ШЕФ

Гурам Сванидзе
Светописец комсомольского городка фотографировал так же, как и говорил. По своему косноязычию, запинаясь и заикаясь, он выговаривал фразы и каждый раз убеждался, что имел в виду совсем другое. Так и со снимками: фотографировал одно, а при проявке отпечатывалось нечто иное...
С обезображенным от злобы лицом белый расист (почему-то с комсомольским значком) замахнулся заступом на негритянского юношу, прикрывающего своим телом маленькую ёлочку. В действительности таким образом запечатлелась закладка аллеи Дружбы, где наш Первый Секретарь совместно с африканским комсомольцем сажает ёлочку.
Или Шеф танцует вприсядку. Видимо, некстати. Потому что гости - группа генералов несколько отстранившись, с недоумением наблюдают, как выделывает коленца Хозяин. Между тем тот совершал галантный поступок. Одна из генеральш (её нет в кадре) уронила сумочку, и Первый, опережая всех, пытается подобрать предмет (он тоже не попал в фокус).
Одно было неизменно на всех фотографиях: Первый, Шеф, Хозяин городка, его «значительное» лицо, выражающее то ли дурное расположение духа, то ли административную осатанелость.

Как-то мы ждали в гости эстонского секретаря. Высыпали к входу в ратушу. Подъехала черная «Волга» и из нее вышел чуть растерянный маленький человек. Все удивились, и не потому, что увидели невысокого эстонца. Трудно было представить, что этот комсомолец №1 из прибалтийской республики может орать, устраивать проработки. Наш обычно, когда необходимо указать на «отдельные недостатки», хищно ощеривается. Вот-вот и жертва будет растерзана. Но кончается словесным разносом, желательно на людях и на территории городка. Его ландшафт весьма содействовал подобным экзекуциям. Эхо многократно усиливало административный эффект. Он всегда имел услужливых статистов, благодарную публику. К слову, аппаратная челядь постоянно окружала его. Можно было видеть, как она табунчиком трусцой следовала за вожаком. Шеф выгодно отличался атлетическим телосложением.
«Крупные изъяны» в чьей-либо работе Шеф отмечал «недобрым» взглядом и произносимым холодным тоном обещанием рассмотреть вопрос на бюро, секретариате и так далее по иерархии. По «свидетельству» одного почитателя Древней Греции, случайно затесавшегося в комсомольскую братию, с такой миной спартанский царь Менелай отправлял свою распутную жену Елену обратно в Спарту после того, как отбил ее у троянцев. Там, мол, разберемся. «Там» Первый справлял свои бенефисы.

