Что ни говори, а это очень накладно – входить в чьё-то положение.
Входящий всегда проигрывает. Я ещё ни разу не видел, чтобы кто-то возвращался из чужого положения, сгибаясь под тяжёлой ношей благословенных даров судьбы. Самое ценное из того, что мы можем предъявить таможне на выходе из чужого положения, это:
а) очередное осознание очередной непоправимой ошибки;
б) добавочная толика печального житейского опыта;
в) здоровый чемодан здоровой самокритики (если у чемодана двойное дно, то в тайник можно не заглядывать – там та же самокритика, разве что сильней утрамбованная и для сохранности пересыпанная концентрированной горечью);
г) твёрдое решение не входить больше ни в чьё положение.*
[* Это решение удивительным образом напоминает решения партий и правительства и обещания восточнославянских президентов: оно никогда не выполняется].
В общем-то, любопытный реестр, пробуждающий от спячки даже самое сонливое чувство юмора. Если, конечно, смотреть со стороны. Если при этом на твоей стороне – длительное и безупречное пребывание в своём собственном положении. Если, к тому же, твоё собственное положение не хуже, скажем, губернаторского.
Словом, если этот реестр составлял для себя кто-то другой.
Сейчас я предложу вам аксиому. Не критикуйте меня сильно, буде обнаружите в ней избыток эмоций и недостаточную лапидарность. Я выстрадал эту аксиому. Я проверил её корректность путем неоднократного вхождения в положение великого множества бывших и нынешних друзей и начальников, а также неисчислимой рати внушавших доверие незнакомцев.
И если уже тянет руку, прося слова, какой-нибудь отчаянный ниспровергатель чужих аксиом (а таких на земном шаре всегда найдётся десяток-другой), то пусть не спешит. Рекомендую ему поостыть. Лучшее средство для этого – не торопясь пробежаться пару раз в чужое положение и обратно. На худой конец, пусть войдет в моё положение... Итак –
АКСИОМА. Входя в чужое положение, всегда оказываешься в дурацком положении, хотя тот, в чьё положение ты согласился войти, вовсе не выглядел и не выглядит дураком.
Правильно, он совсем не дурак. Он даже очень умный. Он просто огляделся вокруг, нашёл дурака (в данном случае, простите, именно вас) и сделал ему предложение.
В этой нехитрой игре дающий (на, мол, войди в моё положение) всегда в выигрыше. Ибо предлагают своё положение напрокат лишь те, у кого в этот момент положение неважное.
Вряд ли вам хоть раз приходилось встречать чудака, который предлагал бы войти в его положение, когда он получает богатое наследство, орден или премию, когда его заступ ткнулся в крышку клада, когда ему целый вечер идёт хорошая карта, когда... (Хватит, а то у сидящего в последнем ряду мужчины в кепке уже сжимаются кулаки; у известного своей выдержкой тяжеловеса начинают сдавать нервы и подергиваться трицепсы; а у той вон гражданки сквозь перекись водорода быстро пробивается седина).
Короче говоря, в этих экстремальных условиях человек почему-то старается сам справиться со своим положением, как-то выкручивается и вовсе не склонен делить с другими свалившееся на него бремя забот.
* * *
Иванов часто входил в чужое положение и вечно из-за этого страдал.
Врождённую деликатность Иванова очень многие принимали за готовность войти в их положение и бессовестно этим пользовались. Иные попросту затягивали Иванова в своё положение, а некоторые даже заталкивали. Старожилы помнят возмутительный случай, когда однажды некий распоясавшийся индивидуум вогнал Иванова в своё положение мощным некорректным пинком.
Но это крайняя мера. Иванов достаточно легко поддавался простейшему, как новорождённая амеба, методу – методу убеждения.
- Ты войди в моё положение, – говорило, к примеру, начальство, пунктирно знакомя Иванова с хреновым (так и говорило) состоянием дел на предприятии, которое в былые годы имело самый высокий в стране показатель по количеству оставленных на вечное хранение переходящих красных знамён, а сегодня принадлежало лишь начальству, Иванову и тысяче других Ивановых. В начале приватизации всех Ивановых (в том числе и Иванова) по очереди подводили к электронному телескопу, чтобы они могли посмотреть на свою долю справедливо поделённой собственности. – Надо, Василь Григорьич, потерпеть. Ты ведь вот два месяца прожил без получки. Проживёшь, понимаешь, и ещё месяц. Или два. Или три. Ну войди в моё положение.
