МИКРОДЕМБЕЛЬ
8 июня нас подняли в половину шестого. Стараясь не шуметь, дневальный разбудил отъёзжающих. Четырнадцать младших сержантов из второго батальона отправлялись на юг. Команда 433 — крымское направление: кто-то осядет по дороге в маленьких частях при железнодорожных узлах Дарницы и Джанкоя, но большинство поедет в Феодосию. Двенадцатое управление министерства обороны подготовило младший командный состав и теперь размещало его по своим феодам.
Сегодня, впервые за полгода, было наше время. Никем не подгоняемые, мы лениво отправились мыться, небрежно шаркая тапочками. Из-за решётки оружейной комнаты на нас угрюмо таращились наши бывшие сержанты — командиры отделений и заместители командиров учебных взводов. Их по давней традиции в дни отправок запирали от греха подальше. Ключи от ружпарка хранились у командира роты, который опасливо наблюдал за нами с порога канцелярии. На всякий случай он придерживал за ручку дверь, готовясь моментально её захлопнуть, запереться и звонить дежурному по части, чтобы высылал из караулки офицеров с автоматами. Сам ротный был вооружён пистолетом, но мы не собирались отнимать у него ключи, дабы напоследок поквитаться с нашими мучителями. Лично мне было всё равно: сержантов моего взвода предусмотрительно отправили одного в отпуск, а другого в командировку за молодым пополнением, и мстить оказалось некому.
Умывшись и одевшись, мы забрали из сушилки заранее уложенные вещмешки и двинулись к выходу. Меня вышел проводить Амосов — один из немногих, кто остался из нашего взвода. Он был приписан к команде, отправлявшейся через два дня.
— Ну — хрипло пробасил он, хлопнув меня по плечу, — не забывай старого Амэна!
— Хай-хай, — подмигнул я и цыкнул зубом.
Так и попрощались. Пожали руки, и я вышел из расположения третьей учебной роты. Больше мы никогда не виделись.
На огромном, по слухам, втором по величине строевом плацу в/ч в/ч Советского Союза, ревели моторами стоящие в ряд "Уралы". В курилке автороты сбилась плотная масса — там кого-то лупили. Мы повалили туда и я с трудом протиснулся к центру круга.
— О, привет, кого бьют-то? — спросил я у знакомого рыжего парня, с которым вместе лежал в лазарете.
— Базина, "замка" третьего взвода, — морщась от боли в отбитой ноге, ответил он.
Про этого урода мне доводилось слышать немного, что говорило о его заурядности, но не поучаствовать в таком полезном деле, благо случай представился, я не мог. Распихивая чьи-то плечи вещмешком, я сумел просунуть ногу за линию фронта и дважды пнул по окровавленному месиву, бывшему то ли рожей, то ли закрывающими её размолотыми пальцами. Но желающих хватало, и меня тут же оттеснили. Выбравшись из курилки, я поспешил к нашему сектору, где "немцы" уже суетились с бумажками. Ретивости офицеры не высказывали, чтобы ненароком не разворошить улей. На помощь к Базину тоже никто не торопился. У офицеров имелись семьи, а вчерашние курсанты, отправляемые на микродембель, были неконтролируемы.
Наконец, представителей "рэксовского" батальона собрали в прямоугольную толпу и проверили, все ли на месте. Оказались в сборе, видимо, всем хотелось покататься, хотя бы в кузове. "Уралы" связистов принялись отваливать, чадя дизельным выхлопом, и нам подали команду: "К машине".
Мне досталось место посередине. Привычно разместились на жёсткой скамье. "Урал" дёрнулся, плац медленно поплыл назад. "Прощай, чепок, столовая, — думал я, ловя глазами знакомые здания, — лазарет, штаб…" Машины выехали за КПП, откуда нам помахали незнакомые сержанты. Сапёры, что ли? Учебный полк насчитывал 2,5 тысячи человек и знать всех в лицо было просто нереально.
Замелькала улетающая бетонка — место знаменитых "тульских" кроссов, стоивших жизни не одному мальчишке со слабым сердцем. "Дорога в ад", — как мы её называли. Бетонка вела на стрельбище и на КПП № 3. "Значит, до станции Чернь повезут, — прикинул я топографию Тулы-50. — Место не из худших — в вокзальном буфете можно перекусить."
Третье КПП проехали без остановок. Теперь мы оказались за пределами режимной зоны, куда был запрещён доступ местным жителям. По этой дороге мы тоже бегали — в ОЗК, в противогазах — так нас наказывал взводный, если мы чересчур забивали на занятия. Семь километров до ближайшей деревни и столько же обратно. Таща на себе "раненых" — тех, кто уже не мог бежать. После таких маршей лицо покрывалось сероватой коркой засохшей соли и становилось неузнаваемым. (Тот этап, когда соль проступает сквозь погоны и кристаллизуется на сержантских лычках, был у меня ещё впереди.)
Сквозь дырки в тенте дул слабый ветерок и приятно овевал морду. Это была восхитительная иллюзия освобождения, избавления от зловещего ЗОМПа, строевой подготовки со смерзающимися на плацу сапогами, непроходимой грязи сырой как губка тульской низменности и бесконечных кошмарных кроссов по бетонке, от которых у всех ломило кости на ногах.
Уже рассвело. Народ молча курил и каждый наслаждался мигом свободы, ещё не беспокоясь о предстоящих полутора годах службы в боевых частях. Одно мы думали: учебка осталась позади и этот ад больше никогда не повторится. Сообща мы упивались поездкой на грузовике — блеклой имитацией нормальной человеческой жизни. Издалека это было похоже на амнистию.
P.S. На первом кроссе в Крыму я с удивлением обнаружил, что асфальт под ногами пружинит, как резиновый.
ДМБ 89-91 осень
Дарница — пригород Киева
"Урал" — грузовой автомобиль ЗИЛ-130
Немцы — офицеры
Рэксы — простречие, образованное от аббревиатуры РКС (разводящий караульной службы), обозначает личный состав подразделений, несущих караульную службу и не имеющих другой воинской специальности
Чепок — солдатская чайная
Тула-50 — воинская часть № 40852
ОЗК — общевойсковой защитный комплект
ЗОМП — защита от оружия массового поражения
ДМБ — дембель (просторечие), увольнение в запас личного состава армии и флота
Юрий Гаврюченков