Устроители шахматного матча между человеком и компьютером тоже не теряли времени зря и постарались максимально использовать предоставленную им отсрочку. Конечно, главная, принципиальная часть их деятельности была невидимой, осталась «за кадром». Действительно ли во время первой партии в работе компьютера произошёл сбой? Если да, то найдена ли и устранена его причина? Или всё кроется в ошибке алгоритма? В таком случае, обнаружена и исправлена ли она? А может, никакого сбоя, ошибки не было, и компьютер проиграл просто потому, что оказался слабее Сашиных «щелчков»? Сделали его теперь более мощным, или оставили таким как есть? Ответов на данные вопросы Ракитин, разумеется, не знал, да они его не слишком и беспокоили, потому что в любом случае он должен был принимать всё как есть и не имел возможности что-либо изменить в свою пользу.
Босс Юрка сообщил, что несколько членов Правления всё-таки предприняли попытку аннулировать результаты первой партии, правда, к их чести, не требуя возврата выплаченных победителю денег, однако большинством голосов их предложение было отвергнуто. Более того: эта затея, благодаря прессе, получила огласку, и чтобы в дальнейшем исключить возможность каких-либо подтасовок, за обеими оставшимися партиями будет наблюдать специально назначенный государственный эксперт.
Вездесущий и всезнающий Ихара немного просветил Сашу относительно его электронного противника – компьютера или транспьютера, как он его называл. По его словам, это – настоящее чудовище, главной составной частью которого является процессорная матрица размером восемь на восемь, работающая на огромной тактовой частоте. Иначе говоря, Ракитину противостоят целых шестьдесят четыре мощных компьютера, собранных воедино и действующих сообща. Шахматную программу для этого монстра разработала российская бригада, так как именно русские аналитики и программисты, по общему признанию, являются лучшими в мире, а кроме того, Россия имеет наиболее богатые шахматные традиции, передовую шахматную науку, и даже нынешний чемпион мира живёт в Москве. Таким образом, вызов Японии всему шахматному миру следует, в первую очередь, рассматривать как её выпад против России, и то что противником шахматного робота стал россиянин, является в этом смысле символичным.
Допинг-контроль и другие медицинские освидетельствования перед второй партией не предусматривались, тем не менее Ихара, наконец-то начавший непосредственно выполнять функции секунданта Ракитина и потому следовавший за ним по пятам, привёл его в помещение для игры за час до начала, чтобы ознакомить с обстановкой и кое-чему научить.
Обстановка, впрочем, существенно отличалась от предыдущей только габаритами помещения. Теперь это был большой актовый зал человек на триста, заставленный рядами кресел, обитых бархатом. Сцена-возвышение с шахматным столиком посередине, столами для судей и прессы и ещё одним, новым – для официального лица и Ихары, секунданта – были почти такими же, а настенный экран-диаграмма и вовсе тем же самым. Бар-буфет развернули в глубине сцены за шторой-кулисой, скрыв его, таким образом, от глаз зрителей – то ли с целью создания для Ракитина большего уюта во время его возможной трапезы, то ли не желая шокировать присутствующих образцово-показательным аппетитом русского обжоры. Возле бара уже крутилась буфетчица – та же молоденькая японочка. Кроме неё и Ракитина с Ихарой в зале ещё никого не было.
Шахматная доска по внешнему виду ничем не отличалась от обычной, но была значительно усовершенствована и обладала интересными особенностями, которые Саше и предстояло освоить. Ходить, как и прежде, можно было любой фигурой, но как только шахматист брался за одну из них, остальные намертво прилипали к своим клеткам. Если ходом предполагалось взять фигуру противника, требовалось сначала снять её с доски и только потом поставить свою. При этом те фигуры, которые не могли осуществить взятие, также оказывались заблокированными. И, разумеется, всегда оставались неподвижными фигуры, не имевшие ни одного разрешённого хода, или которые невозможно было «съесть». В принципе, никаких излишних помех или неудобств новые функции доски не создавали, поскольку сохранялось главное правило шахматной игры: «тронул – ходи, взялся – бери», и вся эта тренировка проводилась лишь для того, чтобы во время самой партии не возникло ненужных недоразумений. Компьютер, понятно, сам не мог переставлять фигуры на доске, поэтому при его ходе соответствующая клетка вместе со стоящей на ней фигурой проваливалась куда-то вглубь стола и через мгновение выскакивала на новом месте. На шахматных часах больше не было кнопок ручного переключения времени: их индикаторы останавливались и запускались автоматически после каждого очередного хода. В довершение всего, в шахматный столик был встроен небольшой экран, на котором отображалась запись партии, причём, для каждого полухода указывалось и время, затраченное на его обдумывание. Таким вот оригинальным образом были учтены замечания, высказанные после первой партии одним из бизнесменов относительно неповоротливости главного судьи и необходимости ведения протокола игры. Решение чисто техническое, по-японски!
