Трубка Великого Комиссара

Алексей Плющев
Инспектор первого класса Рене Лакруа раскладывал на столе пасьянс и морщил
      переносицу.
      Итак, убита женщина, а убийца разгуливает на свободе.
      Консьержка дома номер 67 на бульваре Сен-Дери убита около двух часов ночи
      ударом тонкого клинка в сердце.
      Жизнь пожилой мадам Ланвин, матери двоих взрослых детей прервал
      единственный точный удар-совершенство, удар профессионала. Не гнев, ревность или 
      ссора, а холодная точная работа. Такая работа в сочетании с полным отсутствием улик
      может стоить от пятидесяти до ста тысяч франков. Кто оценил жизнь консьержки
      второсортного дома так дорого?
      Непостижимо.
      Поэтому инспектор Лакруа морщил переносицу и раскладывал пасьянс.
      Итак, мадам Ланвин, 56 лет. Дочь в Квебеке, продавщица воздушных шариков, 
      замужем за канадцем, есть мальчик. Сын водит маневровый тепловоз в Гавре, дважды
      привлекался к суду за эксгибиционизм. 
      Сожитель Марсель Кляйн, 60 лет, ветеран войны в Индокитае, инструктор по
      разведению уток, после убийства исчез.
      Соседка Нина Риччи, итальянка, 27 лет, красивая, продавщица в парфюмерном
      магазине.
      Соседка внизу Аманда Гарнье, 55 лет, мелкая рантье, рак желудка, проживет не
      больше года.
      Работник службы озеленения Пьер Лоран, 38 лет, обладатель сезонного абонемента на
      все игры Пари Сен-Жермен. Девятое место в этом чемпионате, да, просто позор.
      Валентин Зайцев, русский, сотрудник туристической фирмы, водит своих
      косолапых медведей по Лувру и Латинскому кварталу. Половина домов на Сен-
      Деномини уже куплена русскими. Только их здесь не хватало.
      Все вещи убитой на месте.
      Дверь закрывается на засов в двенадцать ночи.
      В книге посетителей на день убийства отмечены семь человек, все покинули
      дом задолго до полуночи. Консьержка убита в своей конуре, всю ночь засов
      оставался запертым изнутри.
      Нина Риччи, покидая дом в шесть тридцать, увидела задвинутый засов и
      окликнула мадам Ланвин, полагая ту спящей, и желая уберечь от
      неприятностей; она же, спустя несколько секунд, и обнаружила ее в луже
      крови рядом со столом, на котором остался развернутый на середине «Пари
      Суар», вскрикнула, но в истерику не впала, вызвала полицию и не прикасалась к 
      двери и засову до прибытия наряда в шесть пятьдесят пять.
      Соседи опрошены. Краткие, бесцветные показания заставляют инспектора Лакруа еще 
      сильнее морщить переносицу и раскладывать пасьянс.
      Уже звонили из городского управления.
      Придется самому выехать на место. С трубкой, разумеется.
      Инспектор достал из ящика стола потертую обкусанную трубку, повертел в руках и
      положил на стол. Трубка, подаренная самим Комиссаром за два месяца до кончины,
      неизменно выручала инспектора Лакруа. Самые загадочные преступления выглядели 
      простыми, стоило лишь затянуться легендарной трубкой и выпустить несколько колец
      терпкого дыма. В этом деле без трубки тоже, разумеется, не обойтись.
      Завыла сирена пожарного депо напротив. Инспектор поморщился.
      Миллион раз просили их не включать сирены прямо у ворот депо, все напрасно. 
      Иногда инспектору казалось, рвануть с места под звуки своих пожарных труб 
      для этих дураков важнее, чем само тушение огня.
      Может быть, арестовать кого-нибудь из них? Стоило бы.
      - Герлен, машину! – скомандовал инспектор и посмотрел в окно. Хмурое
      осеннее утро, воздух пропитан водой и уличным смогом. Возможно, будет дождь. 
      Шпили собора Сен-Готье де Пейсак  расплываются, будто в сумерках.

      Аманда Гарнье всю жизнь боялась потерять деньги и к старости остаться без
      средств. Имея к пятидесяти пяти годам приличную сумму и смертельную болезнь, она 
      от растерянности и обиды на судьбу стала бояться всего на свете.
      Сейчас, например, она до дрожи боялась того, что инспектор Лакруа
      заподозрит в убийстве именно ее. Аманда понимала, что преклонный возраст, 
      физическая немощь и безупречно прожитая ничтожная жизнь снимают с нее почти 
      всякое подозрение, но от этого боялась еще сильнее. В кино и романах убийцей 
      неизбежно оказывался тот, на кого сначала ни за что нельзя было подумать. Теперь 
      подумать нельзя было на нее, и Аманда потела от страха, что за это ее объявят 
      убийцей.
