Записки рыболова-любителя Гл. 358-362

Намгаладзе
До отпуска мне пришлось ещё разок смотаться в командировку - в Москву, в ИПГ, оппонировать на защите Бори Серебрякова из отдела Иванова-Холодного, формально подопечного Андрея Михайлова, но работавшего на самом деле совершенно самостоятельно. Мне довелось рецензировать все его статьи в "Геомагнетизме и аэрономии" (четыре или пять). Половину я заворотил ему обратно на переделку, он перерабатывал их и отсылал снова в "Г. и А.", они снова попадали ко мне на рецензирование, и в конце концов все были напечатаны.
Таким образом диссертацию его я хорошо знал по статьям, замечания мои он и так почти все учёл, когда статьи перерабатывал, да к тому же ещё приезжал выступать к нам в кирху, где мы выяснили все неудачно изложенные им места. В целом мне его работа очень нравилась и оппонировать ему было легко. На вопросы отвечал он прекрасно, чувствовалось глубокое понимание предмета.
Правда, защита едва не сорвалась, так как опоздал Тулинов, без которого не было кворума (Москву всю перекрыли из-за визита какого-то зарубежного гостя), а председатель совета Авдюшин, ставший вскоре директором ИПГ, не хотел ждать, приучая своих к дисциплине и не взирая на то, что я специально приехал в командировку только на эту защиту. Авдюшина я видел впервые, и он произвёл на меня пренеприятнейшее впечатление тем, что непрерывно пыжился, изображая из себя сильную личность и компетентного учёного.
Защитился Боря успешно - все "за". Отмечали защиту в Сокольниках, откуда перебрались потом на квартиру к Жоре Островскому. Мы с Андреем Михайловым орали там песни Высоцкого под гитару. Гор Семёнович на телевизор упал, а Боря признавался мне, что наукой он заниматься терпеть не может, мечтает об Антарктиде, где он один раз уже бывал и хочет опять поехать - вот это настоящая работа для мужчин!
Не помню, не в этот ли раз Гор Семёнович спрашивал меня: не обиделся ли я на него за то, что он отказался дать отзыв на мою диссертацию? Ведь он просто не хотел выглядеть сующимся не в свою область. Вообще чувствовалось, что Иванов-Холодный сменил своё отношение ко мне с прохладно-равнодушного на почти дружественное. Мне это было приятно. Правда, мне в скором времени предстояло оппонировать на защите докторской Михайлова - его ученика, но в этом ли было дело?

359

После этой поездки в Москву я ещё десять июльских дней пробыл в Калининграде, заканчивая отчёт для "Вектора". 10-го отмечали день рождения Шагимуратова на заставе, жарили шашлыки на берегу моря. С Сашулей мы отчаянно спорили по поводу выбора места, торгуясь из-за сотни метров, а Маринку Саенко мы с её муженьком довели до белого каления, выпив по стопке водки, когда она уже скомандовала: "Юра, хватит!"
Со злости от такого непослушания Маринка демонстративно покинула эту компанию, где потакают алкоголикам. Испугавшийся Саенко бегал за ней успокаивать, но прощён был очень не скоро, Маринка всё оставшееся лето на него дулась.
На следующий день, 11-го июля мы с Митей ездили на Прохладную рыбачить. Я поймал на тесто 12 плотвичек и уклеек, а Митя всё это время прокрутился около мотоцикла, о чём-то бормоча, и что-то там изображая.

Наконец, я закончил все свои дела и 18-го июля мы с Сашулей и Митей отправились в Севастополь, проводив перед этим Иринку в Ленинград на вторую попытку поступить в институт - всё в тот же педиатрический. Добросовестно отработав год санитаркой операционного блока в хирургическом отделении областной больницы, Иринка теперь ехала поступать одна, без мамы. Правда, друг её, Дима, теперь был там рядом с нею.

