Довелось мне как-то гостить у моего старого друга детства графа Робера де Жюссака. Жил он со своей матушкой в великолепном поместье в пригороде Парижа.
С графом мы не виделись вот уже два года, поскольку все это время я получал образование в Вене. Тем не менее, связь между нами не оборвалась. Мы вели обильную переписку, в которой я много узнавал о жизни моего юного друга. Я называю Робера юным, поскольку ему было только четырнадцать, когда мне пришлось покинуть Францию. Я же был на три года старше и порою чувствовал некую ответственность за своего товарища.
Теперь мне было девятнадцать, а моему другу уже исполнилось шестнадцать лет. Разница в возрасте никогда не мешала нам весело проводить время, поэтому, мчась в карете по окрестностям Парижа, я предвкушал приятную встречу.
У ворот меня встречал граф и его почтенная матушка мадам Жюссак. Я сразу же заметил, как повзрослел мой друг. Робер уже не был тем сопливым мальчишкой, с которым мы бегали по лугам и полям. Это был молодой, весьма привлекательный юноша. Роста он был небольшого, но это не портило его стройного миниатюрного силуэта. Взгляд молодого графа прибрел важность и достоинство, даже походка выказывала его благородное происхождение, и, лишь, черты лица Робера остались прежними, с них не сошел налет детской нежности.
Он широко улыбался, идя мне на встречу. Мы обнялись, и мгновенно в наших головах промелькнули все веселые моменты нашего детства. Затем я поприветствовал мадам Жюссак, женщину, не утратившую привлекательности, несмотря на годы.
- Я надеюсь, вам будет приятно остаться у нас на пару недель.
- О, мадам, я почту за честь погостить у вас, вы для меня как вторая мать, - я рассыпал комплименты один за другим.
Весь оставшийся вечер ваш покорный слуга купался в волнах гостеприимства и сладких воспоминаниях юности. Два следующих дня также прошли в приятных беседах с другом. Мы гуляли по поместью, и я рассказывал об учебе в Вене, о тамошних нравах, затем мы вновь и вновь беседовали о детстве, иногда обсуждали новости, баловали друг друга последними анекдотами.
Характер Робера практически не изменился, но я слишком хорошо его знал, чтобы не заметить внутреннюю печаль, терзающую его сердце. Даже когда граф смеялся, глаза его не казались счастливыми, напротив, ему было еще хуже от мимолетной радости. Как настоящий друг, я не мог оставить без внимания происходящее с графом и в одно прекрасное утро я решился заговорить с ним об этом.
- Мой милый Робер, я твой друг и не могу молчать. Все это время, которое мы проводим вместе, тебя не покидает внутренняя тоска. Я обеспокоен твоим состоянием. Поделись со мной своей печалью, иначе ты зачахнешь, не успев расцвести.
- Друг мой, ты всегда отличался чуткостью, - отвечал граф, - действительно, на сердце моем неспокойно, но вряд ли ты сможешь помочь мне.
Робер печально опустил голову, и его волнистая челка колыхнулась от дуновения прохладного ветра.
- Я не настаиваю на том, чтобы ты открылся мне. Поведай свой секрет матушке, уж она то, успокоит тебя, - сказал я.
Мне было жалко молодого графа. Он был столь печален, что даже у меня на глазах навернулись слезы. Мы шли по аллее несколько минут, не произнеся ни слова. Лишь шуршащие под нашими ногами желтые листья нарушали тишину. Наконец Робер решил заговорить.
- Моя матушка мадам Жюссак в курсе всех моих невзгод. Она очень переживает за меня, но не может никак мне помочь. Я думаю, что не стоит от тебя ничего скрывать, - решительно сказал граф, - все дело в любви.
- Ах, вот в чем дело! Первая несчастная любовь.
- Нет, я имею в виду любовь плотскую.
- Позволь, - удивился я, - неужели ты успел отведать эти плоды.
- В том то и дело, что я вкусил эти плоды сполна! – в отчаянии сказал граф, - пойдем со мной. Я покажу тебе все.
И граф де Жюссак повел меня к себе в спальню. Налив бокал красного вина, он усадил меня в кресло, стоявшее напротив его ложа.
