Она улыбнулась. Чему-то своему. Автоматически, сотни раз повторенным жестом убрав прядку волос с лица. Ее взгляд был рассеян, устремлен куда-то вне того места и времени, где она находилась. Улыбка была тревожной...
Почему я опять вспомнил эту улыбку? Это воспоминание приходит каждый раз само. Приходит нечасто. Когда отступят заботы и повседневная суета. И хочется побыть одному.
Так случилось и сегодня. Был зимний вечер. Я поздно возвращался домой, что-то около одиннадцати. Людей на улице уже почти совсем не было. И с каждой минутой становилось все меньше.
Было не холодно и снег валил беспрестанно большими хлопьями. Мне не хотелось ждать трамвая и я решил пройтись пешком. Тем более, торопиться было некуда, идти не далеко, а дома никто не ждал.
Я шел по аллее посреди улицы. Иногда, по проезжей части, справа и слева, рассекая непрерывно идущий снег, с тихим шелестом проносились машины. Но они не нарушали спокойствия этого вечера, потому что их шум глох в плывущих на землю снежных хлопьях.
Скамейку под деревьями совсем завалило снегом. Голые зимние деревья - не препятствие для снега. Я понял, что мне совершенно не хочется идти домой. Вообще никуда не хочется идти. Эта скамейка вдруг стала пределом желаний, укрытая от всего мира беспрерывно плывущей пеленой снегопада.
Я смахнул снег и сел на край. Привалился на спинку. Под спиной хрустнул сжимаясь снег. Ну и пусть. Совершенно не хочется шевелиться. Случится же такой вечер, когда надоедает суета и хочется покоя. Вот так сидеть и не шевелиться, смотреть как плывет и падает снег, засыпая все: дома, дороги, твои следы...
Не хотелось смотреть по сторонам. Тем более, что людей не было почти. Я оцепенело сидел на скамейке, смотря перед собой, и ни о чем не думал. Я не видел как он подошел, только услышал как скрипнул снег, когда он сел, и почувствовал, что я не один здесь. Я слегка скосил взгляд, чуть повернув голову, стараясь чтобы снег, нападавший на воротник не коснулся щеки. В общем-то мне было все равно. Этот человек не мешал мне, хотя рядом были другие, совершенно пустые скамейки. Ну да пусть сидит. Человек молчал, сидел не шевелясь, как и я. И я забыл про него и только смотрел на этот плывущий и плывущий снег.
Человек на другом конце скамейки слегка шевельнулся и я почувствовал, что он хочет обратиться ко мне. И действительно, слегка придвинувшись, он спросил: "Вы не станете сердиться, если я слегка потревожу Вас?"
"А, пусть... Выяснит что ему надо и уйдет," - подумал я. Но вдруг чувство необычности и предчувствие чего-то неясным волнением толкнулось где-то неопределенно в области груди...
Поэтому я почти не удивился когда он сказал мне:
"Знаете, - он назвал меня по имени, - Вы можете не верить, но я специально искал Вас, в такое время и в таком месте. Нет, нет, мы не знакомы и ранее не встречались, - торопливо сказал он, упреждая мой недоуменный вопрос. Но я пришел специально к Вам и у меня есть к Вам дело. Чтобы объяснить все как можно короче, я представлюсь Вам. Зовите меня, ну скажем, что бы было понятнее, - Мефистофель. Да-да, именно Мефистофель, хотя на самом деле меня зовут совсем не так. И я здесь, грубо выражаясь, для той же самой цели, о которой вы наверняка подумали, услышав это имя. Расхожий штамп знаете ли, но мне так легче будет объяснить все Вам."
Я увидел, что он значительно моложе, чем показалось мне вначале. Взгляд его был спокоен и умен, он не производил впечатление сумасшедшего, хотя все происходящее никак не вязалось со здравым смыслом. "Ну что ж, интересно, да даже если и псих, пусть говорит," - подумал я, хотя сначала возникло желание просто встать и уйти.
- Ну и что же у вас ко мне за дело? - спросил я.
- Я хочу предложить Вам сделку - ответил он.
Это уже стало становиться все более интересным. Приходит ко мне эдакий тип, называется ни много ни мало Мефистофелем, и в добавок предлагает мне какую-то сделку.
- Что Вы можете предложить мне?
- Я хочу предложить нечто ценное для Вас, то что Вам очень необходимо.
