Испытание разума

Яков Гринберг
                Правда однозначна, банальна и примитивна, ложь многогранна
                и, как любое творчество, беспредельна в своих проявлениях.

Команду рвало. Сипа рвало сильнее других – желчью. Перегрузки навалились на весь экипаж, но только Сипа рвало еще «эмоционально», – он давно и непереносимо ненавидел людей, которые терлись вокруг него уже шесть месяцев полета.
Это произошло примерно месяц назад, когда он осознал, что не может больше переносить своих друзей по экспедиции. Он ненавидел, как они едят, их шуточки и рассказы, которые слышал тысячу раз, их неистощимый оптимизм. Он чувствовал, как у него начинается сердцебиение и лицо покрывается потом, когда кто-то сопел рядом, причем парадокс заключался в том, что члены команды относились к Сипу хорошо, а некоторые даже очень хорошо, понимал он, перехватывая иногда взгляд Евы, от которого, несмотря на отсутствие других женщин, его передергивало. "Плохо дело", – подумал Сип в который раз и украдкой взглянул на командора.
Билл Фолидер, вытирая рот салфеткой, смотрел на экран бортового компьютера и не обращал внимания на своего бортинженера.
Их командор был известен тем, что во время одной экспедиции застрелил связиста. Потом говорили, да и суд подтвердил, что командор может быть оправдан, так как ситуация была экстремальной, но когда Сип узнал об этом, то начал относиться к своему начальнику, как к человеку, который реально может убить. Пусть по долгу, но убить! При случае...

Центр управления полетами. 16 февраля 2239 года
Космический проект "Открытие Геры"
Цель экспедиции – седьмая планета созвездия Альдебаран (условное название Гера)
Задание – исследование планеты Гера.
Корабль – звездолет-разведчик типа Посейдон-В
Экипаж – Билл Фолидер 43 года (командор), Сип Адамс 33 года (бортинженер), Патрик Кляйн 29 лет (физик-исследователь), Ева Брокс 25 лет (биолог).
Вооружение – Лазерная пушка типа Р-17.
Разрядник шаровой портативный типа Брейк.
Аннигилятор бортовой.
Водородный заряд самоуничтожения.
Зонная защита.

Дополнительная информация с грифом «Секретно». Разглашению членам команды не подлежит.

Сам Сип никого убивать не хотел, да, наверное, и не смог бы, ни по долгу, ни по другим соображениям или чувствам, поэтому в своих взаимоотношениях с командором он начал считать себя потенциальной жертвой.

Как было хорошо тогда в Париже, когда он, еще тридцатилетний специалист по приборному оснащению летательных аппаратов, впервые приехал в Европу. Ранняя весна, набережная Сены, беззаботность и запах любви, исходящий от этого шумного, "вечного" города, наполнили его сердце радостью и ожиданием,  предвкушением неизведанных и приятных приключений. Да, прав был старина Хемингуэй. Особое место! Наверное, тут положено влюбиться...

Сип к себе относился как к интеллигенту, в юности даже хотел стать художником, но родители уговорили его раньше получить "настоящую специальность". Он в свои тридцать три прочел массу хороших книг, любил кино и театр. Работал в аэрокосмической фирме, был на хорошем счету, считался специалистом, но с какого-то времени почувствовал, что стал вырабатываться. Постоянная гонка, обычная в сфере космических запусков, интриги толкачей проектов и светская жизнь – обязательное посещение всех фирменных раутов, ужинов, юбилеев – стали раздражать, а потом уже просто бесить и единственно, что помогало – это алкоголь, который Сип стал употреблять во все возрастающих дозах.

Когда Сип вошел в зал Центра подготовки космических полетов, там было уже около сорока претендентов. Сновали люди в белых халатах, раздавая листы с тестами. Каким должен быть психологический облик участника экспедиции? – с усмешкой подумал про себя Сип, садясь за длинный стол, и сразу всплыл ответ: простой в общении, без амбиций, исполняющий приказы.
– Пожалуйста, решил Сип. Вы это хотите – вы это получите!
Когда-то, еще в студенческие годы, Сип прочитал что-то по психологии малых групп, и теперь ответы выскакивали из него как ходы в шахматной партии блиц при розыгрыше известного дебюта.

И вот теперь он наедине с проблемой, которую не в состоянии разрешить. Чувство ненависти, разлагающее его существо, было невыносимым. Он вспоминал, как фактически обманул или, точнее сказать, обыграл комиссию, испытывая мальчишеский азарт, который обычно возникает на теннисном корте, – кто кого! А теперь он дошел до того, что вытащил из базы данных все, что написано про любовь к ближнему из всех существующих религий.
Вывод, который пришлось сделать, проштудировав буддизм, иудаизм и христианство, – хорошо рассуждать про благодушие в земных условиях, а когда вокруг черная пустота космоса, ограниченное пространство корабля и невозможность "выйти из игры" с людьми, которые тебе смертельно надоели, – это уже другая геометрия, это искривление пространства и психики.
Читая про иудаизм, Сип, кроме всего прочего, обнаружил, что по еврейскому календарю сейчас 5999 год. Скоро в Израиле будут отмечать Миллениум, точнее – через два дня, в 17 часов 27 минут, в Иерусалиме будет очень круглая дата – 6000 лет со дня сотворения мира. Все знания Сипа взбунтовались при такой оценке срока жизни. Какие шесть тысяч лет, если изотопный анализ в геологии, например, дает оценки существования разных пород в сотни тысяч и даже миллионы лет! «Мир был построен из старого материала», – говорит Комментарий к Торе. Сип недоуменно ухмыльнулся. Строить что-то новое из старого – странная идея! Далее следовало совсем неожиданное: "Время тогда текло с другой скоростью". Тут Сипу пришлось согласиться. Если в тот год укладывался миллион или десять миллионов наших лет, то тогда другое дело.
Просмотрев базу данных по истории, обнаружил, что христианский Миллениум-2000 отмечали гуляниями в Европе и Америке, которые омрачил только Баг-2000. Памяти у них не хватало в компьютерах, смех! В общем, ничего особенного при Миллениуме не бывает.
«Большая беда нужна, – с каким-то внутренним отчаянием вдруг подумал Сип, не найдя успокоения от религиозного взгляда на мир. – Общие проблемы, общие опасности – это единственное, что может меня с ними примирить", – подумал он про своих "сокамерников" – так он про себя называл членов экипажа. "При борьбе за выживание все внутренние раздоры забываются", – как заклинание повторял он про себя.
Между тем корабль входил в плотные слои атмосферы седьмой планеты в созвездии Альдебаран. Впереди были главные дела. Планета с условным именем Гера была видна в иллюминаторы уже неделю. Это было желто-бурое пятно на черном фоне космического неба. Посадка прошла более чем успешно, учитывая пылевую бурю и практически нулевую видимость. Предварительные анализы показывали отсутствие всего, что могло хоть как-то облегчить пребывание здесь, – нет воды, нет жизни, атмосфера перенасыщена парами цианидов, жесткое рентгеновское излучение. Зачем умники из Центрального управления по освоению космоса послали их сюда, остается только гадать. Вся команда собралась в центральном отсеке. Ева Брокс – биолог, Патрик Кляйн – астрофизик, командор Билл Фолидер и Сип Адамс. Все сгрудились у иллюминаторов.