В Севастополе мы застали Любу с Андрюшкой, неделю жили большим шумным кагалом, торчали целыми днями на море, благо близко теперь добираться. Совсем рядом с Милочкиным домом благоустраивали новый пляж - для турбазы КЧФ "Севастополь", собственно, тогда сделали ещё только спуск, и я по утрам до завтрака стал бегать (специально кроссовки взял) туда купаться у каменной насыпи, где сразу было достаточно глубоко и чистая вода. Иногда со мной бегал и Митя.
Днём же ходили подальше - на Учкуевку, где вода мутная, но зато валяться хорошо на песочке. Разок Павел вывез всю толпу (пятеро на заднем сиденье: Сашуля, Любка, Андрюшка, Ромка и Митя, а впереди мы с Павлом) в новое место - Эски-Кермен, пещерный город на горе, вроде Чу-фут Кале.
Вечерами мы с Митей гоняли в футбол с пацанами - в основном Ромкиными ровесниками, то есть постарше Мити года на два, на детской площадке прямо под окнами дома. В игре Митя выглядел всё ещё неуклюже, но старался, и азарта у него хватало.
26-го июля, в Митин день рождения - 8 лет! - утром был праздничный завтрак с традиционным громадным тортом, предварительно заказанным на Большой Морской. Накануне на ярмарке покупали подарки Мите. Андрюшка выбрал ему пистолет с присосками, которым потом мы лихо расстреливали комаров в квартире, размазывая их по стенам и потолку.
После завтрака проводили Любку с Андрюшкой на московский поезд и пошли в кино на "Не упускай из виду" с Ришаром, где он расхаживает с унитазом на ноге. Митю фильм ужасно развеселил, он так хохотал, что хлопнулся лбом о спинку кресла перед ним, набил шишку и рассёк бровь. Вышел из кинотеатра с раной - жертва развлечения, но всё равно очень довольный.
В День Военно-морского флота ходили с Митей на горушку к памятнику 5-й армии (?) смотреть парад. Стрельба Мите понравилась, ракетная особенно, но промежутки между "номерами" длинные и торчать на жаре утомительно. Вечером с крыши кочегарки смотрели салют, Сашуля тоже с нами лазила.
Незадолго до нашего отъезда Павел устроил нам на своём "Москвиче" ещё одну вылазку, на этот раз с ночёвкой и далеко - на крайний запад Крыма к мысу Тарханкут. Место очень интересное, берег каменистый, вертикальной стеной высотой метров в пятнадцать обрывающийся в море. Наверху плоское выжженное плато. Внизу у воды разнообразные нагромождения камней, гроты, пещеры, аквалангисты тренируются.
Вода исключительно чистая, прозрачная, холодноватая для Крыма, и жуткие скопления огромных медуз с человеческую голову каждая и длинными щупальцами. Есть, к счастью, места и свободные от них. Покупались мы там с наслаждением, полюбовались сверху на море, в котором и с высоты отчётливо были видны медузы и глубокие расселины в скалистом дне.
От Ирины же первые вести были опять неутешительные: несмотря на то, что она специально поехала в Ленинград пораньше, ей не удалось попасть в первый поток сдающих экзамены - опять вышла какая-то неразбериха с документами. Потом мы уже узнали: на характеристике из больницы, где работала Ирина, дата была подпечатана на другой машинке, а на медицинской справке не был указан год рядом с подписью председателя медкомиссии, хотя год не раз был проставлен у подписей отдельных врачей. Пока эти недотёпы - Ирина с Димой слонялись в приёмной комиссии, упрашивая принять документы в таком виде, они характеристику и вовсе потеряли, а второй экземпляр Ирина зачем-то оставила дома.
Связались срочно с дедом, тот искал её у нас в квартире и не нашёл, хотя лежала она там, где и говорили ему, в верхнем ящике с документами письменного стола, что в кладовке. Выручила Димина мама - Надежда Григорьевна. Она сама составила новую характеристику, напечатала, обежала всех, кого нужно, в больнице, собрала подписи, поставила печать и отправила Ирине в Ленинград поездом с проводником.
Документы, наконец, приняли и Ирину включили во второй поток. Первый экзамен - биологию она сдавала 4-го августа. И надо же - сдала его на отлично! А это значило - поступила без сдачи следующих экзаменов как золотая медалистка, эта привилегия сохранялась за ней и в нынешнем году. Что тут говорить, как рады были мы все, но Сашуля особенно, не меньше самой Иринки, наверное! Слава тебе, Господи!
Сразу после экзамена Иринка позвонила в Севастополь по телефону, разговаривал с ней я, а Сашули дома не было. Она к дому подходит, а я из окна ей равнодушно так сообщаю:
- Дочка звонила только что.
- Да? Ах! Ну и что?
- Заходи домой, узнаешь, - потянул я ещё резину. - Поступила! На пять баллов сдала!

