Я сижу на диване и смотрю на часы. Секундная стрелка ползает по циферблату, и иногда мне кажется, что она намеренно замедляет бег времени, чтобы оставить мне возможность подумать еще. И, быть может, успеть уйти до твоего появления. Но я останусь. Осталось всего восемь кругов, а ты всегда была пунктуальной и ничто не заставляет меня усомниться в том, что ты не изменишь этому правилу и сегодня, а это значит, что я услышу стук твоих каблуков ровно через восемь минут. Слишком мало времени, чтобы отступить от принятого решения. Слишком мало времени даже на то, чтобы успеть спрятаться. Ты идешь на встречу с человеком, который, как ты думаешь, станет твоей второй половиной – настоящей, той, с которой не страшно посмотреть в глаза любым испытаниям, но, когда он откроет тебе дверь, ты увидишь меня.
Семь лет назад ты опрометчиво ответила «да» на глупый вопрос солидной дамы в форменной одежде ЗАГСа и стала моей женой. Тогда я считал, что нам обоим повезло. Позже стал понимать, что повезло лишь мне одному, а сейчас – я не уверен даже в том, что это «да» не испортило нам обоим семь лет жизни. Потому что считать свою жизнь удавшейся, когда рядом мучаешься ты, я не могу и не мог никогда.
Я не знаю, когда все изменилось. Может быть я не заметил этого в силу природной черствости ума и сердца, а может быть это происходило настолько постепенно, что и не могло быть замечено. Ты по-прежнему приходила домой вечером, готовила ужин, смотрела телевизор, иногда обсуждала со мной рабочие проблемы, и я – наивный – думал, что наша жизнь наконец-то стала такой, какой мы оба хотели ее видеть: размеренной, спокойной и предсказуемой. Хотя, если я был так уверен в тебе и себе, чем я могу объяснить, что полгода назад меня внезапно потянуло почитать твой дневник? Может быть тем, что однажды, в спешке натягивая свитер и глотая на ходу кофе, ты оставила его на столе, а не спрятала в шкаф как обычно. Или, скорее всего, тем, что какая-то часть моего успокоенного долгими годами совместной жизни сознания, все же сомневалась в том, что ты смотришь на нашу жизнь также как и я.
Уже на третьей странице я перестал узнавать и тебя, и себя. То, что я называл своим спокойствием и мудростью – оказалось равнодушием, мое нежелание вмешиваться в твою жизнь, давать тебе советы, когда ты их не просишь – безразличием, а данное природой чувство юмора – ироническим отношением к тебе и твоей жизни. При этом твоя жизнь на этих страницах ни разу не стала нашей жизнью, равно как и моей, которую я считал нашей, на них не было уделено внимания. Что же – наверное, ты считала тогда, что, в силу моего развитого не по годам эгоизма, это будет излишним.
Тогда мне показалось, что эти страницы что-то сломали во мне. Я встретил тебя вечером с работы, привычно забрал объемную сумку с продуктами к ужину, как-то слишком уж буднично поцеловал в щеку, снова и снова убеждаясь в твоей правоте. Наверное, тебя утомила рутина. Или я – не менее рутинный и обыденный. Наверное, тебе хотелось праздника или хотя бы маленького элемента неожиданности, пусть даже неприятной. Но ты же никогда не говорила об этом, и, если бы я не прочитал несколько страничек из твоего дневника, то по-прежнему пребывал бы в блаженной уверенности взаимности своих чаяний.
Вечером мы сидели на кухне. Ты вязала очередной шарф – ты всегда говорила, что вязание успокаивает тебя, а я делал вид, что читаю газету, и наблюдал за тобой. Тогда я в первый раз заметил, какое у тебя уставшее лицо. В глазах уже не сверкали искорки радости, а мое присутствие, похоже, совсем не вдохновляло тебя. Наверное, мой грандиозный по глупости план начал вызревать именно тогда.