Однако с некоторых пор Первому стало не так привольно на территории городка, по крайней мере с тех пор, когда здесь появился помянутый любитель всего древнегреческого. Хозяин с самого начала недоверчиво косился на толстого альбиноса. И не из-за его особой масти. Комсомольский значок у того всегда был не на месте, где-то на уровне живота, а красное лицо «вызывающе» улыбчивым. Первый ворчал насчёт неразборчивости в подборе кадров, имея в виду этого примечательного субъекта. Ему шепотом говорили: «Он от ...» и называли протеже. На какое-то мгновение отлегало от сердца, но после того, как к полученной информации добавляли, что альбинос предельно образован, к тому же ещё философ, Шеф снова начинал тревожиться.
Худшие ожидания сбылись скоро на банкете в честь очередных иностранных гостей городка. Застолье становилось менее чинным по мере того, как иссякали тосты на комсомольскую тему. Ясон (так звали философа) сидел прямо напротив Хозяина. Забыв о субординации, он говорил больше всех, громко смеялся. Ясон ослабил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу, слегка обнажив белую поросль на красноватой груди. Вдруг без на то указания он мощным басом затянул застольную. Первый обмер, но полегчало, когда гости стали подпевать. Пение кончилось, послышалось: «Гуд георгиен зонг! Гуд!» Ясон вспотел от удовольствия. Подбодрённый, он встал и, выказывая недюжинный темперамент, принялся декламировать. Содержание стихов не было выдержано идеологически. Дескать, жизнь бренна, лишь вино и друзья скрашивают безрадостное существование. Но ничего не поделаешь - классика. Раздались аплодисменты. Шеф подал голос, осведомился, не Омара Хайяма ли читал товарищ Ясон. Тут произошёл конфуз. Запыхавшись после бурной декламации, «товарищ» Ясон взглянул внимательно на Первого, его красные глаза расширились, а рот понемножку раскрывался в гиппопотамью пасть ... Смех пришёл откуда-то сбоку, не оттуда, откуда его следовало ждать. Гомерический! Испуганный неожиданным поведением подчинённого, Хозяин съёжился. «Это - Анакреонт, товарищ Первый секретарь!» - прозвучало оглушительно.
Чтобы не оказаться в ещё более щекотливом положении, Секретарь не стал выяснять происхождение автора со столь мудрёным именем, сделал вид, что подразумевал именно его. Но тут сами собой задвигались руки, глаза забегали от растерянности. Ему показалось, что все разом забыли, что он - Первый, и похолодел. Опрокинув в растерянности один за другим два бокала, Хозяин, сославшись на занятость, покинул банкет. Потом ему донесли: Ясон вовсе распоясался, "танцевал вовсю", «приставал к гостьям».
После, каждый раз завидев Ясона, Хозяин вздрагивал. Предательски сами собой шевелились верхние конечности, глаза бесприютно бегали. Его преследовало наваждение - откуда-то сбоку должен налететь гомерический смех.
В конце концов Ясон стал жертвой своих увлечений. Его поведение сочли двусмысленным, когда он сравнил комсомольских богинь с нимфами, себя с проказником Паном, а комсомольский городок - со страной Аркадией. Соратников он призывал предаваться буколическим играм, а не заниматься ахинеей. Его «ушли».