360

Домой мы вернулись как раз ко дню рождения Ирины, она приехала на день раньше нас. Восемнадцать лет исполнилось нашей доченьке! Счастливая пора. Поступила, Дима тоже здесь в Калининграде. Любовь свою они уже совсем не скрывают, ходят взявшись за руки. Вечером посидели у нас. Были дедуля с Тамарой Сергеевной и Дима.
Под конец, когда отец с женой уже ушли, я разговорился с Димой. Мне нравилось, что он увлекается в споре. Я попарадоксальничал немного. Дима рассказывал про молодёжь, которая собирается в Ленинграде у Казанского собора, и есть там юнцы, которые открыто провозглашают себя фашистами. Дима считал их просто недоумками. Я, отчасти чтобы поддразнить его, а ещё больше Сашулю, возражал:
- Быть может, они вкладывают в это слово некий неизвестный нам смысл или просто дразнят окружающих, эпатируют их, протестуя таким образом против того, что им не нравится в окружающей жизни?
- Да нет, они сами не знают, чего хотят. Никаких идей у них нет, просто хулиганят.
- Ну, это надо было бы выяснить у них. Я таких не видел и не знаю, что у них за душой, но допускаю, что это необязательно просто идиоты.
Сашуля возмущалась:
- Да одно слово "фашист" переворачивает у людей всё. Это же синоним зла для нашего поколения, не говоря уже о старших. А они объявляют себя фашистами и кичатся этим ещё! Конечно, идиоты!
- Кто их знает? Повторяю, я с такими не встречался. Но разве старшее поколение не достаточно изолгалось, чтобы их дети не признавали святынь своих родителей? Во всяком случае это выглядит как форма идеологического протеста, что уже можно уважать. Гораздо хуже простое битьё кодлой запоздалых прохожих - таких ведь навалом, и они, на мой взгляд, страшнее, просто скоты уж совсем.
- Ну и эти не лучше, - возражала Сашуля. - Ещё хуже, может быть. - Фашисты вон что творили!
- Само слово, которым группировка себя именует, обычно мало ещё что раскрывает. Вон полпотовцы себя коммунистами считают, а мы их - фашистами. В Китае культурную революцию тоже коммунисты осуществляли.
- Ну, фашизм - это понятие однозначное.
- Не знаю, не знаю - какой смысл они в него вкладывают? Ведь про фашизм им с детства внушали, какая это гнусность, а они или не верят, или вкладывают некий особый смысл в это понятие.
- Это ты всё выдумываешь себе. Ничего у них за душой нет.
- Не знаю, не знаю. Я их не видел и не разговаривал с ними, и ты тоже. Дима тоже не разговаривал, только видел.
- Я, действительно, не разговаривал ни с кем из них. Но они не производят впечатления, что могут что-то сказать. Это как "фанаты" спартаковские, - сказал Дима.
Ирина наша в разговоре не участвовала, как обычно, то ли смущаясь, то ли не имея, что сказать. Ей просто было хорошо сидеть и слушать. Потом они с Димой отправились погулять, а мы с Сашулей продолжали по инерции ещё спор за мытьём посуды. Сашуля всё не могла успокоиться, как это я фашистов защищаю, а я убеждал её, что защищаю свободу высказываний и призываю к тому, чтобы люди пытались понять других, а не охаивали огульно по одному только слову, хоть и такому ... одиозному, что ли.

