Каждое утро по коридору раздаются его знакомые шаги. Вот уже двадцать лет он уверенно шагает по дороге своей судьбы.
Ей всего двадцать. Она еще стоит у самых истоков жизни, спрятав розовые очки в бабушкин футляр шестьдесят дней назад.
Каждое утро он садится на край ее кровати, которая прогибается с жалобным стоном под его тяжелым весом.
Долгими зимними ночами она тоже тихо стонет, сжав зубы, но никогда ему в этом не признается. Натянув одеяло до острого подбородка, она ждет по утрам его возвращения. Ему еще ни разу не удалось поймать ее ускользающий взгляд в момент своего возвращения – она упорно изучает стену, чтобы не встречаться с его откровенным взглядом карих глаз. Под маской напускного безразличия на ее лице скрывается смущение и неловкость.
За шестьдесят дней ему так и не удалось приручить к себе эту странную диковатую девочку. Он смотрит, как она обреченно откидывает верхний край шерстяного одеяла и медленно тянет подол ночной сорочки к горлу. Голубая вена трогательно пульсирует на ее тонкой шее.
Ему хочется верить в то, что ее маленькие груди, похожие на двух одинаковых зверьков, еще не познали мужской ласки. Усилием воли, он сдерживает в себе желание накрыть их своими большими теплыми ладонями и вздрагивает, когда нечаянно касается ее груди. Гулкие удары ее сердца опять весь день будут биться в его ушах.
Молча берет ее за хрупкое запястье, не давая возможности прикрыть наготу, и пристально глядит в ее осунувшее, от бессоных ночей, лицо и не разрешает своему взгляду опускаться ниже.
Ее лицо безучастно и непроницаемо. Взгляд, по-прежнему, адресован невидимой точке на свежевыкрашенной стене. Только появившийся легкий румянец на бледном лице и участившийся пульс под его пальцами выдают волнение, напрасно скрываемое от него. Сейчас ему сложно отличить удары ее пульса от своих - собственных.
Взгляд карих глаз скользит с нежного лица по тоненькой шее на чуть заметно вздымающуюся при вдохе грудь. Желание прикоснуться губами к беззащитным розовым соскам и ощутить, как они твердеют на его языке, настолько неудержимо, что он резко встает с кровати.
Пружины облегченно вздыхают, принимая изначальное положение.
Ее напряженный взгляд толкает мужчину к выходу. Он молча кивает ей на прощание, зная, что за его спиной она торопливо опустит подол сорочки, запоздало спрячет от него наготу, к которой он уже привык за шестьдесят дней.
Завтра она сама придет к нему на прием - непривычная и чужая, в узких темных брюках и черном, облегающим маленькую грудь свитере. Она одновременно будет спрятана от его взгляда и подчеркнуто - открыта. С порога улыбнется ему улыбкой, в которой почти не останется следа от детского смущения. Это будет улыбка женщины, знающей силу своего обаяния.
Он догадается, что она готовилась на встречу с ним, по тщательно уложенной прическе и искусному макияжу.
Она спокойно сядет напротив него за коричневый стол. Полумрак кабинета будет скрадывать силуэты служебной мебели. В четко очерченном круге света от настольной лампы будут освещены одни ее руки. Он поразится, заметив на безымянном пальце правой руки обручальное кольцо.
- Ты вышла замуж? – он не скроет изумления, сбитый с толку блестящим кольцом.
- Нет,- она смело посмотрит в темную бездну его глаз, - я только что развелась.
Затем приподнимет рукав черного свитера, ударив резким контрастом белой тонкой руки еще раз по его глазам. Привычно положит узкую ладонь с длинными пальцами в его ожидающие ладони. Его сильные пальцы ласково и трепетно заскользят вверх по обнаженной руке. Они знакомы с каждым ее суставом, узнали бы теплоту и бархатистость ее кожи среди сотни других женских рук.
Нагота руки с кольцом вновь вызовет в нем дикое желание увидеть ее полуобнаженной. Он отправит сестру из кабинета под каким-нибудь предлогом. Сам встанет в тень возле зашторенного наглухо окна и предложит ей раздеться.
От неожиданности она повернет голову на его голос, и свет от лампы осветит растерянное лицо, на мгновение, вернув уверенному взгляду вчерашнее смущение.
Он сделает шаг навстречу этим родным глазам. Непроизвольно их взгляды одновременно скользнут по кушетке и, пересекая пространство кабинета, врежутся друг в друга. Ему придется ухватиться рукой за спинку стула, чтобы сохранить равновесие от ее молчаливого отпора. Он бессильно опустится на стул, потом решительно встанет, чувствуя, что начинает сходить с ума от присутствия рядом с собой странной девочки-женщины.
Плавным движением рук, она стянет через голову черный свитер, слегка растрепав прическу. Прядь темных волос хищной змейкой сползет ей на шею.
- Бюстгальтер тоже, - упрямо выдавит незнакомым ей голосом из пересохшего горла.
На ее лице от удивления чуть дрогнет бровь, но она промолчит и подчинится.
В полумраке кабинета ее груди будут белеть вызывающе. Он поймет их воинственный настрой и не поверит больше в ее беззащитность.
Чувствуя напряжение во всех мышцах своего тела, он подойдет к ней почти вплотную и сделает то, о чем мечтал все шестьдесят дней – накроет ее груди своими горячими ладонями. Ее щеки вспыхнут от жара его лица, но она заворожено будет смотреть на блестящий предмет на его широкой груди. Мужские руки заскользят по ее телу, обжигая кожу лаской прикосновения. Его дыхание, шумное и прерывистое, попытается сдержать стон наслаждения. Он смог бы раствориться в ней, улетая на крыльях своей фантазии.
Она сумеет вернуть его на Землю одной фразой, подняв на него мудрые глаза женщины на юном насмешливом лице:
- Доктор Гурвич, Вы забыли про свой фонендоскоп!