О тех, кто ищет золото, о людях колымского края

По речкам в тумане,
По сопкам в бурьяне
Путник шагает,
Судьбу вопрошает…

ВВЕДЕНИЕ

Собственно повесть эта обо мне и людях, с которыми я уже долгую жизнь.

Я геолог. Живу и работаю в самой прекрасной и романтичной стороне - земле Магаданской. На Колыме, обычно говорят в России. Кто не слышал о Колыме и Магадане?

А ещё доводится мне работать в золоторудной компании. Занимается она добычей “жёлтого металла”. Золотое месторождение находится в сопках в сотнях километров от ближайших населённых пунктов, в двухстах километрах от побережья Охотского моря и в полутысяче вёрст от Магадана. На месторождении построен рудник (в этакой дали). Руда добывается из карьера, а теперь и подземным способом. Тут же на фабрике руда перерабатывается и из неё металлургическим способом производится сплав золота и серебра. Месторождение считается большим и руда богатая. Богатая - означает примерно 20 грамм “презренного металла” в одной тонне породы. Но это всё стоит того, чтобы в такую даль завести топливо, горнопромышленную технику, оборудование для строительства современного металлургического предприятия, и работать. Трудиться даже и зимой, когда морозы “прижимают” порой за минус 50°.

Главная забота на руднике карьер. Карьер это двухсот метровой глубины яма с аккуратными уступами двадцати метров высоты. Углубляя карьер, сначала скальную породу взрыхляют взрывом, а вслед её вычерпывают. Пустые породы перемещают в отвалы, а содержащие золото везут к фабрике, расположенной в нескольких километрах от карьера. Фабрика – это целый комплекс: рудный двор, куда свозят руду, большая дробилка, мельницы, смесители, цех электролиза и электроплавки. На фабрике золотоносные камни и глыбы разрушают в щебень и песок, истирают в пыль, смешивают с химическими реагентами, которые, растворяя из мельчайших частичек породы золото, переводят его в растворы. Затем раствор отправляется на электролиз, с контактов металл соскабливается, отправляется в печь и, в конечном итоге, “выпекаются” слитки сплава золота и серебра.

На руднике множество и других строений: дизельная  электростанция, химическая лаборатория, гараж, мастерские для ремонта техники, склады, общежитие и офис. Словом, у “чёрта на куличках” построено и эффективно работает современное предприятие. Условия для работы и жизни наисовременнейшие. Хотя говорить о “жизни” надо условно, так как трудовой день длится двенадцать рабочих часов. После смены необходимо привести себя в порядок и отдохнуть, отдав сну не менее восьми часов, а то на следующий день не сдюжишь.

Но, возникло это предприятие благодаря тому, что золотые руды нашли геологи. Вот, я и работаю геологом, искал и ищу золото.

Глава 1.
ЗОЛОТЫЕ МЕСТОРОЖДЕНИЯ.

Романтика

Когда произносят слово геология, в первую очередь всплывают мысли о романтике, особенно если речь идёт о поиске золота. “Золотая” романтика в романах Джека Лондона и Олега Куваева, конечно, красива и многое из описанного присутствует даже и в настоящее время, но это, я называю, маленькая романтика.

Большая романтика заключена в интеллектуальном поиске. Вот тут есть всё из описанного, но в высшей степени: устремления личные и коллективные, гонки со временем, борьба и преодоления обстоятельств, других и себя, азарт, неотличимый от страсти.

Геологический поиск – это жизнь с полюсами веры и отчаяния, с непрерывной сознательной и бессознательной работой интеллекта, с высочайшим эмоциональным напряжентием. Геология наука, но наука особенная, до сих пор принципиально не отличающаяся от патриархальных наук. В ней субъективизм главенствует и основан на том, что законов выявлено ещё недостаточно, и каждому азартному исследователю предоставляется возможность быть Ломоносовым. Куда уж благодатней поле деятельности! Так я об этом, о такой романтике профессии.

Какие они золотые месторождения

Начну с того, почему поиск золота в геологии занимает особое место.

Чтобы найти какой-либо полезный компонент (нефть, уголь, железо…) надо догадаться, где его искать. Для этого необходимо знать, как устроена земля, где искомое могло в своё время образоваться. Чем чаще и в большем количестве встречается то, что ищется, тем легче найти.

Золото и редкие металлы имеют очень низкий кларк (количество в породах земли), значит, их найти наиболее трудно. Потребность в редких металлах невысока, а вот спрос на золото исторически велик. Интерес к нему определяли и определяют его уникальные свойства. Электроника и космонавтика без него не могут, не представимы без него экономика и быт людей. Значит, золото ищут, хоть это и самая трудная задача для ищущего.

Кроме того, что золота в природе мало, так ещё для его скоплений, которые реально выгодно можно у земли изъять, необходимы уникальные природные условия (механические, физические и химические…). Если степень концентрации в породе (содержание) и количество золота в такой концентрации, что называют запас руды, достаточны для экономически выгодного извлечения металла, то это место называют месторождением. Содержания золота в месторождениях колеблется от 1 до 60 граммов в тонне породы, а количество его от первых тонн до первых тысяч тонн. Месторождения с запасами в сотни и тысячи тонн всегда имеют низкие концентрации (1-3 грамма в тонне), соответственно себестоимость их извлечения высокая и рентабельность таких объектов реальна только в условиях с развитой инфраструктурой: дешёвая энергия, дороги… Такие, с бедной рудой, объекты стали активно эксплуатировать только в последние десятилетия.

Представляете, сколько надо вывернуть из земли скальной породы, издробить её, истереть в пыль, растворить мельчайшие золотинки в растворах, чтобы получить потом этот жёлтый металл в слитках? А производят в год в этих слитках золоторудные предприятия сотни килограмм и тонны.

Золото добывают из россыпей и из коренных (скальных) пород. Со вторыми всё ясно. Это место природного образования золота в породе. Когда гора, в недрах которой содержится этот металл, разрушается в глыбы, валуны, гальки, песок, ил, золотинки освобождаются из породы. Камни, как известно, скатываются с гор в днища рек. Значит, и крупицы золота оказываются в долине. Золото очень тяжёлый металл и проседает в условиях перебуторивания потоком воды речных образований на самое дно долины, на скальное её основание. Всевозможные неровности дна этого основания и характер водной струи создают иногда ловушки для золотинок, и они скапливаются. Такие скопления золота (золотого песка) в долинах рек называются россыпи.

Россыпное золото легче всего найти. Копаешь поглубже речные наносы, берёшь из шурфа грунт (галька, песок, ил) и промываешь его на лотке. Тяжёлые крупицы золота легко, конечно тому, кто умеет, осадить на дно лотка и их в нём оставить, смыв всё остальное.

Для добычи рассыпного золота используют специальные промывочные приборы и драги. Промывка золотосодержащего речного грунта является самым лёгким способом добычи золота. Поэтому издревле люди начали извлекать золото из россыпей и уже скоро из всех речек его скопления подберут.

Самые богатые россыпи уже давненько отработали. А богатые скопления в россыпях беднее природных скоплений в скальных породах. Большая часть золота в скальных породах находится в тончайших (сотые и тысячные доли миллиметра) частицах, которые при разрушении породы и при истирании в реке разносятся по всей длине русла или практически уничтожаются. Скопиться имеют шанс наиболее крупные частички. А значит, только малая часть природного месторождения золота. Поэтому в россыпях содержания золота измеряются, обычно, миллиграммами или первыми граммами на тонну, и запасы месторождений считаются килограммами и первыми тоннами.

Но из-за лёгкости добычи золотого песка россыпи манили людей, порождали “золотую лихорадку”, которую воспели романисты. Люди устремлялись за поиском счастья, связывая его с возможностью легко намыть золото и разбогатеть. Да, его нужно было найти, опередить в этом других, отстоять своё право на его добычу. Намыть золото и при этом уцелеть, не погибнуть, как на Руси говорят, “ни за понюшку табака”.

Мы, современные геологи, тоже умеем пользоваться лотком, но цель наших поисков несколько другая.

Геологические маршруты

Когда геологи, прихватив с собой лотки, направляются в маршруты, то хотят выявить территории, где золотая руда выходит к поверхности или близка к ней. Проходя долины рек, их притоки и все-все ложки, геологи через определенные интервалы (через 500 или 250 м) по руслу копают ямки (0,5-1,5 м), со дна которых берут грунт и в воде его на лотке промывают до шлиха. В результате на лотке остаются только тяжёлые (с высоким удельным весом) минералы. Задача уловить мельчайшие крупинки золота, чтобы потом составить карты золотоносности гидросети. В умелых руках на лотке остаются золотинки размером 0,05-0,01мм и, конечно, более крупные. Но кроме умения удержать на лотке золотые крупинки, ещё есть много хитростей, как и где копать ямку для забора грунта, чтобы эти самые крупинки с речными отложениями на лоток попали. Такая работа с лотком называется шлиховой метод съёмки. Она часто связана со сплавами на резиновых лодках по горным речкам. Сплавы это полёт!

Описывать восторг и наслаждение души на сплаве можно на множествах страниц и, всё равно, не расскажешь.
…
Я не забуду, как когда-то
Несла нас лодка по перекатам.
И ледяная мутная волна
В лицо хлестала, разбиваясь о борта.
…
Животные в нашем краю и так часто встречаются, а когда ты на лодке, кажется они все для тебя. Людей на воде они не слышат, не чуют и встрепенутся тогда лишь, когда ты их окликнешь. А то и не встрепенутся. Посмотрят, кто с любопытством, кто с недовольством. Все по-разному. Они все разные!

Горожанин, ты можешь представить, что зайца можно погладить, а лису с опаской, чтобы не укусила, вытаскивать за хвост из твоего рюкзака, так как она посчитала его содержимое своей законной добычей? Одна косолапая мама может убежать, бросив медвежат, а другая бросится и на вездеход. А какое наслаждение погладить животик нерпы, в глазах которой страх сменился полным доверием. Представь, что целый день идёшь по горному плато в компании чернущих воронов. И они пешком с тобой идут, перелетают иногда, не без этого. Но они с тобой разговаривают, проверяют, что ты там колотил по камню, чего уселся и пишешь.

Эти дети природы отучили меня убивать. Я делал это всё реже и реже (по необходимости добывать мясо, а было, и обороняясь от мохнатого хозяина), а потом подарил своё ружьё. Научился в маршрутах обходиться без него, освоил науку предугадывать, общаться и договариваться, а главное избегать контакта с “серьёзными шерстяными ребятами”.

Фантастически красива работа на моторной лодке вдоль береговых скал моря. Они носят название морской клиф. Представляешь скалы высотой до трёхсот метров, это когда пол горы “срезано” морем? Растворяешься в этой красоте, как акварель. Белухи, нерпы, дельфины, птичьи базары, а запах моря! Глаза закатываются… Охотское море очень богато обитателями, особенно его прибрежные зоны полуострова Тайгонос и Пенжинской губы. А какова рыбалка! Второй раз закатываю глаза в сладости воспоминаний и надолго.

Но, что-то я отвлёкся.

Результатом работы геологов с лотком становятся шлиховые карты, которые прибавляются к множеству других. Ещё есть структурные (тектонические), геологические, карты геофизических полей, геохимические. О последних. Для того чтобы уловить золотую пыль на склонах, территорию “накрывают” сеткой опробования. Это означает, передвигаясь по профилям, геологи через определённые интервалы отбирают материал склонов (пробы) и образцы. Пробы отправляются в лаборатории, где их анализируют на множество элементов. Профиля это прямые линии маршрутов. Невзирая на то - гора ли, склон, заросли…, иди прямо и отбирай пробы. Такие маршруты идут параллельно через сотню или несколько метров, а пробы отбираются через десяток - полсотни. Потому и называется сетка опробования. Когда через каждые пятьдесят метров маршрута отбирается триста граммов почвы или песка, то, понятно, что рюкзак тяжелеет быстро. Тяжёлая работёнка.

Ещё есть маршруты, в которых геолог описывает породы, зарисовывает на ходу карту пород, отбирает для многих целей образцы и пробы. В маршруте геолог заглядывает во все уголки, где не покрыты растительностью породы земли, изучает их, описывает, отбирает образцы для анализов и коллекций, анализирует вновь увиденное на основе уже имеющихся знаний и опыта. Линия такого маршрута имеет сложные очертания и меняется в ходе его по прихоти геолога. И это далеко не всё разнообразие работы геолога в поле.
Наиболее важная информация маршрутов и результатов опробования ложится в основу составления карт поисковых закономерностей. На их основе делается предположение об участках земли, где наибольшие шансы найти руду в скальных породах или, как говорят в геологии, в коренных породах. А золото в них, повторюсь, в основном в частицах тоньше пыли.

Почему так трудно находить золото

Золото крайний “индивидуалист”. И означает это то, что оно не образует соединений с другими элементами, которых в природе больше (с большим кларком). Что всё это значит? А то, что по отношению к золоту другие металлы имеют более высокий кларк. Их больше в природе и им легче встретиться и при определённых условиях создать скопления. Эти благоприятные условия для их концентраций имеют достаточно широкий диапазон, в первую очередь интервал температур и давления в недрах земли. Образуя соединения между собой, металлы увеличивают шансы для скопления в месторождение, так как такие соединения есть “зёрна” концентрации. Появление их, зёрен, запускает процесс движения атомов металла к “центру” (к зерну).

Золото для своей концентрации всех этих преимуществ лишено. Мало того, что оно очень редко скапливается, так к нему в поиске через другие металлы и не придёшь. Например, если ты обнаружил где-то скопления минералов свинца, значит рядышком очень возможно найти цинк, мышьяк, сурьму, серебро. Медь “ходит” в паре с молибденом, а олово с вольфрамом и т.д. В химии это называется сродством элементов. А золото практически всегда одиноко. Вот и ищи его как хочешь.

Продолжаем искать

Для обнаружения чего-то в недрах, желательно знать, как эти недра устроены. Вначале надо освоить накопленные людьми знания о предмете Земля. Затем приобретённое знание сопоставить с той территорией, на которой выпало тебе счастье искать что-то. Для этого необходимо походить по поверхности земли, посмотреть в стереоскоп снимки этих территорий, сделанные из космоса и с самолёта, описать увиденные породы, изучить и зарисовать обнажения скальных пород, определить возраст пород, взять пробы, сделать анализы на большую группу элементов. И много ещё чего нужно предпринять, чтобы приблизиться к пониманию строения этого участка земли.

Это называется геологическое изучение территории. И, изрядно вооружившись знаниями, геологи определяют, где необходимы дальнейшие ещё более энергичные усилия для обнаружения искомого.

Вот тут на всех уровнях начинают “ломать копья”. Материалы-то геологических исследований лежат перед всеми одни, а выводы делает каждый сам. Порой эти выводы разнятся до кардинально противоположных. Тут вступают в единоборства, отстаивая своё мнение, коллективы (геологических экспедиций, партий, институтов, руководящих комитетов и, ранее случалось, партийных руководителей) и одиночки геологи. У последних шансов доказать свою правоту практически нет. Страсти кипят нешуточные, методы утверждения своего воззрения на проблему используются всевозможные. И далеко не только геологические данные и методы определяют дальнейшее направление поисковых работ.

Но вот, выбрали, определили на каких территориях, что и какими методами искать. Пишется проект. В нём приводятся научные доказательства (это после-то упомянутых схваток и методов) того, что именно этот участок земли достоин первейшего изучения, так как все известные факты складываются в критерии, указывающие на высочайшие перспективы обнаружения золота. В проекте детально рассчитывается количество маршрутных километров, количество и разнообразие проб, лабораторных исследований, сколько необходимо горных выработок: прорыть канав, пробурить скважин. Подсчитывается необходимое количество геологов, рабочих, снаряжения, техники (вездеход, бульдозер, буровая установка, рейсов вертолёта…). Калькуляция стоимости – вот и проект готов. Словом, как везде, бухгалтерия – царица труда!

Уф! Свершилось.

Весна, снег растаял и обнажил на теле Земли-Матушки вожделенный участок. На этот участок, уже вновь устремляются счастливые геологи и с энтузиазмом с большей детальностью, чем прежде, изучают его. Задача их найти предполагаемые выходы рудных тел (а для нас золотоносных жил) на земную поверхность. Ведь, критерии указывают на такое счастливое обстоятельство.

Но сколько трудов и надежд, а золоторудных месторождений за всю историю российско-советско-российскую на обширных просторах страны открыто всего около полутора тысяч.

