Мне 19 лет. Я – маленький тощий очкарик с прыщами и комплексами, в связи с чем обожаю читать романы Стивена Кинга и смотреть кровавые молодежные фильмы. Надо ли вам говорить, что мне не очень везет с девушками? Впрочем, речь поначалу пойдет не о них. Пожалуй, на этом резюме можно закончить, и позвольте мне перейти к делу. Сегодня я хочу рассказать вам страшную историю, которая приключилась со мной в метро.
Последнее время в метро происходят жуткие события, – правда, в основном, в Москве. У нас в Питере все спокойно, даже несмотря на то, что метро здесь предпочитают строить ПОД рекой, а не НАД. И дело тут даже не в отсосе-губернаторе, который со всей своей уебищной определенностью доказал миру, какая именно страна является «страной неограниченных возможностей» для всяких мудаков и пустозвонов. Нет, дорогие мои так называемые друзья, наш губернатор вовсе не поставил на уши милицию, этих одноклеточных пидоров в серой форме, заставив их быть хоть чуточку побдительнее, хоть сдецл повнимательнее, хоть самую малость исполнительнее. Я-то знаю их бдительность: очень бдительно они шугают лишь торговок в переходах, да отлавливают подвыпивших лохов, разлучая тех с последними грошами, чтобы с чувством выполненного долга завалиться в свои конуры и, гавкнув пару раз на жену, нажраться до умопомрачения. Меня, кстати, ни разу не заметали: у меня на морде написано, что я пуст, да и не пью я, вообще-то (то есть, бухаю, разумеется, время от времени, но в сильно пьяном виде по улицам и метро не шатаюсь). Так вот, что касается безопасности питерского метро: я думаю, что черножопым террористам до слез жалко расходовать на него силы и тротил. Рванет-то, конечно, не хуже, чем в Москве, и людей угробит наверняка не меньше, но эффект все же будет не тот. Голимым будет эффект.
Но инциденты в нашем метро, конечно же, бывали. Не по вине злобных чеченских ублюдков, а по вине совсем не пресловутого русского раздолбайства. Я имею в виду тот случай с козырьком на Сенной, когда у него не выдержали стальные нервы и он превратился в братскую могилу, которую, впрочем, довольно быстро распотрошили гробокопатели в желтых касках. Могли отрыть и меня, если б я вошел под сень этого зловещего козырька чуть позже. Мое счастье, что занятия в техникуме заканчиваются так рано, особенно если большую часть учебного дня торчать в парке или, если зима, в кабаке.
И с тех пор я всегда хожу через Садовую… Пусть говорят, что в одну реку дважды не войти, мне не хочется это проверять.
Ну, не суть. Это было, так сказать, интро. Теперь, с вашего позволения, я перейду к основной теме. День, когда случилось это неописуемое происшествие, был обычным летним днем. Я даже буду совсем точным: 29 июля 2000-го года. Какая стояла тогда погода, значения не имеет, – в метро нет погоды, зато большую роль играет время. Когда я зашел в метро (ст.м. Звездная), большие зеленые цифры на часах над эскалатором показывали половину девятого. То есть настала та спокойная, умиротворенная пора, когда чрево метрополитена, переварив ежедневную массу человеческих калорий, как следует испражнилось, а теперь отдыхало, балуясь легкими закусками, да порыгивая.
Самое раздражающее в метро – это, безусловно, пассажиры. Особенно бабки со своими тележками. Всегда, когда спешишь побыстрее оказаться внизу тормозного эскалатора, на твоем пути встречаются хозяйственные сумки и тележки, которых, видите ли, не касаются какие-то правила, оговоренные теткой через репродуктор!