      Перебегая мышиными глазками с подбородка инспектора на его галстук, с галстука на
      пуговицы пижака, с пуговиц на туфли, с туфель на запонки, перебирая взглядом
      предметы в комнате, она сбивчиво-подобострастно рассказывала, как приготовила 
      себе на ужин зеленую фасоль с маслом, как смотрела по телевизору шоу
      «Колесо фортуны» и фильм с Жаном Маре, как легла спать в одиннадцать часов
      и проснулась только от звонка приехавшей полиции.
      Инспектор молчал и внимательным, буравящим молчанием доводил Аманду до
      головокружения.
      Аманда вдруг остановилась на полуслове, вскочила и достала из скрипучего шкафа
      ночную сорочку в мелкий розовый цветочек и шерстяную шапочку. Лицо ее окраслось 
      надеждой.
      - Я не снимала этого с одиннадцати вечера до самого утра, когда ваш
      сержант разбудил меня, - с воодушевлением сказала Аманда, тиская сорочку и 
      шапочку. -  Может быть, у вас есть возможность в этом убедиться? Какая-нибудь 
      экспертиза? Фрагменты кожи? Наука творит чудеса, я знаю. Да-да. А вот этим рукавом
      около пяти часов утра я вытерла нос, было прохладно, я забыла взять платок…
      а вставать было лень… Возьмите, прошу вас…
      Инспектор с содроганием отвел руки за спину и движением головы отогнал
      Аманду назад.
      Женщин можно вообще вычеркнуть из списка непосредственных исполнителей,
      удар был явно нанесен мужчиной.
      Кем же? Лоран? Любовник? Русский? Посторонний? Кто-то влез в окно? На
      лестнице окон нет, значит в окно квартиры. Все жильцы дома в этот вечер
      были на месте, кроме… Кроме Марселя Кляйна, сожителя.
      Впрочем, нанять убийцу могла и женщина. Но не Аманда Гарнье. Эта скорее сама
      наложит на себя руки, чем расстанется с лишним франком.
      Инспектор полез в карман, затем в другой.
      Трубки не было.
      Не было трубки и в плаще, в брючных карманах, ее вообще нигде не было.
      Черт побери!
      Кажется, трубка осталась лежать на столе, между чернильницей, подаренной
      ему коллегами к пятнадцатилетию службы и перекидным календарем, - инспектор
      вспомнил это с пугающей ясностью.
      Аманда Гарнье прижав к груди сорочку и шапочку, продолжала лепетать.
      - …. мне никогда не нравилась эта итальянка. У нее бывают мужчины, причем
      разные…
      Лакруа заставил себя сосредоточиться.
      Так, мужчины Нины Риччи, это заслуживает внимания.
      Инспектор встал со стула и прошелся по комнате. Как можно было забыть
      трубку? Что ему делать без трубки?
      - Что это были за мужчины? Скажем, за последние два месяца?
      Аманда сжала губы в бледный пучок и стала услужливо загибать пальцы.
      - Ее босс, владелец магазина, итальянец. Молодой человек на мотоцикле, в
      отвратительно облегающих кожаных брюках. Еще один в длинном плаще с 
      пелериной…
      - Был ли кто-нибудь из них вчера?
      - Я не знаю. Почему бы вам самому не спросить об этом у нее?
      - Непременно. Спасибо, мадам, вы мне очень помогли.
      Аманда скрывала облегчения и даже через силу обронила предложение чашечки
      кофе, от которого инспектор тут же отказался.

      Нина Риччи сидела на диване, поджав под себя модельные ноги в капроне, и
      молча ожидала вопросов инспектора.
      - Скажите, мадемуазель…
      - Зачем так строго? Зовите меня Нина.
      - Нина, кто из ваших мужчин был здесь в день убийства?
      Нина неожиданно громко, с бархатистой хрипотцой, рассмеялась.
      Инспектор с трудом спрятал в усах ответную улыбку.
      - Я вижу, вы успели побывать у Аманды Гарнье? Вчера у меня никого не было.
      Жан-Поль в Бремене, с Пако мы договорились на субботу, а Джанфранко
      трахнул меня днем прямо в магазине.
      Инспектор приподнял брови. Трахнул прямо в магазине? Очень мило.
      - В какой позе вы… э, занимались сексом? – быстро спросил он.
      - Я сидела на столе, - ответила Нина, - Джанфранко не очень изобретателен.
      Сначала я обнимала его ногами и целовала в губы, а потом легла на стол и
      положила ноги ему на плечи.