Он прожил с Рут три года. Она была высокая красивая шатенка из богатой семьи, с неспокойными карими глазами, которые торопились жить. После встречи в Париже уже не расставались. Ходили по музеям и еще в тысячу мест, которые Рут показывала ему. Казалось, что она знает в Париже все и всех. Было азартно и интересно. Практически сразу по возвращении в Америку он переехал в ее уютную квартиру в пригороде Хьюстона, а то, что они оказались из одного города, казалось Сиду знаком судьбы.

– По-моему, мне тут делать нечего, – наконец произнесла Ева со своей презрительной усмешкой. Она была откровенно некрасива, тридцать плюс-минус, мымра, любившая только свою науку. Свои колбочки, скляночки, реактивы. Сутками она просиживала в лаборатории, колдуя над взаимопревращениями биологической субстанции, и когда ее вытаскивали оттуда, она удивлялась, что на свете существует еще какой-то другой мир.
– А вы бы хотели, чтоб здесь были леса, озера и вообще разнообразная флора и фауна? – парировал Патрик, сравнительно молодой рыжеволосый физик, очень подвижный и ироничный.
– Ну, по крайней мере лучше, чем ничего! – ответила Ева и пожала плечами, подчеркивая свое отношение к безжизненному пейзажу за окном.
– Да на что нам лес? – возмутился Патрик. – Город нужен, бары, кинотеатры,  женщины местные. Погуляли бы и обратно. Кайф! Скажи честно, ты бы хотел с инопланетянкой, а? Наладить, так сказать, прямой контакт с другой цивилизацией? – со смехом спросил он у Сипа, и все разом захохотали, глядя на выражение его лица.
– Ну ладно, – сказал наконец командор Билл. – Всем отдыхать. Сип остается на вахте до пятнадцати ноль ноль.
Команда разошлась по каютам, а Сип вытащил свой старый натюрморт, который для успокоения нервов писал вот уже месяц. При мимолетном взгляде на полотно Сипа как будто ударило. Там что-то изменилось. Там что-то двигалось. Не быстро, не осязаемо, но двигалось. Менялась освещенность, воздушные потоки с земли туманили озеро. Луч света, на мгновенье вырвавшись из-за облаков, промелькнул и исчез. Сип почувствовал, что пересохло во рту, что он сходит с ума, ощутил, как липкий ужас проникает в его сердце, во все его существо. Это было то, что он не мог принять. Это было то, чего он боялся. Сип включил весь свет в центральном отсеке и убедился, что его натюрморт стал фантастически красив. Наполненный светом, прозрачный и одновременно насыщенный воздухом, он переливался сложными цветовыми гаммами – это было произведением гения, к которым Сип, даже наедине с собой, себя вовсе не причислял.
Сип стиснул руками голову и неожиданно сказал вслух:
– Спокойствие. Нет необъяснимых явлений. Движущая картина называется... кино! Что я дикарь? Кино никогда не видел?
Сип ухватился за первое, хоть какое-нибудь объяснение происходящего, даже откровенно абсурдное. Впервые за много месяцев он ощутил потребность в общении. Поделиться с кем-нибудь, это значит убедиться, что с психикой относительный порядок. Но тут же отбросил эту мысль. Скажут, что помешался! "Кроме того, неизвестно, увидит ли кто-нибудь то, что вижу я", – окончательно решил Сип,  вспоминая, что в течение долгого космического полета успел сделать портреты Патрика и командора. Ева сразу и в категорической форме от позирования отказалась, а Билл долго ломался, но было видно, что он хочет получить свой портрет со сдержанно-героическим выражением лица, так что в конце концов его портрет  все-таки был написан.
«Интересно, что с этими портретами? Тоже превратились в шедевры?» Сипу не терпелось проверить это, но нельзя было покидать вахту, и он решил под каким-нибудь предлогом зайти потом к Патрику, тем более что раньше они часто играли в шахматы. Выработав план действий, Сип как-то сразу успокоился и перешел к рутинной проверке систем корабля.
Раздался звук открывшегося дверного шлюза. Вошел Патрик, поинтересовался, все ли спокойно, не атакуют ли аборигены, и предложил сыграть после вахты Сипа в шахматы.
"Телепатия, – подумал Сип, – ну как после этого в нее не верить?"
– Как тебе мой очередной шедевр? – показывая на картину, спросил Сип, стараясь придать своему  голосу естественную заинтересованность.
Патрик посмотрел на картину, утрированно всматриваясь в полотно, – шаг назад, шаг вперед, подобно ценителям в музее, и наконец произнес:
– Нормально.
– И это все? – вырвалось у Сипа,.– Это все, что ты можешь сказать?
–Ладно, – примирительно произнес Патрик. – Думаешь, я не догадался, что это запрограммированная голограмма? Это ты здорово придумал.
– По крайней мере диагноз есть. Я здоров! – потирая руки, констатировал Сип. Быстро отделавшись от Патрика, обещав зайти сыграть партию после дежурства, Сип сразу позвонил командору.

Рут требовала внимания, понимая под этим посещение раутов, ужинов и юбилеев ее семьи и компании, в которой она делала карьеру в международном маркетинге. Она всегда торопилась, ее кипучий характер позволял одновременно вести разнообразные дела с десятками людей, фирм и организаций. Сип однажды подсчитал – телефон звонил пятьдесят раз за вечер. Лично он всегда воспринимал контакты с неинтересными людьми как неприятную повинность, поэтому этот шквал общения был выше его сил. Единственное, что помогало сохранять присутствие духа, – это виски, которым Сип старался заглушить раздражение.

– Билл Фолидер слушает, – ответил командор, как всегда без задержки поднимая трубку.
В этот момент Сип понял, что не может объяснить происходящее так, чтоб тот понял.
– Говорит Сип, Вы не могли бы зайти в пульт управления?
– Что случилось? – отрывисто спросил командор и, не дождавшись ответа, добавил: – Сейчас буду.
Несколько минут он не отрываясь смотрел на злосчастный натюрморт. Наконец произнес то, чего менее всего ожидал Сип.
– Ну и что?
"Не понимает", – с усталой безнадежностью подумал Сип.
– Это нарушение законов природы, физики и здравого смысла. Значит, на Гере нам придется встретиться с силами, которые мы не можем ни понять, ни, тем более, контролировать, а это, в свою очередь, подвергает всех нас опасности, степень которой нельзя даже представить, – сухо и спокойно произнес Сип, считая, что в данной ситуации он обязан попытаться объяснить командору, с чем они столкнулись.
– Как я вас понял, – жестко ответил командор, – вы предлагаете немедленно закончить нашу экспедицию, замечу кстати, стоимостью в полтора миллиарда долларов, только потому, что на вашей картинке что-то там двигается, и представить ее в Центр управления полетами в качестве результата нашей работы по исследованию Геры, – голос его сорвался, он почти кричал. – Вы хотите, чтоб надо мной смеялись, чтоб считали меня трусом или дураком? Этого не будет никогда! Приказываю разговоры на эту тему прекратить! Кстати, через полчаса вы сменяетесь, – добавил командор более дружелюбно, взглянув на опрокинутое выражение лица своего подчиненного.
– Есть! – коротко ответил Сип.

