Тянуть долго было нельзя, и поэтому мы согласились взять на работу молоденькую (22 года), симпатичную Свету Рывкину, для которой её мама искала место работы не слишком далеко от дома.
Света была замужем за шофёром, водителем "Москвича" в какой-то организации, сама закончила медучилище и работала санинспектором в порту. Работа эта ей очень не нравилась, и она была согласна на любые наши условия, хотя умела лишь немного печатать. Обучалась Света очень усердно и за несколько месяцев набила руку настолько, что сравнительно успешно (во всяком случае быстро) справлялась с любыми нашими заданиями, хотя почерк её не вполне меня удовлетворял, но и тут прогресс имелся непрерывный.
Многоопытный Иглаков, правда, напугал было нас, что Света, мол, беременная, куда смотрели, как раз к отчёту в декрет уйдёт, но всё обошлось, хотя, как говорится, нет дыма без огня, и Иглаков всё правильно разглядел. А на следующий год Света и вовсе с мужем разошлась и стала из Рывкиной Бовт, такая у неё была девичья фамилия. Теперь нам вроде бы ничего не грозило. Света научилась работать на телетайпе, заказывала нам междугородние телефонные разговоры и номера в гостиницах для командированных к нам, покупала нам к командировкам на поезда и самолёты, заведовала всем хозяйством кирхи.
Из неё получилась первоклассная секретарша-многостаночница, и добросовестная, и толковая, и привлекательная: изящно сложена, красивые большие серые глаза, но почти полное отсутствие кокетства. Разумеется, в разведённом состоянии она долго не находилась и вскоре снова вышла замуж - за Юру Зимарева, тоже разведённого, сокурсника Медведева, Бобарыкина, Шевчука и компании, которому я когда-то читал лекции.
Да к тому же Света ещё и в университет поступила на заочное отделение биофака. Теперь у неё на рабочем месте появились учебники, служебное рвение, разумеется, поослабло, а вскоре и декретный отпуск подошёл.
Хорошо, я к этому моменту успел один экземпляр диссертации оформить.
Временно на место Светы взяли Алёну Ивантаеву - 17-летнюю племянницу Тани Фёдоровой, нашего ладушкинского техника, недавнюю ещё школьницу, только что поступившую на вечернее отделение химфака КГУ. Примерно в это же время появилась в кирхе и вторая лаборантка, тоже студентка-вечерница университета - Наталья Писарева, года на три постарше Алёны. Наталью принял к себе в лабораторию Саенко, который тоже теперь сидел в кирхе.
С появлением Натальи возникла проблема дисциплины лаборантов. Наталья оказалась девицей современной, коммуникабельной и живо интересующейся острыми проблемами бытия, то есть шмотками. Её стол был завален иностранными журналами мод и рекламы всякого барахла. Ей непрерывно звонили по телефону или звонила она сама, в её кругу обсуждать животрепещущие вопросы предпочитали почему-то именно по телефону. Впрочем, нередко приятели и приятельницы навещали её и на рабочем посту, где эти обсуждения продолжались. Опаздывала на работу Наталья регулярно, часто смывалась куда-то средь белого дня, уходила раньше времени, а то и целый день могла прогулять, сославшись на нездоровье (без справки, разумеется) или ещё на что-нибудь, не затрудняя себя слишком правдоподобными выдумками.
Саенко всё это видел и страдал, пытался её перевоспитывать, но без толку. Наталья сразу почувствовала его мягкохарактерность и пользовалась ею вовсю. К тому же Саенко очень ценил её почерк, который у неё действительно был хорош, вписывала формулы она каллиграфически. Печатала и чертила она тоже неплохо, за что, в общем, её и держали.
Алёна поначалу вела себя как мышка, тихо, скромно, старательно осваивала машинопись, вписывание, рисование графиков. Но влияние Натальи сказывалось, и Алёна стала портиться прямо на глазах. Через год она уже и сама могла подолгу висеть на телефоне, принимать на работе гостей и точить с ними лясы, опаздывать и прогуливать, заниматься всевозможными посторонними делами на рабочем месте, как-то: вязать, читать художественную литературу, готовиться к занятиям, печатать что-нибудь на сторону и т.д., и т.п., с оскорблённо-невинным видом реагировать на замечания: - А что я такого сделала? - хныча-певуче растягивая слова. Впрочем, Наталье она во всём этом уступала, чувствовалась нехватка опыта и нахальства.
