Володя впивается пальцами в башку леща и выкидывает его на дамбу, где он снова начинает отчаянно кувыркаться. У только что вытянутого из воды леща цвет серебристый, но на воздухе и в садке быстро начинает краснеть и приобретает медный оттенок. Лещ хороший - под килограмм. Я сверхдоволен - это же мой первый лещ!
До сих пор и на заливе и в Матросово попадались хоть и крупные, но подлещики. А это уж настоящий лещ. От волнения аж руки дрожат, закуриваю, глубоко затягиваюсь. Хорошо!
А минут через пятнадцать всё повторяется, и я вытаскиваю второго леща. Опять Володя помогает мне. Вот это везение! Собственно, мне и одного леща было бы вполне достаточно, чтобы считать выезд удачным, а тут - два! Но судьба решила вознаградить меня за что-то с лихвой: в течение следующих полутора часов я поймал ещё трёх лещей, причём двух последних вытаскивал уже без посторонней помощи, полностью самостоятельно, доверяясь прочности своих поводков.
За это же время, т.е. за те два часа, в течение которых я вытащил пять лещей, компания слева выловила двух, у Володи не было ни одной поклёвки, у Серёжи долгое время тоже, но он не поленился переделать снасть - переставить поводки по моему образцу и выловил сначала небольшого леща, а потом на полтора килограмма. Этого красавца я помогал ему выкинуть на берег, при этом лещ оборвал-таки поводок, но уже на суше.
Перед самым уходом подсёк, наконец, и Володя леща, причём тоже здорового. Но он слишком рьяно волок его к берегу, не дал выдохнуться, нахлебаться воздуху, а пёр напрямик, полагаясь на крепость удилища и лесы. И у самого берега, в метре от края воды лещ упёрся башкой в дно и встал как вкопанный. Володя потянул посильнее и ... крючок прорезал губу леща - видимо, зацепился за самый краешек, и леса выскочила из воды, а лещ остался там стоять в прежнем положении, пошевеливая плавниками. Володя бросился к нему в воду, надеясь схватить руками, да куда там - лещ вильнул хвостом и лениво как-то сдвинулся в глубину, где его ещё какое-то время видно было, а через несколько секунд очухался совсем и ушёл. Расстроился Володя окончательно, да что поделаешь!
Обратно возвращались вместе с тем мужиком, который привёл нас сюда. Он поймал одного леща, но и этим был доволен. Когда же мы пришли во двор, где оставили свой транспорт, то... - вот чёрт побери! - наш-то мотоцикл стоял на месте, а его мопеда не было. И ни хозяина, никого ни в доме, ни во дворе. Третий мопед у бедолаги упёрли.
А у нас аккумулятор с чего-то отказал, хоть я и заряжал его сравнительно недавно; видать, не впрок ему пошло десятидневное лежание на дне залива. Заводили с толчка, для чего пришлось сначала дотащить мотоцикл по грязи со двора до мощёной дороги, а там мы втроём толкали его, разгоняя, я включал на ходу передачу, подсоединяя тем самым генератор, газовал и прыгал в седло, двигатель заводился, но тут же глох, и мы порядком взмылились, прежде чем он устойчиво заработал.
Дома я взвесил лещей. Два потянули на килограмм каждый, два - по восемьсот граммов и один - шестьсот. Двух самых крупных лещей Сашулина мама зажарила, и мы их съели, а трёх я завялил и раздарил потом.
На следующий день, 9 апреля я выкопал в Ульяновке берёзку, отвёз её на мотоцикле на кладбище и посадил у изголовья маминой могилы.
15 апреля мы поехали на мотоцикле с Лёнькой Захаровым и Смертиным разведывать дорогу на противоположный берег канала в Заливном. Нам сказали, что туда можно проехать из пионерлагеря или из Добрино. Действительно, оказалось, что этот канал я каждый раз переезжаю в километре от Добрино, когда езжу в Полесск. Только здесь у шоссе он втрое уже. Из Добрино можно проехать до плотины и водокачки на этом канале, за которыми он и становится широким вплоть до самого залива.