Лето это простояло необычно жарким в Прибалтике, и август оставался сухим и ясным. Один раз (16-го) мы с Митей попробовали съездить за грибами на 26-й километр по железной дороге на Балтийск, откуда несли подосиновики, но, не зная совершенно этих мест и непрерывно натыкаясь на колючие заграждения запретных зон, ничего путного не нашли, только в одном месте - небольшом соснячке набрали мелких маслят.
Семейство Лебле вернулось со своей псковской дачи, и мы пару раз ездили с ними на заставу купаться в море, как обычно, прогревшемся у берега к концу лета. В один из этих выездов (18-го) к вечеру стало понемногу бросать янтарь как раз в том месте, где мы расположились. Народу на берегу было очень мало. Какие-то две тётки (одна лет под пятьдесят, другая молодуха ещё - около тридцати) купались неподалёку без бюстгалтеров в одних трусиках. Увидев куски янтаря в грязи, они начали его ловить и выкидывать грязь на берег, не обращая никакого внимания на других подошедших любителей этого дела, в том числе и на нас с Серёжей. Я предусмотрительно взял с собой сачок и черпал им грязь плечом к плечу с полуголыми тётками. Люда с Жанной аж визжали от восторга, наблюдая эту картину. А я в азарте утопил свои очки бифокальные в финской оправе, которые мне в Москве Бирюковы сделали, - смыло волной.
17-го с Серёжей и Митей мы ездили на мотоцикле в сторону Полесска на рыбалку. Заезжали к пионерлагерю. Канальчик обмелел и зарос весь, на заливе волна. Поехали на Полесский канал. Разыскали в лесу озеро, на котором якобы (по словам Шевчука) хорошо ловится всякая рыба, но местные мужики сказали, что кроме мелочишки в нём ничего нет, да и подъехать на мотоцикле вплотную невозможно. Кончили тем, что ловили на традиционном месте у Головкина и наловили стандартную порцию окушков, плотвичек, густёрок, краснопёрок - килограмма по два, но не крупных.

22-го августа Сашуля уехала в Ленинград в командировку на "Вектор". Иринка была уже там, отрабатывала на ремонте общежития (!). Ей самой общежития не дали. Она, подавая документы ещё, перед вступительными экзаменами, указала, что в общежитии не нуждается, боясь, что иначе опять попадёт в нежелательный контингент. И вот теперь было уже бесполезно просить, хотя она и пробовала.
Добросердечные дядюшка Вова и тётушка Тамара согласились, чтобы Иринка жила у них. Каждый день теперь ей предстояло мотаться на электричке из Сестрорецка в Ленинград и обратно, затрачивая по полтора часа на дорогу в институт в одну только сторону. Диме общежития тоже не дали. Он третий год уже снимал комнату у хозяйки двухкомнатной квартиры где-то в районе Поклонной горы.