Основное количество золота добывалось из россыпей. Колымский край имеет историю эксплуатации армии заключённых на добыче этого “дьявольского металла”. Здесь его добывали люди всех сословий и концессий. Были даже такие “звёзды”, как писатель Шаламов и отец космонавтики Королёв. Словом, всех мастей “людской материал”. Теперь месторождения россыпного золота оскудели, но ещё остались, геологи надеются, в обилии коренные месторождения. Вот их в основном на Колыме сейчас и ищут.

А поиск начинается с маршрутов. Эх! Маршруты!

Полевой сезон длится четыре месяца, с середины июня до середины октября. За это время необходимо собрать уйму материалов для их обработки в оставшиеся месяцы. Работа в поле это гонка с препятствиями (непогода, транспортные проблемы). Успеть, успеть как можно больше сделать. В маршруты уходят в семь - восемь, возвращаются с сумерками, а когда белые ночи, то хоть и за полночь. В маршруты ходят, выезжают на вездеходе, вылетают на вертолёте (аэродесант называется), сплавляются на резиновых лодках, плавают на моторных лодках.

Но в основном ходят. Ходят парами – геолог и рабочий. Рабочими очень часто являются студенты вузов и техникумов. Парой удобно, и такое требование безопасности. Последнее включает наличие оружия (карабин или пистолет). Рабочих всегда не хватало. Имеющиеся в первую очередь идут к геологиням, затем к тем, кто физически послабей, далее к тем, кто побаивается ходить один. Из-за разницы в численности геологов и рабочих возникло понятие одиночный маршрут, всеми инстанциями запрещённый, но реально существовавший и существующий. Один в маршруте – это особое состояние. Но об этом когда-нибудь…

Масштабные геологические исследования были начаты в послевоенное время по всей стране, и их апофеоз пришёлся на восьмидесятые. В эти годы, овеянные романтизмом искателя, огромной армией геологов территории страны всё более плотно исхаживались, покрывались всё более густой сеткой опробования пород. К началу девяностых, наверное, уже все месторождения золота, да и других металлов, выходящие на поверхность земли, были найдены. Мы, геологи, называем такой случай обнаружения месторождения – “наступили на месторождение”. Наступили, потому что шёл человек, увидел куски руды среди других камней. Это место затем взрывают и роют бульдозерами, бурят скважинами. В итоге, определяют, сколько здесь руды и какого она качества. Если по расчётам её выгодно экономически извлечь и переработать, то найденное называется месторождением. Затем горнорудное предприятие руду из недр “выковыривает” и из неё извлекают металл.

Как же отыскать это золотое месторождение, и кому это суждено?

К середине девяностых годов в Магаданской области было открыто и разведано хорошее месторождение золота Кубака. Денег на его разработку у государства не было, а на волне дружбы с буржуями из-за “бугра”, на кредиты в их банках была создана золотодобывающая компания.

Всё “поедаемое” имеет особенность со временем исчезать. Компания озаботилась – раз уж построили рудник и фабрику, то можно ли найти ещё золотой руды для продолжения своих трудов в светлое будущее. Призвали геологов, создали экспедицию и поставили перед ней задачу о пополнении запаса руды для предприятия. То есть, дали команду искать.  Или “фас”, как угодно. Я попал в число избранных, так как пять лет работал вокруг Кубаки и хорошо знал само месторождение и территорию.

Но вот беда. Вокруг месторождения в течение десяти лет в радиусе сотни километров уже столько походили, что найти золотишко на поверхности никто и не мечтал. Искать же в глубине недр так и не научились, так как опыта таких поисков не имели. До сих пор всё топтали землю ногами, под ними и смотрели, и только. В недра не заглянешь, туда можно погрузиться только мыслью.

Условия для работы нам дали идеальные, включая современную компьютерную технику, буровое импортное оборудование и другое снаряжение. Дерзайте. Но опять же риторический вопрос: - Где?

“Загнали” всю-всю информацию о местной геологии в компьютеры, напрягли головушки и выдали три проекта. Два из них предлагали искать золото, руководствуясь традиционными представлениями об устройстве района. Их приняли к производству.

Я для предстоящей работы предлагал территорию, на которой, руководствуясь этими представлениями и критериями поиска руды, уже работали. Но мною, где и как искать золотую руду, предлагалось вопреки этим взглядам и методам. В основе поиска лежала альтернативная геологическая модель строения территории.

Для пояснения, что такое модель территории и предполагаемого месторождения, сделаю отступление.

Представим, что земля это высотный многоквартирный дом, перед которым мы стоим. Мы можем его обойти, осмотреть. В нём спрятана шкатулка с драгоценностями и нам хочется её найти. У нас нет возможности ходить внутри дома (в Земле же) и его закоулки проверять. Но дано нам пробурить, допустим лазером, к этой шкатулке несколько скважин. И, скажем, маленький робот, пройдя в дырку, содержимое шкатулки нам принесёт. Что мы делаем? Основываясь на том, что драгоценности, скорее всего, будут в богатой квартире (хотя вовсе необязательно), мы приглядываемся, какие машины останавливаются у подъездов, изучаем окна, занавески на них, какой свет в окнах и т.д. По этим признакам мы выбираем части дома, сузив таким образом район поиска. Теперь необходимо представить внутреннее строение интересующих нас квартир. Мы пользуемся своим знанием о планировке уже известных нам строений, представляем, как может быть расставлена мебель, где могут быть укромные места. Тут приходится даже представить себя хозяином шкатулки, прячущим её.

Вот это и есть модель объекта (дома) и месторождения (местонахождение шкатулки).

Теперь начинаем бурить. Мы можем сделать, ну пусть, тысячу скважин диаметром в сантиметр (это ещё большой диаметр, так как сопоставь размер Земли и диаметр реальной скважины в пять – семь сантиметров; словом, тоньше волоса). Какие у нас шансы на успех, уткнуться в шкатулку? Правильно, здравый смысл говорит, что ноль. Приходят в голову изречения о “коте в мешке”, “иголке в стоге сена”, “пальцем в небо”... Поэтому, в этой работе преимущество имеют люди с аналитическими способностями (помнишь, мы были почти “Шерлоками”, изучая дом?) и, главное, с хорошим объёмным пространственным воображением. Но кто же себе откажет в таких качествах. Все геологи “гении”, но… “воз и ныне там”. Вот, и думай, наука геология или нет?

Но, самое поразительное, что “слепые” (не выходящие на поверхность) руды находят. Очень редко, но находят. Как думаешь, стоит быть геологом и искать златую руду? Ведь шансов у тебя найти почти нет, а признать себя истинно геологом при бесконечных поражениях повернётся ли язык?

К счастью люди все разные, самонадеянные и сомневающиеся, азартные и не очень, гордые, которым и на Эльбрусе не очень высоко, и такие, что и на дне канавы чувствуют себя, как на Эвересте и т.д. В большинстве люди легко относятся к вопросам самооценки и смысла своих поисков. Как правило, это “игроки команды” - хорошие умные головы, и в геологии они могут быть прекрасными специалистами, но они, в этой геологии, просто живут, как бы жили в любой другой сфере деятельности. И им золото не дастся, а они и не страдают от того, что не открыли его залежи. У них может быть много в замену этого: изданные карты, обилие удачных геологических отчётов об изучении тех или иных уголков Земли, награды за доблестный труд, написанные кандидатские и прочие учёные труды, научные степени, статьи в журналах и выпущенные монографии на геологические темы.

Кстати, в геологии очень обнажен принцип – “не можешь делать сам, иди учить других”. Когда касается поиска золоторудных месторождений, наша геологическая наука практически вся такая. Это просто рог изобилия, изрыгающий помпезные “истины”, но они обрушаются, словно вода на пески пустыни, исчезая бесследно и не давая всходов. Чего только не открывают учёные-геологи, но не месторождения.

Как везде рудная геология держится на геологах максималистах. Эти-то знают, что всё, что имеется в ресурсах человеческой личности, весь опыт и знания людские должны служить одной цели – найти месторождение, научиться находить и следующие. А, иначе, зачем вся эта “игра”. И отдаются они этой игре полностью. Надо найти в себе всё то, что поможет понять эту Землю, нужно во вне углядеть всё, что позволит представить, как жила Земля миллионы лет назад, как шевелилась её твердь и ещё не твердь, какими путями следовали её горячие источники и где выпадал из них золотой “осадок”.

Такой геолог максималист, хотя внешне он не отличим от других, оставаясь среди людей, уходит от них. Его душа занята этим, он шаманит, погружается в твердь. Вся его суть отправлена к поиску. Он умирает и воскресает. Умирает потому, что часто его дорога поиска выглядит, как дорога в безысходность, в никуда, а воскресает, когда вдруг поднимут с глубины керн (кусочек породы цилиндрической формы) с золотыми блёстками. Тогда ещё больше психическое напряжение, ведь, “жар птица” в руке, не упустить. Мозги кипят, душа вибрирует на запредельных частотах. Надежда и отчаяние сцепились в схватке.

В миру это называют стрессом. Он, стресс, якобы убивает. Но это неправда. Так, по замыслу всевышнего, должен жить человек. Ибо в таком состоянии он сверхчувствителен и творец. А творцом, по образу и подобию, он создан.

Только такие по-настоящему золото ищут, но и среди таких единицы находят. А когда вдруг находят, то кто даст заверение, что его нашли умные головы, а не была это случайность, улыбка фортуны или забава сатаны, чтобы энтузиазм продолжать эту “игру” не иссяк.

А они, всею душой жаждущие найти, действительно серьёзно играли роль Фауста и вошли в ад Мефистофеля и принесли туда свою гордыню и жажду знать. Знать, как устроена земля, устроен мир и зачем они в нём.

Поиск. Его основная работа идёт в голове и в душе. Природа очень красива и гармонична во всех своих проявлениях. Золото - это только частность, пусть и особенная, в бесконечном ряду познаваемого. Человек, раскрывающий секреты Матушки-Земли, должен хорошо чувствовать её красоту, а значит быть разносторонним. Известно, что не известно (каламбурю) какой нюанс красивых взаимосвязей мироздания выведет твой ум на тропинку, ведущую к открытию.

Эти ребята хороши! Они как-то естественно и незаметно овладевают словом, карандашом и кистью, и наблюдательностью мага. Вот по взору их и можно узнать, так как у них не просто проницательные глаза, в миг увидевшие твою глубину, их глаза увидели ещё и то красивое, что простирается далеко за пределы.

Ещё более незаметно они влияют на окружение. Ничего не делая специально, они своей энергией образуют вокруг себя течение людей и событий. Окружение меняет свои взаимосвязи, меняется мировоззрение и задачи. Кажется, всё медленно обустраивается для того, что делают они. Причём изменяется всё и по чуть-чуть, как бы подготавливая и обучая избранного и окружающих к тому, что произойдет. Если одно время казалось, что просто не может быть никогда таких обстоятельств, чтобы их идея была проверена в реальной работе, но течение жизни приводит к моменту, когда появляется шанс реализовать догадки и идеи.

Словом, судьба зовёт в “Игру”. И вот, перед этими парнями стоит Судьба, манит пальчиком, но за её спиной пропасть. “Играть” надо ва-банк.

Когда люди не достигают результата, руководствуясь общепринятыми теориями и методами, это воспринимается спокойно. Ну, не получилось. Поогорчались и с этим же продолжают трудиться дальше. В это время ненормальный с ненормальными мыслями бродит на обочинах их дороги, познаёт что-то, учится, лепит из своих мыслей модель территории и модель образования месторождений. Никто не отказывается от его профессиональных услуг. Работает он здорово, ибо он уже практик, зорок и чувствителен, да и мысли его всё более озадачивают, и отмахнуться от них всё труднее. Ещё вчера признаваемые бредовыми и не заслуживающие даже рассмотрения его идеи сначала подвергаются критике яростных оппонентов. С чего бы вдруг так горячиться? А! Лёд тронулся. Затем появляются сторонники, мысли, рождённые в его голове, потихоньку переселяются в другие черепушки, которые их порой высказывают от своего имени. Ну и что ж. Хорошую мысль и украсть не грех. И это даже больше радует. Значит ледоход.

А старые теории и методы всё отказывают и отказывают. И наступает момент истины. Ему говорят: - Ну, давай, дерзай. Но, всё же объясни, почему ты хочешь найти золото на той территории, где его уже основательно искали и не нашли? Почему ты хочешь бурить скважины, там, где нет выхода руды и даже её признаков на поверхности, а там, где признаки есть, бурить не хочешь? И объясняет чудак и в десятый и в сотый раз, что, мол, так следует поступать исходя из его видения геологии, его модели рудообразования, которая основывается… Далее следует перечень соображений и демонстраций.

Убедил. Согласились начать работы по проекту, ведь, выбор-то в этот момент, у желающих заполучить руду, невелик. Но, что это значит? Если обычным с обычными мыслями и методами при поражении прощают всё, так как это общее поражение, то для него не найти - это его личное поражение. Но, главное, больше возможности проверить свои догадки не предоставят. При неуспехе всё, что он родил в своей голове, канет до нескорой поры, пока другие отчаянные головушки не озарятся такими же мыслями.

Конечно, он пойдёт к Судьбе и оттолкнется от края пропасти, не зная, долетит ли. Играть, так играть… Он этого хотел, даже зная судьбы таких же дерзких, как он, но проигравших. И теперь его состояние можно представить прыжком над бездной. Его суть теперь звезда, выжигающая всю энергию своего нутра, или озарить бездну и выхватить из неё “золотое руно” или сгореть до тла. Но этот вселенский пожар полыхает в его душе и невидим для людей.

Глава 2.
ИЩЕМ ЗОЛОТУЮ РУДУ

Цейтнот

Внешне же всё обыденно. Работает, выехав к месту, среди сопок отряд. Буровые бурят, бульдозеры роют, геологи опробую там, где придумал руководитель проекта.

Он уже руководитель проекта и от него теперь зависит, найдут ли золото. Все несуетно выполняют свою работу, а во время отдыха наслаждаются природой, рыбалкой (- Ах! Рыбалка! -), да кто чем. И он со всеми, улыбается всем, и с ним все любят позубоскалить.

Действительно, любят на Руси чудаков.

То он по сопкам с молотком снуёт, то во вновь вырытой канаве смотрит коренные породы, то поднятый из скважин керн разглядывает, и всё больше проводит время за компьютером. Анализ, анализ, ввод “горячих” данных и снова анализ. Бесконечный анализ и в семь утра и в два ночи. Порой десяток часов за компьютером. А на улице лето, праздник цветения… Но всё это там, где-то… и сутки прошли.

Надо в новой точке бурить. Во вчерашней скважине нет золота, и в предыдущей не было. Во второй скважине были слабые намёки на руду, но вот уже после нее пробурили семь, и душераздирающе пусто. Уже и руководство компании раздраженно советует, где бурить очередные скважины и намекает, что проект может не дожить и до осени. Оппоненты-геологи торжествуют и восклицают, что их “правда” торжествует и горе “революционер” посрамлён. Кажется, ад сожрёт душу, и будет торжествовать Сатана.

Время заявило о себе. Оно с ужасающей быстротой отсчитывает дни своего узника, а каждая следующая пустая скважина, словно бой часов, отмеряет часы до “плахи”. И уже нет сил и аргументов доказывать свою линию, хочется дёрнуться и пробурить скважину там, где советуют.

А, ведь, смешно, кругом открытые склоны сопок, а он нашёл сплошь заболоченный участок и бурит там. Не заехать, не выехать, чтобы установить буровую столько возни. Рабочий люд, видя бесплодность работы, уже матерится, а коллеги смотрят, как на мертвеца. И удивляются босы: - Как мы ему поверили? 

Где его сейчас душа, и почему он ещё живёт и работает. И улыбается утром всем.

Но, вот сверкнуло! Из лаборатории передали файл с содержаниями золота в керне достаточными для оптимизма. И работа пошла как в детской игре – “тепло, тепло, ещё теплее…”. Гонка и напряжение не ослабли, но энтузиазм вернулся всем. И бурильщики, ранее рассуждая, что осенью разгонят их всех по домам и ищи снова работу, теперь лелеют надежду, что “зацепимся” здесь и побурим ещё в зиму, а то и не один год. Их упрашивать спешить не надо. Они из железа выжимают все силёнки, у самих сноровки с опытом прибавилось, в болоте буровые поворачивают, как “собственный зад на диване”, бурят скоро. Спрашивают при каждом случае:

- Ну, как там? - (имея в виду анализы). – Давай парень, не подведи. Мы тебе, где хошь пробурим.

