Привет!".
Схватила лежащую рядом газету, расстегнула на тесноватой кофточке пуговичку, принялась обмахиваться: "Ну и жарко!..". Следующая пуговичка или расстегнётся вот-вот сама, или треснет.
Бросила газету, привстала, потянулась к моему столу, повернула к себе вентилятор. Опять упала. Длинные светлые волосы полыхнули назад, заструились: "Уф, как хорошо!". Нога на ногу, потом села свободнее, чуть раздвинув коленки, запрокинув голову, раскинутыми руками облокотившись о спинку дивана.
- Тебе не кажется, что ты забыла что-то надеть?
- А? Что? - выпрямилась, вскочила, оправляя, оттягивая книзу узкую короткую юбку. Очень короткую. Потому что всё равно было заметно, что трусиков на ней нет и из-под кромки юбки оставался выглядывать пухлый бугорок лобка, а ещё чуть ниже - капризно сжатые бантиком розовые женские губки.
- Мать моя женщина! А я-то ещё иду и думаю: что это на меня все так глаза пялят! Даже бабы...
Опять попыталась подтянуть книзу эластичную алую ткань и проследила взглядом, как она сползла обратно кверху, снова обнаружив и обнажив...
- Что так гладко выбрилась? На свидание куда собралась?
- Да, нет... Просто... жарко... Да и самой как-то приятно рукой провести, когда гладко всё. Ты же бреешься?.. Господи, как же я теперь на улицу-то выйду?
Прохожу в соседнюю комнату. За машинкой сидит Элла Фёдоровна. Секретарша. Женщина средних лет, очень строгих правил. Высоко, на все пуговицы, застёгнута белая кофточка. Очень длинная черная юбка с едва заметным разрезом. На одной из картин Серова есть похожая крепость. Эта моложе. Свежее.
- Элла Фёдоровна, не выручите? - взглядом показываю на свою гостью, которая растеряна и в явном смущении. Заметив, где остановилось, запнулось внимание строгой секретарши, девушка поспешно прикрылась ладошкой.
- Дома забыла, - я попытался всё объяснить. Только здесь хватилась, теперь как на улицу выйти? - Не выручите? - я опять повторил свой странный вопрос.
- Н-ну, не знаю... - медленно, с расстановкой, стала отвечать Элла Фёдоровна. Она носила пенсне. Эдакое самостоятельное приспособление от близорукости с зажимчиком для переносицы. Элла Фёдоровна двумя пальцами расслабила зажимчик, положила пенсне среди рукописей, сбоку от машинки. Потом встала, на секунду задумалась, неожиданно наклонилась, подняла свою чёрную, нескончаемую юбку, и...
- Возьмите - сказала она, протягивая мне клубочек каких-то шнурков. - Только сегодня утром, они абсолютно свежие - добавила Элла Фёдоровна и гордо отвернулась к окну.
Будучи человеком совершенно консервативных взглядов на консервативную Эллу Фёдоровну... я развернул клубочек: среди шнурков - полупрозрачный шелковый треугольник. Фиолетовый.
- Ну, Элла Фёдоровна, - никак не ожидал...
Элла Фёдоровна не удостоила ответом, всё так же глядя в офисное окно.
Я протянул клубочек девушке, попавшей в столь неловкое положение. Мне, впрочем, мало знакомой. Она взялась прилаживать на себя шнурки. Шёлковый треугольник всё норовил сдвинуться то в одну, то в другую сторону с гладкой поверхности весьма выпуклого лобка. Потом вершинка треугольника провалилась, зафиксировалась где-то в тупичке раздвоенного копытца. Корректирующий шнурок спрятался, пропал сзади, среди яблочных полушарий.
- Подумают теперь, что шлюха, - сказала моя, почти незнакомая мне, посетительница, и, органически прихватив за длинный ремешок свою белую сумочку, из кабинета вышла. Ушла.
- Зачем приходила? - часом позже, выйдя из лёгкого коматозного состояния, подумал я. Повернул к себе вентилятор.