      Инспектор опустил взгляд на ноги Нины и невольно сглотнул, представив эти 
      ноги, обнимающими незнакомого счастливца Джанфранко. Инспектор снова хлопнул 
      себя по карману и застонал, вспомнив, что забыл трубку.
      - Презервативом мы никогда не пользуемся, и перед тем, как кончить,
      Джанфранко, как обычно, попросил меня…
      Инспектор жестом остановил ее.
      - Скажите, Нина, почему вы не сделали попытки открыть засов и выйти из
      дома.
- Я ждала полицию. Я не хотела искажать вам картину преступления.
- И были все это время рядом с убитой?
- Да. Но я старалась не смотреть на нее.
      -     Любите детективы?
      -     Обожаю. А вы нет? Наверняка, нет.
      Что же делать? Без трубки инспектор чувствовал себя не в своей тарелке.
      Просто запоминать свои вопросы и ее ответы? Ничего другого не оставалось.
      -     Аманда Гарнье тоже, судя по всему, читает детективы, - сердито сказал инспектор.
      Нина снова рассмеялась.
- Все их читают. Вы, кажется, забыли сигареты? Могу  предложить свои, но они с 
ментолом.
      Инспектор бросил жадный взгляд на лежащую на столе пачку и яростно замотал
      головой:
      - Я забыл мою трубку! Понимаете, трубку!
- Ах, да, ну, разумеется, трубку, - Нина улыбалась. – Как у Великого Комиссара?
      Инспектор прикусил язык. Незачем рассказывать этой фифе, что именно трубку
      Великого Комиссара он и забыл. Какой позор! Инспектор подошел к окну, выглянул 
      наружу и взял себя в руки. Туман сгущался. Воздух сочился влагой. Шпили собора с   
      этого места не видны, но и в ином случае рассмотреть их было бы непросто.
      - Нина, возможно, мы захотим побеседовать с вашими э… кавалерами. Кстати,
      простите мне мой вопрос, но кроме этих троих, нет ли у вас других знакомых?
      - Вы полагаете, что троих недостаточно?
      - Уверен, что вполне, но все-таки.
      - Нет, Ральф меня бросил, точнее, передал своему другу Жан-Полю. Кстати,
      Жан-Поль сейчас в Бремене и вернется лишь через две недели. К тому времени
      знаменитый инспектор Лакруа уже, разумеется, распутает дело и не станет беспокоить 
      моего любовника, имеющего, ко всему прочему, железное алиби.
      Инспектор поморщился.
      - Вдобавок к детективам вы читаете еще и полицейскую колонку в «Пари
      Суар»? Ну-ну…

      Пьер Лоран смотрел по телевизору футбол.
      - Инспектор, прошу вас. Перерыв через десять минут, мы выигрываем у
      «Тулузы», один ноль. Проходите.
      Инспектор поискал глазами вешалку и, не найдя ее, повесил плащ на
      приоткрытую дверцу шкафа.
      Пьер Лоран, прижимая к груди сплетенные руки, сидел у телевизора. Инспектор
      оглядел комнату. Вся квартира была заполнена футболом, на стенах красовались
      постеры с автографами, фотографии игроков, афиши, разноцветные футболки, с
      потолка свисали мячи, и вратарские перчатки. В дорогой лакированной рамке
      красовался листок бумаги. Инспектор чуть прищурился и прочитал размашистое: 
      «дорогому Пьеру с благодарностью за поддержку, Мишель Платини».
      Выждав перерыв в игре, Пьер Лоран обернулся.
      - Инспектор, умоляю вас простить меня. Впервые с восемьдесят четвертого
      года мы выигрываем у «Тулузы» на их поле. Ребята бьются, как гладиаторы.
      Если хотите, там, в углу есть кофе, должен быть еще горячим.
      Инспектор взглянул в направлении руки.
      На кухонном столе стоял кофейник, инспектор подошел и потрогал его тыльной
      стороной ладони. Не горячий, но вполне пригодный, в серванте нашлась
      чистая чашка.
      - Сахара нет! Сливки в холодильнике! - возбужденно закричал Лоран, ерзая на стуле.
      Инспектор взглянул на экран. Мванга и Бретен вдвоем выходили на одного
      защитника «Тулузы». Вратарь, присев и растопырив руки, метался на линии
      ворот.
      - Можно! Попросить! Сахару! У соседей! Бернар! Так часто делает!!! –
      Лоран повизгивал, сучил ногами и колотил себя кулаками по коленям.
      Мванга пожадничал и пробил по воротам, вратарь легко взял мяч.
      - О-о-о! – взвыл Лоран. – Что за проклятие! Такой шанс! Это была бы
      почти победа!