Но, руды настоящей нет, всё как-то “то вскользь, то около”. Правда, и совсем пустых скважин почти нет.

О! Боги! Ну, как же разглядеть эту твердь?

И снова оглушительно бьют часы судьбы. Лето кончилось, и руководители компании принимают решение остановить геологоразведочные работы. Говорят, что на двух других объектах ничего не нашли, да и на этом перспективы непонятны, а работать зимой дорого.

Опять надо убеждать. Сложно, но кое-какие козыри сейчас есть. Усилия теперь тратятся на анализ и оформление выводов, должных убедить руководство в необходимости продолжать работы на объекте. Рисуются (компьютерная графика) планы и разрезы разбуренной зоны, на них изображаются участки, где породы золотоносны, подсчитываются и изображаются в таблицах и на картинках вариации и тенденции поведения элементов и минералов. Предлагаемая ранее модель наполняется всеми полученными фактами. В новом изображении она должна кричать, что на этом участке руда очень возможна.

И, приезжают босы из-за бугра. Проходит совещание, где все имеющиеся и даже гипотетические доводы выкладываются перед ними на стол. А, ведь, надо убедить в своей правоте господ, которые буквально излучают скептицизм и, практически, уже решили не возобновлять геологоразведочные работы. Да, уж, стена! Но смутили распорядителей финансов компании геологические картинки и кусочек керна с яркими золотинками. Уехали, так и не сказав ничего определённого, ни да, ни нет.

Остался после их отъезда люд геологический, кто в унынии, кто каркать продолжал. Только зачинщик всего понял, что это не конец, в глазах разглядел, нутром почувствовал.

Рыбалка

Ком работы свалился, гонка приостановлена, теперь только ждать. Самое время на рыбалку съездить, почитать и записать какие-никакие строчки в блокнотик, намалевать что, поговорить о жизни со звёздами.

Рыбалка! Как приятна музыка этого слова! Природа смотрит на тебя, душеньку твою разглядывает. И душенька улыбается в глаза Матушке.

Всё делается неспешно. Приехали к озеру на вахтовке, выгрузили скарб на бережок. Кто костром занялся, обустройством вокруг его, чтобы и присесть и чашки-миски расположить было где. Другие вышли на лёд пробурить первые лунки, прощупать глубины. Лёд ещё тонкий, поэтому быстро набурили дырок во льду множество. Иди, рыбачь, хоть, где мельче, где глубже. Народец к буркам пристраивается, достаёт снасти.

Снасти. Это разговор особый. Кто бывал в хорошем магазине с товарами для рыбалки знает, что разнообразие снастей неисчислимо. И для каждого вида рыбалки придуманы людом с тончайшими гранями разновидностей и нюансов уловки, обманывать рыбу. Взглянуть только на ассортимент блёсен и мушек для ловли в северных реках гольца и хариуса. Лавки с бижутерией блекнут перед красотой этих изделий. Блёсны это выполненные из стали, меди, латуни, мельхиора, свинца и серебра шарики, их комбинации, капельки, имитирующие малюсеньких и не очень рыбок, пластинки, фигурки жучков, муравьёв, личинок и другой живности, живущей или “купающейся” в воде. Они снабжаются разноцветными пёрышками, волосками, гирляндами бусинок, имитирующих икру, и другими вещами, которые рыба может возжелать скушать. А мушки! Это воссозданные из тех же пёрышков, волосков и всевозможных материалов обитатели воздушного пространства: бабочки, мотыльки, стрекозы, кузнечики, осы, овода, мухи, комары. Они представлены во всём разнообразии летающей мелкой братии.

Подруги у рыбаков, взглянув на эти сверкающие творения, когда их мужчина ваяет, перебирает и готовит к рыбалке, полушутя, полусерьёзно бросают фразу:

- Ты бы лучше мне такие серёжки сделал или брошь, а то для рыбы вон какую красоту сочиняешь.

Да, настоящие рыбаки делают блёсны и мушки сами. В этих изделиях заключается их философия рыбалки, проявляется их природная хитрость, наблюдательность и способность анализировать. К примеру, искусственная мушка не только должна быть похожа на живую, но она должна и в воде выглядеть, как мокрая мушка, и совершать на поверхности воды или под ней движения, как у живой, попавшей в беду крохи, а не обвиснуть тряпочкой. Да и рыбки-блёсенки в воде обязаны плавать, как живая молодь в погоне за комариком, который искусно сымитирован на крючке, выходящим из их металлического тельца. Ещё надо очень тонко управляться со снастью, чтобы достигнуть правдоподобия движений обманок. Тоже целое искусство!

Не менее важно найти место, где рыба кормится, не просто, где она есть, а охотится. Потому, что если рыба сыта, ленива и хочет покемарить, то ей хоть что предлагай. Ещё и обидится, что ей досаждают. Рыба должна заметить, очароваться аппетитностью приманки и схватить её.

Среди рыбаков живёт устойчивое мнение, что некоторые разновидности умных рыб прекрасно распознают под насадкой угрожающие им лески и крючки. Они подходят к запускаемой рыбаком снасти с целью стащить наживку, которая часто бывает и вовсе настоящая. Таким образом, рыба вступает в соревнование. А это уже противостояние – кто кого!

Но, в любом случае, подозревает рыба угрозу или нет, её необходимо обмануть. Это главное в рыбалке. Затем попавшую на крючок рыбу необходимо умело извлечь из воды. Не оборвать леску, не дать ей за счёт всевозможных рывков, ускорений, метаний по сторонам и даже прыжков из воды (летом, зимой подо льдом, конечно, такого не сделаешь), сойти с крючка.

Словом, для успешной рыбалки необходим богатейший арсенал, черпаемый в интеллекте, и природной чувствительности. Рыбалка, особенно на редкую и умную рыбу, – это камлание. Силой духа надо обнаружить рыбу, вызвать её из глубин, возбудить в ней желание, подсечь на свою снасть, выиграть у неё борьбу и ощутить её тяжесть в счастливых руках! Поэтому рыбалка так захватывает, что я не знаю людей, отступившихся добровольно от неё. Только по обстоятельствам.
В этот раз предстояла одна из захватывающих рыбалок. Первая в сезоне осень – весна подлёдная рыбалка на озёрных хариуса и хеженку.

Рыба эта особенная. Если хариус или, как ещё говорят, белый лосось, довольно широко известен, то хеженка очень редкая рыба. Хариус живёт в горных озёрах и в речках с чистейшей и быстрой водой. Хеженка является разновидностью красного лосося, а в своём лососинном племени самой древней рыбой. Живёт она только в глубоких горных озёрах, и считается, что миллионы лет назад из озёр её потомки ушли в реки и моря и там дали потомства других разновидностей лососевых. И хариуса и хеженку отличает необычайная чистота. Их можно есть сырыми. Никаких паразитов, никаких малейших ядов не содержит их плоть. Поймал, присолил и вкушай, наслаждайся.

Выловленный хариус пахнет свежим огурцом! Сама рыба не только вкусна, но и необычайна красива. В длину она от тридцати до шестидесяти сантиметров и весом от пятисот грамм до полутора килограмма. Хариус имеет окрас от серебристо-серого, до почти чёрного. Нижние плавники его с белой каймой, а верхний достигает высоты туловища рыбы. Целый парус, только подводный. Поэтому может хариус легко преодолевать любые стремнины и даже водопады. Хеженка имеет нежные серебристые, розоватые и оранжевые оттенки, обязательны яркие белые пятнышки размером до горошины. Плавники красные и тоже окаймлены белым. У хариуса мясо бледно розовое, а у хеженки ярко оранжевое. Вот такая эта чудо-рыба!

Приступим всё же к лову. Жизненные наблюдения говорят, что наилучший аппетит у животных и людей проявляется в компании и при конкуренции. Моя кошка, например, когда в гости заходит сосед со своей болонкой, тут же поднимается, идёт на кухню и ест то, что у неё лежало в миске целый день. Да и болонка при малейшем попустительстве съест кошачью еду, которую дома даже нюхать побрезгует. А капризные к еде дети, оказавшись за одним столом в компании со сверстниками, едят так, что их родители тихонечко краснеют, словно их чад голодом перед этим морили! Так вот, и рыбы такие же.

Лёд на озере встал, хоть ещё и тонок, а рыбачить следует со льда перед участком открытой воды, где из озера вытекает речка. Течение здесь наиболее долго не позволяет льду сковать поверхность глади. Возле открытой воды рыба и кормится, наедается, чтобы, накопив жирок, во времена самых лютых морозов спокойно кемарить в глубинах.

Значит, достаём блёсенку, имитирующую малька, цепляем на крючок своё “произведение искусства” изображающее шитик, насекомое – многоножка местных водоёмов, и опускаем на леске ко дну. Подергивание удочкой снасти должно изображать, словно малёк у дна ловит и теребит шитика, стараясь разорвать и проглотить его. Замысел такой, что рыба, что покрупней, не сможет долго сносить, как мелюзга у неё под носом набивает своё брюшко вкуснятиной, и решит у неё отобрать “очередную добычу”. Так и есть, крупный хариус метнулся и выхватил у “малька” то, что трепыхалось у того в зубках. И крепко сел на крючок. Крепко, так как опытная рука сторожила этот момент и буквально за микроскопическую долю секунды почувствовала, что вот, сейчас… и подсекла рыбу. Хариус по инерции потянул леску вперёд, затем кинулся вбок, вверх под самый лёд. Но для него всё было тщетно. Чутко чувствуя силу натяжения лески, чтобы не оборвать её, рыбак, наслаждаясь моментом, потихоньку её выбирает, вводит пойманного в лунку, ещё быстрое движение вверх, и вот, уже стучит хариус хвостом по льду возле ног! Хорош, больше килограмма! Потом попались на уловки другие его жадные собратья и хеженка тут же, не отставала.

Через час уже приступили к священнодействию над ухой! Об этом даже писать трудно, ибо можно захлебнуться слюной! А в вкратце происходит это так. Берётся пятнадцатилитровое ведро и с водой на две трети устраивается над огнём костра. Пока вода закипает, раба чистится, но не разрезается на куски. Затем в кипящую воду опускается десяток хариусов, которым положено кипеть всего несколько минут. По его виду определяется, когда его следует изъять из ведра. И его уже можно есть, кто нетерпелив, а в будущую уху теперь опускается мелко порезанная свежая картошка, несколько горстей перловой крупы. И, как картошка сварилась, - крупные куски хеженки. Ещё буквально пять минут всё это кипит и снимается с костра. Теперь опускаются на янтарную поверхность варева специально для этого случая припасённые горсть резанного зелёного лука, горсть укропа с петрушкой, чёрный перец горошком, конечно, соль, чеснок. Под крышкой всё это млеет минут десять. Вот сейчас это уха! Двойная уха с такой рыбы, которая и царям на стол не попадает!

Ещё рыбы нажарили, а хеженку дополнительно, так как у неё нет чешуи и оную чистить не надо, нарезали ломтиками, подсолили, смешали с нашинкованным лучком, чуть перчика и…, как в телерекламе – “… и пусть весь мир подождёт”!

Поели, поговорили!

Потом ещё долго ловили рыбу, до поры, пока зуд рыбацкий в руках и в душе не утих, и сменила его благость созерцания окрестностей чудных.

Незаметно спустился с сопок вечер и уговорил мужиков на ночлег устраиваться. Расположились кто где. Одни в вахтовке (это такой автобус на базе грузового автомобиля) устроились на сиденьях и на полу на войлочных подстилках, другие на свежем воздухе в спальниках.

Разговор с небом

И пришла ночь! Чернота неба бездонна, по бокам озера серебрятся чуть от снега сопки, возвышаются опорами небесного купола, украшенного обилием ярких звёзд. Их мерцающий свет, как тончайшие нити соединяет тебя со вселенной.

Он говорит, что не только здесь, на земле, ты барахтаешься со своими проблемами или расцветаешь в радости, но и там, во всём мире галактик, ты живёшь, и всё, что ты здесь делаешь, нужно и там. Я поверил ему, душой почувствовал, что да, я не только на бренной Земле-Матушке живу, но и во всём безбрежном мире есть я. А здесь я разведчик, испытатель и созидатель. Я обличён высшим доверием космоса - вершить!

Словно ответом на моё согласие по небу скользнул и тихонько стал разгораться луч. Он лёг прямо по млечному пути, ещё ярче выделив его на небосводе. Северный конец луча, чуть колеблясь, как бы на ощупь, двигался к горизонту. И только он достиг во тьме воображаемой линии горизонта, там зажегся свет. Он осветил с тыльной стороны гребни сопок, создав невероятный эффект обволакивания светом вершин. Потом поднялся и, словно подпрыгнув, оторвался от горизонта, вновь оставив его чёрным.

– Северное сияние! – улыбался я небу из спальника.
– Да, – ответил свет, и то вдруг сложился, то раскрылся веером и вывесил полотнище полукольцом, выкрасил его красноватыми и зеленоватыми переливами.

Звёздное дыхание чуть колыхало эту гигантскую ленту-штору. А первоначальный луч уже прожектором рыскал по спине пути млечного, щекотал его бока. И там, где было щёкотно, вздрагивал и становился ярче свет голубой, а спустя некоторое время, словно дождём, проливался вниз тонюсенькими лучиками, которые, долетев до “шторки”, делали её красноту и изумруд яркими. В этом месте лента “шторки” разрывалась и одна её часть чуть поднималась или опускалась и заступала за спину другой. Потом, поколыхавшись, они вновь объединялись. Но уже в другом месте упавшие лучики проделывали с нею такой фокус. На небе играли то два, то три, то пять полотнищ. И на его своде блуждало уже несколько голубовато-серебристых прожекторов. Они становились всё ярче, подвижней. В том месте, где они перекрещивались, вдруг, рождался новый луч, сначала маленький, но, повисев на месте, он наливался светом, подрастал и тоже пускался в танец с собратьями. Прямо в зените они образовали такое яркое соцветие, что “шторка”, восхищенная их игрой, опустилась к горизонту, прилегла на сопочки, чтобы с наслаждением созерцать это зрелище. Танцевали, танцевали и устали, видимо, лучики. По одному растаяли в небосводе. Но два самых ярких, словно забрав ушедших силу, образовали крест на куполе вселенском и долго истаивали. Угасал потихоньку и у горизонта свет.

Вот так разговаривало со мной небо.

Надо мной склонилось счастливое восторженное лицо.

– Борька, ты видишь? А! Ты видишь!

Это геолог Володя не утерпел в своем спальнике и, переполняемый восторгом от увиденного, вылез из нагретого мешка, чтобы поделиться своими чувствами. Его лицо было светло в отблесках неподалёку горящего костра и улыбалось. Улыбалось детскою улыбкой так, что, казалось, лучилась радостью каждая морщинка на лице. Улыбалась даже борода! И мне было радостно, что пятидесятилетний мужик с суровой судьбой, привыкший стискивать челюсти, может так улыбаться северному сиянию.

Он приволок свой спальник, прилёг рядом. И мы делились увиденным и вспоминали.

– А, вот тогда я видел…– рассказывал один.
– А, когда я был там-то…– другой молвил.

Утром ещё порыбачили. Уже не тот был азарт, хоть и клевала рыба шустро. Насытились. Рыбы полно наловили, наелись, на подарки всем короба забили за ночь замёрзшей рыбой. Так, больше чай у костра пили, судачили.

В девять часов уже загрузились в машину и поехали назад. Знали, что оставшиеся на базе затопили баньку, и сегодня полевую братию ждёт ещё одно блаженство!

Баня

Баня в поле - это что храм. К ней придёт каждый.

Со времен первопроходцев, или первопроходимцев, как ёрничаем мы, первое, что основательно строилось на полевом стане, так это баня.

Ещё по не стаявшему снегу выезжала на территорию предстоящих работ первая бригада людей. Весновщиками их называют. Они на новом участке, заранее с осени присмотренном, строят полевой лагерь. Расчищают снег, рубят нетолстые лиственницы и из них строят каркасы, на которые надевают брезентовые палатки. В палатках будут размещаться продуктовый склад, камералка, это где геологи работают с образцами пород да с картами, и столовая. Для этих помещений используют большие квадратного сечения шатровые палатки. Жить будет люд геологический в палатках поменьше. В маленьких жилых палатках на два или четыре человека из тех же деревцев, тщательно ошкуренных, и из небольшого количества завезённых машинами или вертолётом (где как) досок делают полати и стол. В каждой палатке устанавливаются жестяные или железные печки, которые летом частенько топятся, спасая от ночных холодов и сырости затяжных дождей.

