Я медленно умирала (Uma Geybulla) / Проза.ру

Онкология - слово, которого боятся все, кто имеет к нему отношение - прямое или косвенное. Больные и родственники больных.
Я тоже прошла через это и хочу поддержать и успокоить тех, кто, быть может, в этом нуждается. Когда имеющие все регалии врачи, которые работают в данной области, заявляют, что есть злокачественные опухоли, от которых можно излечиться (конечно, если вовремя начать лечение), большинство больных не верит этому. Но мне, не врачу, надеюсь, вы поверите.
В нашем городе имеется 2 медицинских учреждения онкологического профиля - Республиканский онкологический центр и городской онкодиспансер. В последнем я оперировалась дважды, а вернее – трижды: еще при подготовке к первой операции я узнала, что в дальнейшем мне предстоит и вторая. «Не будем спешить со второй» – сказал профессор. Однако пришлось поспешить - из-за другого органа, в котором тоже было обнаружено новообразование. Поэтому вторую и третью операции мне сделали под одним наркозом - работали хирурги разных профилей, высокие профессионалы и милейшие, кстати, люди. Со столь искренне-участливым отношением к себе и к другим я не встречалась больше ни в одном лечебном учреждении, пациентом которых была за последние 7 лет. Не только хирурги, но и весь медперсонал этой клиники, с которым мне пришлось общаться, умел так ободряюще улыбаться и разговаривать! Помню, как меня учили в реанимации правильно вставать с постели, учили ходить так, чтобы меньше было боли. А швы у меня были - какие могут делать только первоклассные портные!
Гистологический анализ показал, что все образования были доброкачественными. Домой меня отпустили с наилучшими пожеланиями. Никаких разговоров о необходимости последующих обследований. Это было в 1994 году.
Спустя год на УЗИ я узнала о появлении новых образований в тех же органах. К тому времени я уже была наслышана о подобных случаях, потому, наверное, и не стала особо переживать. Просто через определенные промежутки времени наведывалась в Диагностический центр и получала врачебное заключение о наличии и размерах «кист», но к врачам не обращалась. Через три года совершенно случайно обнаружила «шишку» глубоко в подмышечной области. Хотя знала, что если увеличиваются лимфоузлы, это нехороший симптом, все же решила подождать еще месяц. Тем более, что сомневалась: есть «это» на самом деле, или мне кажется…
Ровно через месяц при очередном посещении Диагностического центра врач, как всегда, написала заключение о размерах всех «шишек», у меня имеющихся, но строго наказала завтра же обратиться к специалисту, которого она хорошо знала. Я так и поступила и… узнала, что у меня подозревают раковую опухоль. Сказать, что я как бы получила удар молотком по голове, или под ногами провалилась земля, значит, ничего не сказать вовсе. Мне и сейчас тяжело описывать тогдашнее свое состояние. А в какое замешательство пришли мои родные, когда узнали о диагнозе!
Тогда знакомый врач настоятельно рекомендовал обратиться в Республиканский онкоцентр, и, как бы между прочим, намекнул, что, будь я после проведенных операций под наблюдением, до этого бы дело не дошло. Но я, говорю это совершенно искренне, нисколько не винила своего первого хирурга. Потому что сочла случившееся просто испытанием Судьбы. Моя подруга, которая приехала потом из другого города навестить меня во время химиотерапии, успокаивала меня именно так: «Знаешь, Всевышний таким образом испытывает людей хороших и наказывает плохих». И я улыбалась про себя, потому что не считала себя плохим человеком (а кто считает себя таковым?).
Хирург, который посмотрел меня, и про которого наш знакомый сказал, что он – номер один в нашем городе в этой области – сразу же отправил меня на УЗИ своей больницы. Там мне дали заключение, подтверждающее подозрение.
С этого момента я только и думала, что о смерти. Тогда я не знала, что можно излечиться от этой страшной болезни. В голове крутилась только одна мысль: «Все. Это конец». На миг закралось сомнение: «Неужели? А может, здесь ошибаются?» Появилась соломинка надежды: «Да, конечно ошибаются. Ведь в Диагностическом центре врач этого не написала. Надо бежать к ней». Не объясняя причины, пока мы шли от УЗИ к хирургу (они находились в разных корпусах), я попросила сразу же отвезти меня в Диагностический центр. Благо, ехать было недолго - от Онкоцентра до Диагностического - несколько сот метров.