- Я прошу тебя, друг, просто смотри и не задавай вопросов. Когда все закончится я дам тебе разъяснения.
Я находился в полном недоумении и не мог предположить, какое зрелище ожидает меня. Единственное мысль, пришедшая мне в голову, заключалась в том, что Робер открывается мне с новой, до сих пор неведомой, мне стороны.
Граф де Жюссак позвонил в колокольчик, и в опочивальню вошли две молодые служанки. Я уже успел познакомиться с ними. Одну, ту, что повыше с роскошной гривой черных волос, звали Кики. А вторую, белесую девушку, похожую на куколку – Мими.
Обе они улыбались и, не говоря ни слова, начали снимать с себя всю одежду.
- Вы знаете, что делать, - произнес Робер, ложась на кровать.
Раздевшись донага, девушки подошли к лежащему графу. Быстрыми движениями рук они сдернули с него панталоны.
Я не верил своим глазам. Мими схватила своей прекрасной ручкой член Робера и стала активно двигать ею, обнажая головку графского орудия. Робер начал возбуждаться, об этом свидетельствовал наливающийся энергией орган. Граф не обладал внушающим мужским достоинством (сделаем скидку на возраст), но в крохотных ручках Мими он выглядел вполне впечатляюще. В дополнение ко всему, Мими, не прекращая движение, стала обхватывать головку его дубинки губами, успевая проводить по ней своим шустрым язычком.
Тем временем, Кики водрузилась графу де Жюссаку на лицо, да так, что ее нижние губы были предоставлены в пользование рту развратного Робера. Он теребил языком ее клитор, а Кики слегка подпрыгивала на нем, то и дело погружая лицо графа в густо заросшие женские прелести. Усилия служанок увенчались успехом: разгоряченный Робер поднялся с кровати, раскачивая свой напряженный орган.
- Мне нужны ваши зады!
Девушки встали на четвереньки, предоставив в пользования свои очаровательные свежие ягодицы. Гнусный граф де Жюссак с жадностью щупал их, изредка проводя по ним языком. Движения его становились все интенсивнее. И вот уже его язык проникает в анус Кики и подобно члену, совершает поступательные движения. От подобной ласки девушка стонет и дрожит. Тем временем, Мими слезает с кровати и, став перед Робером на колени, начинает его сосать.
- Я утолю ваш голод, мой господин.
У меня на лбу появилась испарина. Подобно спектакля я не видел уже давно. Но Мими мало и, чтобы доставить графу еще большее удовольствие, она начинает сократизировать его своим средним пальцем. И вот уже Робер застонал, глаза его блестят. Он достает розги. О, боже, что он собирается делать! Не медля ни секунды, он отвечает на мой мысленный вопрос. Со всей силы он наносит удар розгой по спине Кики. На ее нежной коже появляется красная полоса. Он бьет еще и еще! И вот уже вся ее спина в красных горящих огнем следах. Вот уже первые капли крови стекают по ее бокам.
- Соси лучше! – кричит Робер Мими и бьет уже ее.
Мими убыстряет темп. На ее щеках появляются слезы. Робер в восторге. Он размахивает розгами, и удары рассыпаются на все живые и неживые предметы в комнате за исключением вашего покорного слуги.
- У меня сейчас брызнет! – орет граф.
Это был сигнал для служанок. Кики присоединилась к Мими и стала выхватывать у подруги дубинку Робера, дабы первые капли его сока оросили именно ее лицо. Мими не уступала и покусывала мошонку графа.
И вот на моих изумленных глазах де Жюссак начинает изливаться. Сначала он брызжет тонкими струйками, заставляя Кики и Мими жмуриться. Но поток становится все гуще, и из недр Робера льется мужской нектар, который девушки поглощают с жадностью побирушек, увидевших на земле монетку. Лица служанок залиты, капли спадают на их плечи и юные груди, а в глазах Робера заметна усталость.
- Мерзавки, я не успел отодрать ваши дыры.
