11.
«Сколько слюны. Откуда ее столько? Почему железы вырабатывают ее в таком огромном количестве?»
В желудке раздается «ык», и меня тошнит.
«Ой, как хорошо, что «автопилот» сработал, и я добрел, добежал, дополз до унитаза. Спасибо тебе, Господи, что уберег от позора! За то, что не позволил исторгнуть содержимое желудка прямо посреди зала. Допрыгался, доскакался до тошноты. Ну и маскарад…»
Правой рукой упираться в сливной бачок, левой придерживать полы пиджака и галстук, чтобы случайно не испачкать, над унитазом наклоняться низко, чтобы не промахнуться - это работа «автопилота». Уже не первый раз выручает.
«Господи, за что такое наказание? – меня опять выворачивает. – Стоит только немного переесть.… А если еще и перепить.… Какая, к дьяволу, подруга? Мне сиделка нужна – в сорок пять я полная развалина. А все хорохорюсь: баба-ягодка опять, чувствую на двадцать пять. Дудки! Сейчас я себя чувствую на семьдесят пять, хотя и не знаю, что это такое.
Ну, вот. Кажется, всё. Вернул заведению всё, что съел и выпил. Мы с ним теперь в полном расчёте: я ему ничего не должен, и оно мне ничего не должно. Теперь привести себя в порядок и бегом, бегом отсюда. Поймаю какую-нибудь машину, и – к Ольге».
Распрямляюсь над унитазом, чувствуя, что замерзаю, как обычно в таких случаях. У меня полный упадок сил, холодный пот и озноб. Немного протрезвел.
Я – босиком! Я стою босиком на холодном плиточном полу! На мне надета какая-то длинная простыня, с дыркой для головы посередине, расписанная разноцветными узорами. И она надета прямо на голое тело! И рукой, в «автопилоте» я придерживал совсем не галстук и полу пиджака, а вот эту самую простыню!
«Как это могло со мной произойти?! Что я делал? Чем занимался? Как утратил над собой контроль? Где все это произошло? И вообще, я ли это?!»
Из зеркала над умывальником на меня смотрит мерзкий я. Это мои волосы взлохмачены в оргии и слиплись на лбу от пота. Это под моими глазами набрякли мешки и резче обозначились мелкие морщины. Это на моих щеках засиневела щетина – у покойников волосы растут быстрее, а я сейчас на глазах «общественности» как интеллигентный человек умер. Это все я. Остается вспомнить, что я делал все это время: кого зарезал, изнасиловал, поджог ли приют для сирот. Надо как-то выпутываться из всего этого. Может, при плохой игре сделать хорошую мину? Сделать вид, что «все под контролем»?
Споласкиваю рот, умываю лицо, вытираюсь розовыми салфетками. Рукой провожу по волосам – вроде пригладил. Что еще? Ах, да! - слить в унитазе воду.
Выхожу из уборной в вестибюль. Слава богу, здесь полумрак и никого нет. Из танцевального зала доносится музыка, смех и топот. В этой простыне, отраженный в десятках зеркал, я – привидение. Привидением захожу в гардероб, здесь должен висеть мой плащ, должны быть мои чемоданы, а в них одежда.
Нету! Нет ни чемоданов, ни плаща. Обшариваю в темноте все углы и уголки и ничего не нахожу.
«Господи, ну что же это такое! Куда они исчезли? Неужели украли? Или этот придурок, мэр, все-таки отправил их в гостиницу? Я ведь не разрешал.
Нет, конечно, мэр их даже пальцем не тронет – не тот человек, чтобы повторно о ком-то озаботиться – ведь я уже один раз отказался, и его совесть чиста передо мной. Это чья-то злая шутка, глупый розыгрыш. Спаивание меня, раздевание и упрятывание вещей – это звенья одной цепочки. Они хотят унизить меня и сломить, так легче справится с моим строптивым характером. Сейчас, поди, следят за мной через свои инфракрасные камеры, в нужный момент выйдут, как бы «помогут», и после будут шантажировать.
Что же делать? А ничего не буду делать, посмотрим, что будет дальше. Главное, что морально я уже к этому готов.
Сяду здесь, в самом темном углу, в это гардеробщичье кресло, укутаю плечи этим, гардеробщичьим, платком и буду вспоминать: как я докатился до такой жизни.
12.
Серегу арестовали и увезли в каталажку за то, что он треснул по морде городского прокурора – нашего бывшего одноклассника.
Я сидел в баре и рассматривал пустую бутылку, приговаривая «щасвернус, щасвернус», когда прибежала та самая «попрыгунья» звать меня на танцульки и сказала, что его увезли час назад.
Час назад? Я сидел целый час перед пустой бутылкой и говорил себе «щасвернус»?! Выходит, сидел. Она сказала: «Его увезли час назад, но Вы не беспокойтесь, - его утром отпустят. Он всегда задирается к прокурору, но тот его прощает и наутро отпускает». А я сказал что-то вроде: «Знает кошка, чьё сало съела». Да, примерно так.
И все-таки эта девица меня утащила. Прижалась к руке грудью, и я растаял.
М-да… Слаб до женского полу, слаб.
А потом? Что было потом? Где и как я разделся? Господи, не помню совершенно.
Мы плясали с этой девицей, и она успела сказать, что Ольгу все уважают потому, что «хоть она и учительница» (да, именно так и выразилась: «хоть она и учительница»), но защищает не только учителей и врачей, а всех, кто не работает на Комбинате, всех «погорельцев». А я невпопад (как обычно) пошутил: «На чём погорельцев?» Нашел над чем шутить! Она на меня посмотрела, как на сумасшедшего (ах, какие глаза!) и сказала: «Вы что, не знаете? У нас же полгорода сгорело! Комбинатовские сразу же получили квартиры, а мы жили в «Коробочке», там и сейчас еще живут люди. Мы с мамой, например, квартиру получили только благодаря Ольге Владимировне. Мы ведь обе на почте работаем и к Комбинату никакого отношения не имеем. Она для нас все выходила и вытребовала у Хозяйки для нас квартиру. Если бы Вы знали, как мы ей благодарны!» Да, вот так «попрыгунья» и сказала! Я еще что-то промычал, что ничего не знал, поскольку Ольга мне об этом не писала.
Ай да Оленька! Вот это молодец! Вот это боец! Вот для чего они меня опоили! Мне будет стыдно за свое сегодняшнее поведение, я должен буду уехать из города и не смогу помочь сестренке. Нет, Оленька. Будет по-нашему. Родная, славная сестренка, я о тебе ничегошеньки не знаю. Я-то, балбес, думал, что все дело в мужчине, а на самом деле.… Вот умница!
При мысли об Оле приятное тепло разливается по телу. Поплотней укутываюсь платком, закрываю глаза, чтобы «увидеть» и целиком воссоздать наш разговор с «попрыгуньей». Что же было потом, после танца?
Она опять прижалась грудью к моему локтю, и буквально потащила меня в какой-то зал, где я еще не был, но где, по ее словам, «страшно интересно».