За пятнадцать минут до начала партии в зале стали появляться зрители. В числе первых из них был уже знакомый Ракитину психолог со своим анализатором мозговой активности. Он опять предложил провести с его помощью психологическую разгрузку и измерить частоту мозговых импульсов, на что Саша немедленно дал согласие: в конце концов, он сам обещал психологу своё содействие. Теперь от эластичного обруча на его голове к пульту не тянулось ни одного провода, вся связь осуществлялась «по воздуху» и действовала на расстоянии до нескольких десятков метров.
К назначенному времени зал был почти полон. В первом ряду зрителей сидели все двенадцать бизнесменов – членов Правления. Тринадцатым среди них был босс Юрка. Свои места на сцене заняли оба присутствовавших в прошлый раз журналиста, Ихара с государственным экспертом и трое судей. Бывшего главного судью разжаловали в рядовые, а на его должность назначили высокого худощавого мужчину с интеллигентным, но строгим лицом, в золотых очках – немца по национальности, который свободно говорил по-японски и с трудом – по-русски.
Саша полагал, что традиционную вступительную речь опять произнесёт Ихара, или Юрка, как самое высокопоставленное здесь лицо, но неожиданно на сцену взобрался Осьминог.
– Уважаемые дамы и господа! Уважаемый господин гроссмейстер, господин государственный уполномоченный, судьи и журналисты! Уважаемые гости и коллеги! – начал он вполне демократично, но властным и уверенным тоном хозяина, привыкшего командовать людьми. – Вы все знаете, а если не знаете – то должны знать, что во время первой партии проводимого сейчас матча между человеком и транспьютером произошло досадное недоразумение, в результате которого мы проиграли. Лёгкие победы в предыдущих матчах вселили в нас уверенность в непобедимости нашего детища, вызвали преждевременное благодушие и самоуспокоенность. И вот появился шахматист, который напомнил нам, что любое дело следует доводить до самого конца, тщательно, скрупулёзно выискивать недостатки и устранять их. Разве мы не знали об этом сами? Знали, но, тем не менее, оставили работу незавершённой, с ошибками, которыми приглашённый нами гроссмейстер тотчас воспользовался. Как к этому относиться? К господину Ракитину – только с благодарностью, без каких-либо отрицательных эмоций! Он боролся один против всех нас и – выстоял. Поздравим его с победой!
Несколько секунд в зале стояла напряжённая тишина: присутствующие с недоверием восприняли последние слова выступающего. Тогда Осьминог первым начал хлопать в ладоши. Неторопливо, размеренно, словно вбивая гвозди. Раздались отдельные, робкие хлопки, их становилось всё больше и больше и, наконец, аплодисменты стали, что называется, бурными. Бурными, но не продолжительными: как только Осьминог опустил руки, всё опять смолкло и он без помех смог продолжить свою речь.
– Как относиться нам к самим себе? Следовало бы сурово. Но я не стал отлавливать виноватых и тыкать носом в их недоработки – они им и так известны. Я просто заставил их сидеть не разгибаясь и выправлять свои огрехи. Более того! По последней договорённости с правительством, если господин Ракитин выиграет в этой партии, он получит приз не от нас, а из бюджета. Освободившийся таким образом миллион пойдёт на премирование занятых в проекте сотрудников. Разумеется, если победит наш транспьютер. Но в этом уже можно не сомневаться. Списки составлены и суммы определены. Вы должны быть благодарны за такую щедрость.