24-го августа мы с Митей и Саенко ездили на мотоцикле за одичавшими грушами, мелкими, но сладкими, как раз для варенья, к развалинам старой мельницы в верховьях Прохладной. Набрали по рюкзаку.
А 26-го августа состоялся грандиозный выезд на рыбалку с ночёвкой. Собралась почти вся Серёжина кафедра: Николай Алексеевич Корнеев, Миша (Михаил Васильевич) Локтионов, Лёша Иванов, Алексей Яковлевич Шпилевой с женой и отцом, Серёжа, а из "посторонних" - Женя Кондратьев, фактически возглавлявший всю эту экспедицию, и мы с Митей.
За несколько дней до этого Кондратьев побывал на рыбалке в районе Берёзовки на канале, соединяющем Прегель с Вороньим озером и называемом почему-то Старым Прегелем (возможно, параллельное судоходное русло проложено позднее), сам наловил там лещей, а ещё больше видел пойманных другими, рыбачившими там. Эти его рассказы возбудили Серёжу, и он воодушевил на коллективный выезд остальных.
Отправились на двух машинах ("Москвич" Шпилевых и "Запорожец" Иванова) и на моём мотоцикле. Собирались у нашего дома. Когда эта кавалькада двинулась, Серёжа аж заэхал от восхищения её внушительностью - такой моторизованной толпой мы ещё ни разу не выезжали.
Второй раз Серёжа эаэхал, когда мы прибыли на место, новое для нас с ним:
- Эх, какие угодья! Рыба, небось, кишит!
И бросился по своему обыкновению захватывать позицию поудобнее, разматывать и закидывать снасти, тогда как остальные действовали, не торопясь, осмотревшись, заботясь не только о ловле, но и о ночёвке, то есть о палатке и дровах для костра.
Место, действительно, производило впечатление рыбного. Канал шириной метров в двадцать, течение довольно сильное, и сразу у берега глубоко, как в Озерках. На расстоянии вытянутого удилища длиной 4-5 метров глубина больше длины удилища, то есть низкий берег очень круто уходит в воду. У самой воды берег густо зарос камышами, однако много окон и утрамбованных площадок для ловли; чувствуется, что место посещаемое. Правда, сейчас кроме нас здесь никого нет. День будний и время ещё жаркое, пятый час пополудни только.
Ни кустов, ни деревьев поблизости нет. Канал течёт по широкой плоской пойме Прегеля, заливаемой осенью и зимой, так что дрова надо таскать издалека. Подъезд из Берёзовки очень удобный, что не способствует, конечно, уединению, но мы с Кондратьевым пробовали пробиться к каналу на мотоцикле в других местах и не сумели.
Пока было жарко, ни у кого не клевало, хотя по верху рыба и плескалась, так что зря Серёжа суетился. Но и к вечеру дело не шибко разгорелось. Попалось несколько окуней, да Шпилевые нащупали плотву в устье мелиоративной канавы метра в два шириной, впадающей в канал. Мы с Митей взяли лёгкую удочку, оставив у неё только два верхних колена, и подёргали с полчасика плотвичек (мелких и средних) в этой канаве.
И надо же! Пока мы там торчали, Кондратьев, проходя мимо нашего базового места, увидел, что одну из наших оставленных удочек кто-то волочёт. Подсёк и вытащил леща! А через некоторое время Серёжа поймал угря приличного. На уху уже было, и Кондратьев занялся её приготовлением, а уж по ходу рыбу ещё подносили: второго леща, помельче, правда, двух угрей, крупную плотву. Даже когда уха была уже готова - отменная получилась! - абсолютно стемнело, и у костра забряцали кружки и забулькало из бутылок, Серёжа временами бегал проверять донки и, нет-нет, чего-нибудь да вытаскивал.
Митя был очень доволен компанией и костром, долго сидел у огня, но потом сморился, и я уложил его в палатке, где ему тоже понравилось, и он заснул там, как убитый. Для развлечения публики я взял с собой одно из писем отца Ианнуария - с выдержками из хулиганского романа про Ибанск ("Зияющие высоты" Зиновьева) и читал их вслух при свете костра. В такой обстановке чтиво это пришлось по вкусу, смеялись от души, не обращая внимания на передержки.
Кондратьев не слыхал до сих пор об отце Ианнуарии. Почему-то контакты с Кондратьевым у меня ослабели в последние годы, встречались только на зимних рыбалках. С остальными, исключая Серёжу, разумеется, я тоже впервые сидел так у костра. И естественно, что разговор пошёл дальше об отце Ианнуарии, о моей переписке с ним, а дальше - о Боге, о смысле жизни...
Спиртного хватило на всю ночь. Николай Алексеевич быстрее всех захмелел, он перебрал сверх своей нормы до дурноты и уполз в палатку к Мите. Серёжа тоже хватанул лишку и порывался петь, но в этот раз не получил от меня поддержки, сник, загрустил и бормотал что-то невнятно-лирическое. Мы же с Кондратьевым завелись до самого утра, добавляя себе понемногу, но не хмелея в азарте.
Остальные трое - Иванов, Шпилевой и Локтионов больше не пили, но и не уходили от костра, в споре нашем, однако, не участвуя. Иванов сидел на брёвнышке, Локтионов лежал на боку, укрывшись моим старым пальто, так и уснул, а проснулся от того, что прожёг огромную дыру в пальто, которое, оказывается, тлело тем временем потихоньку от попавшего на него уголька. Шпилевой же простоял всю ночь, сложив руки на груди и уставившись задумчиво на костёр.
А спорили мы с Кондратьевым всё о том же - о Боге и о смысле жизни. Ни до чего не доспорились, конечно, всё-таки выпитое давало себя знать. Тем временем рассвело, мы отправились к своим снастям, кто-то вытащил леща, но и только. Заря утренняя была короткая, клёва не было, и я, сморенный ночным бдением, сладко уснул прямо на  берегу. Когда проснулся, солнце уже пекло вовсю, я разделся и голышом полез в воду купаться, за мной Кондратьев и Серёжа. Плавали с наслаждением, вызывая неудовольствие приехавших с утра рыбаков, терпеливо высиживавших своё, не взирая на жару и отсутствие клёва.
Купание полностью восстановило нас, и в обед мы вполне бодренькие вернулись домой.