      Лоран обернулся, в глазах его стояли слезы.
      - Вы видели, инспектор?! Вы это видели это убожество? Этот несчастное
      жлобство! Бретен был совсем один, ему бы осталось только подставить ногу.
      А что сделал этот черномазый ублюдок! Эта мерзкая африканская обезьяна!
      Нет, я не понимаю!
      Лоран вытер слезы.
      Инспектор сочувственно кивнул. Действительно, просто безобразие. Арбитр дал
      свисток, игроки потянулись на перерыв. Лоран подсел к инспектору и налил
      себе кофе. Руки его дрожали, немного кофе пролилось на стол.
      - Вот, сливки. Сахар, если хотите, можно взять у соседей…
      - Нет, спасибо, - инспектор с трудом допивал на редкость плохой кофе.
      - Вы, я полагаю, хотите задать мне какие-то вопросы по поводу смерти мадам
      Ланвин?
      Инспектор поставил чашку.
      - Кто такой Бернар?
      - Бернар? А при чем здесь Бернар.
      - Вы упомянули это имя.
      - Я? Зачем?
      - Не знаю, зачем. Вы сказали, что Бернар иногда просит сахар у соседей.
      - Ах, это. Бернар мой сын, ему восемь лет. Один раз в две недели Жанна,
      моя бывшая жена приводит его ко мне. Но он совсем не любит футбол. А ведь
      у меня есть футболки Жоресса, Ванбастена, Кигана. Вот они, на стене. Не
      говоря уже о многих других, менее примечательных, которые в шкафу. Причем
      это только те футболки, в которых игроки выходили на поле, они пропитаны
      благородным потом, овеяны духом великих побед. Я не держу у себя сувенирных 
      поделок. Вот в этой, например, Ванбастен забил гол «Валенсии» в девяносто втором 
      году. Обошлась мне в пять тысяч франков…
      Инспектор брезгливо покосился на пропитанные благородным потом футболки.
      - Что вы, собственно, думаете об этом преступлении? Видели ли вы что-либо
      подозрительное?
      Лоран посмотрел на инспектора с недоумением.
      - Я? – наконец, выговорил он. – Нет, разумеется, нет.
      - Почему разумеется?
- Потому что меня все это не интересует, простите.
Инспектор и сам уже понял, что Лорана мало что интересуют. Если бы сейчас шел Кубок Мира, Лоран вообще не заметил бы убийства мадам Ланвин. Даже если бы оно произошло в его квартире.
      Выходя от Лорана, инспектор неожиданно подумал, что за все время с сумасшедшим
      любителем футбола ни разу не вспомнил об оставленной трубке. И это
      настораживало. Будь трубка при нем, возможно, Лоран не показался бы ему
      столь безобидным. Возможно, здесь кроется какой-то подвох, не исключена и
      великолепная актерская игра. Нужно будет познакомиться с его сыном, а
      заодно допросить футболиста еще раз, как следует.

      Из жильцов дома остался лишь русский Зайцев со странным для азиата именем
      Валентин. Инспектор остановился перед его дверью и протянул руку к звонку.
      В этот момент сверху послышались шаги, инспектор поднял голову.
      С трудом сохраняя равновесие, по лестнице переваливалась Аманда Гарнье.
      - Инспектор! Инспектор! – закричала она свистящим шепотом. – Скорее ко
      мне!
      - Что стряслось? – тоже почему-то шепотом спросил инспектор, инстинктивно
      прижимая к себе локтем висящий в кобуре браунинг.
      - Мне звонит Марсель!
      - Марсель?
      - Друг несчастной мадам Ланвин! Скорее, у меня есть вторая трубка!
      Перепрыгивая через ступеньки, инспектор бросился вслед за Амандой.
      - Я сказала, что мне нужно выключить чайник! Ловко, не правда ли?
      Марсель Кляйн говорил странные вещи.
      Удручающе монотонно он расспрашивал Аманду, как вела себя убитая мадам Ланвин, 
      какое на ней было платье вчера и сегодня, были ли на ней чулки, ходила ли она на
      рынок, сколько посетителей было в доме, приходила ли она звать Аманду на чашечку   
      кофе и прочее. Инспектор слушал, затаив дыхание, пытаясь найти в вопросах Марселя 
      Кляйна скрытый смысл. Аманда давала ему подробный отчет, было видно, что ей это
      привычно. Ни словом не обмолвившись об убийстве, все время разговора Аманда
      кидала на инспектора вопросительные и умоляющий взгляды.
