Так или иначе, но пострадавший Нефёдов решил Коле отомстить, составил на него "телегу", то бишь кляузу в ВАК, в которой делался упор на аморальный Колин облик и утверждалось, что Коля не достоин присуждения учёной степени, и уговорил подписать эту грамоту ещё пять сотрудников Костиной кафедры. Сам Костя в это время был в командировке, и бумага ушла в ВАК без его ведома. Он бы, конечно, её не только не подписал бы, но и не допустил бы, чтобы она была отправлена. Всё из тех же соображений - чтобы шуму не было, кафедру чтобы не порочить, тем более, что Коля всё равно уже ушёл.
В ВАК "телега" пришла с опозданием, когда Колю уже утвердили, но диплом ему ещё не выдали. Однако отреагировать на жалобу там сочли нужным и отфутболили её в измирановский Спецсовет, Ситнову - разбирайтесь, мол. Вы его выпустили, вы и разбирайтесь. А Колин диплом пока попридержали. Как разбираться - Ситнову не разъяснили. Как хотите, так и разбирайтесь. Вот в его деле лежат положительная характеристика с места его работы и письмо его коллег, полностью этой характеристике противоречащее. Вот Ситнов и приехал "разбираться".
Разумеется, разбираться он не собирался, а просто хотел заполучить новую официальную характеристику Бобарыкина и отправить её в ВАК, решив для себя, что ВАК будет удобнее получить положительную характеристику, дабы не менять своего решения о присуждении Бобарыкину учёной степени.
В Калининград Ситнов приехал почему-то в пятницу и получилось так, что, зайдя в кирху, он не застал там ни меня, ни Коренькова, был один Суроткин. Ситнов расспросил у него, где работает Бобарыкин, и отправился в "Электротранспорт". До вторника мы с Кореньковым так его и не увидели. Но шила в мешке не утаишь. Тем более, что они с Колей к Смертину завалились в гости, но тот, к своей чести, их не принял, видать, слишком уже хороши были.
Да-а... , Ситнов, тоже мне ревизор. Ревнитель чести мундира. Побоялся бы хоть того, что на него, ведь, тоже могут телегу накатать - приехал разбираться, а сам водку с Бобарыкиным хлестал. Во вторник Ситнов появился в кирхе, держался виновато, без обычной своей уверенности. Рассказал, что в "Электротранспорте" против Бобарыкина ничего не имеют, что в понедельник был с Латышевым у проректора университета Калютика, тот на Латышева чуть ли не матом ругался - как такое допустил, что из Москвы сюда едут разбираться?! Порешили, что Латышев проведёт заседание кафедры с обсуждением жалобы на Бобарыкина и решение кафедры представит в ВАК.
Ситнов намекнул, что для Кости и университета в целом лучше было бы, чтобы это решение опровергло жалобу. Но Костя и сам это понимал, без намёков. Нам же с Кореньковым Ситнов свою позицию обосновывал тем, что "кляузники", Нефёдов прежде всего, одного поля ягоды с Бобарыкиным и потакать им нечего, да и без толку. Не будет же университет свою прежнюю официальную положительную характеристику опровергать.
Решения кафедры Ситнов не стал дожидаться, заторопился чего-то и уехал. От Кости я потом узнал, что в ВАК отправили бумагу, в которой сообщалось, что "кафедра не считает возможным рекомендовать ВАК не присуждать Бобарыкину учёную степень". Выработали формулировочку (по совету Ситнова), язык сломать можно. Как в ВАК на эту бумагу отреагировали - не знаю. Наверное, удовлетворились.
10 июня - день рождения Серёжи. Утром ходил на базар и встретил там Круковера - гипсовыми масками торгует! Разложил их на багажнике своего "Запорожца", сам в берете, с библейской бородой. Докатился! Прожектёр, корифей квартирообмена, специалист на все руки, собаковод-любитель. Жена от него с двумя детьми сбежала из его шикарного особняка. Теперь он живёт с огромным ньюфаундлендом. Я почему-то постеснялся к нему подойти, подумал, что ему, может, неудобно будет. Куда там! Через неделю я его опять на том же месте увидел, и он заметил меня, обрадовался, руками замахал, подходи, мол, но я только кивнул ему головой - некогда, спешу...
