-----------------------------------------------
Все в жизни нашей неизвестность!
А.Е.Розен. «Записки декабриста»
-----------------------------------------------
— Два-два! Таким образом, наши футболисты по результатам двух игр выбывают из дальнейшей борьбы в лиге че...
Кнопка пульта жестко, как выстрел, прервала голос комментатора и восстановила в квартире тишину.
— «Вот шюстрый Еврюжихин с мячом...» – Передразнил грузно и недовольно сидящий в кресле перед телевизором мужчина давным-давно врезавшуюся в память фразу Като Махарадзе.
Он нащупал ногой оброненный тапочек, встал и прошаркал в кухню, по дороге заглядывая в освещенные солнцем комнаты. В кухне вкусно пахло жарящимся мясом и добулькивающим свою торжественную песню борщом. Жена мелко резала овощи на салат. Солнечный луч из распахнутого настеж окна пронзал ее короткий халатик, обтекал упругие ягодицы и бедра, от чего женщина, сама того не ведая, стала для мужчины еще более соблазнительной и вожделенной, чем была всегда.
«Вот, черт! И чего это я в телевизор уперся? Сейчас бы...» – начал думать он, как тут же услыхал:
— Дорогой, не сходил бы ты в магазин за майонезом? Салат заправить нечем.
— А может, ну его в баню, этот майонез? И маслом заправить можно. А мы бы в это время... – Он подошел к женщине вплотную и нежно провел рукой по талии, а потом плотно обхватил ладонью ягодицу.
Стук ножа замер. Женщина повернула к мужчине смеющееся лицо, чмокнула его в подбородок и сказала:
— Раньше думать надо было. Сейчас дети вернутся из школы. К тому же, оливье маслом не заправляют.
— Успеем. Дети придут – их и отправим.
— Нет, дорогой, не успеем. Ты же знаешь, что я люблю без спешки. А они вернутся через пятнадцать минут.
В безнадежном ожидании, что она передумает, он чуть-чуть сильнее сжал ягодицу, слегка потянул на себя и поцеловал женщину в ямочку у ключицы и возле вкусно-розового ушка, слегка качнув носом золотую висюльку-сережку. Женщина поежилась от пробежавших по спине возбуждающих «мурашек», но унаследованная, воспитанная тысячелетиями, женская обязательность одержала победу над естеством
— Иди, иди. Успеем еще. Вся ночь впереди. Завтра воскресенье – можно будет поспать подольше.
— До ночи еще дожить нужно, – он нехотя выпустил из ладони так ладно лежавший в нем плод. – Эх , жизня: это – некогда, то – нельзя. Вчера – рано, сегодня – поздно. Смотри, дождешься, что возникнет революционная ситуация, когда низы хотят, а верхи уже и не могут. – Он шутя пригрозил ей пальцем.
— Сам виноват, два часа футболу посвятил, а мог бы – мне. Точнее, нам.
Мужчина не сердился. Во первых, она права, – что он, как дурак, уткнулся в телевизор? Все равно ему, по большому счету, плевать: кто играет, с кем играет и на что играет. Во-вторых, как это уже было не раз, он привык подчинять свои собственные желания жесткой семейной необходимости. А в-третьих, самое главное, было мучительно приятно дожидаться того момента, когда все дела уже сделаны, дети спят в своих комнатах, а он с еще влажными после душа волосами стоит у распахнутой постели и, когда она выходит из ванной, помогает ей снять тяжелый махровый халат, припав губами или нежно покусывая шею. От этой мысли становилось тепло и уютно, и погода на улице была прекрасной, и встречные прохожие улыбались, и вообще все дела шли наилучшим образом и устраивались сами собой, без малейшего усилия с его стороны.
Не переодеваясь для улицы он как был, в легкой тенниске и свободных полуспортивных брюках, надел сандалии, сунул из портмоне несколько бумажек в карман, взял сигареты, зажигалку и вышел из квартиры. Дом был новый, как сейчас говорят, для среднего класса. А мужчина и считал себя рядовым представителем среднего класса. Он имел хорошую должность в хорошем, престижном месте и, соответственно, получал хорошую для среднего класса зарплату. Возраст у него был тоже средний – тридцать пять. Жена была моложе на пять лет, а дети – ее дети – как и полагается среднему классу: мальчик и девочка – девяти и семи лет. Своих детей у него не было – что поделаешь, Бог не дал, но он от этого не страдал, потому что любил и свою жену, и ее детей. И они отвечали ему взаимностью вот уже пять, нет – шесть, лет.
