Люди (и) свиньи.
Драма в экологическом стиле
Хрюэ-хрю, хрюэ-хрю, спи мой маленький наф-наф,- нежно нахрюкивала маманя-свинья Авдотья Васильна, качая на брюхе своего свинячего дитятю,- спи мормонушка ты мой, ихр-хру-хра-хра-ахр-ахр-хра, спи мой маленький свинюн, узурпатор мой при... АААУУИИииииии!!!!!- завизжала Авдотья Васильна-свинья, когда её поросячий сынок, нежно хрюкнув во сне, локтём заехал свей мамане в брюшину.- Ты что ж это, свинья ты такая!- возопила мамаша, скинув сыночка с брюха.- Я тут тебя качаю-качаю, лелею-лелею, а ты, мерзкий вонючий поросёнок, свою же мамашу локтём! Локтём!! Ты не сын, а СВИН!!!- с этими словами Авдотья Васильна крутнулась на каблуке и со всего размаху дала тяжёлую материнскую оплеуху своему непутёвому сынку. Тот перекувырнулся пару раз в воздухе и с гулким «блумп!» воткнулся головой в кучу навоза. Старая коняга Пётр Ильич Гройбо подошёл к этой куче и со всего размаху наподдал копытом по розовой поросячьей попке- таким образом Пётр Ильич вымещал на ближних свой геморрой. Поросёнок заверещал, но навоз тут же набился ему в ноздри и в рот, и поэтому из кучи доносилось только какое-то угуканье весьма отдалённо напоминающее хрюканье. Авдотья Васильна, которая наблюдала всю эту сцену, и которой сцена эта совсем не понравилась, подбежала к Петру Ильичу и с хриплым возгласом «А такого тебе геморроя не хочитсяяяяяяя?!» впилась зубами в ляшку старой коняги. «Иг-го-гоооааааАААА!!!!!»- взревел Пётр Ильич,- «Ты ссссуука старая свинячая грязная ****ь паскудатолстаяивонючая перестааААААААНЬ МИНЯ КУСАААТ-Т-Т-Т-ТЬЬЬЬЬЬ!!!!! СИЧААААААСЖЕЭЭЭАААА!!!!!!!!!». С самых высоких-высоких небес протрубила Иерихонская труба и-
на скотном дворе «Доярка Востока» начался новый день. Понемногу вылезало на небо опухшее с бодуна солнце. Предприимчивые вороны носились по лесу с презервативами в зубах для своих гнёзд- ведь вчера у народа был праздник! День Труда!! Волк в кустах совокуплялся с овцой. Комбайнёрка Фёкла Спелая не переставая блевала на спящую тут же свою зазнобушку, коллегу и товарища по труду силосовика Ваньку Бурного. Деревенский поп Отец Маврыкий, грозясь вечными муками, вымогал у старух рупь на опохмелку. Одним словом, было необычайно весело! Начался новый день!
Что-то свиньями запахло, Иваныч,- тяжело отдышиваясь прохрипел начальник,- это не ты тут случайно воздух нам тут ароматизируешь, э?- и подозрительно уставился единственным глазом на Иваныча.
-Да что Вы, Евпитий Палыч, да как можно, да как я могу, да я лучше умру! Погибну! Да ни в жисть!- пригибаясь к земле, скороговоркой лепетал покрасневший Иваныч-шофёр.- Ведь всё это наше, родное, социалисти...
-А вот с этим по-ак-ку-рат-не-е, Иваныч! С этим не надо! Не надо с этим!- грозно пробасил Евпитий Палыч, поднося своё жирное лицо к позеленевшему от страха шофёру.- А ты вообще-то... э-э... ты Партию-то любишь? Ты Партию-то как вообще, Иваныч, то есть взгляды твои каковы на Партию, а?!- надвигался на дрожащего Иваныча начальник.- Позиция твоя какая, а?! А?!! А?!!!!- и не дожидаясь ответа, Евпитий Палыч со всей силы ударил круглым носком ботинка шофёру в пах, или выражаясь по-народному- в яйца.
-ЫГММ!- удивлённо произнёс Иваныч и повалился на землю.
Из самой-самой дали доносился серебристый перезвон- это два комбайна, запутавшись на бороне, сцепились ножами. Два неудачливых комбайнёра, соскочив на пашню, с недоумением пожимая плечами, наблюдали, как машины вгрызаются друг в друга, разбрызгивая во все стороны металлические брызги.
-Бля... ну дала маманя! бля... ну дала маманя! бля...- машинально повторял первый.
-Едрёна-дыть... вот ведь как оно! едрёна-дыть... вот ведь как оно! едрёна-дыть...- вторил ему второй.
-Яйца вам на голову натянет бригадир!- заливалось смехом опохмелившееся и потому чрезвычайно весёлое солнце.
-Это уж точно, что натянет, хи-хи,- радостно поддакивал крот Фёдор Фёдорыч, поглаживая своё круглое брюшко.