Иванов вынимал изо рта вставную, вставленную туда ещё при социализме челюсть, пересчитывал ей зубы, клал эти зубы на полку. И входил.
Откуда ему было знать, что само начальство уже расписалось в отдельной ведомости и спешит обмыть свою получку, спешит, ой как спешит войти в образ и положение эдакого беззаботного гуляки энд бабника. Знай Иванов точный адресок той потайной порнографической сауны, куда косолапо спешило его начальство, он не спешил бы класть челюсть на полку и не входил бы в положение своего беспринципного принципала. А если бы всё-таки входил, то по-другому – включая сауну.
Впрочем, что это я ему подсказываю. Он и без меня сообразил. Он же башковитый мужик, хоть и деликатный. Ведь он же Иванов, в конце концов, а не какой-нибудь Бондаренко, Фунтиков, Каценеленбоген, Меликян-Гулагзе или вообще Пупкин. Словом, наморщил он однажды лоб и придумал: если уж входить в чьё-то положение, то уж на полную катушку, со всеми льготами, удобствами и привилегиями.
Мелочиться не стал, решил начать с президента страны. Тот как раз виднелся в телевизоре и в очередной раз предлагал соотечественникам войти в его положение.
Ну, Иванов и откликнулся, выразил желание.
Вошёл, но тут же выскочил назад, как слепой из женской раздевалки. Потому что положение того, кто в этот момент находился в положении президента, было до смешного щекотливым: требовалось немедленно класть голову на рельсы.
Да, конечно, стрелки вверх по течению этих рельсов были переведены на другой путь (по которому под завывание «Варшавянки» нестройно катили на президента бронированную вагонетку ортодоксальные марксисты-энгельсовцы). Да, разумеется, данный отрезок ж.-д. полотна был отрезан от всех магистралей и лежал в тупичке, не посещавшемся локомотивами с времён братьев Черепановых. Да, естественно, сами рельсы были игрушечные и находились в игровой комнате президента вместе с кубиками, педальной машиной, погремушками, стреляющим пробками ружьём и набором «Лего».
Но всё равно Иванову стало страшно. И сразу не захотелось ни тенниса по ночам, ни всенародной любви, ни двойников-пародистов, ни лукавого соперничества с коммунистами. «Не дай Бог», – подумал Иванов и больше к этому вопросу не возвращался.
Справедливости ради надо сказать, что президент всё же как-то выкрутился из двусмысленного положения, в которое сам себя поставил недвусмысленным заявлением. Возможно, кроме Иванова, нашёлся ещё какой-нибудь доброволец, который сделал неверный шаг и угодил прямо... в положение президента. Я тогда все газеты по два раза перечитывал, но про это так ничего и не узнал. Так держать, цензура!
А Иванов, оправившись от испуга и войдя во вкус, уже входил в положение своего начальства. Того самого. Оно опять попросило подежурить в его положении (дело шло к новой затяжной паузе в выплате и без того давно не выплачивавшейся получки).
Долго уламывать Иванова не пришлось, он даже не думал сопротивляться.
- Хорошо, – сказал Иванов. – Только давай по-честному. Завтра идём к нотариусу и оформляем договор. Опять же завтра скликаем акционеров и проводим отчётно-перевыборное собрание. Чтобы никто потом не говорил, что мы с тобой нарушаем уставы ООН и ОАО. Но всё это завтра. А пока что гони сюда ключи от машины, квартиры и коттеджа с сейфом. Отдавай свою молодую жену и обеих любовниц... Пардон, всех четырёх любовниц. Ну, а остальное, как договорились, завтра. В свою очередь я тебе завтра свое барахло под расписку сдам... Нет, если ты настаиваешь, могу и сегодня.
Реакция начальства была противоречиво-прямолинейной. С одной стороны, начальство вроде бы даже растерялось. С другой, оно как будто ни капли не растерялось. Быстро выдало Иванову зарплату с января прошлого года по декабрь будущего десятилетия. Увеличило ему оклад на 3 (три) рубля. Добавило премию. И навсегда закрыло своё положение для Иванова.
- А насчёт жены, – сказало, – это уж как сами договоритесь.
Я должен честно признаться, что конец этого эпизода из жизни Иванова не известен мне так же, как и вам. Не исключено, что жена начальства в какой-то момент не отказалась войти в положение Иванова.