      Потом Марсель Кляйн стал жаловаться Аманде, как он одинок, как ему не хватает
      человеческого тепла, как он любит свою милую Ланвин и как та не понимает и не 
      чувствует его. Аманда заморгала и вытерла нос рукавом халата. Инспектор
      испытующе смотрел на нее. Что все это значит?
      Наконец, Аманда попросила собеседника подождать еще минуту, положила
      трубку и поманила инспектора в туалетную комнату.
      - Марсель очень любит… любил бедную Ланвин, - сбиваясь, зашептала она,
      схватив от наплыва чувств инспектора за лацкан пиджака, - больше всего на свете
      он боялся того, что она его выставит, у него, знаете есть маленькие
      старческие странности. И вот, время от времени бедняга узжает на несколько дней
      к своему племяннику Зигмунду, он живет где-то в пригороде. Он там совершенно
      ничего не делает, но Ланвин говорит, что уезжает по делам и вообще это не
      ее дело.
      - Но зачем?
      - Бедный Марсель считает… считал, что он таким образом не так скоро
      надоест мадам Ланвин. Ему никогда не везло с женщинами, у него есть свои
      маленькие странности…
      - Что за чушь! – вскрикнул инспектор, оттолкну Аманду Гарнье и вошел в комнату.
      - Маленькие слабости, вполне допустимые в его возрасте, - семенила за ним
      Аманда.
      Инспектор взял трубку.
      - Говорит инспектор первого класса Рене Лакруа. Вы, как я понимаю, Марсель Кляйн?
      - Да, - в голосе Кляйна слышалось удивление. - Чем я обязан?
      - Мадам Ланвин убита сегодня утром в подъезде ударом ножа в сердце.
      Аманда ахнула и закрыла лицо руками.
      - Что за… глупые шутки? Кто вы такой?
      - Я инспектор Лакруа, повторяю. Вам надлежит немедленно прибыть в дом
      мадам Ланвин для дачи показаний. Подчеркиваю – немедленно.
      В трубке послышался сначала странное бульканье, а затем шорох и деревянный
      стук.
      Инспектор несколько минут слушал прижимал к уху замолчавшую трубку. Аманда
      вопросительным изваянием стояла напротив.
      - Адрес! – крикнул ей инспектор. – Адрес племянника!
      - Я н-не знаю… Клянусь вам.
      - Так какого же черта?!…
      Аманда мелкими шажками отступила к креслу, инспектор бросился к двери.
      - Не кладите телефонную трубку! – распорядился он на ходу.
      У Нины Риччи никто не отвечал на звонки, инспектор скатился вниз по
      лестнице и несколько раз позвонил в дверь Лорана. Здесь ему тоже не
      открыли, хотя звуки футбольной трансляции были отчетливо слышны. Инспектор
      забарабанил в дверь кулаком.
      - Кто здесь? – раздалось за дверью.
      - Лоран, откройте, это полиция, инспектор Лакруа!
      - Что вам еще нужно? – щелкнул замок, инспектор увидел убегающую спину
      хозяина и тут же раздался его горестный вопль.
      - О-о-о! Нет! Нет! Боже мой, нет!
      Лоран упал на колени и пополз к телевизору.
      - Было же вне игры, было вне игры, ну почему, почему?! Слепые уроды,
      мерзавцы, свиньи, что вы делаете? За что?! Как вы можете так судить? Я бы вас всех
      задушил собственными руками!
      Инспектор бросил взгляд на экран. «Тулуза» вела два-один. Лоран отрывисто
      зарыдал и согнулся, уронив голову на скрещенные на полу руки.
      Инспектор нашел телефон и завертел диск.
      - Кристиан! Срочно найди адрес абонента Аманды Гарнье, квартира шесть. Да,
      линия на связи. Пошлите туда людей, пусть хватают всех подряд и везут в
      участок! Я скоро буду.
      Инспектор машинально сунул руку в карман и выругался.
      Лоран скорбно поднимался с пола, лицо его было залито слезами, губы тряслись.
      - Простите меня за вторжение, - извинился инспектор. - Это было очень...
      важно.
      Лоран прикрыл глаза.
      - Теперь никаких шансов. На своем поле «Тулуза» почти не проигрывает.
      Инспектор поспешил к выходу.
      Да, но где же Нина Риччи?
      И где трубка? Ах, да, трубка лежит на столе в его кабинете, между
      чернильницей и перекидным календарем. Болван, жалкий болван! В такой
      момент забыть трубку!

      Инспектор поднялся в квартиру шесть, Аманда сидела в кресле, обмахивая
      себя веером. Телефон по-прежнему молчал.
      Инспектор уселся на край стола и наклонился над Амандой.
      - Ну, а теперь начистоту! Почему Марсель выспрашивал все эти глупости
      именно у вас?
      Аманда помолчала несколько секунд.