На этот раз присутствующие выполнили команду сразу: рукоплескания были дружными, долгими и прекратились лишь после того, как босс сошёл со сцены и вернулся на своё место в первом ряду.
Да, именно Осьминог был здесь для всех истинным, настоящим боссом, а не назначенным, поставленным, если не сказать – подставленным, каким являлся Юрка. Ракитин удивлялся метаморфозе, происшедшей с этим человеком с момента их предыдущей встречи. Если в тот раз при всей своей ярости, запальчивости, нервозности, неспособности отдавать отчёт в словах и действиях он выглядел каким-то жалким, как бы обиженным, обделённым судьбой, то теперь его уверенная осанка, спокойный голос, чёткая, размеренная речь, аристократические манеры – выдавали личность, знающую себе цену, причём, цену достаточно высокую, личность, внушающую если не уважение, то во всяком случае – почтение. Теперь Саше и в голову бы не пришло перевернуть его вверх ногами или сделать что-либо подобное. Куда там! Даже в разговоре с таким собеседником – если, конечно, он соблаговолит спуститься для этого с вершин своего превосходства, значительности – подойдут далеко не всякие слова, а лишь специально подобранные, соответствующие его величию. Саша поймал себя на том, что очень хотел бы поближе познакомиться с Осьминогом, оставить у него хорошее впечатление о себе, даже понравиться.. По всей видимости, он достаточно умный, образованный человек, и по-своему неплохой. А то что жёсткий – так ведь положение обязывает! Попробуй справиться в одиночку с этакой оравой, где каждый сам себе на уме, если остальные члены Правления предпочитают ни во что не вмешиваться и сидят как истуканы. Сильная личность? Безусловно! Такие люди притягивают других, увлекают за собой массы. Некоторые из них даже попадают в Историю. Независимо от того, по правильному ли пути они идут.
Вот сейчас Осьминог высказал уверенность в победе компьютера, и Саша сразу, не раздумывая, ему поверил. И не то чтобы поверил – эта уверенность как бы перелилась в него, стала его собственным мнением. Тогда зачем весь сегодняшний спектакль, если исход уже предрешён? Встать и уйти? Нельзя! По правилам, игра должна состояться, даже если в ней нет никакого смысла. По правилам? Откуда они взялись, эти правила?
Жалкие людишки! Вместо того чтобы, появившись на свет, радоваться, наслаждаться жизнью, они изобретают всякие дурацкие правила, обкладывают себя глупыми условностями, придумывают жестокие законы, которые сами же потом стараются обойти. А когда это им не удаётся – ропщут и страдают! Потому что любая попытка сделать что-нибудь для себя приятное, получить удовольствие – всегда связана с каким-либо нарушением. «Ну почему всё, что мне нравится – либо вредно, либо аморально?» – вопрошает человек, доведённый этими порядками до отчаяния. И не находит ответа.
А раз так – плевать на правила! Долой любые ограничения! Этот ненавистный обруч на затылке, который якобы приводит мозги в порядок, а на самом деле подавляет их, подчиняет чьей-то чужой воле. Если уж кого и слушаться, то только Осьминога! Потому что это – необыкновенный человек! Выдающийся!! Великий!!!
Саша поднял руку с намерением сорвать с головы обруч, но психолог успел раньше. Сидя где-то в середине зала, он уловил с помощью своего анализатора мозговой активности сумбур в голове Ракитина и, не долго думая, повторно нажал кнопку психологической разгрузки. Наваждение прекратилось и Саша сразу отдёрнул руку. Мышление стало приходить в норму, но далеко не так быстро, как полчаса назад: воздействие Осьминога оказалось очень сильным и, по-видимому, распространилось сразу на несколько уровней подсознания. А ведь он не прилагал для этого никаких видимых усилий, даже не смотрел в его сторону – только говорил! И такой колоссальный эффект! Может быть, и предшественники Ракитина – большие шахматисты, выдающиеся мастера, потенциально способные обыграть японский компьютер – в результате подобного психологического нокаута просто были не в состоянии играть и добровольно отказывались от борьбы? Кто знает!