-Как пить дать натянет, карррамба!- заключила ворона и, взлетев повыше, напрягла что было мочи брюшные мышцы и звонко выстрелила из заднего отверстия. Две чёрно-белые вонючие кляксы растеклись по щекам и лбам комбайнёров.- Так-то оно! Нехер! Соцсобственность беречь надо! Олухи!- и выпустив из задницы ещё одну торпеду, ворона взмыла в самое поднебесье. Она не могла затормозить и поэтому вылетела в открытый космос. Её именем назвали потом станцию метро в городе Москва. Я станцию-то помню, а вот название подзабыл, не обессудьте! А третья торпеда, описав в воздухе замысловатую траекторию, со всего маху влепилась в глаз Евтипания Палыча.
-А бля! Говно в глаз попало!- заорал Евтипаний Палыч, прыгая на одной ноге вокруг корчащегося в луже Иваныча-шофёра. -Всех под трибунал! Нехер им тут делать этим воронам в нашем полноценном обществе!- орал Евтипаний Петрович.- Всех в расход!! К стенке!!! А ты ещё чего здесь разлёгся, собака?!!- Набросился начальник на Иваныча.- Нехер комедию мне тут играть!!! То же мне, граф Монтекристо нашёлся! Вставай, чтоб тебя!- завизжал Евтипаний Петрович и пнул ногой шофёру по голове.- Ты что русского языка что ли не понимаешь, животное!- и снова пнул ботинком Иваныча в лицо.- Встаааавай, сволочь!- надрывался начальник, прыгая то на голову то на живот дёргающегося как весёлый червяк шофёра.
- Будешь Партию любить, сволочь! Бу! Дешь! Пар! Ти! Ю! Лю! Би! БИТЬ! БИТЬ!!!! БИТТТТЬ!!!!!!!- вдохновенно скакал на теле своего подчиненного Евпдрипий Семёныч.
-ИТЬ! ИТЬ! ИТЬ! ИТЬ!- подпевало раскрасневшееся солнце, закусывая водку огурцом.
-А ты бля, Солнце, молчи там!- заорал Евпидрий Фомич, размахивая кулаками над головой.- Ты американцам светишь? Буржуям этим светишь?!!
-Свечуууу,- удивлённо протянуло стремительно хмелеющее Солнце.
-А ты вот не свети! Не свети, ясно?! Нехер им светить совсем!!- бесновался на пашне Евтукий Нилыч.
-Т-т-то есть как это «не свети»?- поперхнулось водкой Солнце.- А кому ж тогда светить-то?
-А ты СеСеСеРу только свети! Нам то есть, ясно? Понятно?! Ну и там ещё братским народам, ясно?! Я тебе резолюцию напишу.- Вытирая пот с толстого лица орал Евдпурий Григорич.- Только попробуй после этого там вякни- на Колыму конверты клеить пойдёшь, ясно?!!
-Угу,- промычало вдрызг пьяное солнце и повалилось за горизонт отсыпаться. И Евтипаний Дрилыч вдруг осознал, что у него не осталось собеседников. Шофёр что-то булькал в лужу, в которой лежал, размышляя о материалах XXVIII-го Съезда КПСС. Солнце храпело, насыщая воздух горячими алкогольными парами. Птицы не пели. Тогда Евтипаний Семёныч решил пройтись.
«Нда, хоть и непутёвый, а всё же прекрасный у нас народ!- размышлял Евтипаний Петрович, широко шагая по широкой борозде и размахивая коротенькими толстыми ручками.- Вот взять хотя бы Ива... э... мнда... ну да ничего, оклемается! Наш народ всё вынесет! И не такое ещё выносили!! Наш народ- это сила! Это... э... братство! Да, именно братство- вот, что такое наш великий народ!!! А американцам я бы всем головы поотрывал! Кастрировал бы их всех! И баб бы ихних кастрировал! Чтоб знали! Чтоб не мешали нам строить... э ... коммунизм... да, именно - коммунизм!! А всё-таки почему так воняет поросятиной здесь, а?»- с этими словами Евтипаний Григорьич нагнулся и увидел под самыми своими ногами корыто с отрубями. Он повернул голову и прочёл надпись, сделанную золотыми буквами на алом полотнище- «Образцово-показательный свиносовхоз «Заря».- «А-а,- протянул он,- вот откуда амбрэ-то!!- и как ребёнок радостно рассмеялся.- А интересно всё-таки, что они жрут? Неужели э т о можно жрать?- и поддел носком ботинка корыто.- А может быть можно? А почему нельзя?- рассуждал про себя умный начальник и человек Евтипий Палыч.- Что же, получается, мы все тут вопим об обществе, о братсве-единстве, а где оно, единство-то? Где единство-то ваше сранное, пардон?! Как колбасу, буженину там всякую жрать, так сразу единство, а как... да что там рассуждать! Нечего там рассуждать! Делать!! Работать надо!!!- воскликнул Евтипий Палыч и, упав на колени, обхватил корыто руками.- Нет, не смогу,- задержав дыхание, чтоб не сблевать, в отчаянии подумал Дмитрий Александрович, и на его глазах выступили слёзы.- А ты через не могу!- возражал ему внутренний правильный голос. Тогда он окунул палец в жижу, поднёс его к лицу, закрыл глаза и- запихал его в рот, при этом плотно сомкнув губы. Потом резким движением Евпатий Андреич выдернул изо рта палец и глотнул.- Батюшки-светы! Неужели жив?- благоговейно возвёл очи горе отрок Евтипаний.- А ничего, кстати, борщец-то!- вслух проговорил разумный начальник и снова окунул палец в буро-зелёную жижу. Потом вынул и смело его облизал. Проделав так несколько раз, Евтипаний Семёныч расстегнул и снял пиджак, снял галстук, закатал рукава гимнастёрки и- погрузив руки по самый локоть в корыто, стал хлебать тёплую ароматную гущу. Эх, хоррррошо!- время от времени восклицал Евтипий Гаврилович и снова окунал лицо в зелёную жижу. И, проглотив, со счастливой улыбкой восторгался вслух- Вот это хорошо! Вот это по-нашему! ПО-НАРОДНОМУ!! Вот это кхроммунизм, вот тахря-хря стро-ихр-хрю-хрю наша стхра-хра-хрю-хрю-хрё велихри-хри-ухры-ухр-ухр!...»
