Каберне Коктебель

Першин Максим
Накатила ночь. Белошортые курортники поспешили к себе. В свете ярких фар замелькали люди, голые, загорелые ноги, футболки.
- Я у Булгакова про Коктебель читал, - с умным видом сказал Толик и оглянулся.
- А ещё у кого? – ухмыльнулся я.
-У тебя! – разозлился он. Нас окатил белый, слепящий глаза, свет встречной машины. С той стороны дороги слышался смех. Несмотря на то, что стояли мы в самом сердце посёлка, было черным-черно. Я, вообще заметил, на Украине уличное освещение пресекается. Хотя Крым это и не Украина…
В клетчатом свете ларьков шумели пьяные люди. Мы прошли немного вперёд, встали под одинокий фонарь. Перед нами уже стояли, словно бутафорные, накрашенные яркогубые девицы и с интересом наблюдали за тараканьим движением на дороге.
- Бесплатно мы отсюда не уедем, - протянул Толик, глядя на бесчисленные шашки на тёмных – томных боках всяческих Жигулей и Волг. Я выгреб из кармана все деньги. Толик заглянул в мою ладонь и радостно воскликнул: «Ещё и на винище останется!».
Невдалеке мы заметили кособокую шестёрку. На асфальте перед машиной, в свете фар, поблёскивал стеклянный забор всяческих бутылок. Тётка в красной футболке сидела на капоте. Толич схватил большую дорогую бутылку и стал вертеть в руках. Продавщица, косясь на меня, осторожно назвала крупную двухзначную цифру. Толик томно улыбнулся и поднял другую. Она назвала уже трёхзначную цену. Толик расплылся в довольной улыбке и зачем-то понюхал пробку. Продавщица встрепенулась, стала пихать Толичу всё более дорогие вина. Он вальяжно разглядывал этикетки и щурился на прозрачную жидкость.
- Долго ещё? – спросил я.
Толик сверкнул на меня недобрым взглядом и нежно обратился к продавщице:
- Ладно, давайте ту, что подешевле…
Она, улыбаясь, подняла красивую бутылку.
- Нет, совсем дешевле! – воскликнул Толик, и улыбка медленно сползла с её милого личика, - Тубриков за пять!
- Самое дешёвое - десять гривен, - хмуро сказала она.
Бутылку Каберне Толич спрятал за пазуху.

Бутафорные девки продолжали сиять под бело-голубым светом придорожной рампы. Остановилась машина. Одна нагнулась, обнажая ложбинки на бёдрах. Громко хлопнула дверью. Машина подкатила к нам. За оставшиеся пять гривен водитель согласился довезти нас только до отворота на «Биостанцию», там по его словам, оставалось километра четыре. Мы поехали.
- Вот бабы, - усмехнулся водитель, - Спрашиваю «куда?». А они – никуда. А что голосуете? А они – мы не голосуем. Тоже мне феи майонезные…!

Взревев потрёпанным мотором, такси сгинула в темноте. На дороге поскрипывала тишина. В траве тихонько стрекотало. Нас окутало чёрное звёздное небо. Дорога, медленно заворачиваясь, уходила под уклон, к морю. Впереди темнели силуэты гор. Я посмотрел на жёлтый глаз луны, которая всё не могла заполниться и сверкала следами от чье-то ноги…. Я осторожно вдыхал тёплый ветер.
- А ведь потом мы будем всё это вспоминать, - сказал Толич, вглядываясь в тени гор.
- Напишу рассказ, - сказал я.
- Ты сначала писать научись!
- Вот научусь и напишу!
- Напиши, напиши… никогда ты не научишься!
- Сам ты не научишься!
Всё закончилось бы дракой. Но нашу беседу прервало резкое шипение в небе и хлопок. Красными искрами осыпался салют. Со стороны ближних пансионатов послышались радостные выкрики и гул.
«Здесь каждый день, как праздник», - с тоской подумал я.