От плотины дороги идут по дамбам, насыпанным вдоль канала по обоим его берегам, и в начале каждой дороги стоит "кирпич" - знак "Движение запрещено". Мы решили рискнуть и проигнорировали знак, направившись по правому берегу, вдоль которого и доехали по изрытой колдобинами дамбе почти до самого устья канала. Здесь мы встретили рыбаков, которые не советовали нам оставаться тут с мотоциклом - за езду по дамбе, особенно весной, нещадно штрафуют и мотоцикл отберут. Специально же там и дерево завалили (а мы еле пробрались через этот завал). Мы не стали искушать судьбу и вернулись ближе к плотине, спрятали мотоцикл на какой-то заросшей поперечной просеке и уселись рыбачить.
День был ясный, но холодный (+3 -2°), дул сильный северо-западный ветер, но изгибы высокой дамбы и кусты защищали от него. В этот раз повезло только Смертину: он вытащил на спиннинговую донку леща и подлещика. Лёнька поймал две крупных плотвы, а я одну. Рыбаки же говорили, что вчера и сегодня с утра плотва брала очень хорошо. Интересно, что ездили в этот раз мы вообще без аккумулятора, а на системе, смонтированной (по совету некоего читателя-доброжелателя журнала "За рулём") из девяти круглых батареек для карманного фонарика. И ничего, сработала система.
244
Ленинград, 10 апреля 1979 г.
Дорогой Сашок!
Меня очень обрадовало твоё письмо с поздравлением. С того времени я был 18.03 рукоположен в сан диакона. Так что теперь я иеродиакон (так называются "чёрные" диаконы, т.е. те, которые в монашеском чине).
Обращение, которое ты употребил, - "дорогой Ианнуарий", - уместно, хотя, если ты меня будешь называть на людях, традиция требует приставки "отец". Например, - "дорогой о. Ианн." или "отвратительный о. Ианн.": эпитеты могут быть, конечно, разными.
Что сказать о важности моего шага? Внешне это может быть неважным. Но какое-то реальное изменение в жизни (а здесь оно символизируется даже заменой имени), - скажем, женитьба или там перемена гражданства, - сопровождаясь внешними символами, несёт в себе потенцию стать "важным". Для внешнего взгляда это может и не выявиться, а субъективно это тоже может остаться без последствий. Но это редко. Чаще всего мы видим, что в духовном мире смена имени важна. Папа Павел VI - не то же самое, что кардинал Джованни Монтини, Иоанн Павел II - это не краковский епископ Кароль, Екатерина II - не принцесса София Шарлотта, патриарх Пимен - не Сергей Извеков, а митрополит Никодим - не Борис Георгиевич Ротов. Это всё очень известные люди, но не то же ли с простыми людьми?
Конечно, для косной и безличной государственной машины смена имени не отражает никакой реальности, да и самой смены имени не существует. По-своему гос. чиновники правы, но их правда - правда паспортного стола - всего лишь чернильно-бумажная правда. Будь их воля, апостол Пётр на веки остался бы всего лишь Симоном бар Ионой, а ап. Павел только Савлом.
Наша Конституция, как известно, уравнивает всех в правах и обязанностях и, отделяя Церковь от государства, тем самым не признаёт никаких церковных обетов, а церковной документации не признаёт имеющей экономико-материальной силы (что такое церковная печать по Конституции? не больше, чем твоя личная печать, какую ты ставишь на своих книгах. Ещё меньше, т.к. церковной собственности нет, и, следовательно, даже на книгах печать ставить бессмысленно). Но это - Основной Закон. Реальность же, живая жизнь оставила лазейки для более гуманного, реалистического подхода к церковным событиям, кроме Закона существуют законы. И вот, вопреки Конституции, но вполне законно, человек, принявший на себя обет безбрачия (не только монах, но даже просто целибат), освобождается от малосемейного налога. Для этого достаточно в финотдел или в бухгалтерию того предприятия, где монах работает, представить соответствующую справку из церковной организации. Но справка эта, обладая силой финансового документа, должна быть как-то заверена. Чем заверить? Конечно, печатью. Таковы живые парадоксы.
Ввиду моей будущей свободы от налога по бездетности, как преподаватель в учебном заведении я сэкономлю в год около 200 рублей. Разве это не реальные изменения? Конечно, с этим стоит поздравить.