Вечером в гостях у Серёжи кроме нас и Буздиных был Кондратьев. Я пригласил его на следующий вечер к нам. Через день я улетал в очередную командировку - в Томск, оппонировать Новикову, и в этот день как раз, 12 июня, исполнялось 20 лет нашей совместной жизни с Сашулей. Отмечать мы этот юбилей не собирались, решили просто посидеть за бутылочкой накануне, вот на этот вечер 11 июня я и пригласил Кондратьева, поболтать с ним не в шумной компании.
Как ни стыдно признаться, Кондратьев впервые был у нас здесь на Фрунзе, а ведь в Ладушкин они с Лимой приезжали не раз. Кондратьев с удовольствием разглядывал книги, альбомы с фотографиями, куски янтаря - всё ему было интересно, похвалил качество некоторых фотографий. Ну, а выпив, я обрушил на него чтение мемуаров, кусками из разных мест - тут и Ляцкий, и отец Ианнуарий, и рыбалки, и интеллигенция как класс, и теория удовольствий, и проч., и проч., - Сашуля давно уже спать легла, мы прокурили всю квартиру, хотя и перещли на кухню.
Женя уверял меня, что нужно печататься. Не для того же люди пишут, чтобы это под спудом лежало. Хотя бы отрывки отдельные, под видом рассказов. Я отвечал, что это всё сырое, только материал ещё, не редактированный даже ни разу. Вот перепечатаю на машинке, тогда посмотрю, а впрочем, нельзя ведь этого у нас печатать, разве что лучшие времена когда настанут, а пока пусть лежит, рано ещё... Расстались мы под утро. Я очумел совсем от курева, возбудился как давно уже не было, не мог уснуть. Отсыпался уже в перелёте в Томск.
380
Билет у меня был до Москвы на вечерний рейс из Калининграда, а до Томска - на утренний из Москвы, так что в Москве надо было где-то переночевать. Поехал из Шереметьева к Бирюковым и не застал их дома, вот что значит - нет телефона. Время было полдесятого вечера, я почти час проколачивался около их дома, думал, вот-вот подойдут, но подошли не Бирюковы, а огромные грозовые тучи, явно обещавшие ливень надолго. Я кинулся в автобус, до метро и в аэровокзал, где и провёл ночку в креслах.
В Томск я прилетел около шести вечера по местному времени. Меня никто не встречал, а я, честно говоря, надеялся. Послонялся перед зданием аэропорта, всматриваясь в снующих клиентов аэрофлота, - Новикова не видно. Достал записную книжку и обнаружил, что его домашнего адреса в ней нет, забыл переписать с конвертов его писем, есть только всякие служебные номера телефонов в Томске, но время уже седьмой час, вряд ли кто на работе ещё сейчас. Что делать? Ничего не остаётся, как ехать в город, обращаться в адресный стол, в крайнем случае кантоваться где-то ещё ночь, о чём я думал с ужасом после двух подряд ночей без нормального сна, а утром отправляться в университет на защиту. Я залез в автобус и тут увидел в окно Новикова, бегающего по площади и ищущего меня. Ну, слава Тебе, Господи!
Новиков отвёз меня на такси в университетскую общагу на окраине Томска. Здесь же, рядом со студенческим городком находится и ионосферная станция, где сидят Новиков с Лихачёвым (младшим) - морфологи, и новый лабораторный корпус МФТИ, где трудится группа Колесника. Обе группы входят в одну лабораторию и между собой, как выяснилось, враждуют.
Общага, где Новиков поселил меня в двухместной комнатке (в расчёте, что вторым будет обещавший приехать на защиту Ситнов, который так и не приехал, и я жил там один), занимает совсем новый пятиэтажный кирпичный корпус. О том, что он новый, можно судить по тому, что рядом в точности такой же ещё не достроен. Внутри же вид ужасный: сырость, вонь, грязь, всё, что можно и даже, казалось бы, нельзя сломать - сломано, изодрано и засрано. Да и с самого начала сделано было безобразно.