Когда Сипу не хотелось идти в школу, он жаловался на головную боль. Часочек поспит, погуляет, а потом можно сбегать в кино. Но как-то раз, для разнообразия, сказал, что болит живот. Особой разницы он не видел. Семейный врач приехал почему-то сразу и, пошептавшись с родителями, вызвал "скорую помощь", которая с мигалкой и сиреной доставила Сипа в больницу с диагнозом острый аппендицит. Все это было неожиданно и интересно, однако до того момента, покуда Сип не увидел табличку "Операционная". (Тогда у врачей была установка, что всем нужно удалять аппендицит сразу.) Игра стала серьезной и вышла из-под контроля. Уже лежа на операционном столе, Сип пытался сообразить, как остановить этот бред (лучше было просто пойти в школу), но запах хлороформа заглушил все мысли, и он провалился в пустоту... С тех пор Сип навсегда усвоил, что большие, чаще всего необратимые процессы начинаются с ерунды – случайного слова или ничего не значащего поступка!
 
Рассвет встретил космонавтов полным штилем – буря кончилась. Корабль стоял посреди плоской, бесконечной пустыни. Глазу не за что было зацепиться на этой неестественно ровной поверхности, посыпанной какой-то грязной пылью, не было даже дюн.
– Что будим делать, господа? – спросил Сип, ни к кому не обращаясь.
После проверки портрета Патрика выяснилось, что только натюрморт реагирует на Геру. Это почему-то успокаивало.
– Выполнять программу исследования, – серьезно и спокойно ответил ему Билл. – Готовы уточненные анализы среды за бортом?
– Сейчас закончу, – ответил Патрик, колдуя над приборами и газоанализаторами. Через несколько минут раздался его крик.
– Этого просто не может быть!
– В чем дело? – спросил командор.
– Дело в том, что сейчас я получил абсолютно другие показатели. Тут, оказывается, есть атмосфера, и не просто атмосфера, а курортный воздух  – Патрик потряс распечаткой. – Кислорода шестнадцать с половиной процента, азот в норме, счетчик Гейгера молчит. Да что говорить. Воздух, как в Швейцарских Альпах. Можно выйти погулять.
Запищал локатор раннего оповещения. У Сипа учащенно забилось сердце. Он бросил взгляд на командора.
– Установить зонную защиту. Радиус сто метров, – отрывисто приказал Билл.
На корабль со всех сторон что-то двигалось. На горизонте появилось нечто зеленоватое, которое объединившись в кольцо, медленно продвигалось к кораблю. Через некоторое время стало видно, как зеленое, покрывая все пространство пустыни, образовало правильный круг вокруг корабля. Круг стягивался непрерывно и неумолимо. Контраст между грязно-серой поверхностью пустыни, с кораблем в центре, и бесконечным зеленым окружением был отчетливо виден на экране прибора.
– Пятнадцать километров, десять, пять, – считал Билл расстояние, вернее радиус свободного от зеленого пространства круга. – Приготовить аннигилятор, – резко сказал он, когда отметка в три километра была пройдена.
– Это же деревья! – нервно вскрикнула Ева, неотрывно смотрящая в иллюминатор. Лес, кустарник, трава двигались вместе с землей, точно ехали на горизонтальном эскалаторе, последовательно занимая все пространство пустыни, как лед стягивает полынью в сильный мороз.
Все ждали отметки в сто метров, с которой начиналась  зонная защита – сфера, закрывавшая корабль со всех сторон. Во время испытания ее на Земле Сип видел зонный щит в действии, тогда по нему стреляли из разных калибров, и снаряды отскакивали от невидимой поверхности, как теннисные мячи от стенки. Лазерный луч, преломившись, ушел в облака. Это была надежная система защиты, которая к тому же позволяла спокойно, без помех вести огонь в случае необходимости с самого корабля.

Попытки договориться с Рут, так сказать, выяснить отношения, наталкивались на стену профессионального умения вести переговоры, мягкие по форме и жесткие по содержанию. За три года работы в маркетинге Рут приобрела умение часами обсуждать самые мелкие детали, уводить соперника от главного и, главное, мертво стоять на страже своих личных интересов. Главное, что поразило его до глубины души, когда он обнаружил, осознал, так сказать, что перед ним сидел противник, попросту говоря, враг, без всяких сантиментов пытающийся запутать, сбить с толку, поймать на слове зазевавшуюся жертву. Это не было похоже на разговор мужчины с женщиной, это были взаимные обвинения партнеров по поводу провалившегося совместного бизнеса. Кто виноват в неуспехе так хорошо начатого проекта?
 
