Когда ее повели на эшафот, вокруг уже собралась толпа. Здесь была вся деревня. Оно и понятно: казнь – развлечение редкое. Многие привели детей: пусть посмотрят. Это им надолго запомнится. Пусть. Уважение к Инквизиции должно закладываться еще в детстве, а то потом хлопот не оберешься.
Она шла молча, машинально перебирая ногами. Красивая… Очень красивая… В воздухе просвистел камень, тихий вскрик возвестил, что он попал в цель. Она подняла голову и обвела толпу пустым взглядом безумца. Те, кто увидел ее глаза, опустили руки.
Зазвенели цепи, послышались монотонные слова молитвы. Никто не слушал: все ждали. Наконец священник смолк и отошел, уступая место палачам. Сухая солома затрещала и вспыхнула.
Она вновь подняла голову. Теперь взгляд был более осмысленным. В больших ярко-голубых глазах читалось немое «За что?...»
За что, за что… Никто и не знал, за что. Разве простые люди могут понять дела Инквизиции? Вчера вечером в деревне появилось несколько человек в серых рясах, а наутро местные церковники объявили о казни. За что?.. Да мало ли?! Разве это имеет значение? Колдовство, богохульство… Кто их знает…
Пламя взметнулось вверх и охватило ее ноги. Пронзительный крик разнесся по деревне. Кто-то зажал уши, какая-то женщина покачала головой: «Жалко ее…», - и тут же огляделась: не заметил ли кто. За такие мысли и сам, чего доброго, на костер попадешь.
А костер разгорался. Дыма не было – палачи знали свое дело. Только так можно спасти ее душу.
Кричит… Это хорошо. Кричит – значит раскаивается. Значит, одной грешницей станет меньше. Это хорошо.
Стена огня скрыла ее лицо. Крик оборвался.
Еще одна душа спасена… Это хорошо.
13.03.2003