Красивый офис, непременно симпатичная секретарша в приемной, модные телефонные аппараты и дубовые двери, ведущие в святилище доктора. Уважаемый доктор, если Вы действительно такой всемогущий, как следует из Вашей рекламы, то давно должны уже понять, что я пришел не по своей воле. И не от хорошей жизни. Ну а то, что я не псих, в отличие от Ваших постоянных клиентов, которые с удовольствием запрыгивают на эту кушетку и начинают самозабвенно колоться в своих неврастенических видениях - Вы уж точно должны понять. Да лягу я на ваш топчан, надеюсь - психоз не заразен, как грипп. И все вам расскажу безо всех этих ваших приемчиков - я за этим сюда и пришел. После того, как сегодня просидел на полу почти до самого утра.
Я понял это только тогда, когда экран телевизора, включенного на моем любимом спортивном канале, замерцал разноцветными полосками, сообщая, что последняя программа завершена. За окном уже начинает не светать, а - как бы это сказать - сереть, а я так и не прочитал ни строчки. Не решился? Испугался? Не знаю...
Вчера, сидя в неудобном продавленном кресле в ожидании странного деда, который скрылся за обшарпанной дверью, больше похожей на створку шкафа и пропал на целую вечность, я был уверен, что вот-вот получу то, о чем мечтал весь последний год - и никакая сила не остановит меня тут же осуществить задуманное. Мы так часто обманываемся, что это даже не удивляет меня. Но факты от этого не меняются - и я вряд ли открою эту тетрадь сегодня. Я не боюсь - но я вряд ли прочту в ней что-то принципиально новое для себя. Я не страдаю нерешительностью, я умею читать, и мне не нужны очки, которые лежат в другой комнате - это всего лишь имидж, я прекрасно вижу и без них. Да и отговорки мне тоже не нужны. Равно как и эта тетрадь не заменит мне того, что я ожидал получить вместо нее.
Знаю я ваши приемы, сейчас начнем делать это... как его? - пошаговый возврат? Ну когда вы заставляете делать обратный отсчет, копаться в детских переживаниях - да еще и под гипнозом, и рассказывать вам, как я испугался, когда папочка накричал на мамочку, а она ударила его скалкой в бровь. Увольте - и уберите вашу лампочку. Мне не нужен гипноз, я сам все расскажу, только не торопите меня. Дайте сосредоточиться. И возврат я тоже сделаю сам, только вернуться нам придется не в глубокий пубертат, а всего на десять лет назад.
Десять лет назад я носил серый пиджак в крапинку, белую рубашку и однотонные галстуки. Я только начинал свою карьеру, и хотел сделать ее наиболее быстро и успешно, а для этого нужно было нравиться работодателям и выглядеть представительно. Она носила смешной хвостик на затылке, коротенькие юбочки-клеш и цветные туфли на высоких каблуках. И познакомились мы с ней в самом располагающем для этого месте... в университете. Я тогда его заканчивал, а она - в него же поступала. Да, да, да - она мне понравилась, несмотря на дурацкий хвостик. Несмотря на то, что мне - тогдашнему - больше бы подошла какая-нибудь уверенная в себе светская милашка или юная бизнес-леди в строгом английском костюме... Имидж, знаете ли. Это сейчас я понимаю, что и молодых, и опытных специалистов ценят вовсе не за имидж, а тогда я был идиотом. Но - какой толк сожалеть о том, что уже сделано?
Подробности мы опустим, они не имеют значения. Не спорьте со мной - за эти десять лет я провел с собой столько психоаналитических бесед, что разобрался в себе гораздо лучше любого мэтра психологии. И вполне способен сам решить, что для меня важно, а что нет. А важным оказалось то, что она - вполне справедливо - ждала от меня каких-то действий, или хотя бы слов, объясняющих их отсутствие - а я молчал. Более того, через некоторое время я начал ее избегать. И весьма в этом преуспел, потому что после года знакомства мы не виделись лет восемь. Да что там - даже почти девять.
