А я пишу какую-то дурь

Elena
Утопая в переулках лесных чащ, составленных из перекошенных домов, окна которых забиты деревяшками. Незаметно натыкаешься на прошлое, скользящее по корявым ладоням чебурашками из детских мультиков. И твои собственные мечты превращаются в куклу Бариби с Кеном в свадебном наряде. Ты идешь и закрываешь глаза, сталкиваешься с бомжами, уличными попрошайками, бродячими собаками и обнаглевшими прохожими. Но не поднимаешь век. И так дойдя до какого-нибудь моста через реку с мертвой рыбой, весь в синяках, проваливаешься в прошлое, которого не было, или настоящее, которого нет. И плохо, что ты не видишь будущего… Как слепой кот неуверенным мурлыканием ты пропеваешь свои желания, но там нет ничего, что могло бы зацепить, кроме него, одного его. И ты даже не можешь сказать, что этого будущего нет, потому что оно просто не существует. И только чужими мыслями ты можешь представить, как это – будущее. И солнце. Которое в китайском почему-то теперь обозначают квадратом с точечкой. Мне нравятся китайцы, потому что они не умеют по-настоящему ставить точек. У них она может быть точкой влево, точкой вправо, вертикальной или горизонтальной. Только солнце будет всегда. Говорят что солнце будет даже тогда, когда не будет земли. Оно такое горячее, что может испепелить всю Вселенную. И ему будет не жалко. Как мне не жалко муравьев заползающих с утра в мою чашку и ласково перебирающих лапками в кипяченной воде. Я пью обезболивающее и это та иллюзия, которая вредит здоровью. Как больное воображение вредит реальности. Мысль материальна, -- повторяют мои друзья. И не думают. Сейчас модно не думать. Модно забываться под звуки хауса и курить, кто бы что ни говорил. Модно учиться, заталкивая в свою ничего не понимающую голову чужие мысли, а потом говорить, смотрите, какие мы умные и какие начитанные. А еще модно быть независимым финансово и интеллигентно бесшабашно. Ты идешь и капли лопаются на воде с мертвой рыбой. А мост вредно выгибается под тобой, не желая утопать гениальной конструкцией в кладбище для водоплавающих. Мы тоже были рыбами и не умели разговаривать. Когда мы не умели разговаривать, мы знали, что думают другие, мы даже спали все вместе, и как говорят, возбуждались от этого, и получался групповой секс. А потом мы научились говорить, это как мобильник. Не надо встречаться, чтобы сказать. Не надо понимать, чтобы услышать. Тысячами капелек разбивается дождь в когтях умерших безмолвных рыб. Город дымит и курит, потому что думать не модно. Модно создавать, чтобы покупали. И кричать о том, что устали. И все прячется в дыму от труб и трубочек, а бычки от сигарет уносит ветер – единственный пассивный курильщик. Ветер иногда хочет улететь в степи. И случаются ураганы, и он уходит, уходит туда, где еще молчат о боли и усталости, где забывают про деньги и молятся о дожде. Ветер уходит и приносит из чужих, внепространственных и вневременных стран, любовь и печаль. Он вдувает их в наши легкие вместе с дымом. И от такого никотина еще хочется жить. Только трубы не вдыхают. Они слишком модные, чтобы вдыхать, они создают, чтобы деньги, тепло и машины, которые тоже дым.