Как только вчерне необходимое количество палаток построено, а обустраивать их будут будущие хозяева, приступают к сооружению кухни. Ведь, и самим весновщикам необходимо удобно, быстро и вкусно готовить, чтобы работалось веселей. В большой палатке сооружается стол, лавки вокруг него, устанавливается большая железная печка, чтобы на ней могли разместиться пара больших кастрюль, отдельный стол для повара, различные приспособления для хранения продуктов, которые должны быть под рукой, места для мисок, ложек и так далее. Тут должно быть удобно и повару и едокам. Столовая в поле служит ещё и клубом. Понятное дело, где поели, там и поговорили.

Но, а затем, приступают к строительству бани. В лесу выбирают деревья лиственницы попрямей и потолще. Пилят их под основание и стаскивают на плечах к месту будущего строительства. А место это, порой, один из важнейших критериев выбора территории для расположения геологического лагеря. Вообще-то критериев всего ничего. С этой базы должны быть наиболее доступны все участки работ, лес для строительства и отопления и прекрасное место для бани. Желательно под боком иметь ледничек для хранения продуктов, ягодники неподалеку, существуют и прочие необязательные пожелания.

Так вот, баня должна стоять в красивом месте, на терраске над речкой с глубинкой, куда бултыхаются распаренные тела. И глубинка не должна мелеть в засушливое время, а террасу не должны топить паводки, возникающие после затяжных дождей.

Место на террасе тщательно очищается от снега, брёвна лиственницы обтёсываются, готовятся для кладки. Аккуратнейшим образом укладывается первый венец из самых толстых брёвен, выравнивается, вытёсывается его верх и… пошли потихоньку расти стены.

Баня рубится в лапу, между брёвнами прокладывается собранный неподалеку и высушенный мох, крыша закрывается доской или тёсом, на который насыпается песок и перекрывается рубероидом. Теперь теплу не убежать, а крыше не протекать. Внутри бани делается перегородка. Вернее, баня строится как пятистенка, то есть двух комнатная. Комната поменьше с маленьким окошком – это парилка. В ней сооружается каменка, которая представляет собой железную печку, аккуратно обложенную речной галькой. Какую гальку можно класть к печке, а какую нет, тоже надо знать. Ведь, камни при топке сухими дровами будут накаляться до малинового цвета и не должны лопаться и “стрелять”. Сооружается полок для парильщиков. В большей комнате с большим окном, которая именуется мойкой, по периметру строятся невысокие скамейки, а вблизи двери устанавливается ещё одна печка. Печка эта называется водогрейкой. Сооружена она из сваренных двухсотлитровой бочки и полубочки. Нижняя полубочка является топкой, в ней есть дверка, куда закладывают дрова, поддувало, а в верхнюю бочку заливают воду, где она и греется хоть до кипения. Ещё в мойке устанавливают бочку для холодной воды. Со входа к бане пристраивается тамбур, который оборудуется под раздевалку.

Понятно, что такое сооружение строится продуманно, основательно, все полки выстругиваются. Не тревожить занозам геологических задов. В парилке парятся, в мойке моются и стираются, в тамбуре и на лавочке у завалинки отдыхают после пара и купания в ледяной водичке.

После маршрутных трудов, когда с тебя каждый час сходит семь потов, после страданий от укусов комаров и мошки, после холодов и переживаний желание каждого полевика – в баню. Баня!
…
Сколько сказано о баньке,
Спето с чувством, с хрипотцой!
Пахнет веник, мокнет в шайке,
Пар рванулся с шумом, ой!
…

И в этот раз мы сидели на завалинке, вдоволь напарившись и накупавшись в ледяной купели, и вспоминали.

Коммуны геологических посёлков

Вспоминали. Сезон полевой закончился, поэтому воспоминания больше были связаны с тем, как собирались геологи с полей, переполненные впечатлениями, спеша ими поделиться. Говорили о геологии, о различных случаях забавных и вовсе не очень, о погоде, о рыбалке, о медведях… Байки так и льются рекой, да под водочку, да с приколами… У геологов язычки острые, “палец в рот не клади”, а энергии столько, что, вроде, как и не ходили в поле, не парились по сопкам. Каждые выходные закипали соревнования между партиями да отрядами в футбол, волейбол, баскетбол. Гири тягали, канаты “рвали”, и эти же бойцы в пешки да шашки. Ну, обязательно в преферанс! Стенгазеты мерялись метрами, а читались по несколько раз. А в рабочие часы “копья” скрещиваются над картами, тут уж компромиссов не бывает!

Катится такой “карнавал” до самого Нового Года. А встречать этот праздник в геологических посёлках умели! В каждом доме из оленины да сохатины делались сотни пельменей, сотни мантов, сотни котлет, варились ведёрные кастрюли холодца, трехлитровые банки с маринадом заполнялись ломтями красной рыбы. Такие же банки выставлялись на изготовку с икрой, с грибами белыми, подосиновиками, маслятами и груздями, да с ягодами жимолости, красной и чёрной смородины, брусники, голубики и сладкой рябины (кстати, не горькая кустарниковая рябина растет только на северо-востоке). Капуста квашеная да “Оливье” в тазиках запасались. Стряпухи напекают тортов позаковыристей, плюшек, пирожков и всякой другой сладкой снеди не меряно. А уж запасы пития в стекле, как для осады длительной. Морс брусничный варится обязательно в сорока литровой кастрюле.

Уф, запаслись.

И пошли “всамделишные” Деды Морозы со Снегурочками поздравлять детишек по квартирам. Пошли. Это старт к началу празднества! Двери квартир и комнат в общежитиях и ранее более открытых, чем притворенных, теперь настежь. Сначала у Даши Дед Мороз и Снегурочка поздравляют Дашу, Пашу, Машу, Петю, Ваню…, затем у Паши поздравляют Пашу, Дашу, Машу, Петю, Ваню…, потом у Маши… Глядь, уже повезли на саночках домой Деда со Снегуркой домой проспаться до курантов, за ними других. Ибо не забывали себя и “всамделишных” поздравить родители детворы, а силы сказочных волшебников не беспредельны.

Скажу, что персонажи были представлены лучшими из лучших. Дети их обожали. Младшие верили искренне в “завправдошность” Дедушки и его дочки, а та детвора, что постарше и секреты этого представления знает, каждый год просила у родителей, чтобы к ним пришли именно их любимые дядя Вова и тётя Лена или у кого другие. Умели сказочники и слово молвить и рукой повести, знали, как души детские отворить.

Вот-вот и куранты бить будут. Собрался народ, где пришлось, выстрелили шампанским и все гурьбой покатились на улицу.

Какая бы погода не была, но из всех подъездов все их жильцы вываливались на мороз, потому что салют! От каждого подъезда стреляет ракетница, а то и не одна. Ведь для этого праздника запасены ракеты, не расходовались в поле, береглись. И теперь их короба позволяют расцвечивать небо всем желающим. А желающими являются все, кто может нажать на курок даже и с помощью папы или дяди. Поэтому не только женщины, но и мальчики и девочки посылают свою ракету на счастье в новогоднее небо. Когда в пятитысячном посёлке от каждого подъезда одновременно палят несколько ракетниц жёлтыми, красными, зелёными, голубыми ракетами, а дворы озаряют оранжевым светом фальшвеера, вот это представление, вот это салют! Когда такое зрелище, да ещё ты в нём участник… Такое остается навсегда ярким пятном в памяти, особенно у детей.

Через какое-то время дети поменьше укладываются в импровизированные детские ясли (это квартиры в наиболее тихих уголках жилья), следующие по возрасту в детские сады, ну и так далее, под присмотром добровольных нянечек.

Вообще, в таких посёлках ребёнок за родным порогом, это общее чадо, получающее внимание и заботу может даже большую, чем от родителей. Случиться что-либо с ним просто не может. Предупредят, умоют, накормят…, родителям из рук в руки передадут.

Остальные двери в ночь новогоднюю открыты. Люд свободно и хаотично перетекает по посёлку. Глядишь, только в квартире было многолюдно, танцы, песни под гитару, а вот, уже осталась только пара клянущихся, что они друг друга уважают. А что, яства все на столах, уважайте вволю.

Не затихая празднование длится и весь первый день Нового Года.

К сожалению, ушли экспедиции, и дух коммуны в посёлках тихо растаял. Но мы помним и знаем, как могут и должны люди жить. Жить в большой семье, когда эгоизм каждого направлен на благо коммуны, ибо ему и его близким так жить лучше. Ведь тогда не знали запоров на дверях, не слышали о воровстве. Злились и ссорились, а то и дрались (энергии-то ого-го), как в большинстве семей, но и мирились как родные.

Искать, ждать, верить

Эти два дня отдыха, рыбалка, да баня преобразили меня. Вновь струны души упруги и, можно продолжать свою песню.

В эти счастливые дни ещё больше уверился, что судьба мне улыбается, что я обязательно “раскопаю” месторождение.

А ещё окончательно принял к сердцу, я не только творец своей судьбы, но и в открытии и в созидании я вершу мир вокруг себя. А также я знаю, что без людей, меня окружающих, трудно что-либо стоящее сделать. Они все самые разные, с различными личными устремлениями должны ткать, многие и незаметно для себя, одно полотно общего дела. И, если тебе дано видеть это будущее полотно, учись взаимодействовать с людьми так, чтобы их и твои задачи имели множество точек соприкосновения, чтобы твоё дело нужно было им и осуществлялось в сотворчестве. И даже без тебя продолжали его. И звучало: - Это наше дело. – Или: - Мы это сделали!

Однако, надо “бить лапками”, как в той сказке про лягушек. Вновь следует садиться за компьютер, в очередной раз проанализировать полученную информацию. И сообразить, как же до руды добраться. А дотянуться до неё, при возможном продолжении работ, буровыми скважинами, ох, как необходимо будет побыстрее.

Быстро, потому что возникла теперь идея, что на этом объекте, скорее всего, руды богатой нет. Не образовались богатые золотоносные жилы, а рассеялась золотая минерализация по всему объёму зоны тектонически нарушенных пород. Просочилась она по всем трещинкам и порам, и возникла зона с повышенным содержание золота, но недостаточным для его рентабельной добычи. Скважины, вроде бы, и подтверждают эту идею. В них содержания золота высоки, но богатых рудных интервалов не встречено.

Так вот, при следующем обсуждении этого объекта с руководителями, а оно несомненно будет, в первую очередь необходимо показать, что есть реальные надежды на богатые руды. Опять найти доводы, чтобы убедить продолжить бурение и предложить программу буровых работ для выявления этих руд.

Программа должна быть чёткая (количество скважин, их места расположения, глубины), минимальная по затратам и разбита на стадии. После первой части работ должен быть получен ответ – да или нет. Если при её завершении ответ будет - скорее нет, чем да, то “сушите весла” и забудь про всё, что хотел найти. При обнадеживающих результатах после первой стадии бурения должна быть часть работ, выявляющая масштабы рудных тел по запасам.

Но, и сегодня надо рисковать. Мне рисковать - предлагать, а “белым воротничкам” рисковать – решаться тратить деньги на всё ещё “кота в мешке”. Окунуться в работу и ждать и верить в судьбу.

Месяц в терзаниях сомнениями тянулся словно вечность.

– О, Боги, неужели там нет руды? Неужели не дадут нам ещё один шанс найти её?

Поздно вечером, когда уже работать сил нет, обращаюсь к звёздам. Строятся теперь уже звёздные карты (гороскопы). Построения и расчёты должны мне ответить на единственный вопрос – да или нет.

Я приобщился к этой “Игре”, так называют занятие астрологией вслед за Германом Гессе, давненько, когда познакомился случайно с астрологом. Пообщавшись с ним, приобретя литературу и освоив некоторые техники построения гороскопов и их интерпретации, я решил применить новые знания в первую очередь к себе. Где ещё лучше сыскать “подопытного кролика”? Первые попытки взглянуть на себя через Нить Ариадны меня поразили тем, что важнейшие события моей прожитой уже жизни означались очень определённым для интерпретации положениями планет на гороскопе. Потом, занимаясь с гороскопами других людей, я убедился, что такая определённость для меня, явление редкое, и у других всё гораздо сложнее и неопределеннее. Но, так я попал в люциферские сети. Поступил на заочную учёбу в Российскую Академию Астрологии, и с тех пор “Игра” является инструментом моей жизни.

В тот раз, на вопрос найду ли я месторождение здесь, ответ “звезд” звучал:

– Да.

Но, сложностей и препятствий очень много, и “да” - это структура, если образно представить, это невидимая кристаллическая решётка для роста кристалла, и кристалл может вырасти, только если его структуру непрестанно питать энергией. По-другому, ответ звучал:

– Сучи лапками…

Ответ философский – в жизни есть путь и твои лапки. Надо работать непрестанно и быстро. Структура, пока невидимая, должна жить и наливаться силой, чтобы потом проявиться.

И вот, из-за “бугра” пришёл запрос о предоставлении в Торонто материалов по объекту с предложениями о дальнейших исследованиях. А мы уже успели, “хороша ложка к обеду”, полетели почтой картинки и таблицы с расчётами. Неделя тишины, и сообщают, чтобы готовились к митингу (у них всё “митинги”) на Кубаке такого-то. Будут рассматривать кроме всего прочего и направление работ на объекте.

Вот это уже дело. Мы в очередной раз устояли на краешке. Чувствуется, что ещё “повоюем”.
Приехали, “помитинговали” без особого энтузиазма. Ведь, решение-то уже принято. К маю срок - определиться с объектом. Начинайте.

Глава 3.
ЛЮДИ КОЛЫМЫ

Водилы

А, на дворе уже декабрь скрипит морозами за сорок. Трактора отправились прокладывать зимник. Зимник – это дорога, сделанная (“натоптанная”) прямо по снегу. Трактора просто натаптывают гусеницами снег прямо над замерзшими речками, болотами и кочками. Образуется относительно ровная из прессованного снега гать.

Такие дороги-зимники длиной в сотни и тысячи вёрст являются главными артериями, связывающими города и посёлки с участками горняков, старателей, геологов и метеостанций. По ним в зимние месяцы завозятся грузы: технику, топливо, оборудование, строительные материалы, продовольствие. Словом, всё необходимое для работы до следующего зимнего завоза. Идут по этим дорогам КАМАЗы и УРАЛы, частенько с трудом преодолевающие снежные передувы и заносы на перевалах. Возле самых сложных мест зимника дежурят трактора, но всё равно, без великого мастерства водителя на такой трассе делать нечего.

Водить грузовики по зимникам - это настоящая мужская работа. Каждая машина загружена “под завязку” и ещё чуть сверх того. Порой скорость движения на десятках километров, заметённых позёмкой, составляет один-два километра в час, и лопата вовсе не лишний инструмент. На улице мороз под пятьдесят, а то и ниже термометр показывает. Тогда в долинах от морозного тумана видимость не дальше носа. Соскочил с натоптанного следа, а обратно забраться ох, как непросто. И, не дай бог, машина заглохнет, когда на сотню вёрст никого…

Поэтому долго живут на трассах самые умелые, самые умные, сильные и азартные. Существует негласное соревнование среди мужиков-рейсовиков – кто больше рейсов сгоняет (это ещё и больше денег), кто по трассе за рейс больше груза “пропрёт”, кто пройдёт по зимнику, который дорогой язык не поворачивается назвать. Есть такие “дорожки”, на которые отваживаются отправить свои грузовички только единицы. Это, если сравнивать, чемпионы в своей дисциплине. То, что это действительно так, у меня есть пример из собственных наблюдений.

Так однажды в феврале привезли четыре УРАЛа топливо на наш участок. А, у нас, геологов, шести тонная проба отобрана, которую необходимо отправить на технологические испытания на фабрику извлекающую золото. Подхожу к водителям и объясняю задачу. Трое взглянули на своего вожака, что опытней и мастеровитей. Тот, выдержав паузу, отвечает:

– А что, надо, так грузите на “меня”, доставлю в лучшем виде.

Пока водители позавтракали, да машины свои осмотрели, мы мешки с рудой на “главного” и загрузили. Дорога предстояла зимником в более чем двести километров.