Знаете, а Вы не такой уж плохой доктор: слушаете внимательно, не перебиваете и не пытаетесь внушить мне, что я ненормальный. Правильно, зачем говорить об очевидных вещах. Только проблема в том, что Вы-то думаете, что я стал психом пару недель назад, а я твердо уверен, что это произошло гораздо раньше. Иначе всего этого не случилось бы, и на Вашем топчане я бы сейчас не лежал.
Итак, мы не виделись почти девять лет. За это время я успел защитить диссертацию, заработать достаточно денег для того, чтобы не думать о завтрашнем дне или хотя бы смотреть в него уверено и прожить в гражданском браке четыре года. А еще - иногда я думал о ней... Точнее сказать, вспоминал. Не могу сказать точно, что именно наталкивало меня на эти мысли: иногда это была музыка или старый фильм, иногда - лицо в толпе, черты которого были смутно знакомы, иногда - не смейтесь - хвостик на затылке и цветные туфли на высоких каблуках. Я не жаловался на жизнь, я ни о чем не сожалел, а просто вспоминал ее. И нет в этом ничего странного - для меня, во всяком случае.
Почему самые важные в нашей жизни встречи всегда происходят случайно? Вы задумывались над этим вопросом, доктор? И если задумывались, то наверняка задались и еще одним: почему они всегда происходят именно тогда, когда мы меньше всего ждем их?
Иногда до меня доходили обрывки информации о ней. Не буду кривить душой - я сам прикладывал к этому некоторые усилия. Так, мне удалось узнать, что, спустя год после моего выпуска, она перевелась из нашего общего места учебы и вместо экономиста стала психологом. Сначала - как молодой специалист, трудилась в нашей местной психиатрической больнице, потом - в каком-то новомодном центре, несколько раз даже столкнулась на работе с моей матерью - врачом-хирургом. Мама, хоть и считала всех психологов шарлатанами (извините, доктор), была о ней хорошего мнения. Именно поэтому около года назад она лично обратила внимание на этот случай.
Простите, доктор, если я утомил Вас ненужными подробностями, но мне необходимо было рассказать Вам предысторию - хотя бы вкратце. Потому что сейчас я перехожу к тому, из-за чего я собственно появился у Вас.
Итак, мама в тот день дежурила в больнице Скорой Помощи. Около десяти вечера срочный вызов доставил пострадавшую: девушка была в сознании, полулежала на носилках, закусив нижнюю губу, а когда мама склонилась над ней, чтобы осмотреть, сделать укол или просто спросить ее имя - не знаю, в какой последовательности она все это производит - даже попыталась улыбнуться. И когда у нее это - непонятным мне образом - получилось, мама и узнала в ней "ту молоденькую докторшу, которую к нам иногда присылали - с самоубийцами беседовать". А история оказалась банальной... Моя девочка была неисправимым романтиком, несмотря на то, что хвостик давно сменила копна распущенных по плечам волос, а туфельки из цветных превратились в строгие черные. И ей постоянно хотелось кого-то спасать, причем не тех, кто страдает от несчастной любви или обжорства, а действительно несчастных или действительно больных. А потому - она с радостью согласилась стать чем-то вроде судебного психолога, который приезжает с оперативной группой на место происшествия и снимает преступника с крыши или уговаривает его не стрелять себе в висок. В тот день один из ее новых "клиентов" просто утащил ее за собой из окна пятого этажа, когда она протянула ему руку. Тоже мне - героиня триллера, весом меньше недокормленного барана.
В общем, мама лично делала ей операцию - а она очень хороший хирург. К утру было понятно, что моей девочке больше ничего не грозит. Только ходить она больше не будет - никогда.
