Гурзуфские огни, движение к обрыву

Першин Максим
Я сидел над невысоким обрывом и смотрел на море. Я вспомнил, как когда-то в детстве, когда жил на Васильевском острове, долго стоял у окна и смотрел на серый залив. И если порывистый ветер новостроек выбивал форточку, мне становилось страшно. И теперь я сидел и смотрел на синее поле безответности, волны изгибаясь, ложились на прибрежные камни, оставляя белую, как снег пену. Остывающее, красное солнце тянулось в эту бездну. Вечерело. Я сидел и смотрел на море.
Появились мокрые и довольные Толик с Филом. Толич держал в руках, набитый до краёв мидиями, мешок. Острые концы ракушек прорвали полиэтилен. Фил сел на землю и закурил папиросу.
- Сегодня наварим, - довольно сказал Толич и высыпал половину мешка в кастрюлю. Потом сел рядом с Филом и тоже закурил. Я молчал.
К нам пришли наши соседи по стоянке. Гера, высокий долговязый парень с длинной шеей и серьгой в ухе и Пятый, маленький коренастый с кривыми ногами и широкой улыбкой. Почему его звали так, я не знал. Они стали разглядывать пакет с мидиями. Потом спросили, долго ли собирали, довольный Фил ответил, что четыре часа, и они пригласили к себе, когда сварим, есть ракушки с пивом. Толик ответил, с удовольствием.
Я долго сидел и смотрел, как солнце тонет в море, как вода темнеет, и думал, что, наверное, только ветер знает ответы на мои вопросы. Но он ничего не говорил, подгонял волны, да тёплыми дуновениями трепал жёсткие от солёной воды волосы.
Мидий мы ели у харьковчан на стоянке. Было уже темно, алым тлел костёр, Фил тихо что-то играл на гитаре. Пиво было тёплым и горьким. Людей было много, человек десять, мы все лежали вокруг костра на покрывалах и пили пиво. Все они приехали из Харькова. Саша попросил, обнимая свою девушку, которая, кажется уже спала, на его коленях, сыграть Фила «Кино», но Фил ответил, что любит «ГО» и запел что-то долгое и непонятное. Гера с Пятым скрылись в своей палатке и, мелькая лучом света от фонарика, что-то горячо обсуждали.
- Куда это они собрались? – спросил я.
- Поджениться… - спокойно ответил Саша и погладил волосы своей девушки. Они были длинные и вьющиеся.
- Как это? – спросил я.
- Ну… на ****ки, видимо, в город.
У костра появился, надушенный приторным одеколоном, Гера, на его спине висела гитара. И пятый в джинсах и причёсанный. Оба были возбуждены и полны сил.
- Я с вами, - неожиданно сказал я и пошёл переодеваться.

Мы шли по верху, узкой и тёмной тропинкой, только у самого города спустились к морю. И прыгая по камням, забрались на бетонный волнорез. Вереди, в небольшой бухте перед тёмным силуэтом медведь-горы мерцала тысячами огней набережная Гурзуфа.
- Сейчас пивка попьём, тёток подцепим, - с предвкушением протянул Гера, - вчера мне, даже, почти удалось одну….
- Но она вдрызг была, - заметил Пятый и поскользнулся. На своих непрямых ногах он не всегда держался устойчиво.
- Да, была, - согласился Гера, - но с пьяными бабами проще…