Через три дня мы с Митей снова приехали вечерком на это место, просидели без поклёвок с восьми до полдесятого и уехали восвояси, так как нас зажрали комары, невесть откуда взявшиеся. В прошлый раз их вовсе не было, так как дул ветерок, а в тишь они изо всех щелей понавылетали и прогнали нас.

361

В конце августа - начале сентября я на неделю должен был поехать в Болгарию на семинар в Старой Загоре по Международной Справочной Модели Ионосферы (IRI). От болгар - организаторов семинара к Мигулину обратился ихний академик Серафимов с просьбой направить на семинар кого-нибудь из ведущих специалистов по теоретическому моделированию ионосферы. Серафимов очень хотел расширить участие соцстран в разработке IRI, которой руководил Равер из ФРГ, и соединить в IRI эмпирическое моделирование с теоретическим.
Беднажевский - завотделом (или комиссии?) ИЗМИРАН по зарубежным связям ("наш министр иностранных дел", как его называла Бенькова) - возьми и подскажи Мигулину: надо, мол, Намгаладзе послать, самая подходящая фигура. Тот распорядился. А я, как ни странно, не обрадовался, так как сроки были крайне неудачные: с 5-го сентября в Калининграде начинался 3-й Всесоюзный семинар по ионосферному прогнозированию, организация и проведение которого висели в первую очередь на мне, хотя председателем оргкомитета числился Вадим Иванов, а я у него заместителем.
Из Болгарии я мог вообще не попасть даже к открытию семинара, не говоря уже о последних днях подготовки к нему, в которые обычно всё и делается. Зевакина - председатель программного комитета просила меня отказаться от поездки в Болгарию, и я сообщил о своей ситуации Беднажевскому - мол, как Мигулин решит? А Беднажевский доложил об этом Мигулину в самый неподходящий момент: на дирекции только что распекли кого-то из завлабов за уклонение от выполнения какой-то темы, навязанной заказчиками Мигулину, и тут ему сообщают, что Намгаладзе в Болгарию не хочет ехать. Мигулин и слушать об этом не захотел. Распустились сотрудники, ничего делать не хотят, даже в загранкомандировку нужно уговаривать ехать!
И я начал оформлять документы, перед отъездом в отпуск собрал все бумажки, не один день бегал, и отдал их Иглакову, а в Крыму добросовестно долбил на пляжах разговорный английский язык. Митя вовсю завидовал мне - опять папа за границу едет!
Но с поездкой ничего не вышло. Иглаков протянул резину с прохождением моих документов через обком, а Беднажевский тем временем ушёл в отпуск, и к сроку документы готовы не были. Я, правда, не шибко расстраивался, и Зевакина была очень довольна.
Ещё в апреле к первомайскому номеру нашей обсерваторской стенгазеты я написал по просьбе Лещенко - её редактора - мобилизующую заметку.