Как вы думаете, доктор, почему она совсем не удивилась, увидев меня? Она уже пересела в кресло, и, когда я вошел, читала у окна своего любимого Стивена Кинга. Прошло целых девять лет - и все осталось по-прежнему: она любила те же книги, ее глаза так же радостно вспыхнули яркими огоньками, когда она подняла голову и увидела меня на пороге. Она протянула мне руку, словно мы расстались каких-то пару недель назад и, словно оправдываясь, указала глазами на книгу: "Врачи запрещают мне читать".
Год я проводил у нее все вечера и большую часть ночей. Она выписалась из больницы, но, по настоянию лечащих врачей, поселилась в частной клинике за городом. Сначала медицинские светила мучили ее разными упражнениями, физиопроцедурами, потом - махнули рукой и просто кололи уколы пару раз в день. К ней по-прежнему приходили пациенты. В основном это были те, с кем она давно работала до несчастного случая. А вечерами, когда медсестры уходили пить чай, а я приезжал к ней после работы, мы выезжали в парк. И говорили... Обо всем.
Однажды, направляясь к ней, я заехал в "Мир книги" - на днях она пожаловалась, что перечитала по несколько раз все то, что было в наличии и у нее, и у соседей по палатам. Я бестолково бродил между книжных полок - сам я предпочитаю Пикуля, которого моя девочка никогда не признавала - и готов был уже не глядя скупить несколько рядов, что-нибудь ей да понравилось бы, когда на глаза мне попалась небольшая "карманная" книженция. "Машина времени" - прочитал я на обложке, машинально прихватил ее с полки и направился к кассе. До того самого момента, пока я не оплатил покупку, я еще был "по эту сторону нормальности". А, выходя из магазина, уже начал равноускоренное движение к сумасшествию.
Книгу я прочитал в тот же вечер. Обычная научная фантастика, в которой некто изобрел машину времени и летал на ней то в Древний Египет, то на десять лет назад, все пытаясь изменить ход истории. Надо отдать должное автору, книга оказалась легкой и юмор наличествовал. Но меня мало волновала ее художественная ценность, потому что я наконец-то начал понимать, что может мне помочь.
Тогда я еще был реалистом. Мне безумно хотелось вернуть ей способность ходить, я таскал ее по признанным светилам хирургии, которые только разводили руками, часами просиживал на телефоне, как только узнавал о новых лекарствах, упражнениях или операциях, пытаясь выяснить самостоятельно - и снова и снова натыкался на знакомый вердикт. Но кто - скажите мне доктор, кто? - мог помешать мне мечтать: если не о том, что когда-нибудь она поправится, то хотя бы о том, что все могло бы быть иначе. Наверное, вполне закономерным выводом, да и пожалуй единственным, который я мог сделать тогда, стала мысль о том, что в ее состоянии есть и моя вина. По крайней мере, будь я рядом, я никогда бы не позволил ей вытаскивать из окна несостоявшихся самоубийц - и она бы до сих пор могла ходить. Как-то постепенно и вполне логично я пришел к мысли, что машина времени нужна мне гораздо больше, чем герою случайно купленного и прочитанного мною романа.
С ней своих бредовых идей я никогда не обсуждал, а потому - очень удивился, когда она вдруг заговорила об этом сама. А уж когда извлекла из-под подушки книгу - точь-в-точь такую же, что недавно держал в руках, я... Извините, доктор, но в совпадения я не верю. Тем не менее, я взял себя в руки, мы обсудили автора, главного героя, идею романа и реальность происходящего. Она зачитала мне наиболее понравившееся ей моменты - моя девочка всегда отличалась чувством юмора, а потом... А потом она невзначай спросила меня, не хотел ли бы я вернуться на десять лет назад, снова закончить университет, познакомиться с ней, но на этот раз пусть не сказать и сделать, но хотя бы узнать немного больше, чем в прошлый. Вы, наверное, и без моих слов догадаетесь, что я ответил. А она улыбнулась, и продиктовала мне номер телефона. Звонить нужно было в среду, а тогда было воскресение.
