- Фока здесь никаким боком! - громко повторил Толич, когда я учил рыбную басню Крылова для поступления в театральный институт. Он, как будущий режиссёр, «затейник массовых беспорядков» (как я это называю), вызвался меня подготовить.
- Дальше! Дальше! – орал он, обкусывая ногти, жадно следя за моими телодвижениями, - Экспрессии!
Потом мы придумывали миниатюры, и он скучно играл с монетками на диване. Подкидывал их вверх и ловил ртом. Когда одну он случайно проглотил и выпучил глаза, я долго не мог успокоиться…. Он грустно посмотрел на оставшиеся денежки и продолжил игру:
- Ну давай, - устало произнёс он, - Этот бандос подходит к двери, в сотый раз звонит, потом бьёт себя по голове и падает в обморок. Где тонко, как говориться, там и рвётся…
- Это у тебя в голове тонко, - заключил я.
Мы немного подрались и стали разучивать стихотворение. Он заставил меня орать на балконе на весь квартал «Гой ты Русь моя родная» Есенина.
- У тебя боязнь публики исчезнет.
- Да нет у меня никакой боязни, - отвечаю.
- Есть! Не спорь, лох малолетний (он младше меня на шесть дней).
Всё же я подчинился воле новоявленного режиссёра, и громко оповестил удивлённых гопничков в грязном невском дворе о «сини, которая глаза сосёт…».
- Всё ёпти, - долго повторял Толик, - Теперь ты точно поступишь, никуда не денутся эти сучки-театралы. Я даже тебе немного завидую.
- Завидуй, - отвечаю.
В институт я благополучно не поступил. Выкинули после второго тура. О чём я, в общем, не жалею. Какой из меня режиссёр, да ещё театра?!
Ну а Толич и театр, это вообще, отдельная история. Спал он везде, на комедии, на трагедии, на плохом, на хорошем. На галёрке, в партере. А спит он очень живописно: с неизбежными слюнями и выглядывающим язычком. Ещё занятно, если он при этом просыпается каждые четыре минуты, и мутным взором ненавистно оглядывает окружающих. Потом его голова привычно падает, он спит дальше. Если комедия не смешная, я оборачиваюсь глядеть на него.
- Хороший спектакль, - удовлетворённо, как-то заявил он, когда мы выходили из любимого БДТ (там билеты по пять рэ).
- Ты же всё проспал, - отвечаю.
- Это ты спал, я смотрел… ну иногда, немного отдыхал.
- Ах, вот как храп называется, - усмехаюсь.
Он не обратил внимания на моё ехидство:
- В этой «Антигоне» умная мысль мелькнула. Я вот смотрел на проекционное небо, потом глаза закрыл…
- Захрапел…
- …Мне её папа и заявляет, пердун старый: « Время, дескать, беречь надо. Уходит сукадла.
- Кто уходит? - не понял я.
- Да время! Уходит, говорит, а его растить надо.
- Кого?
- Да пупок твой! – Толич взбесился, но быстро отошел, - Говорит, земля не деньги ценит.
- Чего?
Толич яростно проматерился, плюнул мне под ноги.
- Да, - говорю, - Теперь вижу, как на тебя спектакль подействовал.
Через три дня я заметил на подоконнике у Толика дома, ведёрко с высохшей грязью. На мой вопрос он ответил странно и загадочно:
- Деньга там, время ращу…
Червонец мы всё равно вытащили месяца через три, на портвейн не хватало…