После выступления Осьминога Ихара представил публике судейскую бригаду. Вторую партию Ракитин играл чёрными. Главный судья пробубнил уже давно всем известные правила проведения матча и нажал кнопку пуска. Компьютер немедленно сделал первый ход. Саша ещё дома, то есть, в гостинице решил, что будет разыгрывать голландскую защиту, поэтому ответил сразу. Семь первых ходов противники сделали меньше чем за минуту, что вызвало беспокойство среди зрителей, не успевавших следить за ходом поединка. Дебют протекал в строгом соответствии с основным вариантом защиты, в результате которого Ракитин построил в центре доски, так называемую, «каменную стену» – точно по рекомендациям обучающей программы Шульги. Компьютер нисколько не препятствовал его намерениям, поскольку теория оценивала получившуюся позицию как вполне благоприятную для белых. Саша мог по памяти, не размышляя, сделать ещё три – четыре быстрых хода, но компьютер почему-то задумался. Возможно, он исчерпал свой дебютный арсенал, а если не исчерпал, то предпочёл уйти в сторону от основного варианта, или просто решил сбить темп, «дыхание» противнику, но ответ он дал только через восемь минут. Ответвления не произошло, и Саша сразу сделал свой ход. Компьютер снова задумался, но ответил по-прежнему стандартно. Так продолжалось до двенадцатого хода, на котором дебютная теория заканчивалась советами общего характера что делать дальше.
Десять следующих ходов потребовали от Ракитина чуть более получаса. Когда он начал размышлять над двадцать третьим ходом, к нему вдруг подошёл главный судья.
– Что у вас в голова? – спросил он по-русски. В притихшем зале голос немца прозвучал неожиданно резко.
– То же, что и у вас, – рассеянно ответил Саша. – Подите прочь, не мешайте. Почитайте анатомию, там всё написано.
– Я имель вид этот... ринг!
Попробуй догадайся с его русским, чего он хочет! У Ракитина с немецким языком проблем никогда не было: он его не знал. В совершенстве!
– Ринг... Круг, стало быть? Обруч?
– Я, я! Оборутш!
– Говорите лучше по-японски, уважаемый герр. Я вас пойму.
– Я не предполагал... Спасибо! – В отличие от русского, японский язык для немца был почти что родной, в крайнем случае – двоюродный. – Зачем вам это кольцо?
– Мне – не нужно. Психолог с его помощью измеряет частоту мозговых импульсов. Принимает сигналы.
– А другие сигналы передаёт вам? Подсказывает?
– Вроде нет, не заметил. Перед началом игры он, правда, провёл психологическую разгрузку. Два раза. Но теперь, кажется, только меряет.
Разговором заинтересовался эксперт и тоже подошёл к столу.
– Однако, существует возможность их передачи? – спросил он, сразу ухватив суть проблемы. – Например, чтобы стимулировать ваше мышление. Или, наоборот, подавлять его. Для того, чтобы вы проиграли?
– Не знаю... – Саша пожал плечами. – Спросите лучше у него.
Главный судья пошептался с экспертом, после чего провозгласил на весь зал:
– Я останавливаю отсчёт времени. В связи с непредвиденными обстоятельствами партия откладывается. В случае её продолжения господину Ракитину будет добавлено пять минут за задержку. Но не исключено, что партию придётся играть заново. С самого начала.
– Через неделю? – с надеждой спросил Саша.
Каждый достаточно разумный, да и просто – нормальный человек, каким бы трудолюбивым он ни был, не упустит возможности хоть немного побездельничать, насладиться ничегонеделанием, пожить в своё удовольствие. Ракитин лентяем не был, но своё отношение к труду вообще – определял однозначно: «Человек не создан для работы. И вот доказательство: от работы он устаёт».
– Не думаю. Пока сделаем перерыв на тридцать минут, а там посмотрим, – развеял его розовые мечты главный судья.
«Ну что ж, и то хлеб! – немного успокоил себя Саша. – Хотя, какой хлеб, если за шторкой, буквально в двух шагах, приготовлена целая скатерть-самобранка!»