А так, какие ещё важные изменения? Ну разве что только то, что став монахом, я принял обеты безбрачия, точнее - целомудрия, нестяжания и послушания. Конечно, эти требования предъявляются и любому крещёному, но монаху - в сугубом виде. Так, целомудрен должен быть всякий христианин, но монах отказывается от брака и от родственников; нестяжателен должен быть каждый, - монах обязуется вообще не иметь личной собственности; смирен и послушен должен быть всякий (но покушение на его личную свободу не простирается далее дисциплинарных требований в литургической жизни), - монах не имеет личного времени и места. Так, тебя из Калининграда могут выселить (вопреки твоему желанию) законно по суду, или беззаконно внешним насилием. Для монаха достаточно было бы одного слова епископа, не обязательно громко сказанного. Здесь есть маленькая разница.
Как прочувствовать эти изменения? Это, как и всё в религии, не передашь словами. Надо просто пожить настоящей жизнью монаха (со всеми бытовыми тонкостями) недельку-другую, тогда ничего и объяснять не надо было бы.
Вообще, религиозный опыт, отточенная тысячелетиями духовная культура апеллировала не к единицам способных к религии людей. Это культура всенародной жизни и общечеловеческого опыта всех поколений и регионов с доисторических времён до наших дней. "Культура вышла из храма", - писал автор "Золотой ветви", крупнейший этнограф Дж. Фрезер (Ты не читал? Интереснейшая книга, самое богатое исследование по этнографии. В 30-е годы издали в пяти томах). А я добавлю из личного опыта, что вне храма - культуры нет. Не в обиду вовсе неверующим это говорю, ведь сам недавно в храм пришёл. Но именно потому, что пришёл, мне есть с чем сравнивать.
Конечно, люди разнятся между собой, - и ты прав, когда об этом пишешь. Но разница эта не проникает глубоко в общую всем нам природу. В природе всех абсолютно людей чувство добра, красоты и святыни. И злодей понимает, когда ему делают добро. Можно с трудом улавливать красоту музыкальных гармоний, но тогда человек с лёгкостью воспримет красоту чьего-нибудь лица или пейзажа или ещё чего-то. Только это чувство красоты должно питаться реальным опытом. Извне, издалека понять красоту невозможно. Аналогично в религии - этом самом прекрасном цветке человечества. Без живого религиозного опыта невозможно ничего понять в сущности ни одного вероучения, как ни бейся. Это было бы похоже на эстетику, которая отбросив живое чувство прекрасного, занялась бы лишь чисто внешним анализом произведении искусства. Всё дело в опыте. Как писал знаменитый психоаналитик Карл Юнг, - "религиозный опыт имеет абсолютный характер. Он не подлежит спору и дискутированию. Обладающий этим опытом обретает сокровище, равного которому больше нигде найти нельзя".
Это факт, бесспорный факт, подтверждённый мириадократно всегда и везде. Оспаривать это - идти против рожна. Дело не в природной расположенности, а в личном и общечеловеческом культурном опыте.
В этом отношении наше поколение было поставлено в особые условия, изолированные от истории и от мира мы были лишены именно религиозного опыта. Это как если бы в стране была на несколько десятков лет запрещена живопись. Вся мощь разнузданной, ничем не сдерживаемой пропаганды обрушилась бы на бедное искусство. В подполье ходили бы по рукам обрывки каких-то затрёпанных репродукций (доступных десяткам из миллионов), перепечатывали бы в самиздате трактаты о линейной перспективе и о технике импрессионистов, но никто из читающих никогда бы не видел ни одной живой картины. Все эти люди не были по природе лишены чувства красоты в живописи, но в живописи ничего бы не смыслили, да и просто не знали бы её, ибо знание даётся опытом, а не потугами интеллекта в удалении от объекта знания.
Личный опыт исподтишка был бы доступен всякому, но ясно, что этого мало. Не может же всякий вновь изобретать паровой двигатель. Научиться плавать можно только в воде.
Дело, конечно, не в присутствии или отсутствии каких бы то ни было идей, а в присутствии или отсутствии опыта. Наличный опыт может породить и своё, осмысленное, богатство идей (в обычном, не платоновском смысле). Это мы и видим в многообразии религий и философий. Отсутствие опыта ни к каким идеям привести не может. Наглядный тому пример - убожество материалистической философии.
Когда я думаю об идеологическом багаже атеизма, точнее - "научного атеизма" - "единственно научного мировоззрения", который не устаёт подчёркивать немыслимый "конфликт науки с религией", - мне вспоминается образец научно-атеистического мышления, разговор В.И. Ленина с одним из своих сотрудников. Этот разговор часто цитируется в атеистических книжках, и, по сути дела, всю идеологию атеизма можно свести к нему как к своей парадигме.