      - Он не мог прожить без нее ни единого дня… Он не мог, не позволял себе
      быть с ней ежедневно, хотя она, кажется, была совсем не против, и придумал
      эти поездки, а сам целыми днями сидел у Зигмунда, и меня упросил все
      рассказывать о Ланвин. Он безумно ревновал, но скрывал это. Он считал, что
      женщины типа нашей бедной Ланвин любят только сдержанных и холодных
      негодяев, и изо всех сил старался на такого походить… Впрочем, кое в чем
      он не ошибался. Мадам Ланвин, знаете ли, тоже была не ангел…
      Тут к Аманде вернулись прежние страхи, и она снова стала говорить о своем
      хорошем отношении к убитой, о постигшем всех горе.
      Инспектор понял, что больше от нее ничего не добьешься. По крайней мере, сегодня.
      Ничего, еще будет время допросить ее по-настоящему.
      - Оставьте линию занятой еще на пятнадцать минут.
- Я не буду прикасаться к ней целый час, - с облегчением отозвалась Аманда, - вы 
простите меня, если я не стану вас провожать?
      Инспектор движением руки оставил ее сидеть в кресле и вышел, плотно прикрыв 
      дверь.
      У Нины Риччи снова никто не отозвался на звонок.
      - Мадемуазель Риччи ушла примерно полчаса назад, - ответила на вопрос
      инспектора новая консьержка, мадам Ореальски.
      - Она была одна?
      - Не совсем. Внизу ее ждал привлекательный мужчина в плаще с пелериной.
      Инспектор насторожился. Плащ с пелериной носил Жан-Поль, который, по
      словам Нины Риччи, сейчас должен быть в Бремене. Итальянка, кажется,
      что-то скрывает. Нужно немедленно сообщить ее приметы постам дорожной
      полиции и на вокзалы.
      Инспектор поднялся и позвонил в дверь Зайцева. Русский открыл сразу же,
      словно ждал за дверью.
      - Прошу вас. Даже странно, что вы приберегли меня напоследок. Обычно
      иностранцы у вас в числе первых подозреваемых.
      - Не торопите события. Вы позволите от вас позвонить?
      - Разумеется.
      Зайцев, кажется, был пьян.
      - Кристиан, что у вас? Адрес установлен? Выехали? Отлично. Я здесь тоже
      кое что предпринимаю. Сделайте вот что. Разошлите на вокзалы и в аэропорт
      приметы, а если возможно, и фото Нины Риччи. Да, есть подозрения… Нет,
      уезжать не запрещал… Кристиан, делайте, что вам говорят!
      Инспектор в раздражении бросил трубку.
      - Ага, сегодня под подозрением не русская мафия, а итальянская, в лице
      нашей очаровательной Нины. Понимаю-понимаю. Что ж, хоть это приятно…
      Хотите чаю?
      - Нет, благодарю вас.
      - А водки?
      - Тем более.
      Инспектор чувствовал себя взвинченным. Внезапный отъезд Нины Риччи вывел
      его из себя. Вполне возможно, что дамочка просто отправилась на свидание
      или в ресторан, но тогда почему она попыталась выгородить своего приятеля и 
      придумала ему несуществующее алиби? А тот заявился прямо в дом, где его заметили. 
      Видимо, они решили что-то предпринять. 
      Если так, то искать нужно именно здесь, и распоряжения были отданы верно.
      Стоп, или в плаще с пелериной ходит не Жан-Поль, а этот, как его… Пако. А
      Жан-Поль действительно в Дрездене? В самом деле, к чему бы ей вызывать
      своего Жан-Поля к дому и встречаться с ним на виду у консьержки и водителя
      полицейской машины? Нина совершенно не производила впечатления женщины
      растерянной или глупой.
      Ах, если бы сейчас закурить трубку!
      - Напрасно вы отказываетесь от водки, - навязывался Зайцев, - у меня
      настоящая «Столичная Кристалл».
      - Идите-ка вы со своей водкой! – рявкнул инспектор.
      - Что такое? Почему это вы так нервничаете? – переменил выражение лица
      Зайцев. – Убийцы разбежались у вас из-под носа? Ай-яй-яй, какая незадача….
      Инспектор подошел к русскому вплотную.
      - Послушайте, Зайцев, - сказал он, пристально глядя в его глаза, - а я
      ведь могу арестовать вас за оскорбление полицейского при исполнении.
      - Да неужели? Вот будет потеха! Знаменитый инспектор Рене Лакруа,
      выехавший на поиски таинственного преступника, возвращается, арестовав
      некоего русского за оскорбление его чина! Да вас в вашем депертаменте поднимут на 
      смех!