Между корпусами общежитий огромные асфальтовые пустыри, на которые вечерами высыпают толпы студентов и до полуночи (благо светло) играют кто в бадминтон, но больше в волейбол кружками. Тут же провал в асфальте, заваленный всяким хламом, и из него клубами валит пар - прорвана теплоцентраль и, похоже, уже давно, но на это никто не обращает внимания. Рядом пищеблок для студентов. Коромёжка под стать всему остальному. Рыбные котлеты с тушёной капустой, бр-р-р...
Перед сном я проехался на троллейбусе до центра, где на набережной Томи обком, театр, посмотрел как таскают ершей многочисленные любители этого дела, и пешочком прошёлся до общаги, оказалось, километров пять. Утром отоспался как следует, а после обеда за мной заехал на своём "Москвиче" Миша Лихачёв - сын могучего Александра Ивановича и повёз вместе с Новиковым в университет на защиту.
Диссертация у Новикова получилась если и не шибко оригинальной, то во всяком случае весьма добротной. Он работал над ней много лет, сначала как чистый морфолог, наводил статистику ионосферных эффектов суббурь, потом занялся их численным моделированием. Работал под руководством Марса Фаткуллина, не поладил с ним, ушёл к Дёминову. Здесь в Томске его долго не выпускали на защиту - против был Колесник, якобы по наущению Марса, стремившийся к тому же протолкнуть вперёд своих подопечных - Голикова, Королёва... На защите Новикова ни Колесника, ни Чернышёва, ни кого-либо ещё из их группы не было. Проигнорировали.
Защита прошла гладко. Впрочем, повеселил меня один член Учёного Совета, молодой сравнительно мужик. Он упрекнул Новикова в сухости изложения, но противопоставил строгость и солидность его доклада моей (!) излишней эмоциональности, намекнув на некоторую легковесность моего отзыва. Так оно, может, и было. Отзыв я написал короткий, да и зачитал его не полностью, что обычно приветствуется на защитах членами Учёного Совета, стремящимися поскорее закруглить дело. Урок для меня: это уместно в хорошо знакомой среде, а в незнакомой может произвести неблагоприятное впечатление. При голосовании оказался один недействительный бюллетень, остальные - за.
После защиты Новиков повёл меня, Мишу Лихачёва и второго своего оппонента - из местных в какой-то загородный ресторан-сараюшко в лесу, сравнительно недалеко от студгородка. Там уже гуляла пара банкетных компаний, и нас посадили прямо под оркестр, точнее, под ВИА, который лупил нам в барабанные перепонки популярные в Сибири застольно-танцевальные мелодии и ритмы отечественной ресторанной эстрады. Кормили нас лосятиной и клюквой в сахаре, больше там ничего не было, но, говорят, бывает ещё медвежатина. Вследствие недостаточности закуски одна бутылка коньяку оказалась, судя по всему, лишней. Обратно мы шли пешком, с трудом удерживаясь в вертикальном положении. В нашей компании оказался какой-то громила - покоритель Афганистана, уверявший, что мы и представить себе не можем, каково там, а я всё приставал к нему с вопросом, что ему там нужно было. Он брал меня за грудки, мычал что-то, нас растаскивали... Как нас только милиция не забрала, когда мы в черте города появились.
Лишь к вечеру следующего дня я окончательно пришёл в себя, сходил на берег Томи, который довольно красив здесь на окраине - крутые косогоры, поросшие берёзками, и в числе немногочисленных лихачей искупался в непрогретой ещё, несмотря на жару, очень быстрой и мутной Томи. Пожалел, что не взял с собой кроссовки, бегать здесь хорошо по тропинкам.