С утречка выехали. Я поехал сопровождающим пробу, так как её необходимо с соответствующими требованиями сдать на фабрике. С сотню километров бежали по долинам рек сносно. Встретили на половине пути трактор, который тащил навстречу волокушу, приспособление, срезающее передувы и выравнивающее дорогу. Он должен дойти до нашего геологического участка и повернуть назад. Но перед перевалом дорога стала всё хуже и хуже. Трактор прошёл по зимнику буквально несколько часов назад, а он опять весь в гребнях застругов, а то, его и вовсе не видно. Сильный низовой ветер нёс позёмку и пускал насмарку всю работу тракториста.

Интересное это явление – позёмка. Вверху синее безоблачное небо, из кабины видны округ все сопки, а спрыгнешь с подножки на снег, вмиг попадаешь в пургу. Сильный ветер несёт на высоте в метр-два мелкий, перетёртый и жёсткий как песок снег. Лицо “ошпаривает” и царапает. Бр.

Ехать стало проблемно. Но “водила” пока справлялся. Медленно, но всё же уверенно шёл вперёд. Собратья его, хоть и шли по его следу, отставали. А он, приободрённый, что при вползании на перевал след зимника плохо, но всё же виден, потихоньку расхвастался.

Ну, как без этого. Мол, слабаки, что сзади. Он-то уже, ого-го, сколько эти зимники утюжит, всякое повидал. Сейчас, вон трактор сзади, рано или поздно придёт, если что. А, вот в былые годы неделями без всяких тракторов толкались на перевалы. Ну, и так далее.

На перевал заползли, подождали остальных. Более двух часов ожидания понадобилось. Это на двадцати-то километрах. Совсем повеселел водитель, возвращаться за помощью не надо, а путь теперь предстоял под горку. Спустились, как говорят, “с грехом пополам”, а дальше продвижение застопорилось.

По другую сторону перевала замело дорогу так, что её просто не стало. Шли какое-то время “на ощупь”, но, сначала, одна машина зарылась, затем вторая. “Мой” упирался до последнего. Говорил, что должно же это “безобразие” кончиться. Крепче говорил, конечно. Мол, если доберёмся до колеи, не задутой, то можно и к отставшим возвращаться, натоптать след, а то, так-то какой смысл возле друг дружки копошиться. Долго упирался, но и его мастерство иссякло перед заснеженной долиной. Встал.

Будем ждать, когда тракторишка на обратном пути вызволит нас из плена белого. Ну, сутки, полутора придётся ждать, может больше. Поели, поговорили. Ночь спустилась, небо в звёздах, сопки серебром в лунном свете светятся, позёмка стихла, да теперь-то что. Стоим и надёжно стоим. Закемарили.

Вдруг, удобней устраиваясь, у горизонта заметил свет мелькнул. Подмигнул и исчез. Подождал, всматриваясь. Вновь мигнул и ещё раз. Толкаю “водилу” в бок.

– Смотри, идёт кто-то.

А, огонёк всё чаще моргает, подмигивает надеждой.

– Наверное, трактор идёт, – говорит водитель.

Ждём, смотрим. Через час по фонарям определяем, что навстречу идут машины. Да три машины. Но, двигаются как-то странно. Одна ползёт прямо по середине долины, а другие две по её бокам на значительном удалении. Медленно, но идут, и каждая своей дорогой. Ещё через час все трое УРАЛов уже близ от нас оказались, сошлись перед капотом нашего грузовика.

Смотреть, как они подходили, без восторга нельзя было. Борта каждого вдвое наращены вверх, и под самые “макушки” этих сооружений кузова нагружены. Идут по “целяку”, где не топтали трактора и машины снег, из-за перегруза тяжеленные и продавливают снег до земли. А, под снегом кочка, неровности всякие. Центр тяжести у этих машин высоко и качает их на кочке, смотреть страшно. Рыскают по сторонам, толкаются, но, ведь, идут!
Как перед нами встали, вывалились, другого слова и не подберёшь, в дым пьяные водители и их пассажиры. Рубахи до пупа расхристанные, двое в одних носках, без обувки, с пузырями под мышкой, на снег, и к нам брататься! Эвенские! Эвенские – это и есть отличие высшее. Только они могут ходить без дорог на перегруженных машинах. Босые-то не по пьяне, а потому, что ступней на педали газа “слушает” машину и что под ней, ищет, практически на ощупь, эту самую кочку, за которую “цепляется” УРАЛ и с одной на другую переваливается, давит снег, не позволяет мостам подвиснуть. Чем надо обладать, чтобы так ездить, описанию не поддается.

Во всей области у Эвенских такие дороги, вернее, никакие дороги, что при очень заманчивой оплате рейсов только горстка “отпетых” по ним ходить осталась. Претендентов было, конечно, много, но… Ребята все прелесть. Силушкой не обделены, охотники, рыбаки, грибники, ягодники. Память, что, кажется, помнят каждую веточку, что когда-то проезжали. Балагуры, попадешь с таким в рейс, не соскучишься.

Вот и сейчас, обнимают, тискают, водку расплёскивают. Чужакам рады, ну, а я свой для них. Что, да как, да откуда, да зачем.

– Руду? Да, ща. Выгрузимся прямо тут, отвезём камни твои, а потом это барахло дальше попрём, куда оно денется отсюда. Гы-гы, – басил сто двадцати килограммовый Вини-Пух.
– А, тож, – вторил ему Вострик. – Борька, а помнишь?...

Ну, куда без помнишь. На моё имя встрепенулся водитель-грузин. То, глаза закрыты были, стоял полураздетый на снегу, а как имя моё услышал, встрепенулся, выпучил свои огромные глаза на меня, да как заорёт:

– Борька! Ты!

Обнимаемся.

– Я, Важа, я. Как же ты машину ведёшь, пьянь, меня в упор признал через пять минут. – Улыбка Важи ещё шире расплылась.
– А, веду, ведь, кацо. Тут наледи нет, тонуть негде, помнишь?…

Вот и весь ответ. Что тут сказать, а ведь, ведёт.

С полчаса, наверное, колобродили, но затем влезли в свои кабины и так же, раскачиваясь страшно, пошли дальше, на Эвенск. И, мы тоже тронулись. Встал “мой” водитель в колею от эвенского УРАЛа, пополз натужно, но и километра не осилил, встал опять. Не идёт его машина и всё тут. Молчал, молчал, да и выдохнул:

– Не могу я так. Как же эти-то?

В полдень догнал нас трактор, привёл на “хвосте” отставших. Выстроились мы за ним и пошли не спеша по свежей дорожке.

Вот такие они “водилы” северные. А все вместе они, рейсовики, составляют водительское братство. И, цена у слова братство наивысшая. Этим ребятам водить машину месяцами в городе или посёлке – мука. Они “болеют” дорогой, как моряки морем, а геологи полем.

Буровики

Как только протоптали дорожку зимнюю на наш участок Биркачан, трактора потащили ёмкости для топлива, буровые станки, повезли машины солярку, бензин, колонны буровых труб, глину, соль и реагенты для буровых растворов, дизельную установку, снаряжение и оборудования для работы и жизни людей в зиму. Жилые балки, столовую, душевую сделали теплыми. Всё, можно начинать. Приехала бригада буровиков, и за пять дней до нового года забурились.

Настроение у всех приподнятое. Новый год на носу, новые планы.

– Год-то проработаем? – спрашивают.
– Проработаем, только бурить надо быстро и много, – отвечаю.
– Это мы можем, будь спок.

Два буровых станка бурят, только поворачивайся. В керне пошли чередой жилы, угол встречи нормальный, значит правильно бурим. Геологи документируют, опробуют, отправляют машинами пробы в лабораторию на анализы. Ждём, что-то анализы покажут. А оттуда привозят дискеты, в которых приятные цифры результатов аналитики. Не “с ног сшибательные”, но душу греют. Золотоносна зона, очевидно. Закончили пару скважин, передвинули станки. Что Земля-Матушка, сейчас нам покажешь?

– Ребята, – прошу буровиков, – аккуратненько, каждую крошку достаньте, пожалуйста.

От буровиков успех во многом зависит. Золотоносные участки жил и пород очень часто рыхлые и неприметные по виду. Их легко буровой снаряд может разрушить в крошку (шлам) и вымыть с буровым раствором если не всё, так значительную часть. Так что, можно пройти рудную зону и, увы, не распознать её. Тут не только умение и опыт необходимы, нужна хорошая сметка. Почувствовать, как ведёт себя эта железная громадина, из наворота дизеля, шпинделя, вращателя, насоса, буровых свеч и прочего, что вместе называется буровой станок. Так вот, почувствовать по показаниям приборов, по звуку, ещё как не знаю, что там на глубине в десятки и сотни метров сверлит буровая коронка, это надо иметь дар, дар, подкреплённый выучкой и опытом. Мозг мастера-буровика оперирует огромным количеством нюансов давления, скорости вращения, характером работы помпы, особенностями множества буровых твердосплавных и алмазных коронок, качества и вязкости промывочной жидкости. Но, талантливого буровика отличает умение по ситуации применить новаторство, “соображалкой” быстро и красиво решить проблему.

Вспоминаю, как тоже в декабре приходилось вести буровые работы вблизи месторождения Кубака. Бурила нам скважины бригада, уже изрядно поработавшая на месторождении. Ребята все опытные и там ходили не в последних. Правда, условия работы у нас сложнее - зима, буровая ютится на крохотных площадках на склоне крутой горы, туда воду и дрова доставить для подогрева промывочной жидкости целая история, а уж как тремя тракторами на кручи затаскивают буровой станок, дух захватывает, при малейшей заминке.

Но, не в этом дело. Не шла работа у буровиков. Бурилось медленно, керн поднимали не весь, дробленный. Словом, маята. Жалуются они, что геологи заставляют бурить, где хуже не придумаешь, загнали, мол, в разлом, где породы все битые, и так далее и тому подобное.

В это время на чукотском месторождении Майское закончили разведку. Месторождение по экономическим соображениям законсервировали, масса людей, прижившихся в геологическом посёлке, должна была сниматься, искать новое пристанище и работу.

Так к нам в экспедицию геологическое объединение направило временно, пока что другое для них придумают, шестерых мужиков. Все старшие буровые мастера в возрасте лет сорока-пятидесяти, доки в своём деле. Наше руководство их отправляет бурильщиками на наш участок, а кубакинских возвращает на их прежнее место, мол, пусть пришлые мучаются.

Приехали приветливые, весёлые от того, что есть работа. Познакомились, уяснили, что да где бурить, пошли в буровую. Это в полдень было, а к вечеру приходят и сообщают, что “раскидали” они станок, нужен им наш буровой мастер.

Горно-буровым мастером у нас в отряде был тридцатилетний Колюня. Кроме бурения мы ещё взрывным способом проходили канавы и траншеи, потому он и горным и буровым мастером был. Так вот, они к Николаю со списком, что им для ремонта и работы необходимо. Просят пошукать на Кубаке или по рации на экспедиционных складах запросить. Пристали к нему, как репей, мол, дай да найди. То одно, то другое. Для приготовления буровых растворов спросили такое, что наш мастер и не слыхивал. Запросил в экспедицию. Там отвечают, что есть испрашиваемое, неликвидом на складах давно валяется, ибо никто не пользуется, рады спихнуть, шлём.
Ну, наконец, через неделю начали бурить. Нашим смотреть в диковинку. Возле буровой горят костры горючие, варится на них в бочках мазута всякая из всего того “добра”, что им прислали. Всё это в скважину льётся. Только наш водовоз улыбается, остался почти без работы. Ранее только успевал с проруби воду закачивать и на буровую подвозить, а сейчас раз залил зумфы (большие баки с печным подогревом), и день не беспокоят его. Вода почти не поглощается скважиной. Они её, дырку эту, тщательно тампонируют. Привыкли на Чукотке воду беречь, так как там, где они прежде работали, речки с водой рядом не было, и наполнялись зумфы снегом, а тот вокруг буровой быстро выбирался. Научила их жизнь чукотская воду беречь, но не только этому.

Бурение у них тоже пошло. И породы вдруг стали, почему-то, не трещиноватые, и достают все сто процентов керна, иногда и трех метровыми палками (каменный столб диаметром в ~ 5см на всю длину буровой трубы), а скорость бурения такая, что рекордистам экспедиционным к концу месяца “на хвост наступили”.

Мастера. Вот они-то и подняли мне тогда с глубины триста семьдесят метров руду, оправдав мои воззрения на тот участок. Но, дело прошлое.
Сейчас ребята собрались не хуже. А ещё импортных “примочек” для бурения всяких полно. Только класс и показывать.
Тут с новой скважины керн привезли – пять метров жилы кварцевой и ещё не вышли из неё. У геологов оживление, таких крупных жил, а вышла она более восьми метров, ещё здесь и не встречали. Хоть золота и не видно, но по виду жилы, да по косвенным признакам хочется сказать “золотом пахнет”. Через сутки уже узнали из лаборатории, да, с золотом жила. Как-то поплыла идея о рассеянной золотой минерализации. Есть и мощные рудные жилы. Это радует. Теперь только выяснить, сколько их, хватит ли запасов золота здесь на аппетит руководства компании добывать его.

Полтора месяца дело шло хорошо. Но потом концы жилы потерялись, выклинилась жила, как у нас говорят. А новых нащупать сразу не смогли. Опять, тыкались, мыкались, и там и сям, а результаты как в минувшем году – ни да, ни нет. Получше, конечно, ведь, одно компактное и богатое тело выявили. Но этого мало. Весна, за ней лето пришло, а мы бурим. Чем дальше, тем уныние всё больше одолевает. Боссам надо месторождение с запасами минимум вдвое большими. К ночи смотришь в компьютер, “как баран на новые ворота”.

– Сдохнуть, что ли?

Идёшь к койке и умираешь, не долетев маковкой до подушки. А, утром всё вновь - работать, ждать, верить. Только где сил взять верить, как к озарению прийти и угадать ещё жилу золотую в недрах? Кажется, оглох и чувств лишился, пустота вокруг. Действуешь как-то шаблонно, инертно, безысходно. Но, только помня, что надо, “сучишь и сучишь лапками”.

Ни выезды на рыбалку, ни маршруты по округе не освежают мозг. Прелесть природы летней не проникает в душу, лишь скользит по ней, поглаживает участливо, но не помогает. В любом месте, вдруг, останавливает вопрос:

– Где? Как? – А ответа у меня нет.

На краю

Уже точно знаю, что этой осенью опять “встанем на краю”, опять придётся бороться за будущее.

Вспоминаются уже, наверняка, безвозвратно утерянные возможности прошлых лет. Там руководство не решилось бурить, там самим ума не хватило. На Тайгоносе такая захватывающая работа была, но грянула перестройка и оборвала все исследования. Столько начинаний, хороших идей кануло в лету.

Может судьба такая – прыгать с края и падать на дно пропасти?

А, Тайгонос не дает покоя. Столько находок было сделано в первые два сезона, а какие обещающие планы грезились. Но, неслучайно топонимический перевод имени полуострова Тайгонос звучит, как запретная земля.

Мистика, да и только. Начать с того, что казачки ещё с восемнадцатого века, острогами да крепостями укрепившись на побережье Охотского моря, не могли никак наладить сообщение между Гижигой и Пенжино, а далее путь на Анадырь. Все их многочисленные победные вояжи на территории коряков, непокорных и не платящих ясак, не позволяли им овладеть проходом мимо полуострова Тайгонос. Отряды, отправляющиеся этим путём, пропадали или возвращались сильно потрёпанными в стычках с коренными жителями.

Удивительно, но и коряки на полуострове никак не могли обосноваться, хотя конкурентов у них не было. Природа на полуострове богатая. Отличные ягельники для оленеводства, многочисленные стада горных баранов, сохатых, множество медведей, лис, росомах, волков, зайцев. Рай для охоты. На его восточной стороне к Камчатке климат теплее – поздняя осень, ранняя весна. Море наиболее обильно рыбой и морским зверем. Здесь и киты, и белухи, дельфины, котики и очень многочисленные стада тюленей. А птичьи базары кормят хищников в округе и не скудеют при этом.

Но не держались здесь люди. Уже при советской власти делались попытки расположить и закрепить на полуострове оленеводческие бригады, но через несколько лет последние теряли оленей, ещё что-то происходило… И опять, Тайгонос был пуст. Тоже произошло и с геологией. По непонятным причинам геологическое объединение в течение пятнадцати лет не позволяло геологам экспедиции вести серьезные геологические исследования на полуострове. А когда решилось, то геологов с полуострова смахнула перестройка, да и не только с него.