А Иванов, положительно не растерявшись, начал напропалую использовать выгоды своего нового положения, входя в чужое положение с истребованием всех положенных льгот. Положа руку на сердце я вовсе не расположен полагаться на случай и повсюду входить вслед за Ивановым. Ибо мой герой в поисках рискованных положений порой суётся даже туда, куда не положено.
Возьмём такую историю.
Однажды волей случая министру автобусного транспорта Северной Евразии довелось оказаться в переполненном автобусе **надцатого маршрута. Этот автобус непереполненным не бывает никогда, а тут оказался и вовсе переполненным: в него влезли даже те, кто уже не должны были втиснуться. Естественно, министра сдавили, как простого смертного, как обыкновенного пассажира. Но он как-то не догадался, что тесно в автобусе не только ему одному, и по присущей министрам неопытности случайно ляпнул:
- Ну, товарищи, войдите же в моё положение...
Никто, конечно, не откликнулся на эту товарищескую просьбу, поскольку в **надцатом автобусе, коль уж сумел в него влезть, лучше не менять положения, потому что будет ещё хуже. И лишь Иванов, оказавшийся поблизости, оказался тут как тут. Вошёл в положение министра и сразу вышел из автобуса. Решил пройтись до министерства пешком.
Только выяснилось, что входить в положение министра ему не положено. Оказывается, как только министр выходит из своего положения, туда тотчас входит его заместитель. А у этого министра было пять заместителей.
Много дней и ночей все пятеро только и ждали момента, когда министр выйдет из своего положения, – и вот, наконец, этот момент настал. Реализуя свою мечту и расталкивая друг друга, замы рванули в вакантное положение и вдруг наткнулись там на Иванова. Иванов как раз принял удобное положение, собираясь отдохнуть от **надцатого автобуса.
Иванов не робкого десятка мужик, да и боевые приёмы, какие надо, неплохо знает – освоил, когда довелось быть в положении одного обманутого судьёй и судьбой мастера спорта по каратэ. Но этих пятерых и он испугался (не та у него весовая категория), поэтому не стал сильно сопротивляться, когда они попросили его войти в их положение.
Больше он с министрами не связывался. Он занёс их в пассивную часть своего баланса, в коей уже значились вратарь нашей футбольной сборной, проигравшей очередной чемпионат Антарктиды; вечно мающийся с похмелья бомж, имеющий постоянное место жительства в подвале под квартирой Иванова; герой картины «Опять двойка»; старейший житель города Водска, по вине компьютера ставший вдруг моложе ровно на сто лет и вынужденный теперь вместо пенсии получать приглашения на прививку от кори. И ещё несколько столь же одиозных персонажей в столь же незавидном положении, вроде того бедолаги-космонавта, который, вернувшись на днях из трёхлетней орбитальной командировки, застал дома годовалого ребёнка на руках беременной жены.
Вот тут-то мы и подошли к одному из самых замечательных, занимательных и захватывающих дух эпизодов из положенческой практики Иванова.
* * *
Однажды, на излёте двадцатого века, с предложением войти в её положение обратилась к Иванову незнакомая беременная женщина. Иванов сгоряча согласился и вмиг очутился в весьма интересном положении.
Ранняя стадия беременности сразу дала себя знать. Иванова всё время тошнило, а табачный дым доводил его до истерики. Поначалу живот у Иванова нисколько не увеличился (ибо он входил в положение своей донорши с весьма солидным гандикапом в виде собственного брюшка), и он совсем было успокоился: и женщину выручил, и сам «не залетел» (в его положении так обычно говорят сами женщины, хотя у женщин, как известно, крыльев не бывает).
Но время шло, и в один прекрасный день Иванову пришлось пойти в магазин за новым ремнём, так как старый вдруг стал коротковат. Иванов понял, что себя не обманешь, и из магазина направился прямиком в женскую консультацию.
Не вижу в этом ничего смешного и вам не советую смеяться. Попытайтесь лучше разделить со мной сострадание, которое я испытываю к заслуженному врачу Меерсон-Трухалову. Именно ему судьбой было уготовано в тот день стоять на трудовом посту у гинекологического кресла.
От чувства, которое условно можно назвать удивлением, у видавшего виды доктора дыбом поднялись волосы на груди и животе. Суть и интересность положения Иванова Меерсон интуитивно уловил сразу, но он не мог дать этому явлению сколь-нибудь правдоподобного объяснения. Для того чтобы поставить Иванову точный диагноз, у Иванова не хватало целого ряда предпосылок.