О ПРЕДСТОЯЩЕМ ОСЕНЬЮ В КАЛИНИНГРАДЕ
МЕРОПРИЯТИИ ВСЕСОЮЗНОГО ЗНАЧЕНИЯ

Итак, в сентябре, а точнее 5-10 сентября обсерватория и университет проводят третий Всесоюзный семинар по ионосферному прогнозированию. Первый семинар имел статус не "Всесоюзного", а "Межведомственного" и проходил 18-20 декабря 1979 года в подмосковном пансионате "Звенигород", где участники жили, питались, заседали, дискутировали, вели кулуарные и застольные беседы, не выходя из пансионата. Лишь некоторым удалось вырваться на пару часов на волю и осмотреть достопримечательности Звенигорода. Я в это число не попал и о Звенигороде ничего рассказать не могу.
Второй семинар по ионосферному прогнозированию был уже Всесоюзным и проходил 15-18 сентября 1981 года в Хабаровске. Поселили участников в шикарной гостинице "Интурист" с баром на крыше, откуда открывался прекрасный вид в одну сторону - на Амур, в другую - на город. Чтобы попасть на заседания, приходилось идти пешком или ехать на троллейбусе по центру города, так что с Хабаровском удалось познакомиться поближе. К тому же были организованы экскурсии по городу и в краеведческий музей, а заключала семинар поездка на теплоходике по Амуру на некий остров с турбазой, где проходили соревнования по футболу и банкет с ночёвкой.
Кто же приедет к нам? Ориентировочное число участников 120. Пригласительные билеты ещё не распределялись, так как программа окончательно будет составлена в мае, но примерный состав участников ясен. Будут представители от всех организаций СССР, занимающихся вопросами прогнозирования ионосферы (а так или иначе этим занимаются почти все ионосферщики) из системы Академии Наук, Минвуза и Госкомгидромета, а также представители потребителей ионосферных прогнозов. Заявок на участие уже поступило больше, чем организаторы могут удовлетворить. Будет приглашено руководство ИЗМИРАН: В.В. Мигулин, Л.А. Лобачевский, такие известные учёные как Н.П. Бенькова, Г.С. Иванов-Холодный, М.И. Пудовкин, В.М. Поляков (помимо членов программного комитета Р.А. Зевакиной, А.Д. Данилова, А.В. Михайлова, Н.Н. Климова, А.Г. Колесника и других, которые, разумеется, будут присутствовать). Большинство участников наверняка было и в Звенигороде, и в Хабаровске, так что они смогут в полной мере оценить качество организации семинара.
Что же нам нужно сделать, чтобы не ударить в грязь лицом? Попробую изложить перечень дел, которые входят в обязанности оргкомитета (научную сторону обеспечивает программный комитет).
1. Приезжающие поездом и прилетающие самолётом должны обязательно натолкнуться на плакат, где указано: куда и каким транспортом им следует двигаться дальше к месту регистрации и поселения. Необходимо предусмотреть возможность задержки авиарейса и прибытия самолёта ночью.
2. Участников следует зарегистрировать, выдать каждому программу (возможен вариант, когда программа рассылается вместе с пригласительными билетами). Принято вручать участникам специальные блокноты для записей, ручки, значки, иногда папки, возможно, сувениры. Всё это нужно заранее закупить или изготовить. Для этого нужно изыскать средства, желательно, чтобы оргвзнос был минимален, а максимум оплатил Лепилин. Регистрацию должны проводить приветливые, обаятельные представительницы прекрасного пола, чтобы у участников сразу устанавливалось хорошее настроение.
3. Участников надо расселить с максимумом удобств, с учётом возраста и положения. Следует идти навстречу пожеланиям участников жить с кем они хотят, избегая насильственного поселения в одном номере людей, не симпатизирующих друг другу (такое, увы, бывает).
Поскольку заседания предполагается проводить в 1-м корпусе КГУ, желательно для всех участников забронировать места в гостинице "Калининград". Возможно, что часть участников придётся поселить в "Москве" или ещё где-нибудь. В этом случае желательно организовать подвоз участников к месту заседаний.
4. У всех участников надо собрать командировочные удостоверения, отметить их и потом раздать обратно.
5. Участники бывают очень довольны, когда им достают билеты на обратную дорогу, что, к сожалению, делается не всегда и не везде. В последнее время рекомендуют участникам самим заказывать себе обратные билеты.
6. Заседания должны проходить в просторной, затемняемой аудитории (планируется аудитория 326 в корпусе 1 КГУ). Необходимо наличие мелков, мокрой тряпки, указки, кнопок для плакатов, экрана, исправных эпидиаскопа, диапроектора, звукоусиливающей системы, людей для их обслуживания, то есть для показа слайдов, включения и выключения света, восстановления контакта в цепи микрофона и т.д., и т.п.
7. Необходимо организовать питание участников во время обеденного перерыва. Участники не прочь попить кофейку и в ходе самих заседаний.
8. Важный момент - экскурсии. Для них будет выделен один день полностью, а непродолжительные экскурсии можно будет проводить и в дни заседаний. Участники будут рады поездкам: на Куршскую косу (в Ниду), в Клайпеду в Морской музей, в Зеленоградск, Светлогорск, Янтарный, на Балтийскую косу и просто по городу. Многие непременно захотят побывать в обсерватории. Для экскурсий нужен транспорт и экскурсоводы.
9. Участников нужно информировать о культурных мероприятиях, проводимых в городе, помочь им с билетами.
10. Делу венец - товарищеский ужин. Считается необязательным, но не помню, чтобы не было.
Как видите, дел много. Пока ещё не распределены даже обязанности. Университет берётся обеспечить аудиторию и обеды, предоставит людей. Силами только оргкомитета всё сделать не удастся, надо будет объявлять всеобщую мобилизацию, ибо это дело - дело нашего престижа!
Следует помнить, что непосредственный подготовительный период (за месяц-полтора) падает на время летних отпусков, что создаёт дополнительные трудности.
Постараемся же организовать всё так, чтобы участники потом говорили: "Вот в Калининграде проходил семинар по прогнозированию, так это - да! Приятно вспомнить!"