Он снял обруч с головы и вернул его подошедшему психологу. Рядом эксперт строго выговаривал Осьминогу:
– Имейте ввиду, если будет доказано, что ваш прибор оказывал угнетающее воздействие на мозг шахматиста, вы заплатите крупный штраф, гораздо более крупный, чем в прошлый раз! Вы виноваты уже в том, что использовали несертифицированную модель. Почему вы всё время пытаетесь хитрить? Мы устали от ваших фокусов!
Вот уж кто совершенно не поддавался чарам Осьминога, хотя тот и пронзал эксперта взглядом, в котором полыхало прямо-таки неземное пламя.
– Ладно вам причитать! – огрызнулся он. – Своими штрафами я содержу всё ваше ведомство. Без меня вы давно остались бы без работы.
Отбившись от эксперта, Осьминог резко повернулся к психологу.
– Это так?
– Не беспокойтесь, всё будет в порядке, – заверил тот. – Новый прибор аналогичен предыдущему, только добавлено три верхних частотных диапазона. Сертификат уже готов, мы просто не успели его получить. В крайнем случае, проведём дополнительную техническую экспертизу.
Либо с прибором и в самом деле всё обстояло чисто, либо к традиционному японскому самообладанию добавилась профессиональная выучка, но психолог даже в этой нервозной обстановке, грозящей вот-вот перерасти в крупный скандал, являл собой эталон невозмутимости. Однако Ракитина не столько интересовало окончание полемики, сколько привлекала возможность перекусить, поэтому он покинул спорщиков и прошёл за кулисы.
* * *
Буфетчица при его появлении вскочила со стула – теперь ей официально разрешалось сидеть – и бросилась к столу-бару.
– Вот, пожалуйста! Это всё – для вас, – защебетала она, – выбирайте что хотите!
На столе возвышалась гора всевозможной снеди. Настоящая Фудзияма, только съедобная.
– А что там? – Саша указал на огромную, в полведра, фарфоровую чашу, накрытую крышкой.
– Принесли из ресторана, из вашей гостиницы. Я говорила, что так много не надо, но они не послушали. Сейчас я вам положу!
Японка сняла крышку и принялась накладывать на тарелку уже знакомых Саше дождевых червей.
– И правильно, что не послушали, – убеждённо изрёк Саша, у которого от одного только вида этого яства потекли слюнки.
Экзотическое блюдо при всей своей первоначальной внешней непривлекательности обладало, по мнению Ракитина, настолько восхитительными вкусовыми качествами, что он старался отведать его при каждом удобном случае. Наложенную буфетчицей порцию он буквально смёл с тарелки.
– Присоединяйтесь, – великодушно предложил Саша девушке, когда она положила ему добавку.
– Нет-нет, спасибо! Мне нельзя! – запротестовала она.
– Можно! Никто не увидит, а я никому не скажу. Честное слово!
– Но... я их не ем... Не люблю. И вообще – боюсь!
– Вот тебе раз! – удивился Ракитин. – Да чего их бояться?! Они же дохлые, не кусаются, даже не шевелятся! Посмотрите! А какие жирненькие, пухленькие!
– Не говорите так! Пожалуйста... Мне сейчас будет плохо!
– Попробуйте – и вам сразу станет хорошо! Так хорошо, что они будут сниться вам по ночам!
– Не-ет!!!
Голос японки был и сам по себе звонкий, а после этих уговоров стал ещё более пронзительный и встревоженный, так что Саша начал опасаться, как бы в зале не подумали чего лишнего. Тем более, что там стало подозрительно тихо. Кто его знает, как здесь принято обращаться с противоположным полом! Ещё накатают телегу на родину – попробуй потом отмазаться, убедить, что буфетчица вопила сама по себе, а он её и пальцем не тронул!
– Ну, как хотите, – уступил он с явным облегчением.
Саша отодвинул вторично опустевшую тарелку, поставил перед собой чашу и стал жадно заглатывать заморский деликатес прямо из неё, мало заботясь об уровне эстетичности своего занятия. Девушка к этому времени уже сидела на своём стуле и смотрела в другую сторону, а потому нисколько ему не мешала.