Впрочем, я на этот раз никуда не торопился – просто ехал домой со Звездного рынка, но бабки, в натуре, бесили… Одна такая старушенция вломилась вместе со мной в вагон, в котором, видит Бог, было достаточно свободных мест, и согнала с места скромную девчушку-двоечницу, листающую истрепанный конспект (собственно, на основании этого я и сделал вывод, что телка – двоечница, все-таки нынче лето, каникулы, на кой ляд ей читать свою паршивую тетрадку – не иначе как готовиться к пересдаче). Такие бабки никогда не подойдут к жлобам, хлещущим пиво и занимающим огромной жопой сразу два места, они знают, что эти гондоны пошлют их на *** или еще куда подальше; своим подслеповатым взглядом седовласые бестии ищут беззащитность во плоти, задроченную жалкими остатками воспитанности, и всегда ее находят, потому что жертв у нас в метро предостаточно. Каждому хищнику – по жертве. А современные пенсионеры – всемирное зло; они нарочно раздражают нас своей медлительностью, тупостью и непробиваемой наглостью. Если послушать моего выжившего из ума деда, то раньше все обстояло с точностью до наоборот. Раньше, по его словам, молодежь была сволочной и хамоватой и именно ей свойственно было переть напролом, сметая все на своем пути при помощи хозяйственных сумок и тележок.
Когда я захожу в вагон и занимаю свободное место, сидячее или стоячее (хотя стоячее, конечно, лучше – тогда ты избавлен от мрачных взглядов стариков и надрывных воплей старух, а также им сочувствующих, причем, заметьте, сочувствующие обычно тоже сидят – вот сволочи, да? – и чего им не хватает, этим сраным борцам за счастливую старость?)…так… потерял уже нить… ну, короче, встаю где-нибудь в уголке и, прежде чем раскрыть книжку, окидываю взглядом вагон. Мне интересно, попадется ли среди всего этого отребья хоть одно человеческое лицо. Как правило, они попадаются, но очень редко, хотя, возможно, я и ошибаюсь. Смотреть надо быстро, потому что люди боятся, когда на них зырят, а особенно когда зырят в глаза. Я это знаю точно, потому как сам не являюсь исключением. Не знаю, в чем тут причина, мне вроде бы стыдиться нечего, а вот взгляда в глаза не переношу. По мне - это то же самое, что от всей своей поганой души харкнуть в чужую душу.
Наверно, ни для кого не является секретом факт, что метро притягивает всякого рода извращенцев. Вы, однако, можете возразить, что извращенцам тоже надо как-то передвигаться, но я имею богатый опыт поездок как на метро, так и наземным транспортом, и скажу вам со всей ответственностью: в автобусах вы легко можете встретить сумасшедших, а вот извращенцев, всяких сексуальных маньяков и прочей гнуси там не найдете. Их стихия – метро. Ну, оно и понятно, все-таки подземелье, андеграунд, не так далеко, и так близко – от ада. И насколько ж тяжко давалась постройка петербуржского метрополитена: потопы, смерти, прочая ***ня, – нет, ****ь, попасть в ад не так-то просто, дорогие товарищи, но зато КАК туда тянет, каждого пидараса, каждого работягу, утром и вечером, днем и ночью! Я уверен, что именно метро превращает обычное среднестатистическое быдло – в извращенца или, того хуже, серийного убийцу, или педофила, который прокрадывается в гущу детей и сладострастно дрочит через карман пальто.
На этот раз извращенцев, у которых прямо на их покатых лбах мелким косым почеркомс накарябано «изврощениц», я не обнаружил, зато увидал в дальнем конце вагона свободное место и немедленно проследовал туда, чтобы почитать книгу в комфортных условиях. Пенсионеров можно было не опасаться, нынче был не их час – эти твари уже насосались молодой кровушки за день.
Двери прищемили чью-то куртку, и с тошнотворным шумом рванулись назад стены. Подо мной стучали и топтали рельсы колеса, – я сразу представил себе: а что если б я сидел не здесь, а лежал метром ниже? Вот это месиво! Славная еда для подземных крыс.