В качестве средства воспитания и борьбы за дисциплину я разработал "Памятку для лаборантов-оформителей" (она же - должностная инструкция), которую по нашему с Саенко распоряжению сами же лаборанты красиво оформили и повесили у себя в комнате на стене, на видном месте. Памятка регламентировала и служебные обязанности и нормы поведения, но насколько она помогла нам и на что повлияла - затрудняюсь ответить. Вот оно, сие творение.
П А М Я Т К А
для лаборантов-оформителей, работающих в производственном помещении
КМИО ИЗМИРАН в г. Калининграде
П О М Н И Т Е, что Вы О Б Я З А Н Ы
- приходить на работу в 9.00, уходить в 18.00, обеденный перерыв с 13.00 до 14.00;
- не заниматься в рабочее время посторонними делами и разговорами. Они мешают работать не только Вам, но и Вашим товарищам по работе;
- не занимать посторонними разговорами телефон, а тем более в присутствии сотрудников, тем более ждущих телефона.
П О М Н И Т Е, что Вы работаете у всех на виду, в комнате, в которую прежде всего заходят посетители из других организаций, Ваши коллеги из других подразделений, и по обстановке в этой комнате судят о лабораториях, в которых Вы работаете.
П О М Н И Т Е, что Вы О Б Я З А Н Ы
- вежливо и доброжелательно давать справки по телефону. Спрашивать и записывать, кто звонит и что передать, если приглашаемый к телефону сотрудник отсутствует;
- приглашать к телефону сотрудников через громкоговоритель, называя их по имени-отчеству, а не по фамилии;
- содержать в порядке своё рабочее место, обеспечивать себя и сотрудников лаборатории канцелярскими принадлежностями, такими как: писчая бумага, калька (матовая и глянцевая); миллиметровка (обыкновенная, логарифмическая и полулогарифмическая); копировальная бумага; ватман; картон; обёрточная бумага; конверты разных размеров; папки для бумаг с тесёмками и зажимами; скоросшиватели; конторские книги; дыроколы; машинописные ленты 12 и 16 мм; клей (ПВА, ЭПВА, синтетический, клеящие карандаши); карандаши разной твёрдости; фломастеры разной толщины; шариковые ручки и стержни для них; чернила и запасные перья для авторучек; тушь и гуашь разных цветов; плакатные перья; ручки для перьев; ученические перья разных сортов; циркули; рейсфедеры; лекала, линейки; точилки, лезвия; кисточки для клея и красок; кнопки, скрепки; липкая лента; бечёвка, а также медикаменты (анальгин, йод, валидол); электрические лампочки;
- содержать в чистоте и исправности пишущие машинки и телетайп. Своевременно прочищать шрифт, менять ленту. Не допускать простоя машинок из-за неисправностей, своевременно отправлять их в ремонт;
- своевременно относить и забирать выполненные заказы на переплётные и ремонтные работы. Оперативно выполнять заказы на авиа и железнодорожные билеты, на бронь в гостиницах, на междугородние телефонные разговоры и передачу по телетайпу.
П О М Н И Т Е, что Вы должны У М Е Т Ь
- быстро, аккуратно и грамотно печатать на пишущих машинках и работать на телетайпе;
- быстро, аккуратно и красиво чертить графики и рисунки, вписывать формулы и тексты на иностранных языках;
- строить графики на миллиметровках с распечаток ЭВМ;
- оформлять библиографические карточки;
- оформлять подборки копий статей и переводов.