      Инспектор представил себе эту картину и криво усмехнулся. Пусть
      протрезвеет, потом поговорим с ним в участке.
      - Зайцев, я допрошу вас позже. В другом месте. А сейчас отправляйтесь
      спать.
      - Всегда к услугам правосудия, - Зайцев растопырил руки и отвесил
      инапектору шутовской поклон.

      Лакруа с тяжелым сердцем поднялся в квартиру шесть.
      При виде его Аманда Гарнье стала глотать ртом воздух.
      - Я буквально на одну минуту, - мягко сказал инспектор, - один маленький звонок.
      - Да, но линия занята, как вы мне велели…
      - Уже можно. Очень прошу вас на минуту оставить меня одного.
      Приволакивая левую ногу, Аманда прошла в спальню, закрыла за собой дверь и 
      припала к замочной скважине.
      Инспектор прикрыл трубку ладонью.
      - Кристиан, пришлите хотя бы пару человек для наружного наблюдения за
      домом. Все равно кого, не думаю, что будут сложности, просто хочу
      подстраховаться. Марселя Кляйна доставили? Что? С сердечным приступом? В
      какой больнице? Неизвестно, доживет ли до утра? М-м-м, ладно, я разберусь.
      Инспектор положил трубку. Кажется, можно ехать в участок,
      контролировать поиски Нины Риччи, и с помощью агентов проследить за
      домом и его обитателями издалека. Дело представлялось все более запутанным.

      Герлен спал, откинув сиденье назад, инспектору пришлось постучать ему в
      стекло.
      - Извините, господин инспектор, ждать пришлось долго...
      - Ничего. Герлен, примерно час назад отсюда вышла Нина Риччи, высокая
      красивая брюнетка. Ее встречал мужчина в плаще.
      Герлен виновато захлопал глазами, и инспектор понял, что продолжать
      бессмысленно.
      - Черт вас всех побери! – выругался он. – Лодыри! Дармоеды! В участок!
      Погода совсем испортилась. Унылый, как очередь в ломбард, день медленно
      клонился к вечеру. Влага пересилила воздух, посыпал мелкий осенний дождь. Шпили 
      собора Сен-Пленитью де Пре совсем скрылись из глаз. Инспектора согревало только
      предвкушение того, что с каждой минутой он приближается к своей трубке.         
      Собственно, из-за этого досадного недоразумения весь
      день пошел наперекосяк. А вдруг он ее не забыл? А вдруг он ее потерял, когда
      садился в машину и поддергивал полы плаща? Или выронил на лестнице в доме?
      От этой мысли инспектор покрылся потом. Хуже ничего не могло случиться. Он
      напряг зрительную память и попытался вспомнить, как именно трубка лежала
      на столе. Да, она лежала межу чернильницей и перекидным календарем, но
      теперь, после бесплодно изматывающего дня, инспектор ни в чем не был уверен.

      Герлен затормозил перед участком. Не отдав никаких распоряжений, инспектор
      выскочил из машины, и трусцой бросился в свой кабинет.

      Трубка лежала на столе, в точности там, где он ее оставил.
      Только законченный кретин мог вот так просто ее забыть на видном месте.
      Хорошо, все хорошо, - бормотал инспектор, срывая с себя липкий мокрый плащ.
      Когда он вытаскивал коробочку с табаком и набивал трубку, руки его дрожали. 
      Инспектору пришлось трижды чиркнуть спичкой, прежде чем трубка согласилась 
      раскуриться. 
      Табак искристо затрещал, инспектор глубоко вдохнул и выдохнул первый дым и
      откинулся на спинку кресла. Сейчас все вернется на свои места, все станет понятно…
      Слава Богу, трубка с ним, ничего плохого не случилось…
      - Ничего себе, не случилось! - зло сказала трубка. - Поехал на допросы и
      забыл меня на столе! Это ты называешь, не случилось!? Просто взял, и пошло забыл!
      - Пожалуйста, прости меня, - примирительно сказал инспектор. - Сам не
      знаю, что на меня нашло. Это в первый раз, ты сама знаешь, больше такого…
      - Комиссар за сорок пять лет работы в полиции НИ РАЗУ НИГДЕ меня не забыл!
      – взревела трубка. - Первый допрос! Первые собственные впечатления! А я
      лежу здесь на столе, как пьяная шлюха на Пигаль! Между этой уродской
      чернильницей и календарем, открытым на позавчерашнем числе! Может быть, ты
      вообразил, что можешь вести расследование сам?