Но крыс хватало и в вагоне. Одно такое уебище женского пола сидело передо мной в косухе и вертело головой, заросшей сальными волосами. И сосало пиво. У нее на физиономии было написано, что она любит сосать. А в свободное время – вмазываться. Она заметила, что я смотрю на нее, и улыбнулась. Никогда нельзя отличить улыбки от оскала, – люди ведь не только мастера носить маски, они возводят это в культ (вы ведь все помните эту шнягу – «Мистер Х», «Человек в железной маске», «Зорро»), – и я немедленно уткнулся носом в книгу, чтобы больше не давать этой сопливой наркоманке повода ломать мне голову. В книге я прочел: «поселок Монарховед, лен. область». Не иначе, как написано это было между строк, потому что в дальнейшем этой надписи я не находил. Да, это был какой-то знак лично мне. Несомненно. Стивен Кинг понятия не мог иметь о каком-то поселке в нашей ленинградской области, да что там Кинг, я сам впервые слышал это название. Я встревоженно завертел головой и закрыл «Томминокеров».
И тут поезд остановился, да так резко, что люди, висящие на поручнях, заполоскались как белье на ветру и чуть не попадали вповалку друг на друга. Ничего особенного в этом не было, подобные остановки в нашем метро не редки, но что меня всегда бесило, так это то, что некоторые отдельно взятые особи человеческого рода, удержавшись на ногах, никак не могут удержаться от «бля». Процеженное сквозь крупное сито желтых зубов «бля!» словно бы означает, что эта внезапная остановка навсегда исковеркала их жизнь и нанесла непоправимый ущерб душе, и лишь фантастическая выдержка и хладнокровие не позволяют человеку высказать все, что он думает. Остается только скромное «бля», лаконичность которого преисполнена презрения, досады и некоторого микроскопического героизма. Ну, а что касается меня, то эти остановки и эти «бля» – лишний повод возненавидеть еще сильнее человеческий род и пожелать ему скорейшей смерти.
Да ведь к тому все и идет, бежит и скачет во всю прыть. Сколько жить-то можно! И не думайте обо мне плохо – себя я не выделяю из общей массы, что всем – то и мне. Навряд ли я уцелею.
Однако, я опять отвлекся.
Итак, поезд остановился и замер. Стоял привычный, негромкий шум слившихся в одно целое голосов, очень усыпляющий и скучный.
Через несколько минут раздался грохот, и поезд тронулся. Но наш вагон, а был он в составе последним, остался стоять на месте. Мы оказались совершенно одни и сразу заволновались, поняв, что дело пахнет жареным. Самому тупому кретину стало ясно, что первый же поезд, следующий за нашим, так долбанет по заднице вагона, что от нас ничего не останется – мозги будут всмятку, мозги будут на стене и друг на друге. И, по-видимому, до этого замечательного события оставались считанные секунды.
Благодаря Стивену Кингу я давно понял, что экстремальная ситуация – это, пожалуй, самое интересное, что может случиться в жизни, поскольку только конкретная встряска позволяет сделать правильные выводы о людях и, главное, о себе. Я даже немного мечтал о том, чтобы в такой ситуации оказаться, естественно, при условии, что выйду из нее живым. И вот я в ней. Здравствуй, экстремальщина! Должен сказать, что я ничуть не испугался. Напротив, я жадно стал всматриваться в людей, чтобы посмотреть на их реакцию и убедился в том, что большинство людей безнадежно тупы. В то время, как я успел взвесить шансы на успех выжить, успел оценить свое состояние, успел передумать множество вещей, люди сидели или стояли с традиционно постными физиономиями, даже волновались они как-то вяло… все было так, словно ничего не произошло. До них все доходило медленно – я сравнил это с бикфордовым шнуром. Медленно, медленно ползет огонек по нему, зато потом, как ****ёт!!! И звиздец. Я стал ждать, когда же наконец прорвутся эмоции и вагон захлестнет паника и всеобщая истерия, когда люди будут биться от страха в конвульсиях, когда они совсем потеряют голову… Что же они будут делать перед смертью? А теперь буду совсем честным: я рассчитывал на то, что люди превратятся в животных, и мне можно будет трахнуть какую-нибудь хорошенькую девушку, хотя бы ту, которая двоечница, и чтобы никто не заботился о морали, и своем честном имени, и цивилизованном лице.
Только бы хватило времени…
Ко мне вдруг повернулся сосед, рыжий и здоровый пацан в футболке «Милана», с прической, похожей на аэродром, и сказал:
– Че-то странно. Почему свет горит?