Кольцо сжималось. Скорость зеленой волны уменьшалась по мере приближения к центру, где ее ждал  звездолет-разведчик типа Посейдон-В, приготовившийся к ответному удару.
– Пятьсот метров, триста, сто пятьдесят, сто тридцать метров, – медленно и как-то отстраненно считал расстояние командор.
Его палец лег на красную кнопку запуска аннигилятора. Если зонный щит не выдержит и будет пройдена отметка в сто метров, начнется настоящий ад, так как аннигиляция вещества связана с резким выделением тепла и света. Все напряглись настолько, что не было слышно даже дыхания. Сип уже никого не ненавидел – беда пришла! Вот она надвигается зеленым валом, готовым поглотить корабль, то есть сведя оставшийся свободный круг в точку. Вместе со всеми Сип, как завороженный, смотрел на странную зеленую армию, беззвучно идущую в психическую атаку на корабль.
– Сто двадцать метров, сто десять, сто пять метров! Она остановилась! Почувствовала, стерва, что дальше нельзя! – весело ухмыльнулся Билл.
Ева вдруг нервно засмеялась. Напряжение как-то сразу спало.
"Ну, это полная чушь, – отметил про себя Сип, – ясно, что зонную защиту почувствовать на расстоянии нельзя, в этом ее дополнительная выгода. На зонную защиту можно только наткнуться".
Все ждали, что будет дальше, но ничего не происходило. Лес стоял вокруг спокойно и вполне безобидно, если не принимать во внимание его стремительное появление.
– Отмена боевой готовности для аннигилятора, – приказал командор. – Всем отдыхать. Завтра утром обсудим дальнейшую программу. Предложения принимаются.
– Раз лес уже есть, то предлагаю Гере соорудить озеро, так сказать, для полноты пейзажа, – сразу предложил Патрик, окончательно разрежая обстановку, но это неожиданно вызвало гнев командора.
– Перестаньте паясничать. Мы находимся практически в боевой обстановке, а вы несете какою-то чушь!
Все разошлись по каютам, гася воспоминания о недавнем накале страстей и эмоций по случаю несостоявшейся катастрофы. Обруганный Патрик пытался что-то сказать в свою защиту, но его уже никто не слушал.
"День прошел неплохо – все живы", – подумал Сип, отправляясь в свою каюту. Миллион разных мыслей проносились в его голове, пока некоторое объяснение происходящего не осенило его. Все живы! Это многое объясняет. Если нам что-то демонстрируют вместо того, чтоб сразу убить, значит, нужны зрители или участники представления. Сомнений в том, что силы, которые тут действуют, могут уничтожить не только людей, но и корабль со всеми его защитами и вооружением, у Сипа не было. И зонный щит прошли бы насквозь, если б захотели. Но тогда, как говорят математики, есть доказательство от противного: раз мы до сих пор живы, значит, нам ничего не угрожает, потому что зачем выискивать сложные и длинные пути нашего убийства, если есть простой? Бритва Оккамо. Улыбнувшись своему открытию, Сип сразу заснул, впервые после приземления почувствовав себя в полной безопасности.
Утро встретило космонавтов хмурой, пасмурной погодой. Дождь не шел, но полнеба заволокли тяжелые дождевые облака. Правда, вскоре стало видно, что даже в облаках было что-то ненормальное, раздражающее взгляд. В облаках была дыра. Правильной формы отверстие вырезало из густых, темных облаков кусок синего неба. Дыра двигалась на корабль и остановилась строго над ним. За периметром круга вокруг корабля хлынул дождь, но ни одна капля не попала внутрь. Корабль стоял сухой, как в стеклянном стакане.
– Рациональная поливка, – сказала Ева таким тоном, что никто не понял, она шутит или говорит серьезно.
Ровно через час дождь закончился и тучу уволокло обратно, в том же направлении, откуда она пришла. Сип посмотрел ей вслед и неожиданно сквозь мокрую листву деревьев увидел  небольшое озеро. Раньше его точно там не было.
– Командор, посмотрите, – Сип протянул руку,  указывая направление, – заказ Патрика выполнен, есть озеро!
Командор злился. Все происходящее не нравилось ему. Он чувствовал, что теряет инициативу и не мог примириться с этим. Самое неприятное и странное было то, что он не мог выработать личного отношения к происходящему. Если это враг, то почему ведет себя так непоследовательно – не атакует до конца, до победы. А может, испугался нашего потенциального ответа и ждет подходящего момента, чтоб напасть врасплох. Если друг... ну, это вообще не рассматривается.
– Так, – наконец выдавил он из себя, – Сид, Патрик и Ева – на выход. Скафандры с полной автономией. До леса и обратно. Взять образцы почвы, зелени, ну все, что положено. И без глупостей.
Надев скафандры, космонавты зашли в шлюзовой отсек и приготовились сделать первый шаг в новый, неведомый мир.
– Кстати, – вдруг вспомнил Патрик, – ускорение свободного падения здесь девять и восемь десятых. Ощущение движения должно быть как на Земле.
Но это было не так. При первом прикосновении к Гере всех охватили легкость и радость бытия. Ева и Сип посмотрели друг на друга, и вдруг Ева, в нарушение всех инструкций, открыла шлем скафандра. Воздух, ароматный и сочный, наполнил ее легкие. Это вызвало чувство восторга.
Она хорошеет, – поймал себя на странном ощущении Сип.
С Евой что-то случилось, она стала неуправляемой. Было такое впечатление, что она приняла сильнодействующий наркотик. Неожиданно улыбнувшись какой-то странной улыбкой и окинув своих товарищей отсутствующим взглядом, она решительным движением вообще сняла с себя скафандр и в легком тренировочном костюме быстро побежала в сторону озера.
– Что она творит? – раздался в наушниках голос командора. – Догоните ее! Я спускаю вам джип.
Пока Патрик и Сип снимали джип с грузового лифта и рванули за Евой, она, как заправский спринтер, пробежала стометровку и скрылась среди деревьев.    Зрелище, представшее перед их глазами, когда джип остановился у берега озера, было не для слабонервных – Ева купалась голой! В прозрачной чистой воде было видно ее плывущее тело. Она то скрывалась под водой, то появлялась на поверхности, оставляя за собой мелкие барашки волн.
"Без пробы воды, сумасшедшая, – подумал Патрик.
«Акулы, крокодилы, змеи", – пронеслись в голове Сипа потенциальные опасности.
Наконец она развернулась и поплыла обратно. Она действительно была голая, но у Патрика и Сипа это почему-то не вызвало сексуального импульса. Очень медленно и торжественно, как богиня с Олимпа после омовения, откинув мелкий земной стыд, она приближалась к ним в своей новой ослепительной красоте и совершенстве. Это было как наваждение, казалось даже, что звучала органная музыка.
Спокойно одевшись, Ева собрала несколько листиков, корешков растений, набрала немного воды из озера и села в джип. Посмотрев на своих спутников и засмеялась:
– Очнитесь, мальчики! Поехали!
Командор, заготовивший страшный разнос Еве, увидев ее новый облик рядом с обалдевшими лицами  Патрика и Сипа, осекся и ничего не сказал, хотя было видно, что он в бешенстве. Он заперся в своей каюте и, казалось, перестал интересоваться происходящим. Оставшаяся без руководства команда занялась, кто чем может. Фантазии Патрика хватило на бесконечные физические эксперименты, он пытался понять, что на Гере работает не так, как на Земле, бесконечно проверяя разные земные константы и каждый раз удивляясь совпадению результатов.