П О М Н И Т Е, что Вы должны З Н А Т Ь
- правила оформления рукописей для
а) отчетов (по спецтемам и бюджетных);
б) диссертаций;
в) статей в журнал "Геомагнетизм и аэрономия";
г) препринтов ИЗМИРАН;
д) статей в сборниках издательства "Наука";
е) статей в сборниках ИЗМИРАН и других ведомственных сборниках;
ж) тезисов докладов;
з) монографий;
- правила составления и оформления деловых бумаг, писем, докладных записок, заявок, приказов.
С Т Р Е М И Т Е С Ь работать К Р А С И В О!
П О М Н И Т Е, что эстетика оформления научных работ не в завитушках, а в соблюдении пропорций при написании и размещении формул в тексте и надписей на рисунках, в соблюдении одинакового наклона и размера прописных и строчных букв и индексов, толщины линий, в чёткости и строгости оформления.
П О В Ы Ш А Й Т Е свой профессиональный уровень, осваивайте смежные специальности (перфорирование, электрографирование, фотомикрофильмирование и фотопечать, библиотечное дело), добивайтесь полной взаимозаменяемости, учитесь друг у друга.
П О М Н И Т Е, что добросовестное отношение к своим обязанностям - залог не только материального поощрения при премировании, но и залог хорошего настроения у Вас и работающих с Вами, источник внутреннего удовлетворения и гордости за свой труд.
Наталью тем не менее перевоспитать не удалось и пришлось уволить за систематические прогулы, даже Саенко не выдержал в конце концов. Мы с Сашулей её потом как-то встретили случайно в городе, и я так вовсе не узнал, а Сашуля ужаснулась её внешнему виду: похоже, что она спилась и опустилась совсем. Вместо неё Саенко принял Татьяну Дериконь - толстушку-хохотушку, вскоре ушедшую в декрет. Её замещала Валя Лабонина, добросовестная, но не очень умелая молодая женщина.
Тем временем из декретного отпуска вернулась Света Зимарева. Мы с Саенко решили всех лаборантов (теперь их было четверо: Света, Алёна, Татьяна и Валя, но последние две на одной ставке) из обоих наших лабораторий объединить в одну общую оформительскую группу и поставить старшей Свету, переведя её на должность старшего лаборанта с окладом 110 рублей вместо прежних 90. Но это произошло уже позже описываемых событий - в 1983 году.
Летом 1984 года Алёна вышла замуж и ушла от нас. Ей надо было устраиваться на работу поближе к специальности, она перешла уже на последний курс химфака. Мы распрощались с ней по-хорошему, сердечно, хотя незадолго до того, в мае у нас с ней был конфликт, нашедший отражение в докладной записке, которую мы с Саенко представили Карвецкому, замещавшему Иванова (он тогда на Кубе был, кажется):
И.о. заведующего КМИО ИЗМИРАН
Карвецкому В.Л.
Д О К Л А Д Н А Я
Доводим до Вашего сведения, что 8-го мая сего года лаборантки Ивантаева Е.Г. и Дериконь Т.В. отсутствовали на работе с 15.00 до конца рабочего дня (до 17.00, т.к. они использовали в этот день перерыв).
Своё отсутствие они объясняют тем, что ходили в переплётную мастерскую. Полагаем это объяснение неудовлетворительным, поскольку:
а) нет надобности ходить в переплетную вдвоём;
б) переплётная находится на улице Каштановая аллея в двадцати минутах ходьбы пешком от кирхи;
в) переплётная была закрыта на санитарный день (по словам Ивантаевой и Дериконь), но об этом можно было узнать по телефону.
Полагаем, что поступок Ивантаевой и Дериконь можно квалифицировать как прогул.
Учитывая, что за два дня до этого Ивантаевой было указано на невыход на работу из отпуска в соответствии с приказом, а также, что имеются нарекания на состояние дисциплины в оформительской группе, считаем необходимым:
1) Ивантаевой Е.Г. - объявить выговор;
2) Дериконь Т.В. - предупредить;
3) Зимаревой С.В., как старшей группы - указать на необходимость повышения дисциплины и качества труда в группе.
11 мая 1984 г. Намгаладзе А.А. Саенко Ю.С.