Я вбежала в кабинет УЗИ, не обращая внимания на стоящую перед дверьми очередь: «Доктор, мне говорят, что Вы ошиблись в диагнозе, что у меня увеличены лимфоузлы, и подозревают злокачественную опухоль. Напишите здесь, что Вы правы, а не они, переубедите их, пожалуйста». Она ответила извиняющимся тоном: «Дорогая, как я могла написать, что обнаружила? Тем более, что Вы же были одни? Недавно был случай с женщиной, которую чудом успели остановить, когда она хотела броситься с пятого этажа с заключением врача в руках. После этого я опасаюсь писать заключение открытым текстом, и поэтому срочно отсылаю больного к специалисту». Зацепиться было уже не за что. Слезы, которые катились по моим щекам, камнем падали на мраморные лестницы Центра, эхом отдаваясь в ушах. Я начала умирать. С каждой минутой. В тот день у меня ни разу не появилась мысль о чуде, ни разу не посетило даже сомнение в поставленном диагнозе.
Через день состоялся консилиум в присутствии моих близких, по окончании которого меня пригласили в кабинет и сказали: «Вы должны знать, что серьезно больны. Но это излечимо. Лечение будет длиться примерно полгода, в следующем порядке: химиотерапия – операция – химиотерапия. В ходе лечения могут быть изменения. Вы получите лекарства, обеспечивающие самую высокую гарантию на излечение. Но Вы должны помочь себе и сами. Это очень важно». После слов доктора по «химии» я была одного цвета с моим зеленым шейным платком.
Лечение началось в отделении химиотерапии, а после них мною должны были заняться в хирургическом отделении. Пять дней шла подготовка к «химии», и я продолжала умирать. Это происходило днем, в присутствии других, и особенно ночью, когда я оставалась одна и умирала молча, про себя.
Последней ночью перед химиотерапией вдруг меня кто-то остановил: «Подумай хорошенько. Зачем бояться, если это не будет больно?» Почему-то я всегда думала, что смерть - это очень больно. Это была первая остановка в течении моих мыслей о конце. «Кто-то» продолжал: «Еще: ведь ты можешь быть в числе тех, кто излечивается при помощи врачей и лекарств». Я не противилась рассуждениям этого «кто-то» внутри меня: «А потом, врачи тоже могут ошибаться. Не ошибается только Господь Бог»… Некто явно остановил процесс моего падения вниз.
Конечно, я не стала слепо верить в существование этой очень тонкой ниточки, которая могла связать меня со светом в конце тоннеля. В моем положении это было бы нереально. Но, тем не менее, во мне произошел какой-то перелом. И шла я на первое вливание - первую «химию» - уже не с видом «смертника», а походкой просто очень больного человека. И я сильно, очень сильно нуждалась в поддержке врачей. Как и все другие больные.
Но я ошибалась. Оказалось, что в Онкоцентре лечат исключительно медицинскими препаратами. Здесь делают свою работу, как бы на заводе штамповали изделия. И все время, что находилась на лечении, я чувствовала себя неодушевленным предметом, который нужно подержать в каких-то растворах, спилить ненужные части, придать товарный вид и т.д. Конечно, делается все профессионально, но при совершеннейшем отсутствии человеческих чувств. Я не выдержала и спросила как-то молодого ассистента: «В вашей клинике запрещено просто поговорить с больными, улыбнуться им?»
Это было между курсами химиотерапии. А во время «химии» я ни о чем вообще не могла рассуждать, ибо не соображала вовсе. Но не переставала удивляться поведению врача, красивой на вид женщины, которая не находила времени постоять рядом несколько минут, пока не попросишь, когда в течение 3-4 часов приходилось лежать под капельницей при «химии». Брат успокаивал меня: «Нам нужно, чтобы они вылечили тебя, а не чтобы улыбались тебе». Хотя думаю, что не только мне, да и всем больным необходимы и приветливость доктора, и его умение поддержать добрым словом - разве это тоже не метод лечения?