Ева, наоборот, перестала заходить в лабораторию, она вообще стала часто покидать корабль, проводя большую часть времени на озере. Однажды пожаловавшись, что для полного счастья ей не хватает только загородного дома, и на следующий день все увидели на берегу озера двухэтажную виллу с клумбами и дорожками. Это было как в сказке.
Сип ничего и никого не замечал, кроме Евы, конечно. Любовь полностью завладела  его помыслами. Он безумно влюбился. Это не было похоже на то, что он когда-либо испытывал раньше. Он все время думал о Еве, о ее лице, голосе, взгляде.
Щепетильность ситуации заключалась в том, что они тесно общались уже год, включая время подготовки к полету, и все это время Сип демонстрировал, мягко говоря, полную незаинтересованность. Теперь получалось, что только новая внешность Евы  изменила его отношение к ней. Было трудно объяснить, как от  подчеркнуто деловых отношений, которые давно у них сложились, сразу переключиться на любовную лирику. И все-таки Сипу это удалось. Страсть совершает чудеса. Ева взяла его на озеро. Были поцелуи, любовные признания, купание голыми в теплой воде и ночь, которую они провели вместе.
Однако командор, как оказалось, не просто отсиживался в своей каюте, а вынашивал план ответных действий. Билл собрал всех в центральном отсеке и, выразительно глядя на Еву, объявил:
– Я принял решение. Мы будем ее атаковать первыми! Мы ей покажем, кто мы и что мы!
Постепенно переходя на крик, он впал в патетику.
– Мы люди, верх цивилизации, технологии, интеллекта – должны жить на каких то подачках! Спасибо за воздух. Спасибо за воду. Нет, виллами нас не купишь!
Командор, будучи человеком небогатым и поэтому живя с малыми потребностями, вдруг вспомнил о ненавистной ему вилле, которая переполнила чашу его терпения. Он активизировал, проверил и перевел в рабочий режим лазерную пушку. Движения его были точны и экономичны. Видно было, что обращаться с оружием он любит и действует профессионально.
– Я ухожу! – вдруг категорично заявила Ева. – Не хочу участвовать в этой подлости.
– Подождите, шеф! Чего вы хотите добиться своей атакой  И вообще, кого атаковать? Планету? – Сип сделал последнюю попытку остановить командора.
– Сейчас увидите, – отрезал Билл и нажал кнопку "Разряд".
Мощный лазерный луч вылетел из бортовой лазерной пушки Р-17 в направлении злополучной виллы, но, не долетев даже до леса, преломившись от невидимого препятствия, ушел вверх, там еще раз преломившись, он заметался в ограниченном сферой пространстве, как обезумевший зверь в клетке. При ударах о сферу появлялись характерные вспышки, было видно, как, отразившись бессчетное количество раз, лазерный разряд потерял энергию и погас.
"Зонная защита, оказывается, известна не только нам", – наконец-то дошло до командора. От его самоуверенности не осталось и следа. Он был раздавлен, он проиграл бой, который сам начал, проиграл раз и навсегда, причем даже без ответного удара потенциального противника.
Все молчали. Молчание было тяжелым и осуждающим. Наконец командор произнес отрешенным, усталым голосом:
– Завтра мы проводим еще один запланированный эксперимент – аэросъемку поверхности планеты. Сип, пожалуйста, подготовьте дельтоплан и установите ДАПАТ.
При упоминании о ДАПАТе Сип невольно улыбнулся. ДАПАТ – это Датчик Активных Перемещений Астральных Тел. Когда на Земле очень странные люди с длинными волосами, с длинными бородами, в халатах, с ленточками вокруг головы и зодиакальными знаками на шее начали объяснять, что ДАПАТ фиксирует выход души из тела человека после его смерти, всем стало не по себе, а Патрик просто начал смеяться, как сумасшедший. Патрик получил выговор. Билла вызвали в высокие инстанции, где так объяснили про оккультные науки, что он вышел оттуда мрачнее тучи и заявил Патрику, а заодно и всем остальным членам команды, что он думает об этих "высоколобых придурках", однако если еще кто-нибудь пошутит про ДАПАТ, он, командор корабля, тут же, без всяких колебаний, выгонит его из состава экспедиции.
Все разбрелись по своим каютам. Хотелось успокоиться и осмыслить происходящее. Утром выяснилось, что Ева своеобразным образом выполнила свое обещание. Назло командору она ушла жить в "свою" виллу на берегу озера.
– Женщины уходят и возвращаются. Никуда не денется, – видимо вспомнив что-то личное, пассивно заметил командор. – Поехали!
Дельтоплан, приподнявшись над взлетной площадкой, плавно вылетел со стартовой площадки корабля в открывшийся люк. Стремительно набрав высоту, он устремился на восток. Патрик следил за записывающей аппаратурой, а Сип смотрел в электронный бинокль. Ничего особенного. Лес, куда ни глянь, всюду лес.
– Все. Летим обратно. Кстати, Патрик, вы включили ДАПАТ? – спросил командор.
– Вы верите в эту ерунду, шеф? – лениво среагировал Патрик, воспринимавший ДАПАТ как личное оскорбление для человека с физико-математическим образованием.
– Ничего не поделаешь. Приказ – есть приказ. Приказы не обсуждаются, а выполняются, – сказал командор, давая  своим тоном понять, что хотя он и разделяет мнение Патрика, но как человек военный приказы не обсуждает.
Патрик, глубоко вздохнув, включил ДАПАТ и настроил его на поверхность Геры. Экран прибора засветился голубоватым светом, но никакой полезной информации не представил. Командор снизил дельтоплан. Они летели над бесконечным лесным массивом. Летели молча, были слышны только журчание самописцев да низкий гул двигателя, поэтому как-то особенно резко прозвучал звуковой датчик ДАПАТа. На краю экрана появилась точка, тянувшая за собой белый угол в шестьдесят градусов, который медленно наползал на экран, заполняя все пространство.
Пораженный Патрик, не произнеся ни слова, увеличил масштаб. Астральное тело в виде точки еще можно себе как-то представить, но многокилометровый треугольник из астральных тел, душ или еще чего-то такого – это уже не укладывалось в голове. Не было аналогий, ассоциаций, теории, не было ничего, на что можно было бы опереться сознанию.
– Поднимитесь выше и увеличьте скорость, – сказал он деревянным, отрешенным голосом, впервые в жизни приказывая Биллу.
Командор выполнил маневр без возражений. Картина на экране стала похожа на самолет, вернее, на нос и крылья самолета.
– Еще выше! – крикнул Патрик и увеличил масштаб.
Внизу лежала не видимая глазом, но вполне реальная при взгляде на экран ДАПАТа гигантская светящаяся шестиконечная звезда.
– Это Щит Давида – магический знак древних иудеев, – сказал начитанный Сип, – Кстати, сегодня в Израиле Миллениум, они празднуют свой юбилей – шесть тысяч лет со дня сотворения мира.
– А внутри, что там двигается внутри этого щита, как муравьи в муравейнике? – спросил Билл.
– Астральные тела или души умерших людей, – полушутливо, полусерьезно предположил Сип, – ведь ДАПАТ может измерять только это. Причем, судя по форме их содержания, это Рай, а Аду положено находится где-нибудь внизу. Наверное, под Щитом Давида есть место, где бракуются некачественные, порочные  души, вроде наших, – они проваливаются в Преисподнию.
Фантазия Сипа разыгралась. Шутка ли, увидеть "святая святых" человечества – Рай и Ад в действии.
– Патрик, посмотри под Щитом, может, там действительно "адское отделение" для грешников? – попросил Сип.
– Кроме того, интересно, как души сюда попадают, – сказал Патрик и переключил прибор на вертикальную развертку.