Думай что хочешь. Но у меня есть и собственные ощущения от работы на полуострове. В первый год работы на Тайгоносе я заметил почти не прекращающийся слабый гул в ушах, напоминающий очень далёкий шум дизеля. Часто возникало желание прислушаться к нему. Дизеля на сотню верст и в помине не было. Да, ничего не было, что могло бы быть услышано. Преследовал меня этот звук в ушах с месяц. Я уж подумывал, а в порядке ли моя головушка. Но, случилась трагедия с нашим вездеходчиком, погиб парень. Шум в ушах прекратился, словно, его и не было. А, ещё мы неоднократно видели явления, которые принято называть НЛО. Даже собаки вскидывались на них, когда они появлялись. Хотя, я склонен объяснять для себя эти явления, как атмосферные. Уж больно вольные воздушные потоки танцуют над сложным рельефом гор Тайгоноса, окруженного к тому же морем. Нередко на горном плато или хребте можно оказаться то почти в горячем воздухе, то ледяная струя из ниоткуда тебя норовит смахнуть вниз, а однажды на меня просыпался дождь при абсолютно чистом от горизонта до горизонта небе. А, грозы, пришедшие с материковой части, достигнув срединного хребта полуострова, такое вытворяют! Даёт природа понять, как ты мал пред нею.

Вот, и пришёл октябрь. Богатых рудных тел больше не смогли найти. Плохо. С другой стороны, уже более чем на два километра проследили золотоносную зону, а окончания её не ощущается. Такие масштабы хороший признак, но нужна богатая руда.

Работы на участке остановили. Всем необходимо разобраться в целесообразности продолжения работ на участке. Опять карты, разрезы, таблицы расчётов, объяснения. Почти умоляю:

– Бурить надо, господа. Ведь поверхность не дает ни малейшей подсказки. И руда и ее ореолы, всё скрыто, “слепой” объект (так говорят геологи о чем-либо не выходящем к поверхности). Ведь, посмотрите нашу историю. Сначала не было ничего. Бурили сезон – узнали о золотоносной зоне. Руды не встретили, зато обнаружили её, когда продолжили бурение в зиму. Сейчас только одно рудное тело, но и очень большая потенциально рудоносная зона, ограничения которой мы ещё не представляем. А знали бы мы об этом, если бы не бурили этот год? Поэтому, моё убеждение, надо бурить и бурить.

Эмоциональные доводы, конечно, но что ещё добавить к картинкам да бумажкам? Да и, правда в этом.

До конца ноября судили да рядили боссы. В конечном итоге решили продолжать. Хотя, прямо заявили, что если к весне положение с оценкой объекта не изменится, то разведку прекратят. Не только остановят работы здесь, а и экспедицию закроют, так как времени, к тому сроку, когда закончится руда на эксплуатируемом сейчас месторождении, для поиска нового месторождения, его разведку и введение в эксплуатацию уже не остается.

Когда было принято решение о продолжении работ, вспомнилось, что предыдущим вечером, совершая пробежку, вдруг услышал песню дятла. Песней это назвать сложно. Издаёт он толи свисток, толи гудок. Но неважно. Пропел совсем рядом несколько раз и застучал по дереву. Мелькнула тогда мысль, что скоро будем бурить на Биркачане. Вот, и подишь ты…

Так что, у нас последний шанс. Поехали бурить. Что нам морозы при современной организации труда и быта разведчиков. В балках тепло, душевая работает, повара кормят, как не каждого дома, спутниковые телевидение и телефон, а, уж, для работы есть абсолютно всё, от спецодежды до любого инструмента и материала. Бурите ребята, до весны надо успеть найти ещё минимум одно богатое рудное тело.

Канавщики

Вспоминаю, как в первую же зиму моего пребывания на северо-востоке выехал в середине января на участок, где по результатам минувшего полевого сезона проходили канавы.
На место работ первыми выбросились несколькими вертолётами со скарбом канавщики. Они срубили каркасы для брезентовых палаток, настелили дощатые полы, водрузили на них тряпочные покрытия (как и летом), зарыли эти сооружения снегом. Внутри палатки печка стол, нары. Живи, трудись и радуйся. Утром хорошо! Выскакивай из шерстяного (верблюжьей шерсти) спальника, а к подъёму в палатке, как и на улице уже -40°, ноги босые в валенки, хватай заготовленные с вечера растопку и сухие полешки, в печурку всё и запалил. Молнией обратно в ещё тепленький спальничек, и ждёшь, когда по палаточке будет растекаться блаженное тепло. Ну, а потом всё как у людей – встал, сладостно потянувшись, подбросил в печку дровишек, уже тёпленькой водичкой умылся, почистил зубки, попил чайку…, и начал жить новый день.

Днём канавщики ковыряют ломами мёрзлый грунт, делают в нём углубления от полуметра до полутора, засыпают в них взрывчатку. Взрывник соединяет “бурки” детонирующим шнуром, затем протягивает линию проводов до укрытия. Крутнул взрывную машинку, на кнопочку нажал, как в кино, бабах, и полетели камни из канавы. Иди геолог документируй, рисуй, да описывай, где обнажились в канаве скальные породы. Правда, иногда несколько дней геологу приходится ждать этого момента. Пока взрывами выбьют да лопатами выбросят камни из канавы. Сколько раз канавщикам необходимо ломиком бурки выдолбить, лопатой помахать… Канавки разные и порой случаются и в метр глубиной и в восемь.

В свободные дни геологу следует заняться заготовкой дров, рубкой льда для воды, приготовлением котлет и пельменей впрок на случай, когда работа навалится, т.е. когда канаву сдадут. Но, всё равно, работа неспешная, время не гонит, не получится здесь руды, родина нам предложит другие просторы. К тому же в это время день короткий, к десяти рассветает, а в четыре уже ноченька сопки баюкает. И мы с темнотой в палатки - стряпать, есть, читать да спать. Рай! Печурка дровишками потрескивает, светится малиновым боком, и такое уютное от неё тепло плывёт! Чайник с краю парит носиком, попыхивает в такт мелодии из радиоприёмничка, а свечка, как перелистнёшь страницу книги, такую игру теней создаст!

Но, вспоминаются те дни по другой причине. Через пару недель возле нас оказалась целая колония горностаев. То и следов их не было, ан, явились. Вначале они появились возле канав. Взрывы их не только не пугали, а привлекли. Их было более десятка. Обычно они обитают парами, а такая многочисленная колония уже сама по себе диковинка.

Но, интересней другое. Они быстро освоились среди людей, а вскоре мы могли наблюдать уморительную картину. Как только завершалось заряжание канавы, и проходчики и взрывник отправлялись в укрытие, к канаве стремглав неслись горностаи. Они устраивались на бруствере в ожидании взрыва. Через некоторое время происходил взрыв, вылетали с грохотом в клубах пыли и дыма селитры камни. Как клубы рассеивались, открывалась прелюбопытная картина. По краю канавы сидели на задних лапках, а вернее на попках, столбиками горностаи и покачивались, балдея. К ним стремглав нёсся пёс по имени Одеколон и носом сшибал их, как кегли. Он их не кусал и, вообще, не имел цели их обижать. Его желание было уронить как можно больше “столбиков”, пока они не очухались. Такая у него игра.

От чего ловили кайф эти зверьки, от контузии при взрыве, от пыли селитры или всего вместе, я не знаю. Но все два месяца, что мы проходили канавы на этом участке, эти наркоманы были постоянны в своём пристрастии. И, надо заметить, не один из них не пострадал. Так же был постоянен в своей забаве наш Одеколон. Горностаи жили в своё удовольствие возле нас. Пёс их не обижал, люди подкармливали, устраивали для их радости взрывы. Хорошо.

Один из этой братии поселился под полом моей палатки. Уже скоро он стал себя чувствовать, сначала, равноправным членом жилья, а затем, наверное, и хозяином. К каждому завтраку и ужину он являлся на стол и проверял, что я ем. Если что из моей еды его привлекало (всё что содержало мясо и рыбу), то он бесцеремонно это забирал, не взирая, что загодя дань в виде этого продукта ему была преподнесена. Ну, жадина невероятная. Мои попытки защитить свой кусок уже скоро вызывали с его стороны грозные крики, шипение и устрашающие позы и прыжки. Наглел со дня на день, нрав имел прескверный, тащил из дому всё, что только имел силёнки утащить. А силёнки, этот малец, размером с белку, имел замечательные для его калибра.

Однажды я в свободный от документации канав день спустился к реке на рыбалку. Предыдущие попытки рыбачить приносили одну, пять рыбок в пол килограмма весом, иной раз и ничего, а тут выдался очень удачный день. К сумеркам я наловил полный рюкзак крупной мальмы, каждая весом около килограмма. По темноте я с трудом втащил этот улов в сопку, где стоял наш лагерь. Обессиленный, высыпал рыбу в ящик, что стоял вблизи моей палатки, зашёл к канавщикам, порадовал их приобретением свежей рыбки и отправился восвояси в свою “конуру”.

Ночью разыгралась пурга, и утром, когда я высунул нос из палатки, был такой снегопад, что далее нескольких шагов ничего не было видно. Что ж, выходной для всех.
Пришло время, я надумал заняться рыбкой. Подхожу к ящику, а он пуст. Решил, что канавщики, раз тоже отдыхают, меня опередили и коротают время с приготовлением рыбных яств, тем более, что среди них был замечательный повар, настоящий бывший кок с траулера.

Сглатывая слюну, в предвкушении гурманских ощущений, вваливаюсь к ним в палатку. Ни запаха рыбного, ни самой рыбы не видать. Разомлевшие от нежданного отдыха мужики попивают чай в сумраке и не помышляют о еде. Отправился на расследование. Через некоторое время мой взгляд освоился к обстановке снегопада и по чуть приметным неровностям белого покрова я выяснил причину исчезновения рыбы и её обнаружил. Оказалось, что эта мелюзга, мой сожитель, за ночь всю рыбу, а это более тридцати килограммов, перетаскал на расстояние в двадцать метров в углубление под деревом, сидит на ней и, вроде как, охраняет уже свою собственность. Когда я его на рыбе обнаружил, он поднял такой крик, словно я грабитель.

Рыбу я тогда забрал, наладив его пинком валенка, животы свои мы ухой и печёной рыбой ублажили. И впредь с моим соседом мы жили в постоянных перебранках, а мне приходилось каждый раз защищать свою миску от “террориста”. Не помогали и периодические нахлобучки, что я ему устраивал, доведённый его хамством. Как он там без меня потом поживал, кому ссудил свой “чудный” нрав?

Продолжу о канавщиках.

Ребята этой профессии для нас геологов на склонах гор и сопок обнажают узкой полосой (канавой) из под различных природных наносов скальное полотно. Смотри геолог, стучи молотком, соображай, как руду искать. Смотрит, видит, что вскрытая жилка ветвится, словно русло с рукавами, а минералы её слагающие, кроме кварца - ещё барит и кристаллики флюорита. Белая глинка, что каолином зовётся, заполняет трещинки и каверны, что возникли в результате кислотного выщелачивания породы когда-то миллионы лет назад циркулирующими горячими источниками.

– Ага, – соображает геолог, – похоже на кровельную зону оруденения.

Похоже. Но не забывай добавить, что может быть. Чаще случается не быть.

Оруденение штука капризная. Чтобы оно случилось, необходимо совпадение очень большого количества факторов. А уж по периферийным признакам как с тщедушными человеческими мозгами угадать, что именно здесь в глубине тверди случилось это великое совпадение? Так ещё, после того, как руда образовалась, тектонические подвижки сместили блоки пород относительно друг друга, и признаки ближнего нахождения оруденения могут оказаться вовсе не близко от желанной руды.

Всё-таки о канавщиках. Работа с ломом и лопатой в полях северных не является престижной и осознанно выбранной. Судьба ссуживает её по случаю.

Случай встретиться с такой профессией приходит обычно после череды падений по ступенькам социальной лестницы. Пьянство, семейные драмы, преступления и просто безразличие к собственной судьбе ведут из городов на север, а на его просторах их ждут геологи, которым необходимо рыть канавы чёрти где, куда нормального человека ни какими “калачами” не заманишь. Хотя “калач” их ждёт здесь неплохой, так как платят за этот труд деньги не малые. Хватает на алименты, долги раздать и попьянствовать всласть после полевого сезона. Эта пьянка и забирает все излишки от погашения должного и необходимого отсылать, сколько не заработай.

Возраст этих людей преимущественно тридцати – пятидесяти лет. Собирает их жизнь со всей обширной страны-матушки. Попадают в канавщики военные, моряки, лётчики, музыканты, прокуроры, учителя… и даже попы. Вот только врачей среди них не припомню. Образованность их от почти нулевой до максимально высокой. Мне доводилось работать с бывшими: капитаном пассажирского теплохода на международных линиях, коком с большого траулера, инженером строителем.

Очарователен в своей первобытной простоте был в моей памяти пятидесятилетний татарин, до сорока лет не знавший ничего за пределами своей деревушки в глухомани степной. И его путь в канавщики был обычен. Семейный скандал, падение кого-то там из родни на пол погреба…, тюрьма татарская, где мир обрушил на него всю грязь вселенскую. Душа его “вскипела” – зона колымская. Нам же его отправили, как во спасение невинной души деревенской от “ненавязчивых” правил поведения уголовного контингента. На его счастье нашёлся умный начальник, отправивший мужика из зоны на трудовые исправительные работы под ответственность геологов.
Почти все эти человеки по прибытии в экспедиции получали прозвища, прямо соответствующие их судьбе: Прокурор, Кэп, Кок, Комбат, Бугор, Поп, Вождь Краснокожих (тот, что индейцев в своей жизни повидал), Сударь, Сантехныч, Таксист…

Жить и работать с ними бок о бок интересно. Такой “винегрет” судеб в городах не встретишь и не получишь столько поводов призадуматься о смысле человеческой жизни и её ценностях. Со временем, благодаря этим мужикам я понял, как колоссально полярна суть человеческая и какие силы могут удержать эту полярность. Понял и то, что надо в поте лица трудиться со снастями на паруснике с именем Судьба, чтобы ветры лихие не куражились беспрестанно над ним, ломая мачты и пробивая борта.

Вернувшись к работе канавщиков, замечу, что и в их труде, как в каждом, ум побивает силу. Ковырять камни и мерзлоту днями напролет сила и выносливость необходимы, но ещё более необходима смекалка – какой глубины сделать зарядные шпуры, какой заряд в них положить, с каким замедлением применить детонаторы. Ведь, используя больший, чем надо заряд, несоответствующий обстоятельствам глубины “бурки”, взрывом можно разрушить ещё не вскрытое скальное основание склона сопки. Тогда объём камней, которые должны быть выкинуты из канавы, только увеличится. А слабый заряд плохо раскидает камни и большинство в канаву же и упадет. Словом, нюансов у этой работы много, и можно без ума в кровь истереть ладони об ломик, а не заработать более чем на хлебушек. В итоге, те, кому соображать трудновато, становятся ведомыми у Сударей, Кэпов и прочей “антеллигенции”.

К сожалению сезонный, тяжёлый физически труд и долгое вынужденное воздержание от спиртного тягу к алкоголю не излечивают. При первой возможности пьют. Сказать, что пьют сильно, очень мягко об этом процессе в их исполнении будет сказано. В посёлках в периоды долго простоя, обычно зимой, так многие и сгорают от употребления змия зелёного. В полях, если есть возможность, бражку обязательно замутят. Благо это им нечасто удаётся. Но всё же.

Однажды осенью с коллегой мы следовали на участок, где раньше нас обосновались для предстоящих работ трое канавщиков и взрывник. Предстояло нам вместе с ними пройти несколько канав, где летом в маршрутах на склонах сопки обломки жил были встречены. Так в ожидании нас ребята с бражкой “загудели”. Подходим мы к лагерю, который, впрочем, состоял всего из двух завезенных тракторами балков, тишь нежилая. Когда поравнялись с одним из них, вдруг, дверь его отворилась, и выпал с высокого крылечка на землю Вождь, а его друг Сударь повис на ручке двери, упираясь ногами в порог. Вождь же, приземлившись на четвереньки, из этой позиции никакими силами сдвинуться не мог настолько был пьян. А на земле-то уже лежал снежок. Да и выпал Вождь справить нужду малую, ан вот оказия. Как сие сделать в положении таком “интеллигентному” канавщику? Пока он, покачиваясь, собирал силёнки на “подвиг”, друг с аналогичной задачей с высоты крыльца, болтаясь на ручке двери флагом, справился. Закончив процесс он с сочувствием смотрел на друга, и изрёк:

– Ты бы варежки одел бы. Ведь, заморозишь руки.
– Ну, истинный друг, – ржали мы, озаботился.