К моменту, когда я пишу эти строки (октябрь 1984 г.) уволились и Дериконь, и Лабонина. Держится Света. Она стоит у нас в очереди на квартиру и уйдёт, наверное, как только её получит. Но это, похоже, ещё не скоро произойдёт, да и университет не окончен ещё. Напарницей у Светы работает теперь её знакомая Валя Мороз, бывший дамский мастер-парикмахер, по 300 р зарабатывала, умеет только печатать и больше ничего делать не хочет, устроилась у нас временно, пока сын ходит в первый класс и она из-за этого не может работать в смену.
312
Из дневника погоды.
5 сентября 1981 г. Ездили со Смертиным в Матросово. Народу практически нет, лишь двое рыбачили справа, с вечера ещё прикормив место. И ни хрена не поймали. Слева земснаряды чистят дно. Может, поэтому рыба не заходит? Пробовали ловить справа. У меня ни поклёвки, а Смертин выловил-таки леща. Потом перебрались под Головкино. Там традиционная мелкая плотва и густёра берут неплохо, поймал, как обычно, штучек сорок. А Смертин поставил одну донку с плотвичкой в качестве живца и вытащил щурёнка на полкило.
6 сентября 1981 г. Ездили с Сашулей и Митей на заставу в компании Саенок с детьми, Денискиного тренера с женой, Шагимуратовых, ещё кого-то. Сашуля нарвала бидон облепихи, а мы с Митей, гуляючи, часа за полтора нашли 15 подосиновиков в кучках молодых осинок на заброшенном полигоне и рядом с ним, и один беленький под дубочком. Потом собирали янтарь. Солдаты майками черпали янтароносную грязь из полосы прибоя, а офицеры выбирали из неё янтарь. Саенко тоже лазил в воду, а мы с Митей собирали кусочки на берегу. Погода вполне ещё летняя.
С 7 по 11 сентября в Калининграде проходил Всесоюзный семинар по метастабильным частицам в ионосфере, который организовывали и проводили Миша Власов и Костя Латышев. Миша изрядно осунулся после неудачной защиты и за лето, похоже, не восстановился ещё. Данилов на семинар не приехал. Вообще народу было не очень много, но работе семинара это только способствовало. Программа не была перегружена, председательствующие не ограничивали участников ни в вопросах, ни в выступлениях в дискуссии. Погода была прекрасная, даже чересчур, пожалуй, жарко было.
Помню, как заловил Колесника на улице, который нашёл здесь каких-то старых знакомых и пропадал у них (не у Лаговского, с которым они вместе жили в общежитии в Томске), и отвёз его на мотоцикле в кирху, чтобы он выписал для Вани на портянке-распечатке их с Королёвым постановку задачи моделирования термосферы. Приглашал в гости к нам Серёжу Авакяна (не помню - с Любой, женой его или нет) и Хазанова, кажется. Подвыпив, опять пытался с гостями о Боге и смысле жизни дискутировать и настолько возбудил Авакяна, что тот стал искренне возмущаться - как это так? Человек, который занимается наукой, не видит, что в этом-то и есть смысл жизни!? И нечего себе и людям голову морочить, он не может поверить, что можно серьёзно иначе рассуждать, это я всё с жиру бешусь...
Кончился этот семинар, и мы с Саенко тут же (13 сентября) отправились на следующий - в Хабаровск на 2-й Всесоюзный семинар по ионосферному прогнозированию (1-й проходил в Звенигороде, в декабре 1979 года, когда Стас Козлов мне водку подсовывал, чтобы водку же запить). Перед самым отъездом узнали от Иванова (по секрету, точные сведения из райкома) то, о чём жужжали все кругом: что с 15 сентября будет очередное повышение цен на водку и первое на сигареты.
Поэтому, прилетев в Москву, мы первым делом кинулись закупать и то, и другое, хотя и понимали, что перед смертью не надышишься. Однако, кинуться-то мы кинулись, да таких умных, видать, много оказалось, ну, и продавцы, конечно, товар поприпрятали. Короче, в магазинах ни водки, ни сигарет, одни арабские какие-то, которые и так по рублю пачка стоят. Наконец, в Елисеевском глядим - толпа давится, что-то дают в винных отделах. Встали и мы, отстояли положенное и были осчастливлены "Гавана Клабом" - кубинским сорокаградусным ликёром по старой ещё цене. Взяли по паре бутылок на брата - хватит на командировку, а вот курить, наверное, уже по новым ценам будем.