Чавканье и хрюканье неслось над пашнями, над посевами. Солнце, очумевшее от водки и жары, поспешно заваливалось за горизонт. Птицы, одуревшие от зноя падали на головы поющих колхозников.
-Я т-т-тебе устрою геморрой! Я т-т-тебе покажу, как жрать общественный хлеб, скотина!- с этими словами Авдотья Васильна подбежала к Евтипию Палычу и со всей силы укусила его в задницу.
-УААААААУАААААААА!!!!!!- взвыл Евтипий Палыч, но поскольку он не успел выдернуть голову из корыта, то вместо «Уа-уа!», на поверхность всплыл только огромный большой пузырь. Евтипий Палыч набрал воздуху, чтобы громко и матерно выругаться и -
захлебнулся.
Подбежавшие колхозники выудили Евтипия Палыча из корыта, обтёрли ему морду ватой, положили его на пашню, и обнажив головы, обступили его со всех сторон. Несколько минут из носа Евпатия Гавилыча вылезали только зелёные пузыри и лопаясь, наполняли воздух смрадом. Но вот он открыл свой единственный глаз, приподнял руку и просипел:
-Да я за... да я за коммунизм... блампс!- выкатился и лопнул из носа ещё один пузырь,- да я за коммунизм говно... говно своё за коммунизм я... говно... говно своё жрать буду!!!- взревел Евтипий Петрович.- А вы, вы говно... жрать... будете говно жрать за коммунизм?!!
-Будем, Евтипий Палыч, будем, сладкий ты наш,- обрадовавшись воскресению начальника, закивали головами колхозники.- Будем жрать! И говно жрать будем, и силос, и жмых, и навоз, и удобрения даже будем жрать, Евтипий Палыч! Начальничек!!- радостно перебивая друг друга кричали колхозники.
-А раз так, тогда завтра же! Нет! Не завтра! Сегодня! Сейчас!! Чтоб все говно!! Жрать!!! Сейчас же!Я требую!!Я всех вас под трибунал!!- надрывался Евтипий, разбрызгивая жёлто-зелёную жижу изо рта и стуча кулаком по земле.- Вы у меня все к стенке пойдёте!!! Я вас в кандалы! В бурлаки! На Волгу!! НА ГАЛЕРЫ!!!! ВСЕХ!!!!!!!!!
ГОВНО!!!!!!!!!!!!
ЖРАТЬ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
ЗА МАРКСА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
ЗА ПАРТИЮ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
ЗА КОММУНИИИИИИИИИИИИИИЗМ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Кто-то побежал за местным ветеринаром. Через две минуты примчалась «Скорая помощь», оттуда вылезли два амбала в белом, молча подошли к Евтипию Палычу, молча двинули ему несколько раз в живот кулаком, шваркнули для верности по голове, связали сзади руки и запихали в фургон.
-П-д-д-дррррррррррасты!- весело фыркнул мотор, автомобиль дёрнулся и умчал героического Евтипия Палыча в далёкую синюю, вернее, красную даль жрать своё и, вероятнее всего, и
не только своё говно.
Колхозники немного постояли и, начесавшись бритых затылков, напялили кепки и, затянув песню, пошли кто куда. Их широкая песня разливалась над широченными просторами родной нашей страны. Что пели радостно радостные колхозники? О чём была их раздольная песня? А вот, о чём пели эти герои, эти труженики земли, плуга и копыта:
Широка страна моя родная-
Много в ней лесов, полей и рек.
Я другой такой страны не знаю.
И далее-
Мне приснилась обезьяна
И зелёный крокодил-
Нам другой страны не надо-
И колхоз у нас один!
И совсем уже далеко-
Чистим зубы, моем уши-
По утрам и вечерам.
А в Америке буржуи
Режут негров по частям.
Эх раз, ещё раз, ещё много-много раз!
А вы знаете другую такую страну, господа?
Если знаете, умоляю, напишите. Вот адресок-с:
Колыма
Барак №5237923/56
Михею Пяткову, свинолову
[Finite]
-