Вот такие они мужички. Отдать должное их дружбе можно и серьёзно. Вождь страдал астмой и пользовался баллончиком специальной аэрозоли при приступах. Когда он до подобной степени бывал пьян и приступ случался с ним во сне, его Сударь же, сам будучи смертельно пьян, и выручал. Видя подобные случаи, чувствуешь почти нереальность органов чувств. Человек может ориентироваться в мире вовсе без них. В этих случаях, оглушённый алкоголем Сударь, тяжело спящий, не реагирующий абсолютно ни на какие звуки, в состоянии, когда его можно перетаскивать и не пробудить, заслышав даже слабый хрип астматического приступа, как труп из могилы, не открывая глаза, подымается в хаосе минувшего пьянства, двигается к месту, только одному ему в этот миг известному нахождения баллончика, иногда просто в невероятных местах, затем к другу и, всё так же слепо, делает ему инъекцию… И обрушивается в потусторонний мир рядом.

Вот в этом примере, пусть он и не красив, наверное, лежит суть дружбы.

Аборигены

Мы бурим, на душе подъём, новый год неспешно приближается. Мороз стиснул зубы, “жмёт” что есть мочи. Серый столбик на нашем градуснике до -55° сжался, а дальше уже некуда ртутному шарику закатиться. От этой стужи у бульдозера на перевозке буровой, словно бутылочное стекло, рассыпалось несколько траков. Железо становится хрупкое, ломкое.

А люди что? Им ничего, копошатся, делают каждый своё дело. Главное для них, что есть работа с достойным заработком. Никакой героики. Ну, подмёрзла щека, кожу на пальцах отморозил, бронхи застудил. Так, мелочи. Главное бурим, и есть надежда.

Надежда теплится и в результатах бурения. Надо найти новое рудное тело. Уже стольким это надо…

Пришли в гости оленеводы. Пожаловали к нам два парня лет двадцати пяти и двадцатилетняя девушка. Пешочком дотопали по такому-то морозищу и привели двух оленей. Цель их визита покушать сытно, пообщаться, посмотреть, как геологи живут, работают и, возможно, если получится, обменять оленей на продукты.

Сейчас это почти абсолютно брошенные властями люди. Живут впроголодь, практически едят одну рыбу и мясо оленей, которых выпасают, даже чай и сахар для них стали редкость. Есть у них деревянные дома на стойбищах, но часто на кочёвках оленьих живут они в брезентовых палатках, по большей части доставшихся от геологов. И вот в этих, уже почти прозрачных парусиновых укрытиях с жестяной печуркой, они коротают время и спят в оленьих кукулях. Кукуль это просто мешок, сшитый мехом внутрь. Оленьими шкурами же застилается земля, очищенная от снега. Другой утвари кроме примитивной посуды (миски, ложки, кастрюльки, ведро да чайник) у них нет. За порогом палатки обычно куча сваленных чаще всего без подручных средств сухостойных деревцев и веток. Тут же рядом безобразного вида топор и двуручная пила, с редко каким острым зубом.

Мужчины много времени в любую погоду проводят на улице. Их дело пасти оленей, защищать от волков, готовить дрова, перевозить незатейливый скарб при кочёвках, сооружать временные стоянки, ходить на охоту. Охотятся теперь редко. Оружие – это старые карабины образца Ворошиловских времен, патронов к ним всегда мало. Тратят их в основном на борьбу с волками. В советские времена волков регулярно с вертолетов в зоне оленьих выпасов отстреливали. Теперь этого нет. И чинят волчьи стаи настоящий разбой. Режут оленей при своих налётах десятками. А то даже случилось, что у запивших и потерявших должный контроль оленеводов волки отбили более сотни оленей из стада. Угнали их в сторонку и сами пасли и тренировали свою молодь нападать и бить бедолаг стадных. Неслыханный до сих пор случай.

Женщины кочующих обычно хлопочут у очага. В колхозах их называли чумработницы. Не без юмора был чиновник, что сочинил им это звание в рядах социалистических трудящихся. Представители слабого пола, так гордо звавшиеся, на стоянках шьют, чинят одежду, выделывают шкуры оленей или те, что добыли на охоте мужчины, варят мясо да чай, когда есть мука и подсолнечное масло, пекут лепёшки. Вот если для лепёшек всё есть, то они жарятся почти непрестанно, пока что-то необходимое для процесса их изготовления не иссякнет. Индейцы их обожают, и едят, едят и едят с чаем. Особенно молодые парни, на долю которых выпадает основное время “вращения” возле стада, глотают их без счёта. Прибежит от оленей, похватает, похватает. Унесётся. Через час бежит опять. И так, соответственно, до тех пор, пока оладушки не кончатся.

Теперь кончаются быстро. А перерывы, ух, длиннющие. Основная еда мясо, которое варится в большой кастрюле. Покипела вода недолго, шапка серой пены разбежалась по всей кастрюле, уже снимают, готово. В такой скоротечности варки оленины есть резон. За крохи минут кипения мясо становится мягким, немножко чуть сыроватым, но со всем тем, что так необходимо, лишенному других источников витаминов. Редко какой русич будет есть его по-аборигенски. Редко и какой из них снесёт такие условия жизни. А аборигены живут, да ещё и отказывают себе в благоустройстве своего существования. Всё необязательное в их жизни выменивают у заезжих варяг, обычно у авиаторов, шоферов и вездеходчиков, на водку. Часто даже и минимально обязательное забирает “огненная водица”. Благодаря ей и, как следствие недоеданию, переполнено представителями орочей, чукчей и коряков туберкулёзное отделение областной больницы. Особенно много среди больных детей.

Варягам Бог судья. А аборигенов он же, христианский Бог, взял ли под попечение? Шаманы перевелись и воззвать к богам индейским, чтобы услышали, некому. Живут индейцы в параллельном мире и всё реже пресекаются их дорожки с урбанизированной самопоглощенной своим эгоизмом, цивилизацией.

Вот и в этот раз, пожили молодые гости недельку среди нас. Тихонечко приходили в столовую с отмытыми красивыми лицами, исправно кушали, подолгу пили крепкий сладкий (сладкий!) чай со сладкими пирожными, заглянули во все уголки хозяйства геологического, полюбопытствовали с очаровательной улыбкой познания, рассказывали, о чём спрашивали. Когда собрались уходить, снабдили их что могли унести. Девчушка как-то легко ручкой взмахнула на прощание, и отправились они восвояси, улыбаясь и, вроде, как-то радостно.

Ушли вместе с оленями. Через недельку придут другие. Будут менять “вахту” пока мы здесь. Собачка их осталась. И она уйдёт, вот только чуть отъестся, и уйдёт вслед. Иногда, после общения с ними, жалость берёт за горло, а иной раз и радость за них. Дети, дети природы. И умеют радоваться жизни, как нам не дано. Мы же природе почти чужаки.

Уже второй год подряд летом нас посещали тоже молодые, чуть менее тридцати лет два парня коряка. В своё время они учились в Омсукчане в интернате, летом выезжали в оленеводческие бригады к родителям. А осенью, когда их возвращали в городское общежитие учиться, убегали в бригады. Их возвращали, учили грамоте по стандартной для всех детей необъятной родины программе, обучали на механизаторов. Из стен интерната ребята отправились в армию, где шоферили, а вернулись домой, когда страна была в глубочайшем пике перестройки. Совхозы и колхозы растаяли как весенний снег, а бывшие служилые никому были не надобны. Помыкавшись в городишке, отправились друзья в тундру, в сопки, к речкам. Вспомнили они, что где-то там, на одной из забытых дорожек стоит тракторишка, колхозниками брошенный, который можно оживить. Добрались закадычные до “спящей” дэтушки (ДТ-75), поколдовали. И стала она для них, пусть не резвой жеребицей, но всё же неспешно бегающей клячей.

Когда наши механики взглянули на способы решения механизаторских проблем этой железяки, они только головами качали и удивлялись человеческой изворотливости. В “золотые застойные” времена колхозники на всевозможных дорожках оставляли заначки солярки, бензина и масла. Где пару бочек, где пол бочки. Вот эти ребята и кочуют от заначки к заначке. В богатых дичью и рыбой местах они подолгу задерживаются, живут в оставленных геологами баньках да брошенных балках, заготавливают мясо и рыбу копчёную. Когда припас становится достаточный, они вывозят его в город ли, на трассу или к старателям да геологам. Рыба у них вкуснющая. Обычно аборигены не отличаются умением красиво и вкусно рыбу завялить и закоптить, но эти молодцы. Меняют свою добычу парни на еду, патроны и одежонку какую, и на поскрипывающем всем, что только может скрипеть, агрегате уезжают в сопки.

“Лошадку” их тоже уважили, где подварили, где какую железяку заменили, заправили и приторочили пару бочек солярки сзади кабины на “вертолёте”, так называется специальное их брёвен и проволоки приспособление для груза.

Вот так они и живут уже несколько лет. Не пьют, не курят, нет ни жен, ни подруг, людей видят два три раза в год. Кочуют в ареале сто на сто километров, как птицы. Но как они улыбаются при встрече! И так же счастливо они сияют, когда возвращаются в свой мир с необходимым им для жизни в нём.

Иногда в маршрутах я ловлю себя на мысли, что хочу услышать и увидеть их тракторишку. Прислушиваюсь, выглядываю, думая, что, наверное, этой награды, встретить их, я не заслужил.

Родился ребёночек

Летит вселенная, вращаются солнца и планеты, отсчитывая для нас время. Готовимся встречать новый год. Сходили к склону, раскопали из-под снежного покрова стланик, наломали самых пушистых с изумрудной хвоёй веток и соорудили из них ёлочку. Украсили её самодельными игрушками да специально привезённым “дождиком”. А повар, кормилец наш, таких и столько яств наготовил! К курантам привезли с буровых всех мужиков, сели дружно в столовой, “царя батюшку” с экрана голубого послушали, под бой часов главной башни страны пожелали всем удачи. Потом палили из двух ракетниц в звёзды. Новый век! Не попали, пошли есть да говорить. Через пару часов одни на буровые вернулись другие ушли почивать.

Январь и февраль прошли в лютых морозах и напряжённой работе. Буровики бурят быстро и много. Лаборатория анализы выдаёт на следующие сутки, как получает с машинами пробы. Компьютер да программные обеспечения позволяют почти моментально обрабатывать результаты, рассматривать их в разрезах, проекциях и трёх мерных моделях. Фантастика, а не работа, по сравнению с ещё недавними годами. Только вот результат бурения всё тот же. Ни да, ни нет.

Нервное напряжение нарастает. Опять злые языки воют “за упокой”, а лица тех, кто и не хотел бы пессимистам верить, скучнеют. Всегда почему-то много желающих давать убийственные прогнозы, что бы потом, констатируя крах и наслаждаясь своим провидческим умом, сладострастно молвить:

– Я же говорил.

Вот только провидцев добра и удачи не сыскать.

Так как же бурить в этой зоне? Как соединить в единую картинку все уже в обилии полученные знания? Как прозреть в недрах её “ядрышки” золотые? Нету моченьки больше напрягать хилые “испрямины” в головушке упрямой. Неужели больше не взойдёт солнышко нашей удачи? Вот так, причитая, и корпишь до полуночи, стараясь собрать из мозаики фактов лабиринтик “к кладу золотому”.

Уже и апрель на дворе с ослепительным солнцем. Радуешься ему. Но очень быстро затмевают радость тучи сомнений. А тут ещё случилось непредвиденное. Там, где намечено бурить следующие скважины, потекла наледь. Это когда вода сверху льда идёт, выдавленная холодом из недр. Бурить планируемые скважины стало невозможно. Чтобы задать новые скважины, необходимо согласовывать с руководством. Ведь, на этой стадии работ должна выдерживаться методика бурения, расписанная в проекте, да и не дешёвое это дело бурение, чтобы тыкать куда попало.

Но, тут со мной что-то случилось. Мысли хаотически крутились и ничего продуктивного не выдавали. Весь день крутился, как на шиле и решил поставить скважину на непредусмотренном ранее месте и второй уже раз в своей жизни пробурить для всех не туда и глубже чем полагается. Сказал себе, что оправдаюсь условиями, осмелел, пошли с геологом задавать новую цель для бурения.

Почти по наитию действовал. Указал рассчитанную в компьютере “точку” маркшейдеру и направление бурения, тот её определил на местности. Установленная вешка оказалась на краю овражка. Надо сдвигать “точку”, буровая не встанет, как следует. Что-то запекло в груди. Говорю геологу:
– Володя, подвинь, как посчитаешь нужным. А я пошёл, а то нервы сейчас лопнут.
Улыбнулся мужик понятливо:
– Вали, – говорит, – подвину на пару метров.

Бурим день, бурим второй, третий… Такой беспросветно скучный керн поднимают из скважины, что хоть плач. Признаков руды и в помине нет. Когда глубина скважины достигла двухсот метров, а вид пород, поднятых из скважины, всё такой же ужасно безнадёжный, паника тихо поползла по душе. Собрался же бурить скважину глубиной в триста пятьдесят при проектных глубинах в двести метров. А коли она вся такая пустая будет? То головушку “снимут”. Как не отступил, решил что ли “нырнуть до дна”?

Скважина уже глубиной двести сорок метров и выглядит убийственно безнадёжной. Увидел, что привезли с буровой новый керн. Иду спустя некоторое время к геологам, что его документируют. А они встречают с улыбкой. Видимое золото в керне, богатая рудная брекчия лежит в ящичках, сияет удача!
Как потом выяснилось, место, где руда прячется, я угадал, но с углом падения золотоносной жилы ошибся ровно наоборот, и падение её было почти такое, как и угол наклона скважины. Но боги были с нами. Ствол скважины почти точно в “голову” жиле попал. То было везение невероятное. Сдвинь Володя скважину ещё на пару метров вперёд или назад и не видать нам улыбки Фортуны. Прошёл бы ствол скважины рядышком в метре мимо. Как тонко было всё… Не встретила бы скважина та руду, думаю проект бы закрыли, так как ни одна из планируемых проектом скважин в её, рудную брекчию, не попадала. А так мы получили большой интервал с высокими содержаниями золота.

Биркачан обрёл новую жизнь. Вернее, только теперь он стал жить по-настоящему, родился ребёночек, а всё, что было прежде, то были родовые схватки.
Работа завертелась ещё быстрее, правда, теперь уже в припляс. С удачей всегда радостно. Ещё два станка притащили. Теперь уже четыре буровые заработали.
Маю мы улыбаемся, так же, как и он нам, во всю ширь. Тепло, дороги вытаяли. Лица у всех быстро загорели. Весеннее солнышко, как живописец, быстро окрашивает руки, шеи и лица в красноватые и шоколадные цвета. На майские праздники выехали на реку Омолон на первую весеннюю подлёдную рыбалку. И хоть, рыбы почти не наловили, отдохнули отлично. В таком настроении что не делай, всё в радость. А тут шашлыки пожарили, чайку с костра попили, баек рыбацких и не только понарассказывали. Хорошо!
На душе лёгкая эйфория, хочется к морю. В это время на побережье здорово. Лагуны открылись, морская волна катит неспешно, ещё не разгулялась. Запах её пьянит. Огромные куски припайного льда рыдают на солнце, роняя слёзы в пляжный песок. Чайки суетятся, кричат, высоко летят гуси, лебеди да утки чуть пониже. Медведи выходят на берега, где скалы уходят в море. Там, на этих скалах, заливаемых в приливы, растёт молодая морская капуста, весеннее лакомство для косолапых. Можно и какую-нибудь разомлевшую от ласкового солнышка и потерявшую бдительность нерпу подкараулить. Хотя обычно эти ластоногие отдыхают на бережке семьями с выставленными сторожевыми постами.