- Но мне не нужно ровным счетом ничего.
- Так не бывает, поверьте мне, - сказал он. Каждому, пока он жив, что то нужно: любви , денег, да мало ли чего. Или даже просто кому-то нужно умереть, это тоже желание, - он помолчал, - иначе не имеет смысла жить.
- Я совершенно удовлетворен тем, что у меня есть. И совершенно не хочу ничего менять в своей настоящей жизни. Может Вы хотите предложить мне деньги, славу, власть? Зря. Не тратьте время. Это хлопотное, и ненужное мне имущество, о котором нужно все время беспокоиться. Мне ни к чему эта никчемная суета. Я хочу покоя. И он у меня есть. Я ни от кого, и ни от чего не завишу, и не беспокоюсь о завтрашнем дне.
Он внимательно выслушал меня, немного помолчал и ответил:
-Как Вы наверное догадываетесь, я здесь не спроста. Я не просто от скуки или случайно появился здесь перед Вами и трачу свое время. Я в каком-то смысле делец, и тоже преследую свою выгоду. И должен постоянно "держать нос по ветру". И раз есть спрос, а я его могу удовлетворить, то почему бы не попробовать?
- Ну что ж, попробуйте. Что Вы будете мне предлагать? Я сам не знаю что мне нужно.
- Вот видите! Вы не отказываетесь сразу! Хотя и знаете коньюктуру на нашем рынке или догадываетесь, скажем так, о ценах. Значит что-то Вам все таки нужно. И скажу сразу, мой товар не дешев, но он право этого стоит. И не верьте всяким легендам и сказкам о том, что кто-то мучился и жалел после, заключив сделку со мной. Таких не было. Никогда. Я не беру много. Ровно столько, сколько нужно. Столько, сколько клиент готов заплатить, и ни копейкой больше. И смею Вас уверить, без обмана. Нечестных сделок я не заключаю никогда.
- И что же Вы все таки хотите предложить мне?
-Я не знаю еще. У меня нет типового ассортимента. Мне кстати ни разу за многие тысячи лет не пришлось продавать дважды одно и тоже. Как это ни удивительно. Сколько людей, столько запросов. Что же касается упомянутых Вами денег, власти, славы - я не торгую ширпотребом. Мой товар всегда уникален. Хотя, в сущности я продаю всегда одно и тоже. Я лечу больные и неспокойные души, но всегда по разному. Я продаю покой.
Кстати и Вы сказали что Вам нужен только покой. И что он у Вас есть. Это уже близко, теплее. Может у Вас есть не "тот" покой? Вы не сидели бы здесь в такой вечер совершенно один. Вам покойно сейчас, потому что в данный момент ничего не надо и невозможно изменить. Ведь так?
Я не умею читать мысли, но я чувствую, когда нужна моя помощь и, как правило, я могу помочь. Исключения очень редки. И я ясно вижу, у Вас нет покоя. Можете не подтверждать, я знаю это наверняка. И именно поэтому я здесь.
Он замолчал. Я молчал тоже. Снег бесшумно плыл вниз нескончаемым потоком, заполняя мир торжественной тишиной. Казалось ничто не может разорвать эту плывущую заполненную хлопьями тишину.
Мысли размеренно, неторопливо, с непреодолимой неизбежностью стали выстраиваться в стройный ряд. Все стало упрощаться, становится понятным, логичным и ясным. Действительно, покой. Это то чего не хватает. Есть спокойствие, покоя нет. Далекое, почти неощутимое беспокойство чувством вины теснилось где-то невообразимо глубоко... Что это? Когда это было? Неужели это то, давно ушедшее прошлое, уходя своей дорогой, оставило эту глубоко сидящую саднящую царапину...
- Вы же не можете мне устроить встречу с тем, кого уже нет.
- Вы забыли с кем имеете дело. Встречу я Вам устроить не могу, и не хочу. Да Вам это и не нужно. Но я могу помочь изменить кое что в прошлом. Так, совсем немного. И только так, чтобы это не коснулось никого в настоящем. Сами думаю понимаете, почему такие условия. Это должно коснуться только и только Вас. Время слишком хрупкая и чувствительная вещь и с ним нужно обращаться очень осторожно. Малейшие неосторожные изменения в прошлом могут привести к разрушительным и непредсказуемым последствиям в настоящем. Поэтому воздействие на прошлое должно быть очень аккуратным. Я не буду переносить Вас туда, ни, тем более, вызывать оттуда кого бы то ни было... Чушь какая, - добавил он почти про себя. Но вот пообщаться с кем либо там, например позвонить туда, это возможно. Хотя тоже не так легко, и зависит от того сколько времени Вам нужно.