Обратный билет из Томска мне в Калининграде заказать не удалось. Заказ не принимали, пока не приобрёл билет туда, а туда (с бронёй в Москве) можно было заказать только за 15 суток, пока оформили его и дали запрос на обратный, они уже закончились - всё в лучших традициях Аэрофлота. Пришлось телеграфировать Новикову, и он достал мне билет до Москвы только на 17-е и то через Новосибирск, так что у меня был в Томске ещё один свободный день, который Лихачёв и Новиков предложили провести на рыбалке. Я, разумеется, не стал отказываться.
Поехали на лихачёвском "Москвиче" на Томь километров за 70 от Томска. Места красивые, холмистые, разнообразные леса, панорамы всякие открываются то с одного, то с другого возвышения с видами на Томь или озёра, но деревни по дороге портят всю картину - не заброшенные совсем, но запущенные донельзя, утопающие в грязи, дома вот-вот развалятся, ограды чёрт-те знает из чего вкривь и вкось кое-как сколочены, а большей частью дома вообще как на пустырях стоят, никаких тебе на них украшений хоть бы примитивных... Грустная картина.
- Зато Томская губерния по ликвидации церквей одно из первых мест занимала, - сообщил мне Лихачёв.
Расположились на высоком правом берегу Томи под соснами и кедрами. Какой-то мужичок рыбачил с резиновой лодки, таскал мелочь, оказалось, уже ведро ельцов натаскал на опарыша с подкормкой (ведро с дырками опущено на верёвке в воду, а в ведре - корки, сухари), но некрупных, как те чебаки, что я на Бие ловил. Спустили и мы резиновую лодку на воду. Я наковырял червей на берегу, выбрал себе удочку и встал на приколе (камни в сетках вместо якорей) метрах в 20 от берега, а Володя с Мишей остались заниматься монтажём проколотой шины, устройством бивуака, костром и шашлыками. Ловля мелочи удочкой их не привлекала. Ловить так сетями, и не здесь, а километрах в семистах отсюда, на Оби где-нибудь, где есть ещё стерлядь. И в доказательство того, что она где-то ещё есть, Володя подарил мне пару вяленых стерлядок.
Было жарко, и у меня практически не клевало, изредка лишь окушок, ёршик или пескарик вдруг утопят поплавок. Ельцы не попадались, не зря мужик с подкормкой ловил, да и опарыш нужен. Но мне всё равно было хорошо. Я развалился в лодочке, загорая, и лениво перебрасывал снасть, быстро сносимую течением. Но вот небо затянуло тучками, толпившимися поначалу где-то далеко на горизонте, закапало потихоньку, и клёв сразу улучшился, стали попадаться и ельчики. Вскоре, однако, дождь разошёлся вовсю, я снялся с якорей, причалил к берегу, вытащил лодку и поднялся наверх к ребятам.
Володя выдал мне спецодежду - противоэнцефалитный костюм: фуфайка из крупноячеистой сетки, вязаной толстыми шерстяными нитками, сверху мелкосетчатая куртка с капюшоном типа ветровки - всё это дышит, но не прокусывается комарьём, и, наконец, костюм типа штормовки - куртка со штанами. Всё это и греет, и от дождя защищает, и от комарья, что самое главное. Облачившись, я решил утилизировать свою добычу - 17 рыбёшек. Спустился к реке, почистил рыбу, развёл наверху отдельный костёр и сварил уху, благо были и картошка, и лук, и перец, и лавровый лист, и соль, всё, что нужно, и уха получилась вполне приличная.
Шашлыки тоже удались - из свинины с лосятиной вперемешку. Пир был на славу, хотя пили очень умеренно (при изобилии водки и сухого вина). Дождь к вечеру кончился, разъяснелось, и вылезли комары в неописуемом совершенно количестве, полностью облепляя лицо и руки. Привычные сибиряки лишь изредка смахивали их с лица, когда совсем уж много соберётся, и мазями не пользовались - бесполезно, а я спасался в дыму костра, подкладывая туда сырые кедровые лапы, нарубленные кем-то до нас.