Разговор происходил ночью под тёмным куполом звёздного неба.
- Я заметил Ленину, что мысль невольно устремляется к Великому Разуму, когда перед глазами в небесном пространстве бесчисленное количество, мириады звёзд.
Ленин засмеялся и иронически произнёс:
- К боженьке!
- Назовите это, как хотите, Владимир Ильич, ... Разве не прав был Спиноза, который говорил: когда передо мною прекрасный часовой механизм, я невольно думаю о мастере, сотворившем его.
- Всё это несёт поповщиной, - ответил Ленин.
(Собственно, на этом доказательство обычно и останавливается, но Ленин всё же продолжил:)
- Короче говоря. Вы хотите сказать, что всё это было создано боженькой. Хорошо. Допустим, что всё, что существует, всю вселенную боженька создал энное число миллиардов лет назад. Ну, а что он делал раньше, спал, что ли?"
Вот, оказывается, как видел проблему гений мысли, знаменитый философ-материалист XX века, отличник учёбы, выпускник ЛГУ и поклонник Гегеля. Вот к чему свелись все философские размышления предшествовавших тысячелетий.
Последующий "научный атеизм" не добавляет ничего нового к этой реплике философа. Изменяется лишь тон.
50-е годы. Пишет один из профессоров ЛГУ:
"Буржуазная астрономия, переживающая глубочайший кризис, находится в состоянии застоя и идейного загнивания. Особенно наглядно это проявляется в усилении мистики и поповщины в области современных космогонических и космологических "теорий", ныне прямо и открыто смыкающихся с теологией. (Здесь автор прав: после античности никогда ещё естествознание и богословие не вступали в такой синтез как в XX веке. Приходят на ум слова Эйнштейна: "Наука без религии хромает, религия без науки слепа".) Ярким свидетельством этого может служить широкая проповедь в буржуазных странах реакционно-мистических идей о конечности Вселенной, о "расширяющейся вселенной", мракобеснических рассуждений Эддингтона, Джинса, Милна, Эйнштейна и др. о конечности мира, призывающих "научно" обосновать библейский миф."
60-е годы пошли на уступку поповскому мракобесию Эйнштейна в физике, но в идеологии глупость приняла характер просто чудовищный. Вот пишет известный наш астрофизик Шкловский:
"Если вывод о том, что 12 миллиардов лет назад вся Вселенная представляла собой сверхплотную ядерную каплю, является правильным, (а это, по-видимому, так), всякое рассуждение о "начале" и тем более "сотворении" мира является ненаучным. (До сих пор - о"кэй. Но далее) Излишне подчёркивать, что в условиях такой Вселенной - сверхплотной капли - никакая жизнь невозможна".
Что прорекло это: голова или кочан капусты? Вот и всё, что этот уважаемый, пожилой (и, как он себя, наверное, считает, - образованный) человек за всю свою долгую жизнь вынес из личного опыта, из чтения книг, из культуры всех тех, кого называют образом и подобием Божиим. Бог - это дедушка, то ли во сне парящий в бесконечном пространстве, а после чихающий и из чиха творящий метагалактики, то ли сидящий в неуютности первичной (?) материи и лепящий из неё те же метагалактики. Но в "ядерной капле" жизнь немыслима, дедушке там просто не уместиться, да и дышать нечем было бы; значит, дедушки там не было и быть не может.
Такова вся идеологическая культура вне храма. И больше ничего.
Вот на марке умница Эйнштейн. С его замечательной формулой. Какая интуиция! Вопросы Спасения его мало тревожили (если только под конец жизни). Промыслом он был определён к иному. Но всё-таки в личном плане этот человек - пример для всякого естествоиспытателя: как можно созерцанием Логоса прийти от плоского механического безбожия к естественному пантеизму.
Его специальная теория относительности, изумительная сама по себе, была плодотворной и для богословия (ведь методы и модели любого уровня всегда одни). Не то, чтобы его выводы были в новинку церковному учению. Напротив, всё это можно найти и у отцов "золотого (т.е. IV) века", особенно у блаж. Августина, и в средневековой схоластике. Но 200 лет до Эйнштейна над европейцами повис туманный кошмар ньютоновского (а затем кантовского) абсолютного пространства и времени, порождая непреодолимые рассудочные трудности в области космологии и психологические - в деле разумного оправдания религиозной интуиции. Туман рассеялся. Богословие вздохнуло с облегчением и вновь обратилось к своим истокам, к тому же IV веку.