И сразу о цене, так сказать на берегу...
Первую минуту Вы говорите бесплатно. За вторую платите одной минутой из своей жизни. За третью - одним часом. За четвертую -днем. Это недорого, поверьте. И мой совет, ограничьтесь этим. Потому что за пятую минуту разговора нужно отдать месяц, а за шестую уже целый год. Правда и это может не очень большая цена. За седьмую минуту Вы отдадите два года, за восьмую - четыре. Ну и так далее...За каждую последующую минуту Вы платите вдвое дороже. Поэтому не увлекайтесь.
Как видите, я не беру в заклад Вашу душу. А даже наоборот, я хочу покоя для Вашей души.
Ну и теперь, как это сделать. Найдите телефон, наберите 111. Услышите короткий гудок. Затем полностью год и месяц. Потом число и час. Ну и конечно - номер абонента. И все. Как видите очень просто. Не забывайте о цене, минуты четыре не больше. А впрочем, как знаете. Я подожду здесь. Думаю Вы недолго...
Он замолчал. Я молчал тоже. Потом я молча поднялся со скамейки. Прошел по дорожке до перекрестка.
Светофоры равнодушно мигали желтыми, ленивыми глазами, озаряя свежий снег неестественным пыльным светом, отчего снег почему-то казался теплым. Было пусто и тихо. На противоположной стороне улицы виднелись две спаренные телефонные будки, выхватываемые из темноты мигающими вспышками светофоров.
Я перешел дорогу, усыпанную свежим снегом. На дороге виднелись уже слегка припорошенные следы нескольких проехавших здесь автомобилей. На снегу на тротуаре возле телефонной будки следов вообще не было. В будке справа в двери были выбиты несколько стекол, и они неприятно чернели темными щербатинами. В будке слева все стекла были целы, и покрыты изнутри изморозью так, что совершенно не было видно, что внутри.
Я подошел к будке слева и потянул дверь. Она, заскрежетав открылась до половины, сгребя насыпавшийся снег. Даже в будке на полу был снег. Я вошел, закрыв за собой дверь. Внутри было светло. Свет от уличных фонарей слегка пробивался сквозь покрытые изморозью стекла. Когда вспыхивал желтый свет от светофора, становились видны даже цифры на диске номеронабирателя.
Снял трубку, в глубине души осознавая нереальность и идиотизм происходящего. В телефоне сипло и простужено загудело.
Какой же это был день? Год 1985, это я помню, месяц февраль, день суббота, за неделю до смерти. Она погибла 14, в четверг. Значит девятого. Девятого февраля, вечер. Примерно около семи, восьми.
Все еще не понимая, что и зачем я делаю, я набрал три единицы. В трубке было абсолютно глухо. "Два ненормальных." - подумал я. Вдруг в трубке раздался короткий гудок и абсолютная тишина сменилась другой тишиной. Но это была уже совсем другая тишина. Эта тишина была живая. В ней были какие то неясные шумы и шорохи.
Я начал набирать цифры. Диск телефона, видимо от холода, вращался неохотно. 1985. Так теперь месяц - 02. Число - 09. Интересно время как, с минутами или без? Пусть будет 1900. Все равно, это все чушь. Ахинея. Два психа... Я не помнил её номера, была просто мысль, что я звоню ей. Рука сама привычно набрала цифры, а я отметил про себя 22-74-56. Сколько ж лет прошло?
В глубине телефонных шумов что то слегка щелкнуло, проключившись и вдруг пошли размеренные гудки телефонного вызова. В груди похолодело и сердце начало учащать свой темп.
Трубку взяли сразу.
И голос, такой неправдоподобно родной и знакомый, где-то совсем, совсем рядом, слегка торопливо, не скрывая ожидания и волнения сказал.
-Алло? Алло? Я Вас слушаю.
И сердце вдруг оглушительно ухнув, оборвалось вниз.