Никакого подвала для Ада и вообще ничего под Щитом не было. Он был плоским, как лист бумаги, однако над Щитом все увидели белый луч, перпендикулярно выходящий из центра Щита Давида и уходящий вверх к звездам. По этому лучу или, вернее, светопроводу из космоса летели черные шарики, которые, долетая до шестиконечной звезды, направлялись в каком-либо направлении от центра, поэтому внутри все непрерывно двигалось, бурлило и перетекало с места на место. В обратном направлении от Щита Давида вверх, по тому же светопроводу, в космос улетали белые блестящие шарики.
"Это похоже на завод по отбеливанию душ, – подумал Сип. – Души умерших людей прилетают с Земли грязные, закопченные жизнью, и вновь возвращаются к новорожденным младенцам белыми, чистыми и невинными".
– Теперь я понимаю, зачем они нас сюда послали. Мне кажется, что мы первые люди на Земле, которые видят, как выглядит Загробный мир. До нас это не удавалось никому. Все-таки приятно, что наши имена войдут в историю! – ни к кому не обращаясь, произнес Патрик, но при этом выразительно посмотрел на Билла.
Командору эта мысль очень понравилась. Он приободрился, подтянулся, представив себе благодарности, почести и новый чин, который наверняка получит по возвращении на Землю.
Сип печально смотрел на Щит Давида и думал, что все в мире происходит не так, как мы того ожидаем. Вот даже Загробный мир, который так хотелось увидеть хоть одним глазком всем людям, когда-либо жившим на Земле, тоже оказался совершенно другим. Никаких Перевозчиков в Мир теней, никаких Ключников, отпирающих Врата Рая, никакого Рая, никакого Ада, ничего этого не было, а был только высокотехнологичный способ складирования и отбеливания человеческих душ на  планете с условным названием Гера.
Реальность, как всегда, оказалась несправедливой и печальной.  Не было приза за праведность – Рая, не было наказания за греховную жизнь – Ада. Убийцы и их жертвы не разделялись! Великие деятели и мелкие жулики лежали рядом. На заводском складе не может быть морали, только целесообразность. Теперь понятно, откуда взялась эта идея про переселение человеческих  душ. Да, души людей не исчезали и не пропадали, они действительно переходили от одного к другому в очищенном виде, но совсем не так, как это можно было представить на Земле.
Сип подумал, что вся цивилизация, в сущности, протекала под знаком религиозного насилия – священные войны, инквизиция. Борьба с неверными велась всегда и везде. За что? Чтобы в конце жизни вместо вожделенного Рая попасть на отбелку на эту фабрику-прачечную! Да, лучше людям этого не знать!
– Это, по-видимому, именно то, что они хотели от нас получить, – подытожил командор, сажая дельтоплан на взлетную площадку внутри корабля. – Не забудьте подготовить подробные отчеты. Патрик, кстати, этот ДАПАТ все-таки заработал, несмотря на твое ученое мнение, так что смеяться можешь теперь сколько угодно... над собой.
Билл был явно доволен. Он вылез из дельтоплана, посмеиваясь и качая головой, отправился в командный отсек.
У Сипа в голове уже сложилась полная картина. Когда появилась возможность  обнаруживать ДАПАТом выход души у умерших людей, то осталось только вычислить направление луча транспортирующего светопровода и найти координаты Геры, а это уже дело техники.
Конечно, зрелище гигантского мерцающего Щита Давида производило ошеломляющее впечатление, однако какое-то беспокойство, недосказанность мучили его. Тут была неуловимая ассоциация с чем-то, что Сип стремился понять или вспомнить, но не мог. Не было, за что зацепиться памяти, кроме, пожалуй, самого Щита Давида.
Вернувшись на корабль, он сразу же подсоединился к базе данных, раздел Религия. Там было абсолютно все про все веры, верования, секты и даже масонские ложи. Щит Давида имел ссылку на иудаизм, иудаизм – на Тору, Тора – на Комментарии и так далее. Сип не был религиозным человеком, но уважал факты. После гигантского Щита Давида, который они увидели на далекой Гере, трудно было не признать очевидную справедливость религиозного восприятия мира, поэтому Сип, как и подобает при изучении любой стройной системы знаний, начал с начала.
"В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною... И был вечер, и было утро: день один... И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой".
Ощущение какого-то неявного страха, вернее говоря, внутреннего дискомфорта наполняло его. Он работал на компьютере, со страшной скоростью просеивая и собирая данные, даты и факты. Через три часа все было кончено. Ключевая фраза: "Для Бога день, как тысяча лет" – объясняла все! Шесть дней на сотворение мира, потом выходной. Шесть тысяч лет на его реализацию, а потом тоже выходной, отдых, конец цивилизации, конец Земле, перерыв длиною в вечность.
Наступление 6000 года в 17 часов 27 минут в Иерусалиме будет последним мгновением существования человечества. Это была в прямом смысле вселенская катастрофа. Более того, это была катастрофа, которую нельзя остановить. Сип почувствовал себя оператором на атомной электростанции, который видит, как температура в реакторе зашкаливает, пересекает предельную красную черту, за которой следует взрыв, и ничего не может сделать. Парализованный и раздавленный, смотрел он на экран, не в силах согласиться эмоционально с роковым исходом, как приговоренный к смерти не может поверить, что его действительно расстреляют, даже после короткого, как сам выстрел, слова... пли!
Сип пересчитал время по Гринвичу, по которому они жили, на время в Иерусалиме, получилось, что сейчас 16 часов 17 минут, значит, осталось чуть более часа. Оставался последний шанс. Необходимо проверить поток душ умерших людей с Земли после наступления Миллениума-6000. Если не будет лавины новых душ, то значит, все в порядке, люди живы и жизнь продолжается, если будет, то... конец.
Сип снял трубку внутренней связи и вызвал командора, тот, как всегда, мгновенно ответил:
– Билл Фолидер слушает. Что там у вас, Сип?
– Командор, необходимо повторить эксперимент с ДАПАТом !
– Что, опять лететь? Откуда у вас такое рвение, съели что-то не то? – пошутил Билл.
– Никуда лететь не нужно. Эксперимент можно провести прямо с корабля. Это очень важно. Это необходимо сделать для всех нас! – срывающимся голосом произнес Сип.
– Ну хорошо. Я сейчас позвоню Патрику, узнаю, когда он освободится. Кстати, вы написали отчет?
– Какой отчет! Это страшно срочно, через несколько минут нужно начать, иначе мы можем опоздать!
– А что, собственно, случилось? Пожар? Землетрясение? – уже с раздражением спросил командор.
– Хуже ! – ответил Сип и положил трубку.
Через несколько минут все, кроме Евы, собрались на взлетной площадке. Патрик возился с ДАПАТом, который он с предельной осторожностью уже снял с дельтоплана.
– Мне нужна только вертикальная развертка, – вид светопровода с душами людей из космоса, – со сдержанным напряжением сказал Сип.
– Есть вертикальная развертка, – через минуту ответил Патрик.
На экране ДАПАТа появилась знакомая картинка – тонкий светопровод с несущимися по нему из космоса и обратно серебристыми шариками разного цвета, черные и темно-серые – оттуда и беленькие, чистые – туда. Это было похоже на картину проводника с током на первом уроке по электричеству в школе.
Сип посмотрел на часы, настроенные на время Иерусалима, было 16 часов 53 минуты. До 17 часов 27 минут оставалось чуть более получаса. Никогда в жизни ожидание не было более мучительным, невыносимо долгим.