Меня сперва потрясло, что ход его мыслей совпал с моим, но потом я понял, что он все же катастрофически глуп и озадачен сейчас иными вопросами. Его, видите ли, интересует, почему в вагоне горит свет, хотя отсутствует электрическая связь с поездом, вместо более насущного вопроса зачем он горит, когда лучше было бы, если б он не горел и не мешал пассажирам дичать.
Тут какая-то массивная тетка, задевая подбородками свои же собственные плечи, закрутила головой, пытаясь что-то увидеть, а потом закричала:
– Где кнопка вызова машиниста?!
Этот нелепый вскрик продрал всех морозом по коже.
Немедленно привстал старик в коричневым костюме, которым обедало не одно поколение моли, и, тряся головой с голубой детской кепкой на ней, трескуче прохрипел:
– Это терракт! Терракт это! Чеченские террористы!
И так думал явно не он один, почти всем эта идея приглянулась, все лица строго и сурово вытянулись. Но особенно эта идея, по-видимому, тронула парня в клубной куртке и просторных штанах со множеством карманов, с диджейской сумкой на коленях. Поплевав на ладонь, он пригладил короткие обесцвеченные волосы и прытко вскочил на ноги.
– Да-а! – потрясая руками, гулким голосом крикнул парень. – Это я сделал! Ах-ха-ха! Аллах акбар!!!
Он поскакал на середину вагона.
Ощутимо запахло безумием. И мне это понравилось!
Люди остервенело молчали, но ведь скоро они начнут терзать этого пидора, разрывать его на куски! Это просто неминуемо! Я был в этом прямо-таки убежден.
Доскакав до середины вагона, парень остановился и заорал:
– Шу-у-утка! Ведь не мог же я сделать это сквозь стену! Я не телепат!
Возмущению пассажиров не было предела. Тетки, бабки и старики начали судачить между собой об идиотизме этого клоуна, а контингент помоложе угрюмо смотрел на него, завидуя его бесстрашию. Да я и сам с досадой подумал: почему он, а не я стал массовиком-затейником, этаким борцом с паникой.
Крашеный урод не угомонился. Расхаживая по вагону и вращая глазами, он хлопал молодых теток по голым коленям, улыбался и нес какую-то околесицу. Вдруг остановился и очень громко сказал:
– Чуваки и чувихи! Послушайте анекдот.
Все, без исключения, посмотрели на него. Можно было подумать, что их заинтересовал какой-то дурацкий анекдот.
– Итак, ситуевина такая, – начал рассказывать парень. – Портовая таможня. Таможенник проводит осмотр. Спрашивает у хозяина: «Наркотики есть?». «Есть», – отвечает тот и выкладывает чемодан, битком набитый наркотой. «Вот, здесь кокаин, здесь героин. Все упаковано». Таможенник охреневает и спрашивает: «Может, у вас и оружие есть?» «Как же, как же! Вот, пожалуйста» – говорит хозяин и выкладывает второй чемодан. Таможенник открывает его и видит, что чемодан набит пистолетами, автоматами, гранатами и всем таким дерьмом. Он уже совсем прихуел и говорит: «Че, может, у вас и валюта есть заодно?». Без лишних слов хозяин вынимает третий чемодан. В нем миллион бачей. Изумлению таможенника нет пределов. Он офигевше спрашивает: «И это все ваше???»
Тут наш ****утый петросян, явно пребывающий под воздействием каких-то стимуляторов, неудержимо захохотал, его прямо-таки согнуло от хохота, и на глазах у него выступили слезы. Но все же сквозь всхлипы и всхрипы он закончил свой анекдот:
– Нет! Это – ваше!! А мое… (в этот момент я думал, что мудак лопнет со смеху) – в трюме!!!
Он хохотал так заразительно, что часть истерии передалась и некоторым другим пассажирам. Я видел виноватые улыбки, кто-то фырчал, пытаясь удержаться от смеха.
Впрочем, через минуту все успокоились. Парень подвинул двух школьников и сел между ними. По мокрым морщинам на его лбу можно было понять, что он силится вспомнить другой анекдот. Лицо его было покрыто красными пятнами, а глаза превратились в щелки после долгого изматывающего смеха.