- Вот и представь себе любовь летом в Сибири, - говорил Миша. - Куда денешься? Вон, смотри, парочка в накомарниках гуляет.
Действительно, по берегу, взявшись за руки, брели двое влюблённых в огромных накомарниках. Суровая жизнь. Не захочешь и красот этих.
Разговор наш вскоре перешёл на местные проблемы. Ребята жаловались на Колесника, карьерист, мол, жуткий, всех локтями раздвигает, кто ему не нравится - по общественной линии начинает доставать, ярлыки вешать, в андроповской кампании за дисциплину особенно рьяно участвовал, защите Новикова сколько мог препятствовал безо всяких научных оснований, и зря, мол, мы его в Калининграде пропустили... Когда я рассказал, как он ссылался на поездку в Японию, они расхохотались:
- Он так уже несколько лет в Японию едет...
Как тут не вспомнить анекдот: работал один пенсионер в туалете на Невском проспекте, мыло выдавал, полотенце, торговал сигаретами, известен был старожилам, и вдруг исчез. Встретил его случайно через полгода один из старых клиентов в занюханном туалете на окраине города.
- Как же Вы сюда попали? - спросил старичка его бывший клиент.
- Интриги, батенька, интриги...
А когда я Колесника спросил, прослышав об их неприязненных отношениях с Новиковым, - в чём дело? - тот ответил:
- Интриган он просто-напросто.
Но объяснять ничего не стал.
Данилов - Иванов-Холодный; Власов - Михайлов; Намгаладзе - Фаткуллин; Кринберг - Хазанов; Коен - Климов; Колесник - Лихачёв; - сколько противостояний в ионосферной науке и во имя чего? Во имя научной истины? И неужели наша борьба с Гостремом, Никитиным, Бобарыкиным, борьба Кочемировского с Брюхановым - такая же мышиная возня, "борьба в науке", Бог знает, за что? Где водораздел между интригами и борьбой?
Увы, нет его. Во всех этих противостояниях присутствует (в разной, конечно, степени) и то, и то - и мелкое интриганство, и борьба за истину, за честность, добропорядочность, против халтуры и липы, и наглого карьеризма. И прав Валера Ваганов, убеждённо изрекая свой любимый афоризм: "У верблюда два горба, потому что жизнь - борьба". И интриги тоже борьба. Вопрос только в том, кто за что борется.
Наш разговор прервало тарахтенье подъехавшего "Москвича". Из него вылез водитель - здоровенный мужик в свитере и милицейских галифе. Он подошёл к нам, представился:
- Саша.
Сунул каждому свою огромную лапу и сказал:
- Ребята, есть бредень на сорок метров, нужен помощник, рыбу пополам, найдутся желающие?
Я, не раздумывая, объявил себя желающим, - интересно же посмотреть, какая тут на самом деле рыба водится, раз уж приехал на рыбалку - надо рыбачить. Мы поднесли мужику стаканчик и выпили за знакомство, после чего мой тёзка объявил:
- Тогда двинем через часок, когда солнце сядет.
Его пассажирами оказались миловидная женщина лет под сорок и девочка лет четырнадцати, вроде жена и дочь. Они выглядели вполне интеллигентно, резко контрастируя со свои грубоватым спутником. Компания расположилась неподалёку от нас. Мы изредка посматривали в их сторону, Лихачёву очень женщина понравилась. Мужик оглоушил бутылку водки, звал и нас присоединиться, но мы отказались, будучи увлечены своим разговором. Тогда он снова подошёл к нам и угостил изумительным копчёным салом, потом вернулся к своей машине, достал из багажника гармонь, улёгся на подстилке и начал оглашать раздолье музыкой и пением. Дамы чинно сидели рядом и слушали. Великолепная картина!