Девушки натягивают на графа панталоны и уходят. На прощание де Жюссак хлещет их по спине розгами. Меня охватывает приступ тошноты, мне не хватает воздуха, я поражен, я на грани безумия от увиденного! Робер понимает мое состояние и выводит меня в сад.
- Прости, друг, но ты должен был стать свидетелем этого.
- Свидетелем чего, Робер? – недоумевал я, - свидетелем чудовищной оргии, в которой участвовал мой лучший друг?
Граф не оправдывается и, судя по виду, не винил себя.
- Лучше поговорим, когда ты придешь в себя, - сказал он.
Я не ответил ничего, я лишь безвольно кивнул ему, как бы соглашаясь. Но, если говорить честно, мне не хотелось обсуждать с ним увиденное. Робер был мне противен. Нет, я не утратил теплых дружеских чувств к нему, но трещина непонимания появилась на почве нашей дружбы.
Ночью я лишь изредка забывался тревожным сном, постоянно думая о графе де Жюссаке. В столь юном возрасте он превратился в похотливого сластолюбца, холодного садиста, бездушного раба удовольствий. Я понимал, что беседовать с ним бесполезно, переубедить его я не смогу, ибо разврат слишком сладкий запретный плод, чтобы от него отказаться. Я принял решение поговорить с матушкой Робера, только она могла помочь заплутавшему в грехах сыну. Весь остаток ночи я провел в кошмарах, не зная, что настоящий кошмар у меня впереди.
Я пришел к госпоже де Жюссак взволнованный и расстроенный. Увидев, что она прихорашивается перед зеркалом, я решил не тревожить ее, но она не позволила мне уйти и усадила на кровать.
- Что вы, что вы, мой мальчик, не уходите. Ведь вы желаете поговорить со мной, так я вас слушаю.
Ее совершенно не смущало то, что она была полуодета.
- Я пришел к вам поговорить о вашем сыне, - начал я, смущаясь.
- Что натворил этот проказник? – сказала госпожа де Жюссак незаметно пододвигаясь ко мне.
- Вчера я был у него в спальне и стал свидетелем неприятной сцены. Я видел …, - как тяжело было закончить эту фразу.
- Что вы видели?
- Я видел …
- Вы видели, как Робер упражнялся со служанками?
Мне показалось, что на меня вылили ведро холодной воды.
- Так вам известно, чем занимается Робер!!?
- Еще бы! – засмеялась госпожа де Жюссак, - я и сама не прочь отведать его дубинки.
- Что!!!!!!????
- Что вас так смущает, мой мальчик. Вы так растерялись.
Она стала гладить меня по ноге, постепенно приближая руку к моему мужскому достоинству.
- Что вы делаете? – сказал я, пребывая в шоке.
Госпожа де Жюссак не ответила мне и сжала мой пах. Я был так взволнован, что непроизвольно возбудился. Увидев это, она хищно улыбнулась и начала расстегивать мои панталоны. Опомнившись и осознав, какой конфуз случился со мной, я резко встал с кровати.
- Не будьте ребенком, - строго сказала она, - в Европе вы видели много упругих девичьих задов, но мой зад хоть и не столь крепок, все же гораздо слаще.
Она быстро перевернулась на живот и оголила свои ягодицы. Во мне боролись два чувства: чувство стыда и ощущение возбуждения от увиденного. Госпожа де Жюссак смочила слюной палец и стала энергично вводить себе его в задний проход. Я понимал, что должен что-то предпринять. Промедление было подобно смерти. Я должен был или броситься на нее или выйти из комнаты вон. Третьего мне было не дано. Подумав секунду, я собрал все оставшиеся силы и ринулся к двери.
- Нет, ты так не уйдешь! – крикнула она и схватила меня за руку, - коль ты оказался таким высоко моральным, тебя нужно почить. Мы отправимся к Роберу, пускай он устроит зрелище поинтересней того, что ты видел. Возможно, ты пересмотришь свои жалкие принципы.
Мы пошли в спальню к Роберу. Я не мог вырваться, ибо мое воспитание не позволяло применить силу к госпоже де Жюссак.
- Граф! Я привела вашего друга, - сказала она сыну.