Да, уже шесть лет они живут вместе, но до сих пор не расписались. Как-то все не получается у них сходить в ЗАГС и расписаться. Почему-то она боялась этого казенного слова «ЗАГС». Оно в памяти женщины неизбежно ассоциировалось с первым, крайне неудачным замужеством, после которого остались, слава Богу – здоровые, дети, несколько шрамов на теле и голове и периодически возникающие ночные бреды-кошмары, особенно частые в дни обычных женских недомоганий. Мужчина надеялся, что если жена – он ее упорно называл женой – забеременеет, то уж тогда она пересилит себя, и они распишутся. На это, правда, он рассчитывал и тогда, когда покупал специально под нее и детей четырехкомнатную квартиру, но для нее, видимо, этот аргумент был недостаточно веской причиной для преодоления страха-предубеждения перед ЗАГСом.
Легко и почти бесшумно, сбегал он по маршам со своего четвертого этажа, наслаждаясь строгой чистотой и тишиной пропитанного солнцем стеклянного столба парадной лестницы. Он чувствовал себя молодым, сильным, стройным – а он и был таким – и очень счастливым. Все в его жизни складывалось прекрасно. Работа – хорошая, перспективы для карьеры – грандиозные, жена – умница, красавица, любит его – он в этом был уверен, дети – умные и талантливые. В общем, если и есть в жизни место счастью, то он жил именно в этом месте. А сейчас для полного и абсолютного счастья, надо купить майонез.
— Куплю его целое ведро! Чтобы у нее больше не было желания отправлять меня в магазин в такой острый, я бы даже сказал – критический, момент. А вдруг, именно сейчас, у нас бы и получилось? Будь мы расписаны, я бы так не беспокоился. А, не дай Бог, со мной что случится? Все имущество достанется государству, которое его безжалостно у нее отберет и поделит между собой на сто семьдесят миллионов неравных кусочков. Я вот что сделаю: я составлю завещание. Правильно, напишу завещание. В понедельник пойду к нотариусу и все оформлю. Чтобы не перечислять, напишу: «все принадлежащее мне имущество». И застрахуюсь еще. Вот!
Лязгнул кодовый замок на подъездной двери, и зной, почти летний, волной окатил мужчину с головы до ног. Он с минуту постоял на крыльце, щурясь на солнце, как-бы трансформируя и приспосабливая свое тело и органы чувств под иное, в сравнении с предыдущим, ощущение пространства. Широкий проспект, с неумолкающим днем и ночью шорохом шин, был надежно запрятан за двумя девятиэтажкам и зданием детского сада, слабо проглядывающим сквозь темную зелень окружавших его кустов и деревьев.
«Хороший район – зеленый, – традиционно подумал мужчина. – Москва!»
Ему было приятно и по-прежнему удивляло, уже почти десять лет, что его, провинциала, прозябавшего в одном из маленьких городков Сибири, пригласили на работу в Москву, в Производственное Объединение, причем, сразу на приличную должность. Что это? Какие-то выдающиеся способности, в которые он и сам не верил, считая себя обычным, «нормальным» человеком и специалистом? Или звезды в небе так совпали? Или Судьба почему-то определила так, что его место здесь, в Москве, в его нынешнем служебном кабинете и в этом доме рядом с детским садом? Странно. Второго такого случая в жизни не бывает, и он, попрощавшись на кладбище с могилами родителей, уехал в Москву.
Странная штука, это, Судьба. Мужчина вспомнил, как однажды ранней весной, когда днем уже капает с крыш, а по утрам от этого совершенно жуткий гололед, на его глазах, пожилая женщина с риском для жизни перебегала улицу. Зеленый огонек светофора начал мигать, подгоняя пешеходов, тут же включился желтый, взревели двигатели замерших на стартовой полосе машин, и в этот момент пожилая женщина устремилась через шестирядную автостраду. Чудом прошмыгнув в потоке машин она остановилась отдышаться, опираясь на стену ближайшего дома, и в этот момент с крыши на нее упал огромный ком снега и льда, с хищно, по акульи торчащими внуть зубами-сосульками. Что это – Судьба? Судьба толкала ее под машины, но реакция и мастерство водителей выиграли у Судьбы эту партию и дали женщине шанс. И тогда Судьба решила расправиться с неугодной иным способом? И столкнула на ее голову лед? А если бы женщина переждала поток машин, неторопливо перешла на зеленый свет и не останавливаясь пошла дальше, по своим делам? Где, на каком повороте, возле какого дома поджидала бы ее неминуемая в этот день Смерть? Судьба, которая сейчас так милостива к нему, для кого-то нанимает киллера – Смерть.