Сначала я хотел просто стать другим и постараться внести в нашу жизнь радость и разнообразие, больше интересоваться твоей работой и… ну я не знаю, что еще я мог бы сделать, если бы ты не обдавала меня холодом каждый раз, когда я пытался исправиться. Я дарил тебе розы на тонких стеблях, а ты лишь пожимала плечами и интересовалась, о какой очередной годовщине ты забыла – и в этом был прямой упрек именно моей забывчивости, ведь раньше я поздравлял тебя только с годовщинами рождения и свадьбы. Однажды я принес два билета в театр, ты даже отменила намечавшиеся дела, и я подумал было, что мне наконец-то удалось достучаться хоть до маленькой трещины в стене равнодушия, что возникла между нами – но в твоих глазах по прежнему прятались льдинки. И вскоре я понял, что тебе нужен просто другой мужчина, а не другой, новый и похорошевший, я.
Отдавать тебя другому, а уж тем более спокойно ждать, пока ты сама придешь – или уже пришла? – к такому решению, я не мог. Но в тоже время – в не меньшей степени не мог и не хотел видеть тебя несчастной. Я должен был срочно сделать что-то, найти какой-то выход, и я его нашел.
Я написал тебе письмо. Я не воспользовался электронной почтой, не стал ловить тебя в чате или аське, которую ты использовала преимущественно для общения с сотрудниками своей компании – я написал тебе письмо на обычной белой бумаге не менее обычной шариковой ручкой, и, преодолев соблазн упростить себе жизнь, отнес его на почту, указав обратный адрес «До востребования». Я помню, как стоял у огромного ящика на Главпочтампте, четко осознавая, что в тот момент, когда я отпущу уголок письма, обратной дороги для меня не будет. Несмотря ни на что письмо все же было опущено, а впоследствии и доставлено в нашу квартиру.
Если бы ты рассказала мне о нем – со смехом или гримасой недоумения – я бы пожалуй тоже признался, что затеял эту игру и даже изложил бы причины, побудившие меня сделать это. Быть может именно этот разговор стал бы для нас отправной точкой для начала новой жизни, в которой мы смогли бы понять друг друга, но он не состоялся. Потому что ты скрыла от меня, что некто, увидевший тебя в витрине магазина и проследивший за тобой до дверей твоего дома, решил по-книжному романтично завязать с тобой эпистолярный роман. Наверное, тебя это удивило, но, судя по наличию и содержанию ответа – и порадовало тоже.
Ты переписывалась с ним полгода. Вы прошли все возможные этапы платонической любви – от одного письма в неделю до невозможности прожить ни дня без весточки друг от друга. Он начал бросать конверты в твой ящик, минуя почтальонов, а ты сама относила записки на почту и лично сдавала их в окошко «До востребования». Он говорил тебе комплименты, он интересовался твоей работой и твоими маленькими увлечениями, он не забывал поздравить тебя с датой вашего «знакомства» – и вместо писем посылал тебе смешные открытки с сердечками и милыми глупыми стихами. Ты в свою очередь не скрывала от него своего замужнего положения, равно как и равнодушия твоего мужа. Ты говорила, что несмотря на годы жизни, которые держат вас вместе, ты близка к решительному шагу. Читать твои письма мне было больно. Но каждый раз, приближаясь к привычному окошку и клятвенно обещая себе выбросить твое очередное письмо, я понимал, что не смогу этого сделать. Может быть потому, что надеялся увидеть в нем хоть немного сожаления. А может быть потому, что видел, как постепенно оживают твои глаза и в них снова возвращается радость.
Три дня назад ты сама предложила наконец-то увидеть друг друга в лицо. Я видел своими глазами, что почти целый месяц ты думала (об этом?), сомневалась, смотрела на меня чаще, чем обычно, пытаясь очередной раз убедиться, что я ни о чем не догадываюсь. Судя по содержанию конверта, тебе не удалось убедить себя в том, что это будет нечестно по отношению ко мне. Или желание быть любимой человеком, которым так и не смог стать для тебя я, просто пересилило все остальные доводы разума и сердца. Так или иначе – я назначил тебе встречу сегодня, в шесть часов вечера в этой квартире, которую снял сразу после получения твоего последнего письма.
Секундная стрелка описала еще один круг и до твоего появления осталось всего семь минут. Пунктуальность всегда была твоим пунктиком, кому как не мне знать это, а потому ты постучишь в эту дверь ровно в шесть. Я открою тебе – и ты наконец-то сможешь увидеть глаза человека, которого вот уже полгода считаешь своей второй половиной.