* * *
Нет, мы не поссорились тогда. И не разлюбили друг друга. Просто как-то не заладилось вдруг. Вроде ни с того, ни с сего. Я неожиданно почувствовал усталость, и в отношениях повеяло, нет даже не холодом, я все же любил её, а просто стало как то не так легко как раньше. А она чувствовала все, пыталась что-то исправить. Но была расстроена всем этим и никак не получалось взять верный тон в отношениях при наших встречах. Сейчас понятно, что нужно было просто немного отдохнуть друг от друга.
И тут некстати случилось мое знакомство с Наташей. Я был абсолютно равнодушен к ней, но мне льстило её внимание, её интерес ко мне. Меня волновал её откровенный взгляд карих, острых глаз, её тонкие запястья рук, её красивые темные волосы, которые постоянно разлетались и тут же ложились на место, готовые в любую минуту разлететься снова. Короче я увлекся, увлекся в глубине души понимая, что все это несерьезно, что этого не следует делать.
В тот день мы должны были вместе с моим другом и Натальей идти на день рожденья к ее подруге. С Настей мы не виделись уже несколько дней. Я даже ни разу не позвонил ей. Перед тем, как отправиться к Наталье, я забежал ненадолго домой. Я собирался на встречу, когда раздался звонок в прихожей.
Я открыл дверь. На пороге стояла Настя. Стояла и молчала. И я молчал, я опешил слегка, мучительно перебирая в уме варианты своего поведения и не находя, что сказать. Она первая заговорила. Сказала с усилием:
- Можно войти.
- Да конечно, - я отошел, пропуская ее в прихожую.
Я помог ей раздеться, мы прошли ко мне в комнату. Она молчала, я плел что-то, что мне сегодня очень некогда, что мы договорились встретиться с моим другом, что меня будут ждать. Она иногда что-то отвечала мне, больше молчала, а в общем все это было натянуто и тяжело. Не клеилось все это в общем.
Мне временами хотелось сказать, что между нами все кончено, что нам не нужно больше встречаться. Меня разбирала досада, что все так вот неудачно получилось. Но я не мог ничего сказать ей, я все время оттягивал этот момент, в конце концов решив для себя, что скажу ей все по телефону.
Я пошел проводить ее до остановки. Мы шли молча. Уже перед тем, как уехать, она вдруг прямо спросила: "Скажи мне, что все будет хорошо" И я опять ничего не смог сказать ей, а пообещал, отведя глаза в сторону, что все конечно будет хорошо. Она попросила, чтобы вечером я позвонил ей. Я честно сказал, что обязательно позвоню.
К остановке медленно подъехал троллейбус. Она потянулась к моей щеке, легонько поцеловала меня и, отстранясь, пристально посмотрела мне в глаза.
Я увидел ее глаза, полные боли и безысходной тоски. И я забыл в эту минуту обо всем. Я почувствовал её боль, как свою собственную. И понял, что мне ничего не нужно, кроме этих бесконечно родных и знакомых глаз. Мне безумно захотелось прижать это лицо к своей груди, укрыв о всего и вся, ощущая касание теплых, мягких, щекотливых волос у своей щеки. Но ничего этого я не сделал. Я, как запрограммированный автомат делал то, что следовало, а точнее не следовало делать.
Я посадил её в троллейбус...Двери с промерзлым скрипом и шипением захлопнулись, лязгнув на всю вселенную и неповоротливый троллейбус, буксуя и завывая, покатил куда-то своей дорогой - равнодушный ко всему.
Я так и не позвонил ей в субботу. Сначала суета и никчемная вечеринка замотали, а потом я не мог не проводить домой Наташу. Хотя шел рядом с ней и понимал всю никчемность происходящего. Нет, я все время помнил об обещании, но что-то мешало мне позвонить. В чувствах и мыслях была какая-то непричесанность и мне просто нужно было время, чтобы разобраться как-то с этим. Да и не мог я, только что проводив Наташу, звонить Насте. Не мог.
Позвонил я только в среду вечером и мы помирились. Она простила сразу и ни о чем не спрашивала. Разговор получился хорошим. Она была очень рада и говорила как ни в чем ни бывало. Как будто не было никакой отчужденности и ссоры. Даже не спросила, почему я не позвонил. Мы договорились о встрече на четверг.
В четверг она погибла.
Я не помню точно, что было дальше, как все это произошло. Память неохотно, только поддавшись на мучительные усилия, возвращает события тех дней. Как будто это было очень давно или не со мной. Мне позвонили, я не понял сперва, не поверил, в то что произошло. Потом была эта суета и какие-то хлопоты, которые не могли изменить уже ничего. И осознание пустоты. Пустоты и вины. И какой-то невозможности и нереальности всего происходящего.