Нередко на пустынных морских пляжах можно увидеть и лису с линялыми боками. Она знает, что не представляет теперь интереса для человека и не боится до такой степени, что может даже поспорить с ним из-за какого-нибудь выброшенного волнами краба. В этот момент она, ну, собака собакой, только длиннохвостая. Сейчас ей надо быть проворной здесь в поисках еды. Конкуренцию ей кроме чаек составляют ещё чёрные вороны. Эти большие птицы в чернущем оперении всё больше ходят в прибойной полосе пешком. Пробавляются всякой мелочью, а попадись что покрупней, лисе не дадут подступиться. Дружные и умные птицы в защите своих интересов.

Приходилось видеть, когда обитатели птичьих “базаров” на яйцах, как вороны применяя хитрую командную тактику разоряют гнёзда. Двойка, тройка воронов имитирует атаку гнездовий с воздуха. Чайки на них реагируют, снимаются со скал, и начинают отчаянно бросаться на агрессоров. В этот момент другая группа воронов скоком, прискоком спускается с верхней гряды скал и хватает яйца и птенцов из оставленных гнёзд. Пока их заметят да прогонят, те уже неплохо успеют поживиться. Пролетает такая команда разбойников вдоль клифов с гнездовьями и сменяя друг друга насыщается.

На севере именно на побережье на обращенных к солнышку береговых обрывах появляется первая растительность. Прорастает первая травка, а за ней и жёлтые цветочки-лютики и фиолетовые подснежники.
В течение двух месяцев занимались оценкой золотой брекчии. Почти каждая скважина давала хорошие результаты. Приятно. Можно поднять голову и выкроить время, чтобы пообщаться с природой, запечатлеть её прелести на цифровое фото. На рыбалку вечерком сходить, скоротать время до полуночи у костра на берегу великой реки Омолон. Насладиться летом, его теплом, ароматами, звуками, восторгом момента поимки на удочку хариуса или линка. А как лось вывалится из тальника к реке воды попить. Красотища!

К июлю с найденным рудным телом разобрались. Теперь подавай следующее. И хоть мы, геологи, знаем о месторождении теперь не мало, найти следующую золотую жилу задача всё ещё непростая. Ведь, предыдущие тела так по-разному в плане и по высоте расположены. Но сегодня уже всё по-другому. Компания уже с лета думает о работе осенью и зимой. Решено обустроить вахтовый посёлок на месторождении максимально комфортным для проведения детальной разведки. Завезли контейнеры, из которых сооружаются помещения для большой столовой, для дизельной, жилые помещения. Трактор притащил двадцати тонных габаритов контейнер, уже оборудованный под санузел и душевую с биосистемой очистки неизбежного от человеческого существования. Сооруженный из двух сваренных контейнеров “дворец” отдыха, планёрок и презентаций для заезжих “генералов” увенчали спутниковой телевизионной антенной. Сделали и гараж для техники. Установили столбы для линии электропередач, натянули провода, подсоединили всё, что необходимо. Стали монтировать большой электроагрегат. Сам дизель воздухом на подвеске перенёс с рудника вертолёт Ми-8. Экипаж ювелирно опустил его на специальную для двигателя раму. Осталось только его на этой раме задвинуть в помещение, смонтировать на нём все полагающиеся причиндалы и запустить. Вертолётчики довольны, давненько им не приходилось что-то подобное, как такой тяжёлый и сложный агрегат устанавливать. Но получилось удивительно здорово. Говорят:

– Мастерство не пропьешь!

Вертолётчики

Авиаторы на севере тоже и обычные и, в тоже время, особенные. Север с его разнообразием ландшафтов, климатических условий и видов деятельности обитателей его просторов требует применения абсолютно всех возможностей машины и умение ею управлять для решения всевозможных задач. Приходится работать в море с моряками и рыбаками, в тундре с оленеводами, в горах с геологами, охотниками и старателями, на трассах дорожных и электропередач со строителями, энергетиками и дорожниками. Они “волшебники в голубом вертолёте” для метеостанций, а для тех, кто попал в беду или заболел, – ангелы.

Все они разные по характеру и способностям, но работа на севере не позволяет им быть не мастерами. В советские времена в разгар масштабных геологических изысканий вертолёты и их экипажи были неотъемлемой частью деятельности экспедиций. Широко использовалась наземная техника (трактора, вездеходы, машины), но только вертолёты могли попасть всюду. И наполняли они своим гулом небеса, работая на геологоразведку.
Как-то в разгар полевого сезона нам сменили экипаж. Прежние пилоты ушли в отпуск. Полетели со своими семьями греться в тёплые края. Прилетел с базы экспедиции вертолёт, и из него вышел бравый экипаж тридцатилетних парней: командир, второй пилот и бортовой механик. Летали они прежде на Чукотке. Там тундра, да мелкосопочник. Но у нас горы – хребет Корбендя, вершина Колымского нагорья с перепадом высот более километра. Протяжённые скалистые гребни с пиками вершин, ледниковые цирки с многолетними снежниками, каньоны, дно которых почти не видит солнца, склоны, покрытые зарослями стланика, порой почти непролазными, и залесённые долины, по которым шныряют геологи, их испугали. У нас началась маята, у них руки дрожат. Дней десять мы с ними промучались, и не сделаешь ничего. У них инструкции.
Но случился у кого-то в отряде день рождения. Понятное дело, начальник отряда достал из вьючника для такого дела бутылочный припас. Вечерком сели на кухне вокруг стола с яствами, погрюкали кружками эмалированными, чокаясь, забалагурили. Через пол часика разговоров лица геологов обернулись к летчикам, и так им наступили на самолюбие пилотское... Не обижали, просто смысл речей к ним был:

– Что ж вы, мужики али кто, глазки строить будем, или работать…?

Достало их здорово. Это выяснилось уже со следующего дня. Они стали так летать, что чудно, как не разбились в те дни. Машину грузили сами и под завязку, только пальцем покажешь куда сесть, туда и плюхнутся. Именно плюхнутся, так как другого лучшего слова для их посадок тогда и не подберешь. Пот с них градом лился от напряжения и преодоления страха, хорошо ручка управления железная, а то бы судорожными пальцами помяли бы её бедную. Но пыжатся парни изо всех сил, тем более видят, что геологи-то не боятся, прыгают в вертолёт и из него, словно он велосипед. После ужина пилоты проваливались в сон мертвецкий, набрав перегрузок физических и эмоциональных.

Потихоньку привыкли, заулыбались. Сами признались, что сделали их геологи мужиками, да ещё какими. Через месячишко до того прониклись трудами нашими, что считали ущемлением их гордости, если мы что-то там на склонах перетаскиваем или совершаем километровые переходы до места, где вертолёту удобнее нас забрать. Апофеозом стал такой случай.

Планировали мы аэродесантный маршрут, это когда утром геологов вертолёт выбрасывает в горах, а вечером оттуда забирает. Высаживаться предстояло на хребте. Тут, как говорится, всё просто и понятно. Спустившись с хребта, две пары геолог-рабочий должны были исследовать склоны каньона, воды которого несут шлиховое золото. Погулять-то по каньону не проблема, удовольствие даже, но вот как оттуда выбраться мы и размышляли. На склонах присесть вертолёту негде, на хребет обратно влезать в конце дня с полными рюкзаками, ох, как не хочется. Да и по времени это значительно сократит маршрут. В каньоне же тесно, страшновато летать. Висим над картой, пальцами водим. Есть в этой природной щели местечко на повороте, вроде, попросторней, но может быть только чуть-чуть. Командир после сомнений решился.

– Ладно, – говорит, – буду забирать отсюда. В каньоне всегда сквозняк, ветер хорошо тянет с верховьев, это поможет зависнуть над точкой и взлететь с неё. Завтра, как вас на хребте высажу, попробую с нижней части долины туда залететь, примериться. Если из каньона улечу сразу на базу, других разбрасывать, то значит всё в порядке, в восемь ждите здесь. И ткнул пальцем в дно каньона.

– Если не получается, подлечу к вам, ручками разведу, мол, извиняйте, топайте к облакам на хребтик.

Так и договорились. Утром случилась отличная погода, голубое небо во всю ширь, только горизонт со стороны моря имеет белую кайму. Но там вынос, как говорят, дело обычное. Полетели. К хребту Ми-8 передним колесом прислонился, мы попрыгали, присели подождать, как он там внизу примерится к каньону. Экипаж сделал круг, влетел снизу по течению в долину между обрывов, поурчал там минуту, взмыл и ушёл в сторону базы. Всё ясно, где нам его поджидать. Поползли по отрогам работать. Через два часа вертолет высоко пролетел на юг. Сегодня у него ещё там работа в соседнем отряде. Будет вечером возвращаться от них к нам, заберёт.

Каньон излюбленное место обитания горных баранов. Кругом встречаются их следы лёжки. А вот, они и сами стоят на скалах, красавцы. Нам бы ту лёгкость, с какой они передвигаются здесь, может, и обошлись бы без вертолёта. Однако ж, ползаешь “утюгом”, обливаясь потом, а ещё “венцом природы” себя назвал. Смех, да и только. Вон, круторогий побежал, как облачко над гребнями парит, почти их не касаясь! К полудню орлан над нами завис. Такое впечатление, что за несколько часов он и разу крыльями не взмахнул, кружит на своих крыльях-парусах, то ниже, то выше. Фантастически красиво!

В каньоне работать геологу интересно. На скалах, материнской твердыне, всё видно: пласты пород, границы между ними, разломы, трещины, какой толщины и куда простираются жилы кварцевые, сколько их. Правда, уйму времени тратится на замеры, зарисовки и описания. Но наблюдения здесь ценны тем, что их можно распространить и на соседние территории, закрытые наносами и растительностью. Уже прелести природы забыты, работа забрала всё внимание. Рабочему сегодня хорошо. Пока геолог всё замерит, да опишет, успевает отдохнуть и, даже, силы есть камушком в сторону баранов запустить. Обычно не до таких глупостей, только успевай за этими “сохатыми” в геологической робе. Только догнал геолога, пока он там что-то описывал, на карте и фотоснимке помечал, дух ещё не перевел, тот уже вновь с места сорвался, на ходу головой крутит во все стороны, постукивает молотком, лизнёт камень отбитый, и дальше “чешет”. Отбил камень, посмотрел, выбросил, отбил, посмотрел, выбросил. Какой и возьмёт, лейкопластыря кусочек прилепит, номер подпишет, и в рюкзак. И себе и рабочему к вечеру уже изрядно камней натолкает. Таскай их работяга, то геология называется!

К четырем часам дня небо накрыла белая полупрозрачная пелена, а затем сменила её низкая облачность, что принесла с моря моросящий дождь. К шести часам вокруг уже была мгла, вода отовсюду, стало холодно. Видимость стала минимальная. В туче же находишься, дно каньона на высотах девятьсот метров. С трудом по скользким скалам спустились к реке. Пошли на место встречи, там другую пару надо встретить. Подходим, а те уже в нише скалы, куда дождь не заливает, пытаются развести костёр. Скоро уже чай в котелках закипел. Пьём чай, погоду ругаем. Двигать нам теперь “пёхом” до базы по темноте да сырости километров тридцать, половину по каньону, да там, по большой долине, куда впадает эта речушка, ещё накупаемся на перекатах. Чаю попили, тронулись. Вдруг, услышали, гудит вертолёт. Мы даже не помышляли, что он за нами может прилететь. При расчете на хорошую погоду час выбирали, куда ему здесь присесть, а сейчас-то что говорить. Встали, слушаем. Гудит уже над каньоном. Неужели полезет? Рванули бегом назад. Во весь дух неслись, ибо он уже гудит где-то близко. Мысль в голове:
– Не грохнулись бы, придурки, кто их сюда гонит. Приползли бы мы без них, не рассыпались бы и не раскисли от сырости.

Подбегаем, а из пелены сверху появляются колёса вертолёта, дверь его открыта, механик свесился, лежа на животе, нас выглядывает. Увидал, приспустился ещё вертолёт, бортмех своей здоровенной лапой нас по очереди вдёрнул в вибрирующее нутро машины. Так и не касаясь земли, вертолёт медленно втянулся в тучу. Трясся, как судорожный, но медленно, медленно поднимался, лица экипажа и нас, пассажиров, буквально расплющились об иллюминаторы, заливаемые дождём, да только что там увидишь. Сначала на скалы налетят винты, прежде чем их разглядишь в этой мгле. Но выбрались. На высотомере уже полторы тысячи метров, можно поворачивать к лагерю.
Когда сели на базе и затихла винтокрылая машина, через минутную паузу командир изрёк:
– Мансур, – обращаясь к механику, – доставай, надо выпить за машину. Только она могла найти эту дыру, я тут не при чём. А вы, мужики, – это уже к нам, – не ругайтесь, я больше не буду.
Встречающие нас не поймут, что мы там сидим и не выходим. Когда к полуночи, уже крепко поддавши, завтра же не летать, непогода, командир снова каялся в своей глупости, а второй пилот его успокаивал.
– Да, ладно тебе. Это я, когда к базе подлетали, давал себе зарок с тобой больше ни-ни… Теперь-то думаю, что если вторым, то только с тобой. С этими уродами, – кивает в нашу сторону, – тихонечко до пенсии не полетаешь.

Действительно, непостижимо, как пилот в таком тумане определил, что каньон уже под ним, да ещё и в точку попал, не размазав машину по скалам. Ведь, вертолёт не имеет спутниковой навигации, хотя и она тут была бы бессильна помочь. Видно командир был прав, когда говорил, что сама машина эта сделала, руководила его рукой, а не он ей. Или ангелы-архангелы им руководили. Так им захотелось, чтобы он не разбился.

К чему стремились

Лагерь Биркачана получился на загляденье. Со всеми удобства для работы и отдыха и расположен в прекрасном месте на высокой террасе речушки. На этой речушке, прямо под базой за зиму образуется трёх четырёх метровой высоты наледь. Это в лютые морозы воды подземные выдавливаются на поверхность и намерзают толстослойной лентой на расстоянии в полтора километра и шириной до полукилометра. Такой “каток” потом тает до середины августа и всё это время украшает окрестность своей замечательной голубизной и белизной. В жаркую погоду нередко на наледь приходят дикие олени. Они не очень боятся людей и гуляют поодаль от них на льду, посматривая, как там копошатся людишки и их ползающие и рычащие помощники. Лагерь над этой голубой прелестью окружают сопки с зарослями стланика и лиственниц. Настоящий изумрудный город в голубой долине!
Работа, работа, работа. Бульдозер делает на склоне ровную площадку, затем затаскивает на неё буровую установку, топограф показывает, как точно по заданному геологами направлению её необходимо выставить. Несколько дней бурится скважина, через каждые три метра бурения достается керн (цилиндрический столбик породы), геологи его изучают, делят пополам и половинку отправляют в лабораторию, оттуда приходит сообщения в каких пробах сколько содержится золота в пересчёте на тонну. Вновь делается площадка, передвигается буровой агрегат и так далее. Буровых-то станков работает четыре. Только поворачивайся. Особенно геологам запарка. Успевать надо анализировать геологические данные и результаты анализов и верно вводить корректировки в направление и глубины бурения.

Рутинная работа. И называется она разведка месторождения бурением. Простирается она в зависимости от масштабов месторождения на несколько лет. Но именно эта работа должна ответить, сколько золота кроется в этих недрах, какие содержания его в рудах, какие формы образуют рудные залежи и на каких глубинах они располагаются. Ещё следует отобрать большие пробы из руд (сотни килограмм) и отправить их в Иркутск на специализированные металлургические промышленные испытания. Сибирский институт разработает схему наиболее эффективной добычи золота из золотосодержащих жил. Следует изучить гидрогеологический режим месторождения. Это комплекс вопросов о сезонном поведении вечной мерзлоты на глубинах и в поверхностном слое, устанавливается интенсивность притоков воды из подмерзлотного слоя земли, расположенного на двухсот метровой глубине, а также из речушек и ручьев. Необходимо получить ответ, не будут ли образовываться вредные соединения при окислении пород и руд, когда они будут извлечены из недр и складированы на поверхности. Много ещё чего.

Всё объемлющие знания о месторождении должны быть записаны в толстый отчёт с обилием графики и таблиц всевозможных расчётов. С этим отчётом запасы месторождения рассматриваются в Москве в Государственном Комитете Запасов (золотые закрома родины). Комитет утверждает количественные и качественные показатели месторождения и оформляет лицензию на добычу руд.
Вот так. Это то, к чему стремились геологи, – найти золото, чтобы его изъяли у Земли-Матушки.