Для философии важно было не только и не столько это. Важна индуктивная и аналогическая экстраполяция из области частного физического опыта в общий религиозный опыт. Разумею, конечно, экстраполяцию метода, внимание, уделяемое субъективному, релятивизму. Всё это было очень конструктивно в таких вопросах как вечность и пространственно-временной эон, история и свершение, дискретность жизни-процесса и непрерывность жизни-бытия и т.п. И это без покушений на свободу, на подвиг веры.
Возможность такой индукции любил давно ещё подчёркивать Нильс Бор, правда, в более симпатичной ему области "принципа дополнительности". Но всё это - дело будущего.
Я не говорю уже о том специфическом значении, какое имела собственно формула Е = mc2 с её пространственно-временными истолкованиями.
Если ещё 100 лет назад обывательское умозрение под Материей понимало "массу", некую протяжённую, непроницаемую в своих первоэлементах и существующую в пространстве и времени реальность, - то теперь это было уже невозможно. Материализм под натиском физики сделал героическое сальто. Материей объявлено всё, что имеет объективную реальность. Но где же материализм? Что это, самоубийство? Понимай каждый, как хочет. Богословие вполне принимает такое "определение" с одной оговоркой: оно очень расплывчато, и в такой расплывчатости материю для богослова вполне можно отождествить с Богом. (Именно в этой расплывчатости, ибо при более внимательном анализе материя - не Бог богословия). - Материя - бытийствующая реальность, выявляемая как Логос, - или что-нибудь вроде этого... чем не Бог?
Чисто интеллектуально в такой постановке вопроса спор упирается в терминологическое расхождение. Называть принцип реального бытия женским словом (Материя - mater - materia - Мать - материнство - всепорождающее таинственное лоно "матери-земли" - подчёркивается момент безипостасности) или мужским (Бог - санскритск. bha, по-видимому, от ba - фонема детского лепета: ba-ba, па-па, как "матерь" от ma: ма-ма).
Ведь исторически так оно и было. Если смотреть только на европейскую философию: она сводилась к поиску "первоначала", принципа всего сущего. "Мать-земля" древнейших орфиков заменяется матерью-водой у Фалеса, откуда и сама земля берёт начало, выплывая из Океана. Затем матерью (материей) называется воздух у Анаксимена, "беспредельное нечто" у Анаксимандра, теплота (огонь) у Гераклита, "Единое" y Зeнона и Парменида, и, напротив "многое" у Эмпедокла (4 элемента), у Анаксагора (великое множество качественно разнородных элементов), у Демокрита (множество качественно однородных элементов),- но всё это именно поиск Матери - первоначала (ведь в греч. языке "начало" - - женского рода - материнская богиня). Этот ряд можно продолжить.
Как бы там ни было, никому из этих древних философов, так же как и новым - после Эйнштейна - не приходило в голову (не в кочан капусты) понимать под "материей" нечто наподобие субстрата (будь то масса, плотность, пространство, время или любая другая физически измеримая величина). Это в классическом варианте.
Но история и философская пунктуальность - с одной стороны, а бытовой язык, на котором отразились последние 200 лет - с другой стороны.
Поэтому и термин "материя" может выступать в двух смыслах (и надо всегда чувствовать контекст).
1) Историко-философский смысл. (Классич. вариант)
Материя - первооснова бытия, само реальное бытие, реальность в самом глубоком и основном смысле, то, что делает человека - человеком, кошку - кошкой, камень - камнем и электрон - электроном, то, благодаря чему всякая вещь может "сказать" о себе: "аз есмь". Мы символизировали это светом знания. Логосом, законом бытия. И в этом смысле материя тождественна Богу.
2) Бытовой смысл, проистекший из механического взгляда на мир. Материя - вещная реальность в её внешней актуальности, то, что подвержено физическому эксперименту, то, что можно потрогать или измерить (прямо и косвенно).
Богословие, ввиду того, что в смысле 1) оно использует слово "Бог", применяет термин "материя" лишь для выражения содержания 2), т.е. несобственно, вульгарно.