Плохое забывается быстро. Как хорошо, что это так. И если меня спросить, что испытывала при «химии», не смогу ответить. Мозг заблокировал те ощущения, оставив их «там». Конечно, внешнее проявление «химии» еще несколько месяцев преследовало меня. Ибо моя лысая голова, полностью напоминающая череп новорожденного, запечатлена на паре снимков, сделанных в домашней обстановке. Результат 2 курсов химиотерапии оказался не просто обнадеживающим, а как сказали врачи, неожиданным: очаг локализовался, а опухоль под мышкой стала совсем маленькой, почти исчезла. Еще через месяца нам предложили выбор: или консервативное лечение (еще несколько курсов «химии», затем - облучение и опять «химия»), или же радикальное (операция). Все мои «проголосовали» за операцию, я тоже.
В день операции мне пришлось выдержать поддерживающе-сочувствующие взгляды больных, которые были наслышаны о том, что я не впервые попадаю «под нож», и вместе с тем получить от них положительные эмоции. Потому что среди больных, в отличие от врачей, было немало веселых (несмотря на диагноз) людей. В операционной было очень-очень холодно. Приказали снять даже платок с головы, а мне было так стыдно из-за лысины. Это было ужасно. Ведь на предыдущие операции я шла во всеоружии (кто знает, чем все может кончиться, пусть буду опрятна в приемной Всевышнего): маникюр, педикюр, даже волосы укладывала в парикмахерской.
Пока готовились к операции, у меня от холода зуб на зуб не попадал, била еще нервная дрожь. Все молилась: «Боже, хоть бы скорее начал действовать наркоз». По-моему, прошла целая вечность, пока это произошло… В реанимации чувствуешь себя такой забытой и всеми брошенной. Особенно в этой. Медсестра все время спрашивала, сколько курсов химии я получила. Зачем это ей было нужно, до сих пор остается для меня загадкой.
На второй день после операции врач сделал мне перевязку. Вся «химия» меркнет перед этой первой послеоперационной перевязкой. Такую ужасную боль я испытывала впервые в жизни. Не знаю, какое у меня было выражение лица, что даже медсестра, помогающая доктору, плакала вместе со мной. Больше всего мучили трубки, воткнутые в раны. Они доставляли нестерпимую боль, и я никак не находила позы, при которой перестала бы ее ощущать. Однако носить в себе трубки пришлось очень долго, пока не вытекла вся «грязь» из ран. И при каждой перевязке я умоляла врача, чтобы он снял этот «саксофон». Когда пришел ответ гистологического анализа, я почувствовала себя героиней романа. «Такого мы никак не ожидали» - сказал доктор.
Реабилитационный период. Лечебная гимнастика. Перевязки. В течение целого месяца мой хирург самолично обрабатывал мои раны. Он начал даже улыбаться и шутить. Может быть, он боялся казаться бездушным раньше, когда этого не делал, потому что его пугал мой диагноз? Затем я получила отпуск до конца следующего месяца. Дальше обследования - через каждые полтора месяца.
…Прошло уже почти два года. Теперь я обследуюсь реже. Доктор, когда выписывал меня из больницы, сказал, что я теперь полноценный человек и могу делать, что хочу, ни в чем себя не ограничивая. Разве это не повод радоваться жизни и делиться своей радостью с другими? Разве не счастье, что, несмотря на пережитое и следы от пережитого, я могу веселиться и веселить других, а на вопрос «как дела?» отвечать бодрым голосом «прекрасно»?
Хочу сказать, что даже злокачественные опухоли не так страшны, если мы хотим жить, и верим в себя, и нас в этом поддерживают родные. Конечно, нужно еще и доверять врачам. И ни на йоту близко не допустить мысли, что это может быть началом конца. Надо вовремя обратиться к врачу, не откладывая это посещение на следующий день. И необязательно для этого ехать за границу. Знаете, после «химии» меня нередко посещало сомнение в поставленном диагнозе. Я и сейчас допускаю подобную мысль. А может, именно это и спасло меня? Отгоняйте от себя тяжелые мысли и думайте о том, что очень скоро кончатся ваши страдания, и опять жизнь пойдет по своему руслу.
Мне не раз приходилось успокаивать людей, волей судьбы ставших «онкологическими» больными, и почувствовать себя в роли недостающего звена в цепи «врач - пациент». Это ли не счастье - увидеть выражение лица воспрявшего духом человека, в чьей душе после разговора с тобой зажглась надежда на выздоровление?
Не лишайте себя удовольствия сделать попытку спасти себя. Верьте себе, и да поможет вам Господь.

            С пожеланием чуда в вашей жизни
            «бывшая» онкологическая больная У.Г.

            1999 год.