В ортодоксально-гинекологической голове доктора Трухалова всё смешалось; в эту минуту он не смог бы отличить этиологию от патогенеза, прыщ – от синяка, а клизму – от климакса. Я никому бы не посоветовал в тот день входить в его положение.
Однако Меерсон-Трухалов нашёл-таки в себе мужество и силы, чтобы отправить Иванова в декретный отпуск. После этого сам он взял отпуск без содержания, а после недолгих раздумий ещё и закрепил его выписанным самому себе бюллетенем.
Дома он много думал. О декретном отпуске Иванова, о клятве Гиппократа, о странностях перестройки, о безграничных возможностях демократии. Мысли о кесаревом сечении срастались в его голове с мыслями о сиамских близнецах и о недописанной семнадцать лет назад кандидатской диссертации.
На исходе бессонной ночи он принял решение покинуть страну, в которой случаются такие странные вещи. Меерсон-Трухалов долго выбирал между Америкой и исторической родиной первой части своей фамилии. Однако утром здраво рассудил, что не стоит уезжать дальше ближнего зарубежья. Туда, собрав чемоданы, он и отправился, и теперь живет в пригороде Водска, зовущемся Седанкой.
А Иванов уже осваивал все выгоды своего нового и становившегося всё более интересным положения. Как и положено, он каждый день узнавал много нового. Ловко работая вязальными спицами, он добросовестно прослушал курс лекций для будущих матерей, причём своей любознательностью, пытливостью и конкретно-прикладными вопросами завоевал искреннюю нелюбовь гинекологических акушёров-докладчиков.
Зато с новыми подружками, с которыми крепкой пуповиной связало его его новое ego, у него сложились самые доверительные отношения. После того, как во время практического занятия-семинара по заматыванию пелёнок (кстати, тут Иванову здорово пригодились армейско-портяночные навыки) Иванов впервые ощутил крепкий удар пяткой изнутри живота, он окончательно стал равной среди подруг. Как и им, ему теперь спешили уступить в трамвае приличествующее место.
Дело шло к закономерному финалу, когда вдруг однажды Иванов проснулся в холодном поту и осознал, что ему очень хочется назад в своё положение, в мир маленьких мужских радостей. И больших тоже.
Он начал поиски женщины, которая поставила его в такое неловкое положение. Подумать только, ведь она спокойно наслаждается всеми прелестями вольной жизни, нисколько не ощущая бремени своего настоящего положения. Про себя Иванов уже называл её гнусной обманщицей. А как ещё прикажете называть особу, воспользовавшуюся его мужской неопытностью и определённым образом нарушившую его девичью невинность? К тому же Иванов мог оказаться не единственной её жертвой. Нет, ни в коем случае нельзя позволять ей безнаказанно идти по празднику жизни, оставляя после себя разбитые судьбы беременных мужчин.
Разыскав гнусную обманщицу в очереди за какими-то, уже не помню точно, женскими удовольствиями, Иванов по-хорошему предложил ей восстановить экологическое равновесие, вновь обменяться положениями. Куда там, она и слушать его не хотела. Своим неспортивным поведением она, честное слово, напоминала кукушку, которая отказывается забрать яйцо, подброшенное воробьихе или гусыне. Извела, голубушка, нашего Иванова до такой степени, что у него чуть было не начались преждевременные схватки.
Пришлось звонить по 03 и 02. Участковый врач отхаживал разгорячённого Иванова, а участковый милиционер обхаживал хладнокровную женщину. В конце концов, она согласилась уступить. Правда, не обошлось без доплаты. Кроме того, Иванов подарил ей купленную заблаговременно детскую коляску и набор погремушек из своего боезапаса.
У этой истории было своё продолжение, ибо так просто такие истории не заканчиваются.
Ушлая мамаша, и без того родив почти на дармовщину, вдруг потребовала с Иванова алименты. При живом-то муже! (Об интересном положении, в котором при этом оказался муж, поговорим когда-нибудь в другой раз).
Иванов, привыкший к злым шуткам судьбы, подумал сначала, что это всего-навсего злая шутка. Но мать ребёнка, матерью которого был отчасти и Иванов, не отступалась. Надо признать, её притязания никак нельзя было признать до конца беспочвенными.