Я понимал, что предал ее, предал не позвонив ей, предал не бросившись к ней, позабыв обо всем. А она мучалась до среды в неизвестности и боли, ожидая этого звонка.
* * *
Голос в трубке был родной и знакомый. И вспомнился вдруг звук закрывающихся дверей промерзшего насквозь троллейбуса, а может это было эхо, которое вернулось вдруг после долгих лет странствий, отразившись неизвестно от каких миров...
- Настя, это я...
Она страшно обрадовалась, она говорила, что думала, что я уже никогда не позвоню, что ей почему-то казалось, что никогда больше не увидит меня, что со мной что-нибудь случилось, а я успокаивал ее и говорил, что ничего со мной не случилось и случиться не может.
Она еще говорила и говорила, а я слушал ее. И как будто ничего не случалось, как будто не было этих лет, этой пустоты и смертей, как будто я расстался с ней только вот сегодня днем. Я говорил ей что я люблю ее и она была счастлива и говорила, что страшно соскучилась, словно не видела меня давным-давно.
Где-то в глубине сознания промелькнула мысль о времени, о том, что пора кончать разговор, но она была так счастлива, что я не мог сказать ей что мне пора, что мне уже давно пора, что я уже бесповоротно опоздал всюду и везде и похоже что навсегда...
- Подожди, не уходи еще. Пока ты там, я как будто не одна. Подожди еще минуточку. Я слышал ее дыхание в трубке, я чувствовал ее как будто она была рядом, а за окном телефонной будки, под медленно плывущим снегом мигал и мигал, как метроном, желтым глазом, вне времени и пространства забытый всеми, никому не нужный светофор, отсчитывая секунды, минуты, года и тысячелетия.
- До свидания, Настя.
- Я люблю тебя, пока.
В трубке пошли короткие частые гудки.
* * *
- Вы говорили двенадцать минут. Это, - Мефистофель на минуту задумался, вычисляя в уме, - 127 лет, 1 месяц, 1 день, 1 час, 1 минута. Вы не прожили бы столько. Не надо, молчите! Мне не нужны Ваши извинения. Вы заплатили бесконечно большую цену, и я не в накладе. Примерно что-то подобное я предполагал. И похоже Вы тоже не обиде? Хотя, я мог бы и не спрашивать об этом. Я это знаю. Я говорил, нечестных сделок я не заключаю никогда. Что ж, прощайте! На этом свете, я предполагаю, мы больше не увидимся.
Он шагнул в сторону, развернулся и исчез как-то сразу, хотя мне это было уже абсолютно безразлично.
Я снял перчатки. Снежинки плавно ложились на ладони и тут же таяли.
Где-то на краю сознания шевельнулась тревожная мысль, что произошло что-то очень важное. Важное и имеющее для меня существенное значение. Но мысль эта растворилась, не успев обрести плоть и явь. Острые, колючие наверное, лучики снежинок на ладони как-то незаметно, неслышно сворачивались и превращались в теплые капельки. И, также неслышно в душе растаяли какие-то незаметные колючие лучики. И стало уютно и тепло. И очень спокойно. Тело обволокла приятная слабость и истома. Как после того, как уходит боль и начинаешь осознавать сколько: же сил было потрачено на борьбу с ней. Что-то расслабилось внутри и захотелось спать.
Я смотрел на тающие снежинки, а мысли сами, легко и свободно, понеслись назад в прошлое. Туда, о чем долгое время не хотелось думать и вспоминать.
Я увидел ее лицо. Она улыбнулась. Чему-то своему. Автоматически, сотни раз повторенным жестом убрав прядку волос с лица. Ее взгляд был рассеян, устремлен куда-то вне того места и времени, где она находилась. Улыбка была грустной и спокойной ...
* * *
Снег все также бесшумно и неумолимо плыл и плыл вниз. Все кругом было укрыто белым, поглощающим звуки покрывалом. Все также, словно метроном, долбил на перекрестке желтым светом забытый всеми светофор. В аллее, на скамейке усыпанной снегом сидел человек. Снег падал на шапку, на плечи, на колени. Снег падал на кисти рук, лежащие на коленях, на лицо. Снег на лице уже не таял. Лицо человека было покойно.
My ICQ: 12419365.
My e-mail: chanf@softhome.net