Поселили нас в Хабаровске в "Интуристе" - новой многоэтажной гостинице в парке на берегу Амура. С крыши её мы взирали на амурские волны, пытаясь определить, в какой стороне Китай.
Кстати, в баре на этой крыше в день нашего приезда оказались в наличии болгарские сигареты, "Стюардесса", кажется, и я купил два блока по 35 копеек за пачку. На следующий день она стоила уже 50 копеек. Не дошли, что ли, до этой крыши сведения о предстоящем повышении? Не знаю. Так или иначе трёшку я сэкономил.
В первый же день нас возили на автобусе по городу - экскурсия для участников. Мы в автобус залезли и тут же уснули в нём, так как почти не спали в самолёте, а по московскому времени было ещё раннее утро. Так что с Хабаровском пришлось знакомиться самостоятельно по ходу семинара. Мы и гуляли с Юрой по городу, но ничего особенно интересного не обнаружили. Амур, конечно, широк, но ужасно мутен, аж коричневый.
Во время наших прогулок я всё допекал Юру вопросами о смысле жизни и о коммунизме, подначивал его, упрекая в полном нежелании думать вообще о чём-нибудь кроме задачек, которыми он занимается на работе. Юра поначалу отбивался встречными упреками в моей голословности и самоуверенности, отстаивая наличие у себя неких своих "убеждений", привязанных каким-то образом к кибернетике и теории больших систем, а потом признался, что о некоторых вопросах, особенно касающихся смерти, он, действительно, предпочитает не думать, поскольку всякие размышления над ними ни к чему положительному не приводят, а вызывают у него только одни страдания - именно так он и выразился, и он почти инстинктивно старается их избегать, и просит меня, чтобы я не приставал к нему с такими вопросами, не травмировал ему психику.
По вечерам к нам в номер заходил обычно Эдик Гинзбург из Новосибирска, и мы болтали за науку, попивая привезённый из Москвы тягучий жёлтый банановый "Гавана Клаб" и запивая его кофейным напитком "Балтика" (или "Арктика") за 20 копеек пачка (желуди, соя, ячмень, цикорий). Ни чаю, ни кофе в магазинах Хабаровска нам обнаружить не удалось.
Проводил семинар Эдик Мирмович, маленький чернявый холерик, матерщинник, анекдотчик и бабник, но отец четырёх детей, энтузиазмом которого держалось всё практическое и теоретическое ионосферное прогнозирование на Дальнем Востоке. Стараясь не ударить в грязь лицом, Эдик решил по примеру Шафера устроить банкет с вывозом участников семинара по Амуру куда-то за город. Возможности у него, однако, оказались не столь широкими, как у Шафера, поэтому получилось все намного скромнее по сравнению с нашим июньским плаванием на теплоходе по Лене к Ленским Столбам.
Погрузили участников семинара в обшарпанный теплоходик типа "речной трамвай" (с буфетом, правда), прокатили туда-сюда вдоль всего Хабаровска, а потом отвезли к некоему острову километрах в двадцати от города, где планировался банкет, и высадили. Здесь же предстояло и ночевать после банкета. Достопримечательностью острова была турбаза - несколько дряхлых деревянных домиков, в которых нам и предложили поселиться человек по восемь в комнате. Выдали нам постельное бельё, столь же дряхлое, как и домики, и мы прикрыли им совершенно ужасные матрасы и подушки. Никто не возмущался, даже почтенные наши старушки вроде Натальи Павловны Беньковой или Марьи Петровны Рудиной из Алма-Аты. Чего там - ночку переночевать!