«Почему у нас, в России, такого не делают? – недоумевал Ракитин. – Всё ведь под рукой! Вернее, под ногой. Бери лопату – и копай сколько хочешь! Скоро лето, вернусь – поеду к тестю в деревню. У него там в углу двора бо-ольшая куча с червяками, специально для рыбалки! Теперь рыбки обойдутся, пусть кушают друг друга. А мы с ним накопаем целое ведро – даже два! – и я их приготовлю. Нужно только не забыть взять здесь рецепт. Всех накормлю! И Шульгу приглашу. С женой и дочкой. Пусть полакомятся! Он для меня сделал много хорошего, вот я его и отблагодарю! С непривычки, может, не все сразу согласятся, но когда распробуют... С тестем проблем вообще не предвидится: он под свою водку что угодно слопает, а если выпьет лишний стакан, то и живых червей заглотает, как карась. Тёща немного повизжит, да и успокоится. Что ж делать, если она, живя в деревне, боится даже мышей? Зато потом всю жизнь будет зятю благодарна!»
Завершить создание столь захватывающей картины светлого будущего для родных и близких Саше помешал уже настоящий визг, напоминающий звук работающей сверхскоростной кофемолки, доносившийся с той стороны, где находилась буфетчица. Как оказалось, это был вовсе не визг: девушка, наконец-то осознав, что свалившийся на её голову огромный варяжский гость не собирается насильно скармливать ей своё любимое кушанье, что он совсем не агрессивный, не опасный, а наоборот, очень даже интересный, решила с ним немного поговорить, пообщаться. Ракитин, предававшийся чревоугодию, слушал её голосок просто как фон, музыкальную заставку, не вдавался в смысл сказанного, а только вежливо кивал. Это кивание она восприняла как поощрение к продолжению беседы, стала говорить громче, оживлённей и к концу Сашиной трапезы выстреливала фразы со скоростью счетверённого зенитного пулемёта.
– ... никогда не была в России и хотела бы съездить особенно в Ленинград который Петербург зачем вы всё время меняете названия и переделываете свои законы разве можно жить и не знать что будет завтра в Японии по-другому как вам здесь нравится Юкио сказал что вы заслужили коричневый пояс у меня коричневый пояс давно и тоже по дзюдо но я катастрофически полнею уже сорок семь килограммов потому что люблю паштет из телятины и сегодня хотела попробовать но вы сами его съели что ж это даже хорошо...
«Вот уж достанется кому-то счастье, – думал Саша, глядя на девушку. – Я от такой тараторки сбежал бы уже через неделю, если не раньше. А ведь достанется наверняка: девка красивая. Где она, говорит, учится? На строительном?»
– Вам бы в журналистику, в спортивные комментаторы, – приостановил он низвергающийся водопад слов. – В футболе ваш репортаж летел бы впереди мяча...
Глупо пытаться остановить бурный поток, даже на короткое время. После этого он приобретает удвоенную силу.
– ... нечегопробоватьмояречьзамедленнаятамвысокиетребования...
«Значит, это далеко не рекорд и даже не средний уровень! – ужаснулся Саша. – Считается, что самая живая речь у итальянцев. Куда вам, синьоры и синьорины, до этой простой японской девчушки! Приезжайте в Токио, поучитесь, как надо разговаривать!»
* * *
Звонок, сзывающий зрителей в зал, раздался не через тридцать минут, как было обещано, а почти через час. За Ракитиным за кулисы зашёл Ихара.
– Ну что, каннибал, нажрался? – пряча улыбку спросил он. – Я долго не мог понять, почему у вас, в России, случаются перебои с продовольствием, но теперь, кажется, начинаю догадываться!
– Фи, уважаемый! – возмутился Саша. – Что за терминология? При даме! Фи!
– А у тебя для этого свинства, – гид обвёл руками стол с остатками пиршества, – имеется другое название? – Могу представить, что ты здесь вытворял! Тоже, между прочим, при даме!