Теперь настала очередь другого деятеля. Это был солидный и рассудительный мужчина в сером деловом костюме и очках. Хорошо поставленным голосом он произнес:
– Надо выломать переднюю дверь и пойти пешком до ближайшей станции.
И как только это не пришло остальным в голову! Некоторые со злобой посмотрели на него, что неудивительно – кому хочется чувствовать себя дураком, но большинство обрадовалось такому простому и в то же время эффективному решению.
Деловой мужчина не отказал себе в удовольствии еще раз поддеть злюк и добавил:
– Глупо ждать, пока тебя спасут, надо самому приложить к этому усилия.
Не выпуская из рук кейса, он направился к передней двери (возле которой, кстати, сидел я) и начал дергать за ручку. Дверь, естественно, не поддавалась. Повернувшись к аудитории, мужчина сказал:
– У кого есть что-нибудь тяжелое? Необходимо выбить стекло.
И в это время вагон начало трясти. Что стало причиной этого – хрен знает, но все напугались бог знает как.
И тут случилось самое ужасное: провалился пол! Прямо под нами оказалась бездна. Ни рельс, ни шпал – ничего! И в эту черную страшную пустоту улетел пол, а вслед за ним и люди, которые не держались, или слабо держались за верхние поручни.
Деловой мужчина все-таки успел схватиться за дверную ручку и теперь висел на ней. Очки у него сбились на бок, цепляясь за нос и правое ухо, кейс болтался совсем недалеко от бездны, но его хозяин явно не хотел с ним расставаться. Ко мне повернулось перекошенное немыслимым напряжением лицо. Мужчина прохрипел:
– Помоги!
Но я только оцепенело смотрел на него. И увидел, как очки медленно ползут вниз, а потом, не удержавшись, срываются и, кувыркаясь, исчезают в черной пустоте. А вскоре разжались побелевшие до цвета кости пальцы, и деловой мужчина полетел вслед за очками…
Я не удержался от того, чтобы не поглядеть на своего соседа, хотя прекрасно знал, какой взгляд встречу. Взгляд карающий, обращенный напрямую к моей совести: «Что ж ты, падла, не помог? Тебя ведь просили».
Такой взгляд я и встретил. Но вместо того, чтобы злобно огрызнуться: «А хули ты сам не помог?», я виновато отвел глаза.
А люди, висящие на поручнях, тем временем начали уставать. Я думаю, что в эту минуту они больше всего сожалели о том, что непонятно из каких побуждений не приучились занимать сидячие места. Эти люди болтали ногами и пытались поставить их на тех, кто сидел перед ними. А сидящие люди (особенно бабки) отталкивали наглые ноги, и висячие люди раскачивались и болтались над бездной, как candle on the wind, написанная для Мэрилин Монро, но посвященная принцессе Диане.
Некоторые не выдерживали качки и с ужасными воплями срывались вниз. А потом из темной и мрачной пустоты полезли гигантские розовые языки и начали лизать ноги всех, и сидящих и висящих, и тут по вагону пошла волна настоящей паники, и люди прыгали по коже сидений, то и дело сталкивая друг друга вниз…
Право слово, мне даже интересно стало, что же там делается внизу, какие там пасти, и какие зубы, и что вообще там такое, голодное оно или не очень, и прямо хоть бросайся туда и узнавай, чего мучиться… но вдали, в темноте туннеля вдруг замаячили огни, и вот оказалось, что никакие это не мистические огни, а тягач, который приехал, чтобы нас спасти.
Языки попрятались в бездне, слизнув напоследок зареванную девку в топике, отчаянно сучившую ногами, и пол вернулся на место. Паника, так и не достигнув экстремума, почти улеглась, а в наших мыслях воцарилось оцепенелое спокойствие, близкое к коме.
Нас дотащили до станции метро Московская, а там уж выломали боковые двери и выпустили наружу. Я немедленно взбежал по эскалатору и выскочил на вонючий проспект, залитый вечернем солнцем и потопленный в реве автомобилей. Вдали возвышался гранитный монолит, чья верхушка исчезала в прозрачном воздухе, – площадь Победы. Я сел на автобус и поехал домой. В пути я припомнил название , обнаруженное в «Томминокерах», – поселок Монарховед, и вдруг убедился в том, что мне необходимо отправиться туда.