История человеческого общества не знает примеров беспорочного зачатия у мужчин. Поэтому стряпчие Левинского районного, Водского городского, а потом и Прибрежненского областного суда трактовали соучастие Иванова в рождении ребёнка лишь в одном, единственно им известном, ракурсе. Тщетно Иванов, а чуть позже и сама мать-2 пытались объяснить судьям всю занимательную алгебру и суровую гармонию случившегося. Подобные ситуации не были предусмотрены ни кодексом о браке и семье, ни уголовным и гражданским кодексами, ни даже КЗоТом. Прибрежненские и иностранные корреспонденты немало повеселились, наблюдая холостой ход водского правосудия.
Им-то что. А вот Иванов тогда так сильно волновался, что с той поры в неблагоприятные дни его стали посещать месячные недомогания.
Без видимого прогресса пошли дела и в Верховном суде. Самым большим достижением славной когорты (по другой версии – необъезженного табуна) юристов великой Восточнославянии в деле Иванова и матери-2 было увеличение аппарата Верховного суда в 1,78 раза. Но и свежие юридические силы, листая пухлые тома уникального дела, сходу утрачивали как силы, так и свежесть, быстро становились вялыми, а затем и окостеневшими. Единственный путь к решению ивановской проблемы виделся стряпчим в ещё более дальнейшем расширении штатного расписания судебных органов.
Подготовить соответствующее постановление было плёвым делом. Но дело Иванова от этого не выиграло. Тем более не выиграл своего дела сам Иванов.
* * *
Сегодня широкая мировая общественность стала уже подзабывать подробности дела Иванова. Меж тем обширные узкие круги отнюдь не потеряли к нему интерес.
Рассмотрение казуса о «выношенном особью мужского пола (самцом человека) зародыше, который в утробе оного самца сформировался в плод, готовый появиться на свет, вследствие чего и появился на свет благодаря потугам истицы (самка человека), что ставит под сомнение истинность материнства упомянутого самца и позволяет квалифицировать псевдоматеринство самца как скрытое и тщательно скрываемое отцовство этого самца (особь мужского пола) по отношению к ребёнку упомянутой самки»* – так вот, рассмотрение этого казуса в различных судебных инстанциях продолжается и поныне. Юристы утверждают, что ему не будет конца. Хотя я склонен в этом сомневаться.
[* Я не виноват, что юристы говорят на таком странном языке. Войдите в моё положение: ведь я дословно цитирую «Дело Иванова и прочих» (том XVII, стр.стр. 235-236, выст. ст. советника юстиции, членкора АЮН Георгия Улитского). А вообще-то, ничего страшного – я расшифровал этот перл всего за полчаса].
Впрочем, зачем гадать, если всё можно узнать точно.
Я очень редко пользуюсь своей машиной времени (она не совсем моя – в прошлом году я незаметно увёл её у пришельцев из седьмого измерения); старушка, наверное, совсем заржавела на балконе. Вы тут поскучайте немного, а я быстро сгоняю лет на двадцать-сорок в будущее... Чёрт, стартёр заело. Сейчас смажу оливковым маслом – и до свидания...
...Здравствуйте, давненько мы не виделись. А я только что из 2085 года. Помните, минуту назад я выезжал туда по делу Иванова? Подождите ещё минуту – я умоюсь с дороги и представлю вам краткий отчёт.
* * *
Дело Иванова, как и стоило ожидать, оказалось неразрешимым. Кстати, беру назад своё опрометчивое заявление, сделанное тремя абзацами выше. Правоведы оказались правы: делу этому не будет конца (как и моему рассказу, добавите вы). Когда в десятых годах XXI века спорный ребёнок Иванова, матери-2 и её мужа достиг совершеннолетия и, следовательно, отпал предмет спора (алименты), – юридическая машина ни на миг не замедлила вращения своих шестерёнок.
Подобно подключённому к электросети вечному двигателю, она продолжала катить сквозь годы, издавая довольное урчание сытого механизма. Впереди её ждала бесконечность, а позади оставались потерявшие свежесть суждения и отметённые доводы, пухлые диссертации и ёмкие монографии, блестящие триумфы и тусклые поражения, чья-то научная слава и чей-то позор, горячие диспуты и тёплые конференции, хитрые парадоксы и незатейливые банкеты.
Тяжба Иванова, когда-то именовавшаяся «процессом века», там, в будущем, стала называться «процессом двух веков», и можно не сомневаться, что это не окончательный вариант её прозвища.