Философии более свойственно (кроме специфически религиозной философии) принимать смысл 1), если уж философия оперирует этим словом. А это далеко не всегда. Диамат определяет материю именно так (подменяя слово Бог). Беда диамата лишь в том, что волей-неволей (из-за богобоязни), употребляя "материю" в смысле 1), он вкладывает практически в это слово содержание 2). Говорят о бытии, а понимают - вещи.
Всё это просто. Но сколько проистекает отсюда недопонимания, распрей... Примерно, как в IV веке из-за спора о сущности, субстанции и ипостаси. Люди растерялись. Одно понятие именовали по-разному. И напротив, разные вещи называли одинаково. Сколько было крика, ругани, воплей, даже крови. Но споры были небесплодны. Они помогли христианству, наконец, выразить себя в кристально чётких формулах.
А теперь к твоему последнему письму. Я снова рад принципиальному совпадению наших взглядов, хотя имею пару замечаний. Вот они:
Ты цитируешь меня: "Вопрос о первичности и вторичности материи и сознания отпадает сам собой, ибо материи в чистом виде (т.е. без сознания) мы нигде и не встречаем. Если материя - сама бытийствующая реальность (смысл 1), определение философии), то она сознательна, но тогда Логос, свет знания, закон бытия, Бог - и есть материя".
И даёшь реплику:
"Абсолютно честно утверждаю, что уже лет 15 являюсь сторонником такой точки зрения вследствие её очевидности, хотя, как и всякий физик, вместо слова Логос употреблял слово энергия - загадочная вещь, без чего ничего не бывает, что никогда не исчезает, а лишь превращается из одного вида в другой."
И далее замечательная аналогия с массой и способностью к притяжению /Я писал, что вопрос о первичности материи или сознания (основной вопрос философии!) сам по себе казался мне всегда (или, по крайней мере, давно) идиотским. Возьмём модель мира, в которой есть только две частицы с массами м1 и м2, и которые только и могут, что подчиняться закону всемирного тяготения, т.е. притягиваться друг к другу с определяемой этим законом силой. Что первично в этом мире? Наличие у частиц масс, т.е. их "материальность", или их способность притягиваться, т.е. наличие у них "знания" друг о друге и о необходимости притяжения с определённой силой? Материализм отвечает - первично наличие масс. Но наличие массы можно установить лишь по способности к притяжению, это свойство неотделимо от понятия массы. Для этих двух частиц "знание" = "сознание" = "притяжение" = "жизнь, существование".
Или здесь нет сознания?
Ах, мы говорим о человеческом сознании! Но стоит ли огород городить, чтобы доказывать, что человеческое сознание вторично по отношению ко всему, что было раньше человека?
/. А после:
"Материя с её сознанием, т.е. объективными законами взаимодействия, и есть Бог, который в нас и вокруг нас".
1) Неосторожное высказывание - "как и всякий физик". Ни Планку, ни Бору, Гейзенбергу, Де Бройлю, Паули, Иордану, Шрёдингеру и т.д., и т.д. не приходило в голову называть Логос энергией. Логос есть Логос. А энергия - энергия. А это были физики. Некоторые из них внесли немалый вклад в богословие, и поголовно все были активно верующими людьми. Гейзенберг, Дирак, Де Бройль - католики. Большинство - протестанты. Эйнштейн вне конфессий. У всех у них можно найти достаточно рассуждений о Логосе, но никогда они не употребляли это слово в смысле энергия.
2) Логос и энергия. Этот вопрос широко дискутировался среди кибернетиков. Я плохо знаком с вопросом. Но мне думается, что это совершенно разные понятия. Энергия и масса - две стороны, два дополняющих друг друга способа описания вещной действительности. Так, энергия описывает и численно измеряет действие (возможное и осуществляемое) (Е = ht).
Логос (знание, организующий принцип) далёк от столь физического истолкования. Да, нет бессознательной массы или бессознательного действия (энергии: ведь и переводится как "действие"), т.е. нет материи (в смысле 2)) без Логоса, но разве можно отождествить действие, самоё меру энергии с информацией, выявляющейся в этом действии?
Два камня (1 кг и 1 т) падают на землю с одной высоты. Между ними и средой происходит различный энергетический обмен, подверженный вычислению. Но информация о поведении в обоих камнях была одна и та же и не изменилась от их падения.