Буфетчица приняла критику на свой счёт и бросилась наводить порядок.
– Ну и что? Ты во сне, например, – много ли следишь за собой? – попытался контратаковать Ракитин. – Храпишь, позволяешь себе другие непотребные вещи!
– Какие такие вещи? Что ты имеешь ввиду? – японец подозрительно прищурил свои и без того узкие глаза.
– То, что называют: «в здоровом теле – здоровый дух!». Или с тобой ничего подобного не случается?
– Так ведь спящий человек себя не контролирует, теряет сознание. По крайней мере – частично!
– А я, когда ем, теряю его полностью! Ладно, пошли!
– Чего она у тебя визжала, – поинтересовался Ихара, когда приятели вышли из-за шторки. – Боится щекотки?
– Не знаю, не пробовал, – начал было Саша, но посмотрев на хитрую физиономию японца, понял, что тот ни в жизнь ему не поверит. – По-моему, визжать – её обычное состояние. А что, было слышно?
– Ещё как! Нам даже пришлось перейти из зала к Юкио в кабинет, чтобы вы нам не мешали. Вернее, мы – вам!
* * *
Проверка анализатора мозговой активности показала, что никаких функций, деструктивно влияющих на мышление человека, в него не заложено, поэтому эксперт дал добро на продолжение уже начатой партии. Осьминог, величаво восседая на своём месте в первом ряду, взирал на него с нескрываемым злорадством и высокомерием – прямо как верблюд в зоопарке. На часах Ракитина с учётом добавленного времени оставались час пятьдесят минут, у компьютера – немногим более часа. Правда, пока Саша заново вникал в позицию на доске, призовые пять минут бесследно пролетели. Даже не пять, а больше, так что перерыв принёс ему не столько пользы, сколько вреда. Зато компьютер, наоборот, стал делать ходы очень быстро, почти как при разыгрывании дебюта. К тридцатому ходу показания часов противников сравнялись, а к тридцать четвёртому у Ракитина времени осталось даже меньше – всего сорок две минуты. Первым на повышенную шустрость компьютера обратил внимание Ихара, Сашин секундант. Он шёпотом что-то сказал сидящему рядом эксперту, тот взглянул на часы, согласно кивнул и подозвал главного судью. После короткого совещания немец вышел на середину сцены и объявил:
– Я вторично останавливаю отсчёт времени. По нашему впечатлению, компьютер во время предыдущего перерыва не был выключен, а продолжал работать, рассчитывать ходы, то есть, играть, и теперь пользуется результатами, полученными вне отведённых ему двух с половиной часов. Сейчас будет проведена соответствующая проверка, и если наши предположения подтвердятся, его время будет уменьшено на пятьдесят две минуты.
– Это что ж получается? – раздался негодующий голос Осьминога. – У транспьютера останется всего лишь шесть минут девятнадцать секунд на семь ходов? Вы думаете что говорите? Я категорически протестую! Транспьютер, действительно, не выключался, но ведь и шахматист в перерыве мог размышлять о чём угодно! Я же не интересуюсь тем, что у него в голове, вот и вы не вмешивайтесь в работу транспьютера!
– Протесты вы можете оставить при себе! – ледяным тоном произнёс эксперт, поднимаясь с места. – Они никого не интересуют. И вообще, кто вы такой? Официальных полномочий у вас нет никаких, а неофициально я с вами разговаривать не желаю! Во всяком случае, сейчас.
– Кто я такой?! – Осьминог был на грани нервного срыва, но сумел удержать себя в руках. – Я – тот простак, который всё это оплачивает, получая взамен одни неприятности! Неужели цирк, который вы здесь устроили, имеет какое-то отношение к шахматам? Если уж вам так невмоготу – оштрафуйте! Я подпишу любую сумму! Но не сводите на нет своими кознями большую работу сотен людей!
– Не будем это обсуждать! – Высокомерием эксперт нисколько не уступал своему оппоненту. – Решение принято, и вам придётся с ним смириться!