- Увы, матушка, он уже не друг мне, ибо он отвернулся от меня, не желая даже выслушать. Теперь мне незачем его общество.
- Я не предлагаю вам мириться с ним. Мне кажется, он не усвоил урок, который вы преподали ему давеча.
- Так вы хотите, матушка, чтобы он вновь стал очевидцем праздника тела и любви. Я с удовольствием устрою его!
Он хлопнул в ладоши и в спальню вошли все необходимые для ужасающего спектакля персонажи. Действующие лица были следующими: уже известные нам служанки Робера Кики и Мими, к ним присоединился графский конюх негритянского происхождения по имени Абдул. Все трое были обнажены. Действие началось с легкой прелюдии.
Абдул подошел к Мими сзади и, прижавшись к ней, стал проводить огромными ручищами по ее бедрам. Я должен отметить, что этот негр обладал просто впечатляющим прибором, который свисал почти до колен. Мими задрожала от возбуждения и запустила руку во влажную вагину. Тем временем Робер устроился на кровати с Кики. Она усиленно сосала его напрягающуюся дубинку, с жадностью причмокивая. Но Робера возбуждали не движения губ Кики. Его взор был устремлен на Абдула, который, по всей видимости, в наибольшей степени привлекал юного графа. Орудие Абдула налилось и стало распрямляться, с силой упираясь в щель между ягодиц Мими. Наконец, граф де Жюссак оставил надоевшую Кики и направился к конюху со второй служанкой.
- Ты чертовский хорош! – сказал он негру.
Робер подошел к Абдулу сзади и начал лизать его ягодицы, одновременно царапая их ногтями. Граф не нянчился с конюхом и вот уже первые струйки крови потекли с мускулистых ягодиц Абдула. От наслаждения негр застонал.
- Я не могу терпеть!
С этими словами Робер, приподнявшись с колен, вонзил свою дубинку в задний проход Абдула.
- Кики, предоставь Абдулу свою пещеру, дабы, принимая в своем заду мои толчки, он смог бы тут же отдать их тебе.
- А что делать мне мой господин? – спросила Мими.
Немного подумав Робер нашел выход.
- Ты будешь слизывать с его зада капли крови и в тоже время засунешь мне в зад свой пальчик.
С покорностью Мими воплотила фантазию графа де Жюссака в реальность.
- Какой выдумщик! – с восхищением сказала госпожа де Жюссак, обращаясь ко мне.
Я был не в состоянии реагировать на происходящее и безвольно сел в кресло.
Тем временем Роберу надоела позиция, и он изменил сценарий. Теперь Абдул пронимал до мозга костей своей огромной дубиной несчастную Мими, от чего та кричала истошным воплем, а Робер со смехом толкал ей в рот свой член. Кики села сверху на Мими и оросила своим соком спину подруги. Капли ее сока скатились на ягодицы Кики и член Абдула. Увидев это Робер пришел в восторг.
- Смышленая бестия!
И в качестве поощрения он со всего размаху ударил Кики розгой. Ее старые раны, не успевшие зажить, мгновенно раскрылись. Граф де Жюссак как бешеный бык бросился на нее и всадил в ее розовую вагину свой орган.
- Накажи меня розгами, Абдул! – крикнул он конюху.
Негр схватил розгу и без какого-либо милосердия стал хлестать Робера, продолжая одновременно совокупляться с Мими.
- Черт подери, что за сладкая мука! – орал граф де Жюссак.
- Я знаю, как сделать, чтобы было еще лучше, - предложил Абдул.
Он вынул свой могучий член из отверстия Мими и предложил Роберу попользоваться им.
- Спасибо за эту идею, Абдул. Нет ничего лучше, чем сосать член, только что побывавший в женской дыре, - отблагодарил Робер.
Пока граф де Жюссак облизывал член Абдула, тот поднял на руки Кики, оставшуюся на время без дела, и стал погружать лицо в ее мохнатую щель.
Картина была столь необычна, что я даже рассмеялся. Они походили на статуи греческих героев. Но смех мой мгновенно прошел и сердце вновь забилось учащенно. Я понимал, что вот вот упаду в обморок от нервного истощения.