"Чего я с таким нетерпением жду? – подумал про себя Сип – Конца света? Какой абсурд!"
Казалось, что время действительно остановилось. Минуты тянулись, как часы. «Типичный пример, когда меняется скорость течения времени. Когда ждешь!" – подумал Сип.
Наконец стрелки часов перевалили отметку 17 часов 26 минут. Начался секундный отсчет. Секундная стрелка прошла полный круг. Ничего не изменилось.
"Может, пронесло?", – мелькнуло в голове Сипа. И тут страшно заревел ДАПАТ. Вместо тонкого светопровода на Щит Давида из космоса обрушился мощный столп света. Его гигантские размеры превосходили разрешающую способность прибора. Патрик быстро начал перестраивать масштаб, но не успел. Все прекратилось так же внезапно, как и началось, за исключением того, что теперь не было видно даже тонкого светопровода.
– Неужели перегорел? – воскликнул Патрик и бросился проверять настройки.
– Переключи на горизонтальную развертку, – потухшим голосом попросил Сип, – и ты все поймешь.
Прибор работал. На экране было видно, что Щит Давида переживает настоящую бурю. Гигантские волны, сшибаясь блестящими брызгами белых и черных шариков, ходили внутри него, наводя порядок с вдруг появившимся гигантским пополнением. Это было грандиозное, по-своему красивое зрелище. Патрик еще раз на всякий случай проверил вертикальную развертку, но светопровода из космоса не было, экран был пуст, поступление и отправка душ прекратились.
– Что же это все-таки было, черт побери? – спросил командор Сипа.
– Это был конец света, – ответил Сип сдавленным голосом, и комок слез подступил к его горлу.
Он вспомнил Хьюстон, университет, Париж, где ему было так хорошо. Вспомнил даже Рут, душа которой уже где-то тут, рядом, купается в волнах Щита Давида. Вспомнил свою семью,  свою жизнь, начиная с детства, и заплакал.
– Успокойтесь, Сип, – сказал командор, удивленно глядя на него. – У вас переутомление. Завтра мы улетаем, и все будет хорошо. Все образуется.
– Некуда лететь! – вдруг с какой-то яростью выкрикнул Сип, – Поймите, наконец, нет Земли, нет людей, нет городов. Нет ничего!
Сип бежал к Еве. Глупо, конечно, но каким-то внутренним чутьем он понимал, что только Ева может ему помочь. Как он объяснит Еве, что, собственно, случилось? Как расскажет про ДАПАТ, про Миллениум, про шесть дней сотворения мира, про шесть тысячелетий его существования и гибель?
– Соскучился? Ты меня еще любишь? – спросила Ева как ни в чем не бывало.
– Я хотел с тобой серьезно поговорить. Произошло нечто ужасное. В общем, нам некуда лететь. Я решил здесь остаться, мне не нужен этот проект, мне вообще не нужен никто, кроме тебя, конечно. Я не могу тебя просить об этом. Это слишком серьезно, в общем, ты должна решать сама.
– И мне тут хорошо, – вдруг, мечтательно закатывая глаза, произнесла Ева, – я никогда не чувствовала себя такой красивой, свободной и счастливой. Меня всю жизнь обижали, и в детстве, когда кричали – уродина, и потом, когда я видела, что даже люди, которые мне нравились, избегают меня. Вспомни себя, например!
Сип покраснел. Ему захотелось обнять Еву, прижаться к ее лицу и забыть катастрофу, которая случилась где-то во Вселенной, но касалась лично его, всех их, включая Еву. Постепенно до него дошел смысл сказанного: она не хочет отсюда улетать! Она хочет жить тут со мной! Может быть, это и есть решение, по крайней мере альтернативы он не видел. Сип обнял Еву, прижался к ней и только теперь почувствовал, что смертельно устал, что он никуда не хочет идти и здесь ему спокойно и хорошо.
Конечно, было много неясного и необъяснимого в последних событиях, и Сип, привыкший анализировать информацию беспристрастно, ни мог не осознавать две главные опасности в решении остаться.
Первая – информационная. Может быть, конец мира и вообще все, что он видел посредством  ДАПАТа, ловко приготовленная фальшивка, дезинформация, на основании которой он фактически решился на самый важный в своей жизни поступок, ведь как работает ДАПАТ, ни ему, ни Патрику не ясно. Прибор был герметично закрыт, никаких схем. Объяснили это тем, что принцип действия прибора оккультный и без специальной подготовки разобраться в этом невозможно.
"Нет, непохоже, что всех нас так обманывают. Кому это может быть нужно?" – окончательно решил он после некоторого раздумья.
Вторая – экологическая – связана с непредсказуемым поведением Геры. Может быть, отлет корабля будет означать, что спектакль окончен и планете следует восстановить прежнее состояние, так сказать, статус кво? Исчезнут лес, вода, появится жесткая радиация, и все первоначальные анализы Патрика опять будут соответствовать действительности. Сип вспомнил безжизненную грязную поверхность планеты, когда они впервые увидели ее в иллюминаторы Посейдона, представил себе, как уходит лес, испаряется озеро, атмосфера заполняется коричнево-серой радиоактивной пылью. Это ведь мучительная смерть. Ева об этом как-то не думает, ей весело и хорошо, но шанс такой все-таки есть, присутствует...
Хорошо принимать решения, если есть выбор между хорошим и плохим, а когда выбор заключен между плохим и очень плохим, катастрофичным, причем все зыбко, неопределенно и непредсказуемо, не на что опереться и, так называемый, жизненный опыт совершенно не помогает, – это самое мучительное испытание для человеческого интеллекта. А решаться надо, ведь отсутствие решения – это тоже решение, только принимают его уже другие.
Советоваться с Евой, обсуждать с ней все проблемы и опасности Сип не мог. Перекладывать ответственность на нее, дать себя уговорить – нет, это не по-мужски, решение должно быть за ним!
И был вечер, и было утро. День первый, когда Сип решился и впервые осознал себя жителем Геры.
– Нужно попытаться уговорить их остаться, объяснить, что бессмысленно возвращаться на Землю, ведь сегодня они улетают.
– Пусть улетают, – неожиданно жестко ответила Ева, – я больше не хочу идти на корабль.
– Ева, так нельзя, они же с нами жили полгода бок о бок, это неэтично. Нужно вести себя цивилизованно, по-человечески. Нужно попробовать уговорить их остаться. Они же ничего не поняли, а я толком так ничего и не объяснил.
Сип в конце концов настоял на своем, и, взявшись за руки, они отправились на корабль. Когда они поднялись в центральный отсек, там их уже ждали.
– Привет, блудному сыну и...– командор хотел сказать "блуднице", но, увидев царственно-красивую Еву, скомкал окончание.
– В общем, добро пожаловать! Скоро улетаем, сейчас проверим системы – и вперед!
Командор был радостно возбужден. Экспедиция закончена. Все эти переживания и страхи уже позади.
– Прошу  к столу, кофе уже готов, – громко объявил Патрик.
Он поставил еще две чашки и разлил ароматный напиток.
– По случаю отлета шикуем, – сообщил он, – кофе настоящий.
Все сели за стол, и вдруг Сип увидел свой натюрморт. Он был страшен. Черные низкие облака заполняли небо. Грозы еще не было, но ощущение надвигающейся бури, казалось, витало в воздухе. Электричество накапливалось в черно-синих тяжелых тучах. С трудом оторвавшись от натюрморта, продолжающего жить какой-то своей неведомой жизнью, Сип заставил себя вернуться к реальности, если то, что происходило с ним в последнее время, можно назвать реальностью.