Ну, а мы с Саенко бросились донки забрасывать, специально с собой взяли, надо же попытаться чего-нибудь в Амуре поймать, тут ведь такая рыба водится! В краеведческом музее меня просто потрясло чучело калуги, выловленной в Амуре. Так то оказался ещё калужонок! А какие караси, карпы гигантские в формалине выставлены! Но поймать мы, разумеется, ничего не поймали, хотя и меняли места. Впрочем, и команда теплоходика, расставившая по всем его бортам спиннинги с донками на крупную рыбу, тоже ничего не поймала. И в Хабаровске у рыбаков на набережной мы пойманной рыбы не видели, так что осталось неясным, водится ли она вообще сейчас в окрестностях Хабаровска.
Отчаявшись чего-нибудь поймать, мы вернулись к обществу, которое гоняло мяч на футбольном поле. Я включился в игру и забил три гола - редчайший случай. Ну а тут и к столу, то бишь к столам позвали. Накрыты они были в каком-то сарае, водки было много, закуски мало, гремел оркестр, привезённый на том же теплоходике из Хабаровска, пыль в сарае от плясок стояла столбом.
Мы с Саенко вышли покурить на бережок, уселись на брёвнышке рядом с какими-то девчонками-студентками, приехавшими отдыхать сюда на турбазу, и Саенко умилённо одарял их янтариками, которые он насобирал недавно на косе. Потом пели песни сначала у костра, где я точил лясы с Толей Симоновым и Светой Ледомской из ИПГ, потом в домике у Андрея Михайлова. Ну а потом завалились спать, не обращая внимания на несимпатичный вид своих постелей, и дрыхали как суслики.
Из Хабаровска я полетел в Москву, отсидел там на секции, а оттуда в Ленинград - пришла пора рассылать автореферат, чем мы там и занимались вместе с Трошичевым.
313
По возвращению домой мы с Саенко узнали, что хорошо идут опята. Раззадорил нас Юра Синюгин. По его словам, там, где он собирал, корзину поставить некуда - кругом грибы. Мы подробно расспросили про это место, где и сам Синюгин-то был в первый раз. Оказалось, что это за Толпаками по дороге из Гвардейска на Советск в районе посёлочка Дальнее, от Калининграда километров 80. Мы решили рискнуть и попробовать съездить туда на мотоцикле.
Поехали с утречка 29-го сентября. День обещал быть погожим, стояло затяжное бабье лето, типичное для наших мест. Но с утра-то, конечно, не жарко, а на мотоцикле особенно, и пока мы добрались до Гвардейска - изрядно замёрзли. Саенко, слабый в местной географии, не так понял Синюгина и почему-то решил, что место находится недалеко от Гвардейска, а когда узнал, что проехали только половину пути, то весьма огорчился.
- Ну, если мы в такую даль едем и грибов не найдём - смерть Синюгину! - был наш приговор.
Наконец, проехали Толпаки, свернули на дорогу на Советск, проехали Дальнее, стали присматриваться, и вроде бы вот оно - место, где, по словам Синюгина, нужно оставлять транспорт - лесная дорога справа от шоссе. Заезжаем туда и останавливаемся метрах в двадцати от шоссе рядом с мелиоративной канавой. Прямо на её боках растут опята. Немного, но есть! Ну что ж, неплохой признак.
- Но Синюгин собирал не тут, а слева от шоссе. Пойдём сначала туда, а потом сюда вернёмся, рядом с мотоциклом поищем.
- Пошли.
Вот просека, идём по её краю. Метров сто прошли - опят нет. Но вот стали попадаться. Начали собирать. И, наконец, вышли на разреженный заболоченный участок старого леса, где, похоже, и собирал Синюгин. Видно, что тут собирали, но грибов, действительно, много, и нам ещё осталось, особенно растущих россыпью прямо на земле в гуще травы, преимущественно крапивы. Но и не все кучи на пнях и у подножий стволов деревьев срезаны, есть и совсем нетронутые. Правда, молоденьких опят маловато, большей частью переростки, поздновато, видать, приехали.