Обычно у меня бывает так: я долго собираюсь что-то сделать, я разрабатываю детальный план, я размышляю над тем, какие трудности могут меня подстерегать. Я так долго готовлюсь, что со временем необходимость в деле отпадает – оказывается, что уже поздно, или, может быть, мне начинает казаться, что дело уже сделано… А может быть, я просто понимаю бессмысленность своей затеи…
Но с поселком Монарховедом все оказалось иначе. Это была не шутка, и приключение в метро стало знаком высших сил, которого, правда, я ни *** не понял. Вероятно, это было знаком для всех уцелевших пассажиров. Всем нам необходимо было что-то предпринять. Моей личной задачей была поездка в Монарховед. И я, вооружившись картой ленинградской области и телефоном, узнал, где находится это место, и узнал, каким утренним поездом надо ехать.
Промучившись всю ночь и все же не уснув, я встал с помятой постели в семь утра, нарезал сыру, колбасы, хлеба, завернул это дерьмо в фольгу, выпил кофе и, не говоря ни слова предкам, отправился на вокзал.
Поезд шел до Новгорода, и моя остановка была ближе к этому прекрасному древнему городу, в котором варят охуительный сбитень и медовуху и делают наи****атейшую водку, нежели к Петербургу. Утро было замечательным – свежим, прохладным, солнечным, но день обещал жару.
Я забрался в чрево еще одного рукотворного чудовища – слава Богу, что оно хоть не ползало в подземельях, и раскрыл книжку Стивена Кинга, надеясь вычитать еще хоть какие-то сведения о поселке Монарховед.
В книжке не оказалось ничего нового, и со временем мне надоело читать, я стал смотреть в окно. Поезд двигался довольно быстро в утреннем пространстве, косые лучи солнца пронизывали вагон. За пыльным стеклом видна была славная летняя картинка с будто нарисованными зелеными деревьями, голубыми небесами и снулыми овцеподобными облаками. Мною овладели всякие ленивые мысли. Думал я, как ни странно, о жизни, прийдя в результате к выводу, что самым правильным является образ жизни йогов, которые проводят ее в самосозерцании. У них, конечно, не жизнь в том уродском разрезе, в каком мы все ее понимаем; эти костлявые пидарасы в чалмах не стремятся урвать от бытия кусок побольше, чтоб потом не было мучительно больно за бесцельно продроченные годы жизни, – я хочу сказать, что действительно у них не жизнь, а лишь ее образ! И это очень характерно для такого эгоистичного существа, как человек, не правда ли? Как говорится, мир – это я. Зачем вводить себя в разболтанное и смятенное состояние, пытаясь взаимодействовать с другими мирами? Я пару раз зевнул, а потом вообще чуть не уснул, но все-таки не рискнул смежить веки, боясь проехать свою остановку.
Но вот, наконец, и она. На платформе я увидел деревенского мужика и, поборов смущение, спросил у него, как дойти до поселка Монарховед. Мужик неторопливо и степенно мне растолковал, и я отправился по проселочной дороге к этому ****скому поселку.
Я шел несколько часов. Шел неизвестно зачем. Что ждет хорошего меня в Монарховеде? В лучшем случае – ничего, а в худшем – местные гопники накостыляют мне по шее. Такие очкарики, как я, не вызывают у гопников симпатии. Но я все-таки шел, и сам этому удивлялся. Мужик обещал мне, что я дойду за три часа. Примерно столько времени я и шел… И вот я взобрался на пригорочек, и был ослеплен солнцем, отражавшимся от железных кровель домов. Теперь меня и Монарховед разделяла только небольшая прозрачная роща.
Я глубоко вздохнул и только собрался спускаться вниз, к роще, как услышал впереди шум и треск ломающихся веток. Из густого орешника выбежала девчонка и устремилась прямо ко мне. За ней бежали три парня, то и дело спотыкаясь.