      - Нет! Нет, ради всего святого! – испугался инспектор. – Не говори так! Я
      умоляю! Я все вспомню, я тебе подробно расскажу, каждое слово, каждый
      жест, все интонации! Первой была Аманда Гарнье…
      Инспектор вдруг с ужасом понял, что в голове у него все смешалось и он не может
      вспомнить не только интонации, но и целые куски допросов. Все его действия
      теперь казались смешным и бессмысленным барахтанием в мелкой грязной луже.
      - Жесты, интонации, - передразнила его трубка. - Плевать мне на твои жесты
      и твои интонации! Самонадеянный тупой ублюдок!
      - Аманда Гарнье, пятидесяти пяти лет… - сбиваясь, пролепетал инспектор. - Она
      была очень испугана, но, мне кажется, в этом деле никак не замешана…
      - Ему кажется! – полыхнула трубка. – Ему еще что-то кажется! Va te faire
      enculer! Tu es un vrai con! Скотина!
      - Я прошу тебя! Не сердись, хочешь, я куплю для тебя самого лучшего
      табаку, самого дорогого...
      Инспектор совершенно потерял голову. Трубка всегда, еще у Великого Комиссара 
      неизменно предпочитала один и тот же сорт крепкого дешевого табака. Инспектору
      иногда казалось, что ради трубки и он сможет когда-нибудь полюбить это вонючее
      курево и навсегда забыть кажущийся теперь божественным «Голуаз».
      - Фу! Ты еще пытаешься меня ублажать, как нашаливший со студенткой муж! Какой
      позор! Ну, почему, почему Комиссар выбрал именно тебя? Столько было молодых
      талантливых полицейских! Я предпочла бы оказаться у Живанши, или у ...., или хотя 
      бы у....   Нет, бубнил старик, этот тупица Лакруа по крайней мере не сделает с твой
      помощью ничего худого, не посадит в тюрьму невинного и не станет брать взяток.
      Инспектор подавленно молчал, заискивающе вдыхая дерущий горло дым.
      - Ты, наверное, очень хочешь докопаться, кто убил мадам Ланвин? Ты ведь
      лучший инспектор и дело специально передали тебе, хотя это и не твой
      участок. Это ведь значит, что тебя уже готовят в городское управление,
      верно?
      - Да, это так, - робко признал инспектор Лакруа.
      - Так вот, ты НИКОГДА не узнаешь, кто ее убил, - вынесла вердикт трубка, -
      и после этого я еще посмотрю, стоит ли тебе помогать в дальнейшем.
      - Я прошу тебя! Дело попало в газеты! От этого расследования действительно
      многое зависит. Все, что угодно, умоляю!
      - НЕТ! – непреклонно треснула трубка. – А если ты будешь скулить, то и
      следующее убийство тоже будешь расследовать сам.
      - Послушай…
      - Еще одно слово и ДВА следующих убийства будешь расследовать сам!
      Инспектор закашлялся, упершись руками в стол. От унижения ему захотелось
      выть в голос и биться об этот стол головой. Он, конечно же, виноват,
      спорить нельзя, но… от этого расследования зависело слишком многое.
      Назначение в городское управление, казалось, было уже в кармане. А теперь
      снова загадки. Но главное, чтобы трубка не покинула его навсегда. Это важнее всего.
      Инспектор молчал.
      - Все, докурил, - вполне миролюбиво проворчала трубка, - пусть это
      послужит тебе уроком на будущее.
      Инспектор бережно выколотил пепел и почистил чашечку трубки. Он немного
      воспрянул духом и, укладывая трубку в ящик стола, снова почувствовал ней
      нежное подобострастие. 

      Вошел молодой детектив Кристиан Ланком, назначенный инспектору в
      помощники.
- Что скажете, Рене, - спросил он, заглядывая инспектору в глаза, - Есть хоть какая- 
      нибудь уверенность?
      Инспектор Лакруа строго морщил переносицу и раскладывал на столе пасьянс.
      Кристиан почтительно ожидал.
      - Кристиан, уверенность есть не какая-нибудь, а стопроцентная, - поднял,
      наконец, брови инспектор. - Мой многолетний опыт, вся моя практика, и самое
      главное, - инспектор чуть помедлил и поднял указательный палец, - моя
      интуиция подсказывают мне, что это убийство никогда не будет раскрыто. Увы, дело 
      можно закрывать прямо сегодня. Наблюдение за домом и поиски Нины Риччи пока 
      оставим, но это, на самом деле, ерунда…
      Инспектор устало опустил глаза.
      Кристиан Ланком многозначительно кивнул. Настоящий сыщик сразу видит
      убийство, которое невозможно раскрыть и с достоинством признает свое
      поражение. Не зря даже в городском управлении многие сравнивают инспектора Рене
      Лакруа с самим Великим Комиссаром.