Когда солнце село, мы все спустились вниз. Мужик тащил на себе бредень и водолазный костюм. В костюме он зашёл в воду по грудь и завёл бредень, другую жердину держал я и тащил свой край по кромке берега. Остальные помогали выводить бредень на берег. Сделали четыре захода и вытащили двух щучек граммов по семьсот. И всё. Вот тебе и рыбалка в Сибири. С таким бреднем у нас под обсерваторией вдоль камышей пройтись - мешок рыбы наловишь. С расстройства мужик даже не предложил нам половину улова, в которой мы, разумеется, не нуждались, но всё-таки. К тому же он набрал воды в костюм. Взвалив на себя существенно потяжелевший от воды бредень, мужик как танк полез в гору. Дамы несли щук. Компания погрузилась в свой "Москвич" и отбыла туда, откуда приехала.
А мы остались ночевать. Мы с Новиковым спали в машине, предварительно тщательно передавив комаров, а Лихачёв, завернувшись в брезент, рядом с ней. Комаров, конечно, всех передавить не удалось, и сон был чисто символическим. На рассвете мы поднялись, собрались и отправились прямо в аэропорт, к моему рейсу. Все мои пожитки - портфель и цивильный костюм были предусмотрительно взяты с собой из общежития.
381
В томском аэропорту одновременно с моим рейсом на Як-40 до Новосибирска шла регистрация на рейс Ту-154-го до Москвы, и я метался между двумя стойками, мечтая улететь прямо в Москву и надеясь, что окажутся свободные места. Но посадку на новосибирский рейс объявили раньше, рисковать было нельзя, и я полетел, куда мне предписывал мой билет - в Новосибирск. Через час я уже был в новосибирском аэропорту "Толмачёво", вечно переполненном транзитниками и грязном.
В Москву отсюда мне предстояло лететь на Ту-154 вечером, а сейчас здесь шла регистрация на "Аэробус" - огромный Ил-86, улетавший в Москву через сорок минут. Снова я решил попытать счастья на подсадке. Для этого надо было дождаться конца регистрации, которая шла одновременно у трёх стоек и одновременно же шла посадка. Вдруг дверь, через которую зарегистрировавшиеся пассажиры проходили на посадку, закрылась, остальным велели подождать, а минут через 20 по радио объявили, что аэробусный рейс задерживается на четыре часа.
Торчать здесь теперь не имело никакого смысла, и я решил отправиться в город, которого, собственно, не видел ни разу толком, хотя и был здесь проездом из Иркутска на Алтай в 1971 году, да несколько раз садился в Толмачёво. Можно было бы связаться по телефону с Израилевыми или проехать к Гинзбургу, в обоих случаях приняли бы наверняка радушно, но после очередной бессонной ночи у меня не было никаких сил для общения. Тут подошёл автобус, и через час, который я продремал в кресле, я был у городского агенства Аэрофлота.
Рядом оказался цирк, похожий на сочинский, по одному проекту, видать, строили. Не раздумывая, я взял билет на дневное представление, которое начиналось через два часа, надеясь, как минимум, посидеть в прохладе, убивая время и спасаясь от жары. Следующей задачей было поесть. Я выбрел на железнодорожный вокзал, огромный, с кучей залов, даже читальным, и там в ресторане меня за три рубля покормили заметно лучше, чем за рубль в студенческом пищеблоке в Томске. К тому же ещё и мороженое на вокзале продавалось.
От вокзала я сделал довольно большой круг обратно к цирку по распаханному метростроем прилегающему району, ничем кроме этой распаханности и пыли не примечательному, поглазел на верующих старушек, выходящих после службы из действующей деревянной церквушки, расположенной рядом с цирком, и отправился, наконец, на долгожданное представление.
Изнутри цирк оказался не столь схожим с сочинским, как снаружи. Всё, мягко говоря, попроще, а точнее, - кое-как, тяп-ляп всё сделано. Туалетов, например, нет, один с улицы пристроен и тот хуже привокзальных. Буфетов тоже нет, правда, мороженое продают, я и здесь пару порций съел. Кресла не мягкие, а как в захудалом кинотеатре. Кондиционирования не чувствуется вовсе, душно. Публика рабоче-крестьянская, одеты сермяжно, лица все какие-то несимпатичные, да простят меня новосибирцы, все почти с маленькими детьми, хнычущими от жары и не получающими от представления никакого удовольствия. Удручающее впечатление. В сравнении с сочинским цирком, конечно. Правда, в фойе целый сад экзотических растений в кадках. От представления ничего не запомнилось. Отсидел я, однако, до конца - куда деваться? На улице ещё хуже.