Господи, как все сложно в этом мире, как все переплетено и взаимоувязано! Самолеты и пароходы набирают пассажиров со всех концов света, чтобы погубить их всех в один момент. Еще несколько часов назад – преуспевающий, бизнесмен ведет на концерт свою невесту, и вот сейчас лежит с простреленной головой в проходе между рядами, и невеста вынуждена перешагивать через его труп, чтобы сходить в оркестровую яму-уборную, а после долго оттирает свои туфли от его крови. Каким образом Судьба отбирала семьи, чтобы через тридцать-сорок-пятьдесят лет похоронить их в рухнувшем от землетрясения или взрыва доме? Не понятно.
Остается только сказать: «Неисповедимы пути твои...»
Не раз хоженным путем, сквозь территорию сада, напичканную бревенчатыми избушками и теремками, железными горками и лестницами, упрятанными в тени беседками и скамеечками, мужчина пошел в сторону проспекта, где в новом большом магазине обычно покупал все продукты, и продавщицы уже знали его в лицо. Мысли о коварной Судьбе забылись, и ему было очень хорошо и спокойно.
«Можно на остановке подождать ребят и вместе пойти в магазин. Может они захотят какое-нибудь мороженное или еще что? Эх, денег мало захватил, но ничего, что-нибудь вкусненькое придумаем. Мама всякого разного наготовила, и мы что-нибудь к чаю купим. А вечером...» – Он улыбался своим мыслям и не спеша шел по теннистой асфальтовой дорожке.
— Э! Мужик, стой! – От беседки к нему бежал молодой, лет семнадцати, парень. – Подожди, дай закурить.
«А может и постарше, чем семнадцать. Лицо уж слишком потасканное, испитое, костистое, а сам щуплый, как пацан, вот издалека и кажется моложе.» – Пока оценивал возраст, рука, в ответ на просьбу, пусть даже высказанную в не очень уважительной форме, сама рефлекторно потянула из нагрудного кармашка пачку сигарет.
Парень выскочил на дорожку почти вплотную к мужчине. От него тянуло кислым пивным духом, потом – не смотря на жару он был в черной кожанной куртке – и еще какой-то грязью. Голубые, прозрачные глаза с черными точками зрачков беспокойно зыркнули – другого слова не подберешь – по сторонам и уставились в глаза мужчины.
— Ты, это, другана моего не видал? Он такой, как я, – парень как-то развинченно дергался. – Ты, случайно, не в магазин идешь?
— В магазин. А «другана» твоего не видел. – Мужчина подумал про себя, что надо встретить детишек прямо перед входом в детский сад, чтобы случайно не разминуться, не то они встретят этого, да еще с «друганом»... мало ли, чего... Его рука протянула парню пачку сигарет, пальцем на ходу отодвигая в сторону крышечку. Глаза парня сузились, а лицо пошло красными пятнами.
— Ты что, козел, издеваешься? Ты что мне, урод, даешь?
Даже не успевший возмутиться оскорблением, удивленный внезапной агрессией мужчина заглянул в пачку – в ней была одна надломленная сигарета.
— Это же надо? Не ту пачку взял.
«Взял» прозвучало иначе, чем предыдущее слово – на сиплом угасающем выдохе, потому что парень ткнул мужчину в бок длинным, тонким, нелепоторчащим пальцем. И этот палец легко прошел внутрь мужчины и жестко в нем прочертил линию. И там, где соприкасался организм мужчины с холодом этого негнущегося пальца, сразу все немело, а потом начинало жечь, как бывает в пищеводе от глотка черезчур горячего чая, только в десятки раз сильнее.
А парень спокойно вынул палец из мужчины, воткнул в другое место на его животе и опять провел им внутри черту. Ноги у мужчины стали ватными.
«Это нож!» – слишком поздно понял он и почувствовал, что стоит под каким-то противоестественным углом, и асфальт дорожки приближается к лицу. Мужчина начал медленно выпрямляться – ему казалось, что именно это он и делает, – но асфальт все приближался и приближался, пока мужчина не стукнулся об него головой, оцарапав о грязносерый наждак щеку. Еще он почувствовал, что чьи-то руки залезли в карман брюк и вытащили деньги. Он попытался изменить неудобную позу, оторвал голову от земли и сквозь быстро сгущающуюся черноту солнечного дня увидел возвышающиеся над ним очертания парня. Пересохшими губами и неожиданно непослушным языком мужчина попытался что-то ему сказать, но тот, коротко размахнувшись, обутой в тяжелый башмак с металлическим носком ногой ударил мужчину прямо в рот. Второй удар пришелся в нос, но мужчина его уже не чувствовал.