А вот затрещали рядом кусты и мимо нас тяжёлой трусцой пробежал лось. Минут за сорок мы полностью загрузили тару, которую взяли с собой, и понесли грибы к мотоциклу. Обратно возвращаться не захотелось, решили здесь поискать. Пошли вдоль канавы, я так прямо по ней. Опята есть, и помоложе, чем на той стороне шоссе, но не кучно растут. Продвинулись метров на двести от мотоцикла вдоль канавы и ... Саенко ахнул:
- Саня, смотри туда, на ту сторону канавы!
Гляжу - пень здоровенный, весь как шапкой опятами покрыт и рядом вся земля ими усеяна. Полезли через канаву туда, а тут он не один такой. И начали мы работать: срезать опята, загружать их в вёдра и в мотоцикл сносить. Часа два этим занимались, пока не затарили все ёмкости: корзины, вёдра, рюкзаки и полиэтиленовые мешки. Получилось по восемь вёдер на брата, всю коляску забили. В жизни такого ещё не видал. Устали как черти, спины не разогнуть, руки все крапивой изожгли: пни эти стояли на старой просеке, по пояс заросшей в основном крапивой. Мы обрезали, да и то не полностью, очага четыре опят. А сколько их там всего было - этих пней, Бог его знает. Ну, спасибо, Синюгину! А мы его бить собрались.
Опятами мы поделились с дедом, он взял, сколько смог унести домой. Остальные переработали: и насушили, и насолили, и намариновали, и из свежих супу наварили. Сашуля, разумеется, всё делала. Я только чистить помогал, да на нитки нанизывал и над плитой развешивал.
Через неделю - 4 октября мы с Митей вдвоём ездили на мотоцикле в сторону Ладушкина погулять - покататься, но на всякий случай с удочками в коляске. Это был, по-моему, первый его выезд со мной на мотоцикле за город на такое сравнительно большое расстояние. До этого самое дальнее место, куда он ездил на мотоцикле, было Марьино, и тогда с нами ездила Сашуля, а тут она впервые отпустила нас на целый день одних.
Первую остановку мы сделали у оврага, по верху которого тянется забор с колючей проволокой - ограда нашей обсерватории. В этом, глубоком довольно овраге, на дне его и по склонам я в былые времена помногу находил опят, но сейчас их практически не было, мы с Митей нашли совсем немного. Полазив вдоволь по крутым склонам оврага и убедившись, что опят тут нет, мы вернулись к мотоциклу, расстелили ватник на траве и чудесно пообедали бутербродами с колбасой, солёными сухариками, свежим огурцом и чаем из термоса. Я фотографировал Митю, и довольство его, по-моему, вполне отразилось на фотографии.
А потом мы поехали в Лебединое. Рыбаков там практически не было, а, значит, не было и рыбы в канальчике. Но мы всё же размотали удочку и попробовали ловить. И Митя поймал ерша - первую свою рыбину, выловленную на летнюю удочку. Мы запустили ерша в ведро, и Митя наблюдал за ним. А потом мы этого ерша выпустили обратно, потому что больше ничего не поймали. В Лебедином я тоже снимал Митю на мотоцикле и с удочкой на берегу, фотографии получились хорошие.
Но вот и подошла пора ехать в Ленинград на защиту. Плакаты мои давно уже были там, валялись у Лариски в комнате со времен моих выступлений на семинарах лаборатории Пудовкина и кафедры. Официальные отзывы от Полякова и ПГИ, не содержавшие практически никаких серьёзных замечаний, тоже давно уже были у меня (хотя и положено им было быть в Совете у Новикова, но тот сам меня предупредил, что пусть уж лучше они у меня будут, а то, не дай Бог, потеряются).
Долго не было ни слуху, ни духу от Хантадзе. Наконец, и от него пришло письмо с извинениями. Оказывается, он похоронил мать. И у него в отзыве существенных замечаний не оказалось. Пудовкин отзыва ещё не написал, обещал подготовить к моему приезду. Прислали положительные отзывы на автореферат, как и обещали, Ивановский, Климов с Казимировским, Кринберг и Мингалёв. Замечания у них тоже были мелкие.