За четыре дня я все продумал. Девочке моей я верил безоговорочно, и, если она сказала, что по этому номеру мне выдадут машину времени с инструкцией и устными руководствами по эксплуатации, значит так оно и есть. В конце концов, не боги горшки обжигают, и если я сумел починить мамин миксер, когда он начал угрожающе дымиться и праздничный торт был поставлен под угрозу срыва, то уж с какой-то там машиной времени я расправлюсь одной левой. Тем более, торты я не люблю и в починке агрегата был лично не заинтересован. Так что - мне осталось составить план действий. Я все разложил по полочкам - и картинка у меня получилась на загляденье всем. В том числе и мне.
Я собирался вернуться в тот год, когда мы познакомились. Нет, не думайте, я не планировал разыгрывать из себя клинического идиота и рассказывать себе же молодому о том, как я буду мучиться десять лет спустя в больничной палате любимой женщины. Я хотел всего лишь поговорить с ней. Она поняла бы меня лучше, чем я сам - и поверила бы мне скорее, а, услышав из моих уст историю своей дальнейшей жизни, наверняка не допустила бы ее в будущем. Я готов был наказать себя за тупость и не собирался перестраивать ход истории, ускорив наше счастливое воссоединение. Поймите, доктор, мне не нужны были дешевые победы, я просто хотел вернуть ей способность ходить. А себе - возможность быть счастливым.
Весь вторник я раздумывал над тем, какое утреннее время для звонка может считаться приемлемым. Остановился на восьми часах утра, завел будильник на шесть, чтобы подготовиться, выпил снотворное, потому что сомневался, что способен уснуть самостоятельно - и всю ночь смотрел замечательные красочные сны, с ней в главной роли, естественно. В восемь утра я уже набирал написанный на моей визитке номер телефона.
Немолодой мужской голос монотонно продиктовал мне адрес и попросил приехать после семи вечера. Ну и что, что поздно, успокаивал себя я. Что изменят полдня, если впереди еще так много времени? Весь день я не находил себе места. К ней я не поехал - боялся испугать или дать напрасную надежду. А еще больше боялся, что она разрушит мою. Чтобы хоть как-то убить время, навел идеальный порядок в квартире, разобрал бумаги в офисе и за оставшийся до встречи час восемь раз выпил кофе.
Ровно в семь вечера странный старичок открыл мне деревянную дверь по указанному им же адресу. Жестом пригласил меня в комнату, и скрылся за обшарпанной дверью, больше похожей на створку кухонного шкафа. Когда я наконец-то вышел за порог, в руках у меня был небольшой сверток, обернутый газетой. Конечно, для машины времени посылка была маловата, но если вспомнить уровень развития современных технологий... Я же говорил Вам, доктор, что я сошел с ума.
Я просидел на полу до самого утра, не вставая и даже не шевелясь. Наверное, я впал в своеобразный ступор, испытал шок - назовите как угодно, но я действительно не знал, что мне делать и как жить дальше. Не смейтесь надо мной, теперь я понимаю, что со стороны я произвожу впечатление буйного сумасшедшего, но я хотел поверить в то, во что поверил. За прошедшие с момента разговора с ней четыре дня я успел придумать нам целую жизнь, в которой она будет ходить, как и прежде и в которой мы оба будем счастливы. И отказаться от этой веры в одночасье я просто не могу. Или - не хочу.
В свертке, тщательно обернутом газетной бумагой, была всего лишь тетрадь, записка и фотография. "Ни до, ни после встречи с тобой я никогда не вела дневник", до боли знакомая фигурка девочки с хвостиком на затылке, которая обеими ногами стоит на траве и обнимает ствол сосны и дневниковые записи за два года - с момента нашей встречи до последней страницы тетради. Она не обманула меня - я действительно получил возможность узнать больше, чем знал тогда. Но ни мне, ни ей это уже не поможет.