Зам. председателя оргкомитета
А.А. НАМГАЛАДЗЕ

Первое, что мы начали делать ещё до летних отпусков, - договорились насчёт гостиниц. Нам было обещано 70 мест в "Калининграде" и 60 в "Москве". Второе мероприятие - изготовление пригласительных билетов, программ, блокнотов и значков - было с энтузиазмом и блеском провёрнуто Опекуновым, вложившим в него всю свою общественную неугомонность. Всё было изготовлено фирменно с привлечением профессиональных художников, редакторов и типографии издательства "Калининградская правда".
Увы, это было последнее выполненное Опекуновым для нас общественное поручение. Летом он ушёл из обсерватории, честно признавшись, что в науке ему не место, а зарабатывать на жизнь надо, и отправился руководить в какой-то конторе конструкторским отделом, проектирующим судовые шкафы.
За неделю до открытия семинара Иванов собрал оргкомитет из представителей КМИО и КГУ, на котором был составлен план мероприятий и распределены обязанности по пунктам, перечисленным в моей заметке, которая, собственно, и послужила основой плана мероприятий. Добавлен был лишь ещё один пункт - организация торговли дефицитными книгами в фойе зала заседаний (планировалось ещё и рыбой, но не сумели организовать).

362

Официальным днём заезда было 5-е сентября, но некоторые, как и ожидалось, появились раньше - 4-го, и даже 3-го. 1-го и 2-го сентября стояла необычная жара: 27-28 градусов, а к семинару начались дожди, правда, с прояснениями, иногда выглядывало солнышко, но в целом похолодало до шестнадцати градусов, а 7-го так и вовсе была осенняя погода - плюс тринадцать всего.
4-го я встречал в аэропорту Данилова и Михайлова. Андрей вёз с собой огромный тубус с плакатами, мы договорились, что он выступит у нас в кирхе со своей докторской. Как нарочно, в обсерватории оказалось туго с транспортом для встречи: УАЗик был не на ходу, не было безотказного Опекунова с его "Москвичём", и я приехал в аэропорт на дряхлой "Победе" некоего Островского - жителя Ладушкина из нашего "измирановского" дома, известного шофёра-балаболки, с которым договорился Иванов (не за просто так, разумеется).
(продолжение следует)