Из цирка я на автобус и обратно в Толмачёво. Нашёл место на лавочке, покимарил. Наконец, объявляют регистрацию - на мой рейс и на тот самый аэробусный, который утром должен был лететь. На оба рейса сразу и на всех стойках одновременно, в одну кучу всех. Значит, все вместе полетим. Нетрудно догадаться, как это можно осуществить. Утром, видать, аэробуса не было, но был свободный Ту-154, и на нём отправили тех с аэробусного рейса, кто успел пройти на посадку - отсчитали, сколько влезет в Ту-154, и закрыли дверь, а для остальных - нерасторопных объявили задержку рейса. Теперь всех грузили на появившийся Ил-86: остатки с утреннего рейса и тех, кто, как я, должен был летеь вечером на Ту-154. Мне такой вариант был на руку - аэробус прилетал не в Домодедово, а во Внуково, откуда мне было гораздо ближе и до ИЗМИРАНа, и до Бирюковых.
В аэробусе я поспал и тем же вечером, только по московскому уже времени прибыл благополучно во Внуково. Теперь проблема достать билет в Калининград. Новиков звонил из Томска в ИЗМИРАН и просил передать Ситнову, чтобы тот взял мне билет до Калининграда на что сумеет, но Ситнова не было и неизвестно, передали ли ему эту просьбу. Я решил попробовать купить билет на самолёт здесь, во Внуково. Пошёл к кассам. Там жуткая толпа, но я всё-таки встал в очередь, завтра может быть ещё хуже с билетами на ближайшие рейсы, а застревать ещё и в Москве мне нисколько не хотелось.
Встал я в крайнюю кассу, где народу было вроде бы поменьше, но прогадал - в эту кассу ломились без очереди имевшие и не имевшие на это право, так как к другим кассам было просто не подступиться. Многим нужно было только что-то узнать, и они лезли, не взирая на объявление, что касса справок не даёт, ибо к справочному пробиться было ещё труднее, да и многих из тех, кто пробился всё-таки к справочному, оттуда, ничего толком не объяснив, отсылали к кассам, и они, бедные, мотались туда-сюда из зала в зал, совершенно ополоумев. Тут были и с телеграммами, и транзитные, и опоздавшие, и просто желающие сдать билеты, инвалиды и ветераны, гвалт стоял невообразимый.
От нечего делать, да и чтобы очередь быстрее двигалась, я взялся давать справки как человек многоопытный и разбирающийся в аэрофлотовских порядках, точнее, беспорядках.
- Вам, мамаша, к диспетчеру по транзиту, в первом зале, в самом конце. А Вам к начальнику смены - он штампик поставит на билете, если сдать хотите, только бумажку нужно там одну заполнить, а потом в любую кассу. И Вам туда же, если опоздали, 25% удержат, а новый билет - в порядке общей очереди.
- А ты, дорогой, куда без очереди лезешь? -спрашиваю у маленького молодого кавказца, напирающего слева.
- Мне положено, - угрюмо отвечает тот.
- Чего это тебе положено?
- У меня документ есть.
- Какой ещё документ? Покажи.
Тот достаёт зелёненькое удостоверение, выданное каким-то грузинским военкоматом. В нём написано, что предъявитель сего приравнивается в правах к участникам войны и пользуется соответствующими льготами. Стоящая рядом толстая тётка, тоже без очереди пытается пролезть, радостно объявляет:
- Это из Афганистана! Сейчас много таких, они там за нас кровь проливают, надо пустить.
