Ничто не может улучшаться бесконечно. Жизнь не может всё время идти вверх по вертикали, когда-то обязательно начнётся спуск. Только ты почувствовала, что детские мечты начинают сбываться, а тебя уже называют по имени-отчеству - какая бестактность! Только ты перекрестишься, что подросшая дочь благополучно поступила в ВУЗ, и позволишь себе новые туфли и блузку с бантиком, вдруг замечаешь, что мужчины, чьи сердца ты некогда разбивала в пух и прах, уже на неё заглядываются, не на тебя. И даже любовь, когда достигаешь её вершин и чувствуешь, что впереди лишь только радостная смерть от непереносимого счастья, внезапно начинает развиваться по наклонной вниз.
Он сказал: «Я не люблю тебя», хотя я ни о чём не спрашивала. Мы никогда не говорили о любви, я лишь приходила по собственному почину поить его чаем в его пыльную полутёмную мастерскую, освещённую одной настольной лампой да светом монитора, где он непрерывно курил «Беломорканал» и оживлял чужие компьютеры.
А теперь он вдруг заговорил о любви. Он сказал: «Я не люблю тебя». Мне стало пусто и страшно, я съёжилась и перевела взгляд с его лица на шерстяное вязаное плечо, дальше – на вытертую и отшлифованную его спиной спинку кресла, дальше – на узкую полоску электрического света, тянущуюся от входной двери мимо его переплетённых лодыжек к моим каблучкам. Больше ни у кого нет таких длинных лодыжек, только он может так их переплести, чтобы одна нога по-змеиному обвилась вокруг другой.
За полоской пыльного пола начиналась стена, а не стене сутулилась его долговязая тень и не спеша курила. Поведение тени показалось мне особенно возмутительным: у меня дыхание обрывается, почти уже оборвалось, а она себе курит! Но как он узнал, ведь я никогда, никому…
«Я не люблю тебя», - сказал он и уставился, как всегда, в свой ненаглядный монитор. Временами мне хотелось, чтобы монитор взорвался, потому что я не встречала женщины хуже монитора. Вот если бы монитор взорвался, мы бы хоть раз в жизни остались наедине, и он бы, наконец, заметил меня. Но монитор не взрывался!
«Я не люблю тебя», - сказал мужчина, и женщине оставалось только уйти, убежать, добраться до верной подушки и шмыгать в неё носом. Но я не ушла, наоборот, подошла к его столу и оперлась руками о столешницу, подсознательно стремясь подсунуть свою голову вместо монитора и увидеть его глаза, но он отвёл взгляд, и я опять посмотрела на тень позади него – их было уже две, и одна из них носила мою причёску.
«Я не люблю тебя», - сказал он, и начал рассказывать, как именно он меня не любит. Он терпеть не может умных блондинок. Его словно током бьёт от звука моего голоса. Его пугает стук моих каблучков, который он узнаёт издалека, и раздражает моя уникальная способность вторгаться всегда не во время, потому что не во время – это всегда. Наши разговоры его мало интересуют. Он терпеть не может чай в пакетиках, лучше бы я заваривала листовой прямо в кружку, а пирожки можно бы приносить и почаще…Я посмотрела опять на тени и вздрогнула: наши тени растождествились с хозяевами до полного пренебрежения и занялись собственными делами. Большая тень поднялась со стула, обошла стол и на мгновение вопросительно замерла перед меньшей, слегка наклонив голову, словно приглашая на танец. Меньшая ответила лёгким реверансом, после чего обе они превратились в одну двухголовую тень.
«Я не люблю тебя», - сказал мужчина, и женщине немедленно потребовался альтернативный поклонник. Чёрт возьми, да где же здесь телефон? И как я могла потерять ориентировку в этом изученном до малейшего движения помещении? Телефон, телефон срочно! Тени на стене, как будто не понимая происходящего, вовсю танцевали фокстрот.
«Привет, солнышко, это я. Ты всё ещё мечтаешь пригласить меня на пиццу? Да, сегодня, сейчас! Я хочу сказать - сейчас или никогда! Через полчаса в пиццерии. До встречи!»
Обезумевшие тени уже целовались.
«Я не люблю тебя», - сказал он, и пути к отступлению были отрезаны окончательно и бесповоротно. И тогда я набрала воздуха во всё своё тело и ответила:
- А я тебя люблю!