Силы развратного Робера были не безграничны, и он почувствовал приближения пика наслаждения.
- Я хочу излиться на тебя Абдул. Капли моего семени на твоей темной коже будут выглядеть впечатляюще.
- Всегда рад служить, мой господин, - сказал конюх, подставляя зад.
- Только пообещай мне взамен, - продолжал Робер, - что ты в свою очередь не изольешь свое семя на одну из этих потаскух, а предоставишь мне попользоваться твоим органом.
- Вне всяких сомнений, граф!
Робер стал изливаться, покрывая темную спину и ягодицы Абдула потоками густого сока. Он кончил так обильно, что залил своим семенем пол. Кики и Мими, следившие за стонущим от сладострастия Робером, стали усердно облизывать Абдула, в надежде проглотить как можно больше мужского сока.
Разгоряченный негр повернулся к графу де Жюссаку, который уже был на коленях. Издавая утробные неимоверные звуки, негр направил свою огромную дубинку в лицо графа. Когда я отметил, что Робер излился обильно, я ошибался, ибо не предполагал, что из недр конюха выльется еще больше жидкости. Робер с жадностью принимал на себя белый сок негра, который покрывал все его лицо и грудь.
- Видишь, видишь, как мне это нравится! – кричал Робер.
Я вдруг понял, что он обращается ко мне. Тут же в голову мне пришли его слова, сказанные обо мне, когда я вошел в комнату: «он отвернулся от меня, не желая выслушать». Неожиданно я осознал, что Робер искал во мне опору и поддержку в стремлении избавиться от порока. Глубоко в душе он оставался тем Робером, которого я знал с детства, и эта маленькая частичка его измученной души молила меня о помощи. А я не был милосерден, я выказал свое презрение. Я предал друга, не желая даже его выслушать. Мне стало больно и стыдно. Я глядел на графа де Жюссака и в моем сердце было лишь одно чувство – чувство жалости.
- Уйдем отсюда, Робер, я спасу тебя, - сказал я, поднимаясь с кресла.
- Нет, уже поздно! – истерично визжал граф.
Я буквально схватил его за шиворот и, выбив ногой дверь спальни, преодолевая сопротивления госпожи де Жюссак, вывел друга на воздух. В наши лица пахнул свежий ветер. Солнце ушло на закат, но не было полной темноты. Я видел силуэт Робера, который пытался от меня убежать. Он был явно не в себе.
- Робер, давай поговорим.
- Поздно, поздно! Я хочу отодрать все дыры в этом мире!
- Какие дыры, Робер, опомнись. Ну, вспомни, как мы играли в детстве. Подумай, ведь в жизни есть другие ценности.
Но он не слушал меня. Его глаза сверкали нездоровым блеском. Он как хищный зверь брел в поисках очередной жертвы, при этом, дергая свои член (не забывайте, что он был полностью обнажен).
- Вот, что мне нужно! – крикнул он, направляясь к конюшне.
Я шел за ним, ничего не понимая. Граф де Жюссак вошел в конюшню, где мирно стояли его лучшие лошади.
- Их я еще не отодрал, черт подери! – сказал он, направляясь к одному из животных.
- Опомнись! – закричал я.
Но Робер не хотел меня слушать, он с упоением уставился на лошадиное влагалище, продолжая рукой орудовать дубинкой.
Не в силах наблюдать происходящее, я выскочил из конюшни и побежал прочь. Я не знаю, сколько я бежал и куда, но когда ноги перестали слушаться меня, а дышать было уже невозможно, я упал на землю. Сердце готово было выпрыгнуть у меня из груди, а в мозгу моем билась одна мысль, что мой бывший друг упал так низко, что превратился в животное. В этом я винил прежде всего себя.
Уже спустя много лет я буду вспоминать графа де Жюссака. Возможно, мне захочется отыскать его, узнать, как он живет. Но я не сделаю этого, поскольку впечатления, оставшиеся от нашей последней встречи потеряют свою остроту. А случится это потому, что ужасавшие в поместье Робера нравы, были детскими шалостями по сравнению с тем, что мне предстояло увидеть в будущем, путешествуя по Европе.