Собственно к защите-то я особенно и не готовился. Текст выступления, правда, написал и даже напечатал на машинке, кстати, на своей собственной, ... кажется, ибо, помнится, ключевые места я выделял красным шрифтом, а двухцветная лента ... могла быть, впрочем, и в кирхе. Но неважно. Машинку я купил, действительно, где-то в окрестности защиты. И собирался купить уже давно - "мемуары", то бишь эти свои записки печатать. Причём собирался я купить примитивнейшую портативную "Москву", да и тех-то в Калининграде не видел ни разу. В магазине спрашивал.
- Бывают, - говорят, - но редко.
Думал уж из Москвы тащить придётся. А тут как-то Коля Нацвалян сообщает:
- По-моему, в "Культтоварах" на Мира машинки стоят, "Москва".
Я туда. Действительно, стоит "Москва" за 135 рублей, а рядом за 230 какая-то другая, по высоте в два раза ниже, элегантненькая, бело-красная.
- А это что такое? - спрашиваю.
- Югославская, по лицензии ФРГ, - продавец отвечает.
- Дайте посмотреть, - прошу.
Дают. Посмотрел я и тут же за деньгами побежал. Купил. С тех пор владею с любовью, хотя печатал ещё мало (это в мае 1984 года писано, в самолёте, кстати, Ил-86, рейс Ташкент-Москва; к переезду моему в Мурманск я машинку эту уже вдрызг разбил, несколько тяг лопнуло).
Так вот. Текст выступления я напечатал, он всё равно нужен для стенографического отчета, и занимался себе текущими делами. Готовил заказной доклад для совещания, которое собирался провести в декабре в Москве Кияновский на тему "Требования к моделям ионосферы, предназначенным для расчёта трасс декаметровых волн".
На этом совещании предполагалось широкое совместное (изготовителями-"модельерами" и потребителями-заказчиками) обсуждение положения дел с моделями. Я решил воспользоваться этим совещанием для пропаганды идеи о необходимости создания единого вычислительного центра моделирования, намекая исподволь, что целесообразнее всего это было бы сделать на базе нашей обсерватории. Тем самым я надеялся подтолкнуть "Вектор" к скорейшему подписанию договора, по которому они поставили бы нам обещанную ЭВМ ЕС-1045. Пока дело стояло. Бумаги были подготовлены, но со стороны "Вектора" не подписаны. Над изложением идеи о ВЦ моделирования я и корпел, сочиняя доклад для совещания.
314
25 октября, то есть за 4 дня до защиты я прилетел в Ленинград. Вместе со мной или чуть позже отправилась и Сашуля для поддержки и организации банкета. Остановились мы с ней у Лариски в Петергофе. Собирался ещё и Кореньков явиться - помочь плакаты развесить. Главными предзащитными проблемами были: обеспечить кворум Совета, встретить и поселить оппонентов и организовать банкет, то бишь товарищеский ужин с друзьями для снятия стресса.
С кворумом вроде бы всё было в порядке, членов Совета хватало, хотя председатель - Макаров был в отъезде и проводить защиту должен был его заместитель - Молочнов (председательствовавший, кстати, и на защите моей кандидатской диссертации). С гостиницей для Полякова и Хантадзе в Ленинграде ничего не вышло, хотя Новиков был обязан забронировать им места. Не сумел. Успокоила Лариска. Она обещала устроить их по знакомству в Петергофе в пансионате прямо в дворцовом парке (верхнем). К тому же и банкет планировался здесь в Петергофе, на квартире у Аллочки Ляцкой.
Олег Трошичев предложил было скооперироваться с ним в этом деле, чтобы не делить Пудовкина и других членов кафедры, но неожиданно для меня запротестовали Лариска и Аллочка. К Трошичеву после защиты они ни в какую не пойдут, потому что его не уважают и имеют на него зуб с каких-то давних ещё времен, когда он непорядочно, на их взгляд поступил по отношению уж не помню к кому. Ну, а как я мог поперёк желания Аллочки и особенно Лариски пойти, столько для меня сделавших и за меня болевших? Обе предлагали свои квартиры для банкета, но у Аллочки всё же попросторнее и к пансионату ближе. Решили собраться после защиты у неё.
(продолжение следует)