По залу пронёсся гул недовольства. Вердикт главного судьи был действительно жестокий. Шансы Ракитина на победу сразу многократно возрастали, если не становились стопроцентными, поскольку компьютер навряд ли успел бы добраться до сорок первого хода за такое короткое время. Саше оставалось бы только радоваться, но его внутренний голос, называемый совестью, говорил, что использовать создавшуюся ситуацию не слишком-то порядочно, даже просто нельзя.
Он обвёл глазами присутствующих. Осьминог сидел с потухшим взглядом, Юрка мрачно глядел исподлобья, надувал свои и без того толстые щёки и тяжко сопел, на лицах большинства зрителей читалась скорбь и уныние. Обстановка как на похоронах – хоть свечки зажигай!
Колебания Саши были непродолжительными. Погрустив приличия ради вместе с остальными, он поднялся со стула, подошёл к главному судье и негромко, но внятно произнёс:
– Я предлагаю компьютеру ничью.
Все оцепенели, поражённые услышанным, но когда смысл фразы дошёл до умов людей, зал взорвался вулканом аплодисментов. Зрители по достоинству оценили благородный поступок Ракитина.
Главный судья взглянул на эксперта, слегка развёл руками, вернулся к своему столу и связался с компьютером. Ответ пришёл почти сразу. Компьютер принял предложение.
Аплодисменты повторились. На этот раз они были не такие бурные, но продолжались гораздо дольше и сопровождались возгласами «Банзай!» – японским «Ура!», а также вполне русскими «Шайбу!» и «Судью на мыло!» – наверняка многие из присутствующих провели вчерашний вечер во Дворце сумо. Немец никак не реагировал на столь недвусмысленное предсказание судейского будущего – то ли из-за плохого знания русского языка, то ли не относил его на свой счёт. А может, Саше всё это только послышалось.
Лица людей просветлели, озарились улыбками. Зрителей охватило радостное возбуждение, они оживлённо обсуждали происшедшее, удовлетворённо кивали и смотрели на Ракитина с уважением.
Общего воодушевления не разделял, пожалуй, один лишь Ихара.
– Ну и дурень же ты, Александр! – вполголоса пробурчал он по-русски. – Отказался от верного выигрыша!
– Сам дурак! – не остался в долгу Саша. – Не понимаешь исторической значимости текущего момента!
– Давай-давай, выпендривайся! Только учти, что за свою популярность ты заплатил полмиллиона долларов!
Ихара ошибался. Как стало ясно из последующего выступления эксперта, Ракитин потерял гораздо больше: весь свой приз за вторую партию.
– Несмотря на то, что шахматист воспользовался своим законным правом и формально не нарушил правил ФИДЕ, – начал свою речь чиновник, – он не получит за эту ничью предусмотренных пятисот тысяч бюджетных долларов. И вот почему. Игра человека с компьютером по своей сути является научным экспериментом, призванным определить, кто же из них сильнее. Получили мы во второй партии ответ на данный вопрос? К сожалению, нет! Господин Ракитин отказался от продолжения борьбы, то есть, не захотел закончить эксперимент. Причём, сделал он это, исходя из своих личных соображений, симпатий, нравственных принципов, но какими бы высокими они ни были, с самими шахматами, позицией на доске эти принципы никак не связаны. Так за что ему платить?
– Именно этого от вас и следовало ожидать! – Осьминог с издёвкой смотрел на эксперта. – Главное – сохранить деньги! Всеми правдами и неправдами, найти любую зацепку! Ладно, обойдёмся без вашей подачки. Мы сами расплатимся с шахматистом. Обещания надо выполнять, это – дело чести!
Что ж, Осьминог оказался лучше, гораздо лучше, чем Саша думал о нём вначале. Впрочем, эксперт тут же развеял возникшие было иллюзии.
– Да будет вам кокетничать! – пренебрежительно бросил он. – Ведь вы сами вчера подписали обязательство не стимулировать участие шахматиста в матче и передали данную функцию в исключительное ведение правительства. Зачем же вы теперь понапрасну обнадёживаете парня и обманываете остальных присутствующих?
Вот и пойми, кто из них грешник, а кто праведник! Ясно только то, что они терпеть не могут друг друга, а вот с остальным пусть уж разбираются сами!