Город начался неожиданно быстро. Палатки с холодильниками, в которых остывали бесчисленные напитки, всякие булочки, чипсы, орешки, пирожки и холодные газированные воды. Пивное богатство моря, подсвеченное блёклыми одинокими лампочками… Продавщица, у которой мы покупали пиво, разгадывала кроссворд:
- Глупец, болван, простонародное…? – сказала она.
- Дегенерат, - ответил я. Она вскинула брови.
Через несколько метров надрывалось очередное караоке. Я уже стал привыкать к этой приморской курортной особенности. Пьяный мужик громко и фальшиво хрипел в микрофон «Что такое осень». Его обнимала, накрашенная, как проститутка, девка, и сладко улыбалась. Внизу на тёмном пляже небольшими группами сидели люди, и пили водку. Волны, в свете набережной, неторопливо накатывали на берег. В воде сидел человек, на нём в экстазе двигалась девушка. Она пыталась это делать в такт волнам. Я застыл, растерялся, но Гера потащил меня за рукав, нам надо было идти знакомиться с девушками. На скамейке под козырьком сидели две молодые девицы и надменно смотрели по сторонам. Мы подошли к ним.
- С вами тут посидеть можно? – спросил Гера, подмигивая. Девицы пожали плечами, не занято. Одна была остроносая, крашеная блондинка, другая – маленькая кудрявая брюнетка. Гера стал спрашивать их, какую музыку они любят, что им сыграть. Девицы безразлично пожимали плечами. Тогда Гера затянул что-то чайфовское «поплачь о нём», по детски картавя, словно булькая, букву «р», «.. зачем тебе знать, когда он пхгидёт..». Гитара была расстроена, я отвернулся. Пятый, сев перед ними на корточки, стал расспрашивать, как их зовут. Они назвали какие-то имена. Пятый сказал, что они из Харькова, а я из Петербурга. Блондинка пристально посмотрела на меня и улыбнулась. Один из её передних зубов был золотой. В сумерках он казался мутным и отражал блёклый свет. Я попытался улыбнуться в ответ. Девицы сказали, что они местные, что работают в Артеке, уборщицами в столовой, с жаром стали рассказывать о лагерных правилах. Когда блондинка улыбалась, у неё был виден зуб. Гера сыграл ещё несколько песен, они попрощались и ушли.
Мы решили спуститься вниз, на пляж, Пятый заметил там две женские, одиноко сидящие, фигуры. Мы сели рядом на камни, они распивали джин, и, кажется, были уже навеселе. Гера попытался заговорить, но та, что казалось постарше, в цветастой блузке и, с задвинутыми на короткие волосы, солнцезащитными очками, грубо бросила, что они хотят сидеть одни. Но они пили джин, поэтому всё-таки заговорили с Герой, девица постарше оказалась москвичкой, а её молчаливая длинноволосая подруга местной, из Гурзуфа. Обе были изрядно пьяны.
- А барышни в столице милы, но не для нас. Они не любят музыкантов, идут в сплошной отказ… - напел я.
- Вот как? - вскинула она выщипанные тонкие брови и усмехнулась.
 Мы заговорили о здешних нравах, как москвичка обратилась ко мне, узнав, что я не с Украины:
- Вот скажи, почему нас москвичей везде так не любят?
- Дело всё в том… - вмешался было Гера, но москвичка надменно перебила его:
- Не тебя спрашивают!
- Вот поэтому и не любят… - негромко сказал я, но она не расслышала, и добавил, - Москвичи разные бывают.
- Вот, вот! Все люди разные! – воскликнула она. Я молча допивал пиво.
Когда алкоголь кончился, девицы встали, бросили, что идут на дискотеку и оставили нас одних. Москвичка напоследок заметила, что всю жизнь мечтала побывать в Питере, я промолчал.
Гера сидел злой и со всей силой зашвырнул пустую пивную бутылку в воду. Её подкинуло на волне и бросило на берег. Луна опускалась ниже, была глубокая ночь.
Мы пошли назад, сели у самого конца набережной, на тёмной скамейке, Гера опять принялся играть, я начал привыкать к фальшивой гитаре. Мимо проходили пьяные компании и косились на нас. К нам подсели две девушки. Я не знаю, но, не была она такой уж красивой, приятные женские черты, улыбка, волосы, как шёлк, в блёклом лунном свете, но ничего более… Она сказала, что её зовут Аня, она работает учительницей литературы в одной Гурзуфской школе. Она села рядом со мной. Её подруге, как мне показалось, было под тридцать, у неё был короткая стрижка и маленький подбородок, её звали Флора. Как богиня, - протянул Гера, и Флора кивнула. Она была уже пьяна. Устав извлекать звуки, Гера передал гитару мне. Я не хотел, но Аня попросила меня. Потом, когда я спел, она взяла меня за руку. Я посмотрел ей в глаза. Флора покачала головой и сказала, что ей очень понравилось. Попросила у меня гитару и сама затянула что-то о мышке, уронившей банку. Она тоже, как и Гера картавила, я потрогал языком нёбо. Подул тёплый морской ветер. Аня попросила меня что-нибудь рассказать ей, я что-то рассказывал и смотрел на тёмные волны.

Если прислушаться. То можно услышать музыку, которую напевает море, медленную, а иногда и страшную, всегда разную. Море всегда разное. И никогда не понятно, какое оно. Я представил, что иду по его волнам, карабкаюсь на белые барашки, иду, пока не накатывает следующая…
- О чём ты думаешь? – спросила Аня.
- О том, как я иду по морю, - ответил я.
- Как пароход? – улыбнулась она.
- Нет, как человек.
- Но люди не умеют ходить по воде! – воскликнула она.
- Да.
Это была наша с Аней третья ночь. С каждым днём усиливался ветер. Море потемнело, пенилось, швыряло белые волны на вспученный берег. Мы сидели на набережной, Аня что-то рассказывала мне. К нам подошли Гера, Пятый и какая-то девушка, я видел её один раз.
- Вы идёте? – спросил Гера.
Аня кивнула, сказала, что здесь скучно. Я посмотрел на неё.

- Дело всё в том, - ответил я ей, - Что я в жизни делаю много безответственного и, даже, наверное, легкомысленного. Я лёгок в никчёмных движениях, могу легко рискнуть жизнью….
- Да? – спросила она.
- Да.
Мы шли куда-то, вдоль дикого берега. Аня остановилась, засмеялась и посмотрела вниз. Тропинка в этом месте выходила к самому обрыву. Он был песчаный, невысокий, метров пять. Но под белой, шипящей пеной, накатывающих волн, скалились чёрные пятна острых камней.
- А ты смог бы ради меня прыгнуть?
Я молчал.
- Прыгни ради меня! – воскликнула Аня.
Я долго смотрел в её глаза, потом развернулся, не глядя на воду, и пошёл назад, к нашей стоянке.
Полная луна трепетала под тёмными, движущимися перьями туч. Толик и Фил уже спали. На голове Толика была одета вязаная шапочка. Я скинул одежду, залез в пустую палатку и накрылся холодным спальником. Через два дня мы уехали.