Я тут же решил сваливать, но меня остановило то, что девчонка отчаянно крикнула мне:
– Спаси!!!
В моей голове промелькнула череда мыслей примерно такого содержания: я ее спасу… она мне даст… как я ее спасу?.. меня изобьют, а то и зарежут… она мне даст… я буду спасителем… В общем, стоял я, как вкопанный, а она тем временем подбежала ко мне и, схватив меня за руку, прокричала, безумно глядя мне в глаза:
– Что ты стоишь? Бежим!
Это решение мне понравилось, хотя неуместно говорить «понравилось», это решение было единственным верным, и мы погнали. Девчонка сразу опередила меня, и ее толстая черная коса извивалась передо мной, как змея, а на ее спине, на белом сарафане я увидел капли крови.
Я прибавил ходу, хотя знал, что очень скоро выдохнусь. И я, разумеется, оглянулся, чтобы увидеть наших преследователей.
Эти козлы выдохлись уже давно. И все трое были немного похожи на меня, такие же щуплые прыщавые недоноски. И с руки одного из них капала кровь. Он-то и крикнул мне, задыхаясь:
– Стоймудак!
Но я был бы мудаком, если бы остановился, и я почесал дальше. А девчонка маячила далеко впереди, совершенно не сбавляя темпа и не чувствуя усталости.
Вскоре парни отстали и, видно, прекратили погоню. Но они еще долго кричали мне вслед: «стой!», «стой!»
Минут через десять я понял, что больше не могу бежать, и расстояние между мной и девчонкой увеличилось еще сильнее. Почувствовав это, она сбавила ход. А я, увидев, что она тормознула, вообще пошел шагом.
– Все, больше не могу! – выдохнул я.
– Нельзя останавливаться! – крикнула она. – Если хочешь спастись, надо полностью измотать себя.
– Они нас больше не догоняют, – тяжело дыша, возразил я.
– Это совсем неважно, – ответила она. – Ты должен меня спасти и забрать отсюда.
Я стал думать, что мне с ней делать, и куда вообще ее деть, если вдруг заберу с собой в город. Ведь не домой же ее вести. Да и кто она вообще такая?
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Лена.
Я так ничего и не смог придумать. Но мне не хотелось, чтобы она пользовалась моей доверчивостью. Ситуация становилась идиотской. Совершенно очевидно было, что она – девочка безбашенная, и с ней невозможно говорить нормально. Глупо было с ее стороны просить меня о помощи. Куда, ****ь, я тебя заберу?! Но, с другой стороны, существует вероятность, что она мне отдастся, в виде компенсации за помощь. Я воспользуюсь ее доверчивостью, а с совестью потом как-нибудь договорюсь. Только я не был уверен в том, что мой план увенчается успехом, и я поступлю так, как следует поступить мне, а не так, как ей.
Особенность умных людей в том, что они сначала думают, а потом забывают действовать. Я человек умный, поэтому мы уже дошли до платформы, а я так ничего и не сделал. Зато мыслями ушел далеко-далеко в будущее.
Я купил два билета. И мы дождались поезда. Все это время мы молчали, потому что мне трудно разговаривать с девушками, а Лена просто молчала, заискивающе поглядывая в мою сторону.
Дело близилось к вечеру, солнце клонилось к горизонту. К своему ужасу я почувствовал, что неимоверно хочу спать – сказались последствия бессонной ночи.
Вагон был совершенно пустой. Преимущество этого конкретного поезда выражалось в наличии очень мягких и удобных сидений. Я устроился сразу на двух, и глухой сон неожиданно склеил мне веки.
Проснулся я от резкой, кошмарной боли в левом предплечьи
. Открыв глаза, я посмотрел на руку и увидел, что из нее вырван кусок мяса. Спасенная мною Лена сидела напротив меня, освещенная лучами красного солнца, и жадно ела мое мясо. Перед тем, как потерять сознание от боли и страха, я страшно удивился тому, что на мое тело кто-то прельстился и вдруг вспомнил одну историю, приключившуюся со знакомым моего брата, и очень скоро от меня не осталось ничего, кроме этого воспоминания…