Почти никто из юристов уже в середине XXI века не помнил точно, с чего всё началось. Дело стало классически абстрактным, многие воспринимали его как схоластически отвлечённую игру ума, как досужую задачку-парадокс древних крючкотворов.
Лишь один человек к концу XXI века достоверно и детально знал все перипетии, извилины и загогулины этого многомерного юридического кроссворда-лабиринта, и это был наш знакомый – Иванов.
Опрометчиво поклявшись дожить до окончания дела, он обрёк себя на бессмертие, поскольку дело его – бессмертно. Ещё в 2017 году стало ясно, что дело его будет жить в веках. Что дело его переживёт века. Что дело его – неиссякаемый источник вдохновения, всё новых свершений и промежуточных побед.
Единственное отличие бессмертного дела Иванова от других бессмертных дел состоит в том, что дело Иванова никогда не победит окончательно. Так и суждено ему служить неиссякаемым источником вдохновения и вдохновителем источников, верным указателем верной дороги, неизменным помощником в борьбе за что угодно против кого (чего) угодно, маяком, компасом, ориентиром – но не больше. В то время как все остальные бессмертные дела патологически обречены на победу.
Не будем далеко ходить за примерами, возьмём знаменитое бессмертное дело, которое шьют человеку с бесконечной фамилией
Хотя по справедливости первыми по этому делу должны идти некие Платон, Кампанелла, Мор по кличке «Томас», а также основоположник научного коммунизма Сен-Симон со своей артелью.
Один лишь недостаток есть у таких всепобеждающих бессмертных дел: окончательно победив, они не успокаиваются, а сразу начинают добиваться всё новых и новых окончательных побед. Иначе кончится их бессмертие.
Бессмертное же дело Иванова, напротив, потому и бессмертно, что в нём никогда никто не победит.
* * *
Так уж устроен мир, что как только в мире появляется кто-либо бессмертный, из него тут же стараются сделать объект культового поклонения. В 2060-70-х годах на Земле возникло несколько люто враждующих между собой религий, центральным божеством которых стал Иванов. Кроме того, по звёздному небу рассыпано дюжины три миров, где сектанты всех мастей чтут непорочно зачавшего Иванова как отца их народов. Скажем, люди-муравьи с планеты Рэмбо считают Иванова прародителем всех муравьёв. А население женской планеты Лесбона зовёт Иванова праматерью материнского начала материальной Вселенной.
Вот в такое положение попал наш герой, войдя во все межпланетные мифы. А всё из-за того, что слишком легко соглашался войти в чужое положение.
Кстати, я тут, пока мы слушали (читали, писали) историю Иванова, ненароком выстрадал ещё одну аксиому, специально для мужчин.
АКСИОМА 2. Если женщина просит тебя войти в её положение, внимательно выслушай женщину и сделай наоборот.
В отличие от дела Иванова и наперекор вашим подозрениям – мой рассказ всё же не бесконечен. Поэтому заканчиваем с Ивановым, а чуть позже покончим и с рассказом.
По сравнению с искрометно-неистовой и наполненной приключениями жизнью Иванова моя жизнь скучна и сера, как обёрточная бумага. Короткая бесконечность моей жизни – это всего лишь бесконечность замкнутого кольца-ленты Мёбиуса. На постоянно повторяющемся пути по ленте бытия я всё время неизбежно прихожу к некой точке, где меня всегда ждут.
А вот и она, эта точка. Видите, впереди уже маячит индивидуум с кислой физиономией? Пришёл по мою душу, вон уже и сеть раскинул. Сейчас будет просить меня войти в его положение, и я наверняка не успею отшатнуться.
Мои просители – люди особенные. В том смысле, что их всех объединяет одна особенность: они предлагают мне в аренду... безвыходное положение. А поскольку все они являются моими приятелями, у меня нет иного выхода...
Я уже переполнен безвыходностью – до полной безысходности. Единственный выход из этого положения – дать кому-нибудь путевку в моё положение. Найти кого-нибудь подурней себя – и...
Подождите, куда вы? Я не вас имел в виду, вас я только подразумевал... Так и быть, идите с миром. Только примите на память еще одну аксиому.
АКСИОМА 3. В поисках выхода из безвыходного положения иногда можно ненароком выйти из себя и войти в чьё-то положение, которое тоже может оказаться безвыходным.