Винер в своей "Кибернетике" (М., 1958), помнится, очень чётко показывает отличие информации (организующего действия Логоса) и от материи (в смысле 2)) и от энергии. Я очень давно это читал, когда вопрос меня совершенно не затрагивал. Да и сейчас он меня затронул случайно. Помню только, что все попытки дать информации точное физическое определение остались безуспешными. Однако ни у кого не вызывает сомнения её реальность. Ясно осталось одно: информация - это не вещь. Энтропия - мера дезорганизации. Информация - мера организации. Ясно, что это скорее мистические символы, чем точные физические определения. Думаю, что здесь какой-то нерв как естествознания, так и умозрения, пока, к сожалению, не исследованный, ни с той, ни с другой стороны.
Мне жe ясно одно - моё непосредственное знание - то, что я называю своим бытием (Аз есмь), не от меня получило начало. Это есть действие во мне некоей сверхэмпирической устрояющей силы (Логоса), которая нетождественна массе или энергии, или любой другой физической реальности, которую можно ухватить пинцетом, рассмотреть под микроскопом или измерить электрометром.
Ясно и то, что без Логоса нет никакого физического действия (энергии), равно как, по меньшей мере в доступном моему физическому наблюдению мире, Логос не выявляется вне конкретного действия (энергии). Так можно переформулировать фразу:
Без материи нет сознания, без сознания нет материи.
(В богословии Логос иногда называют Божественной энергией (т.е. действием), но это не то же самое, что физическая энергия Е).
Боже мой, куда мы зашли! Ну разве живому ощущению бытия, живому религиозному чувству есть дело до всех этих энергий и энтропий? Разве Авраам, Моисей, Лао Цзы или Магомет стали бы вникать во всю эту белиберду?
И всё же, чтобы уж покончить с этим
3) "Материя с её сознанием ... и есть Бог".
Так-то оно так, но боюсь, как бы здесь не было путаницы в понятии "материя", о которой мы уже говорили. Разберём-ка:
1) В классическом понимании материя - и есть то, что производит в вещах "сознание", т.е. человека именно сознающим человеком, а не трупом, каплю воды именно каплей воды со всеми законами бытия, присущими ей, т.е. капле, а не кристаллу алмаза, и наоборот. Эта материя выявляется в мире как сознание. Её, конечно, можно назвать Богом, хотя это и непривычно.
2) В бытовом понимании материя - вещная реальность, пронизанная сознанием (Логосом, материей в смысле 1)), т.е., например, это моё тело, которое можно взвесить и температуру которого можно измерить. Это тело существует как человек (Аз есмь) потому, что оно - орган действия Бога - Лотоса, но не есть Бог. В нём - образ Божий, действие Самого Бога.
Так же как глаз - орган, в котором действует свет, и поэтому глаз видит (существует как именно глаз), в глазу - образ света и его действие, но глаз - не свет.
Нет глаза (не функционирует глаз как глаз) без света, но для глаза нет и света без глаза. Точнее, глаз может логически подозревать, что свет существует и без него (и будет прав), но это подозрение для него никакого практического значения иметь не будет.
Итак, материя (в смысле 2)) с её сознанием не есть Бог, но выявляет образ Бога и не существует без Бога.
"Неслиянно и нераздельно" - эта парадоксальная формула Халкидонского собора 451 года верно передает взаимодействие Логоса и материи-2, т.е. физической реальности.
Они нераздельны в этом мире: нет вещей без Бога и Бога мы не видим без вещей.
Они неслиянны: Бог и вещи - не одно и то же, несмотря на их теснейшее нераздельное взаимодействие.
Здесь рассудком не проникнуться. Действует что-то вроде принципа дополнительности. Но это - результат очевидности, ничего не поделаешь. Не всегда реальность укладывается в рамки формальной логики. Парадокс бывает единственным возможным словесным выражением реального опыта. Дуализм волна - корпускула - тому наглядный пример.
Я вынужден был влезть во всё это прежде чем продвигаться дальше. Хотя думаю, что для живой интуиции всё это словоблудие - не более как ветер.
Всего хорошего, Сашуля, твой Ианнуарий.
Во всей этой спешной импровизации, - знаю, - много неточностей, неопределённостей.
В принципе, я готов остановиться на твоем письме так, как оно есть.
Главное - не спор, а честный поиск истины и минимальный выход из рамок опыта и интуиции.
(продолжение следует)