Приходится пускать. К счастью, большинство пролезших много времени у окошка не занимают, так как в конце концов выясняется, что нужных им билетов нет. Вообще, билеты приобретают лишь считанные единицы из толпящихся, да и то не на те рейсы, на которые им хочется. Проходит полторя часа, подходит, наконец, и моя очередь. Билетов, естественно, на Калининград нет на ближайшие 4 дня. Узнать же это, не простояв всю очередь, невозможно, если только ещё кто-нибудь не берёт на Калининград из впереди стоящих - такова система. Но это Внуково, а не Шереметьево, здесь на Калининград почти не берут. Я готов и к такому исходу, привык уже, знал, на что шёл.
Ну, ладно. Куда теперь? Время - двенадцатый час. К Бирюковым уже поздно, неудобно беспокоить, завтра понедельник - рабочий день. Поеду в ИЗМИРАН, должен ещё успеть на автобус. Мало ли что, вдруг Ситнов билет взял?
На 511-м, а потом 165-м автобусах добираюсь до Калужского шоссе, собираюсь бежать на самый край Тёплого Стана, к Кольцевой дороге, где остановка 531-го, идущего через Троицк, и вдруг вижу столб с новенькой вывеской, на которой отчётливо выведена цифра 531. Значит, бежать никуда не надо? Остановку перенесли или новую сделали? Приятный сюрприз. На всякий случай, спрашиваю у прохожих:
- Скажите, пожалуйста, 531-й здесь останавливается?
- Нет, - отвечают, - там дальше, - и показывают рукой в сторону Кольцевой.
- А это что? - показываю я, в свою очередь, на столб.
Пожимают плечами. Ладно, будем верить вывескам. Остаюсь ждать здесь. Жду долго. Время полпервого, но автобус ещё должен быть. Кроме меня на остановке больше никого нет. Вообще безлюдно. Почти все автобусы сворачивают куда-то влево, наверное, в парк, но кое-какие проходят мимо, к другим остановкам. Наконец, идёт и левым глазом не мигает. Значит, не в парк. Вглядываюсь, - 531-й. Но и правым глазом он не моргает, идёт, не сбавляя скорости. Я, подняв руку, выскакиваю как сумасшедший на дорогу чуть ли не под колёса ему. Автобус начинает тормозить, я бегу за ним, он останавливается метрах в 20-ти от остановки, я вскакиваю через открывшуюся дверь: - Спасибо! - и спрашиваю у кондукторши:
- Тут есть остановка или нет?
- По выходным дням.
- А сегодня выходной!
- Да мы не привыкли тут останавливаться. Так ведь и нет никого.
- А я?
- Вот Вам и остановили.
- Ну. что ж. Ещё раз спасибо.
Кстати, сегодня и не выходной уже - понедельник начался. Понедельник, говорят, день тяжёлый, а у меня он с везенья начался. Продолжилось оно и в гостинице. Меня, оказывается, ждут, отдельный номер приготовлен, и дежурная передаёт записку от Ситнова: "Саша, как приедешь, обязательно зайди ко мне домой. Юра." Куда уж теперь заходить - второй час. Завтра зайду с утра. Неужели билет достал? Ладно, спать.
Утром просыпаюсь - у кровати сидит Ситнов.
- Привет! Который час?
- Восемь. Саня, ты на меня не сердись, может, я что не так сделал...
- Неужели билет взял?
- Да, только не на "Янтарь", на "Янтарь" нет ничего на неделю вперёд...
- Неважно, молодец, спасибо огромное! На сегодня? Когда поезд отходит?
- Через полтора часа.
- Ого!
Я спрыгнул с постели. Ни побриться, ни поесть я, конечно, не успел. Зато через полтора часа уже катил медленно, но верно в родную Прибалтику, через Клайпеду в Калининград, и утром 19-го июня был, наконец, дома. Спасибо Ситнову!
Утомительная была командировка. А всего делов-то на пять минут: отзыв по бумажке зачитать, и за этим полстраны пересёк, рублей 200 командировочных израсходовал. Так устроен этот мир. Зато на Томи порыбачил и с Новосибирском познакомился. Кстати, и писал я там свои записки, в общаге. Не всё бездельничал.
(продолжение следует)