– Билл, – в первый раз Сип назвал командора по имени, – мы пришли, чтоб уговорить вас остаться. Все результаты говорят, что на Земле нет больше жизни, нет людей. Если вы улетите – вы обречены, а тут, на Гере, у нас есть шанс. Мы решили остаться, Ева и я. В данной ситуации наше место здесь. Земли уже нет, я это понял окончательно, а жить в корабле и болтаться по вселенной, пока хватит энергетических ресурсов, я не хочу.
Однако у командора было совершенно другое мнение на происходящее.
– Успокойтесь, Сип. Это все нервы. У нас на базе отличные врачи, все будет хорошо.
"Он думает, что я сошел с ума", – неожиданно осознал Сип.
– Сейчас мы спокойно поднимемся и полетим, а что мы тут видели, скоро забудется, ведь вы сами никогда не относились к ДАПАТу,  как к научному инструменту, – сказал командор ласковым голосом.
– Но мы не хотим лететь и не полетим. Если ДАПАТ вас не убедил, это ваше дело, но я считал своим моральным долгом сказать вам, что вы летите в никуда, вы не найдете того, что оставили. Поток душ с Земли прекратился, там нет больше жизни.
Сип взял Еву за руку и решительно направился к выходу.
– Пока я тут командую, вы будете выполнять мои приказы, а не разыгрывать драмы с истериками, – отрезал командор и нажал на пульте кнопку блокировки внутренних отсеков.
– Послушайте, Билл, вы не можете удерживать нас насильно, это аморально, – сказала Ева, повернувшись к командору у закрытой двери шлюза.
"Какой же я идиот, – подумал Сип, – интеллигент чертов, попрощаться мне захотелось. Кретин".
– Командор, давайте поговорим цивилизованно, ведь мы столько времени провели вместе, всегда помогали друг другу, – сказал Сип, видя, что командор подошел к сейфу, набрал код и вытащил Брейк, угрожающе сверкнувший никелированной поверхностью.
Брейк – это портативный разрядник, стреляющий маленькими шаровыми молниями, способными мгновенно парализовать или убить противника.
– Мы сейчас взлетим и полетим на Землю, а для того, чтоб вас более не волновала эта проблема, так сказать, на прощанье с местной оккультной жизнью, мы из космоса шарахнем по Щиту Давида водородным зарядом такой мощности, чтоб никакая зонная защита им не помогла. Желающие могут посмотреть в ДАПАТ, как они там запрыгают. Устроим тут современный термоядерный Ад, чтоб котел с кипящей смолой для грешников показался им детской забавой.
Командор говорил  угрожающе, однако сам улыбнулся своей последней фразе, мол, не ожидали от меня такого?
"А ведь он не шутит, – подумал Сип, – он просто дикарь, который хочет уничтожить все, что не понимает. Он, конечно, выполняет приказ, но при этом хочет быть главным, "венцом вселенной", идиот безмозглый!"
– Убийца, душегуб, как вы можете губить души людей? – закричала Ева страшным голосом. – Вы даже не представляете, что творите!
– Патрик, чтоб тут никто не дергался до взлета, возьмите из сейфа пару наручников и оденьте на этих новоявленных аборигенов, любителей человеческих душ, – приказал командор, направляя Брейк на Сипа.
На Патрика страшно было смотреть, он сидел как в столбняке, его испуганное лицо было неподвижно, только глаза следили за происходящим.
– Патрик, – повторил командор, – вы что, оглохли? Приказываю вам взять наручники!
Сип и Ева, затаив дыхание, смотрели на Патрика. Он был растерян настолько, что о полицейской акции с его стороны не могло быть и речи. Все, что навалилось на него в последние дни, – катастрофические результаты ДАПАТа, выводы Сипа о конце света, желание друзей остаться на Гере, – выбило его из колеи разумной жизни. На конфликт внутри команды, когда в руке командора блестел Брейк, а напротив его дула стояли друзья, с которыми он только что дружески разговаривал, Патрик не был готов.
Командор, поняв, что на Патрика бессмысленно рассчитывать, медленно пятясь, сам подошел к сейфу и, не спуская глаз с Сипа и Евы, достал наручники.
– Теперь повернитесь спиной, и без резких движений, – с угрозой сказал он.
Сип смотрел не отрываясь на командора с Брейком в руке, и ему казалось, что он уже видел эту картину, то ли во сне, то ли она всплыла из подсознания. Командор хочет его убить, а он стоит беспомощный и безвольный, ждет смерти и ничего не может сделать.
– Я сказал: повернитесь, – повторил командор и, видя, что Сип не реагирует на его слова, медленно перевел Брейк на Еву.
"Неужели он выстрелит?" – подумать Сип и бросился на командора.
Раздался характерный хлопок от разряда Брейка, и командор, нелепо взмахнув руками и дернувшись всем телом, рухнул на пол. Патрик стоял у открытого сейфа с Брейком в руках. Он был бледен, казалось, что еще мгновенье и он грохнется в обморок.
Ева с радостным криком бросилась его обнимать, а Сип, который тем временем одевал наручники на командора, посмотрел на Патрика и Еву и ему стало невыносимо стыдно за то, что он когда-то ненавидел этих теперь самых близких ему людей. Патрика посадили на стул, дали чего-то выпить, после чего он начал мелко дрожать, лязгал зубами и все время косился в сторону лежащего на полу командора.  Потребовалось время, чтоб услышать от него что-либо членораздельное.
– Хорошо, что на Брейке был установлен  минимальный разряд, а то бы я его убил, а так через полчаса он будет в порядке, слава богу, – пролепетал наконец Патрик с виноватым выражением лица.
– Оставайся, Патрик, – вдруг предложила Ева, – тут нам всем будет хорошо. Тут единственное место, где исполняются желания, мечты! Что еще человеку нужно?
– Я не могу. Не знаю, как объяснить, но не могу. А потом, как говорится, третий лишний, – закончил он с вернувшимся к нему чувством юмора.
Прощались без лишних слов. Все стояли обнявшись, и у каждого на душе была чувство, что они теряют больше, чем друг друга. Размер потери был таков, что в человеческом языке для него еще не существовало адекватных слов. Как выразить то, что нужно оторваться от всего накопленного за тысячелетия прогресса, от земной цивилизации, людей, от самой планеты Земля и начать новый отсчет времени, жизни, новую историю рода человеческого?
Некоторое время спустя Сип и Ева смотрели, как звездолет-разведчик «Посейдон-В» медленно отрывается от поверхности волшебной планеты, ставшей их вторым домом, и, быстро набирая скорость, улетает навсегда. Кончилась их земная жизнь. Теперь они окончательно и бесповоротно живут здесь, на Гере, и это уже свершившийся факт.

Когда Патрик, сидя за центральным пультом управления, в последний раз бросил взгляд на удаляющееся светлое пятно планеты и начал вводить в бортовую ЭВМ служебную информацию о выполнении программы по исследованию Геры, на экране дисплея неожиданно появился некий документ, прочтя который, он выпучил глаза, невольно присвистнул и, не слова не говоря, подошел к командору и снял с него наручники.
–  Посмотрите, шеф, – возбужденно произнес он, указывая на монитор компьютера.

       Секретно! (до момента завершения экспедиции) 16 февраля 2239 года.
       Настоящая цель космического проекта "Открытие Геры" заключается в организации первой внеземной естественной колонии. Состав первых поселенцев:   Ева Брокс – женщина, Сип Адамс – мужчина.
 
– Поздравляю, шеф, с блестящим выполнением поставленной задачи, – добавил Патрик, после чего, оторвавшись от экрана дисплея, он тожественно пожал командору руку и, видимо, до конца осмыслив полученную информацию, посмотрел в иллюминатор на удаляющуюся Геру и начал неудержимо хохотать.