Некоторое время Хозяин опасливо озирался, когда совершал обходы городка. Но тучной фигуры и белой шевелюры было уже не видать. Постепенно прошли нервные тики, с «блеском» был проведён пленум, на котором Первый выступил с громовой речью. После неё в кулуарах один из делегатов острил: «ЛКСМ - место, где страшно бывать!» Однако полностью обрести своё амплуа ему не удалось. На горизонте замаячил странный тип с невероятной фамилией Чепарухин.
Свой первый визит в святую святых комсомола он ознаменовал тем, что на шоссе, ведущем к городку, остановил чёрный лимузин Секретаря. Сделал это так, как будто ловил такси где-нибудь в Америке: воздев вверх большой палец правой руки. Несуразно высокий, с хипповой копной волос, в очках, Чепарухин вышел из дендропарка, через который тянулось шоссе. Путь им был выбран непрямой - через заросли кустарников параллельно асфальтированной дороге. Когда надоело, он вышел на дорогу и решил притормозить «попутняк». Перед тем, как сесть в секретарскую «Волгу», Чепарухин проявил эксцентричную особенность - через приспущенное стекло на той стороне, где сидел Хозяин, он посчитал приличным протянуть свою огромную пятерню. Несколько опешивший Шеф слегка пожал руку незнакомцу. Потом тот, складываясь в три погибели, чтоб протиснуться в салон, звучно ударился о косяк. Всё это могло показаться для Первого забавным эпизодом. Но Чепарухин зачастил в городок.
Кстати, мэр городка, женщина бдительная, застукав на территории незваных пришельцев, обходилась с ними круто: заливисто вопила, делая при этом попытки уцепиться за рукав. Но, столкнувшись с Чепарухиным, она нерешительно остановилась, долго присматривалась, принюхивалась к «объекту» и ... ничего не предприняла. Через несколько дней к ней наведался военный, который представился полковником Чепарухиным и попросил устроить «его ребёнка на работу». Вскоре «ребёнка» оформили спасателем на озере.
Водоём был бутафорским. Лодки, покрашенные в морковный цвет, гнили на приколе на мелководье. В озере водились зеркальные карпы. Его поверхность кишела ими, то там, то сям большие рыбины выныривали из тёмной воды, сверкнув серебристой чешуей, и скрывались в тёмно-зелёной глубине.
У озера я познакомился со слоняющимся от безделья спасателем. Оказалось, что он - студент, в академическом отпуске. Что-то случилось с его нервами. Однажды мы сидели на скамейке в тени плакучих ив. Они опоясывали водоём по всему периметру, струя в воду свои волнистые ветки. Чепарухин в пыльных штанах, в майке с изображением черепа, в одну из глазниц которой был вдет комсомольский значок. Он делился наблюдениями. Под вечер карпы высовывают из воды мордочки и издают чмокающие звуки. Так что здесь иногда стоит сплошное чмокание. Другой раз, когда он прогуливался по берегу в поисках утиных яиц, откладываемых ими на горячей гальке, огромный карп выполз на берег и утащил в пучину из под носа «спасателя» приглянувшееся ему яйцо.
Во время этого рассказа на берегу во главе стайки гостей появился Первый. Он был как всегда при параде, в галстуке, громко говорил и размахивал руками. Чепарухин встал, приосанился, поправил комсомольский значок и быстрым шагом направился к экскурсантам. Заметно было, что, увидев его, Секретарь разинул рот и остановился, как вкопанный. Жутковатое ощущение от стремительно приближающегося чудаковатого косматого комсомольца испытали и гости. У Хозяина беспризорно задвигались руки. Приближённые Секретаря «перехватили» Чепарухина где-то на подходе. Впрочем, тот не сопротивлялся. Сразу оправившись, Шеф снова возглавил экскурсию и увёл её в противоположном направлении, нарочито громко делая комментарии по поводу достопримечательностей, которые были вокруг и повсюду, одновременно через плечо раз-два сверкнув глазами на Чепарухина. Некоторые из гостей тоже несколько раз оглянулись, кто с опаской, кто с любопытством. Когда Чепарухин вернулся, сказал: «Ну, порядки! Хотел поздороваться с начальством - всего-то делов!»
Скоро представился случай избавиться от «нерадивого» сотрудника. Погиб один из трёх чёрных лебедей, которых специально завезли на озеро. Обычно он покоился на самой середине водоёма, в полном одиночестве, не разделяя компанию своих собратьев и уток, теснившихся в большом количестве на воде. Расшевелить его было невозможно. Ни криками, ни приманкой. Изогнув дугой тонкую шею, не размыкая красного клюва, остекленевшим взглядом птица смотрела перед собой, в мутную воду. Неожиданно для всех этот лебедь оказался на дороге, опоясывавшей водоём. Неуклюже переваливаясь на своих красновато-чёрных перепончатых лапках, при каждом неуверенном шаге он расправлял пушистые крылья, как бы ища опоры... На него из-за поворота налетела машина. В материальном ущербе обвинили Чепарухина. Его вызвали в кабинет Хозяина, куда он прибыл в сопровождении отца-полковника. Разговор вёлся на русском языке, и Секретарь обвинил спасателя в «бесхалатном» отношении к своим обязанностям. «Мой ребёнок отвечает за безопасность на воде, - парировал отец, - он здесь не для того, чтобы гусей пасти!» Перепалка грозилась продлиться. Сам Чепарухин стоял в стороне и молчал. Потом вдруг подошёл к столу и в знак примирения протянул Хозяину свою огромную пятерню. Шеф побагровел. С воплями: «Нет! Нет!» он вскочил из-за стола. «Уходите, уходите! Ваш ребёнок не будет здесь работать!» - кричал  Шеф полковнику.

Перипетии с Ясоном и Чепарухиным не уменьшали административного пыла Первого. После устроенной им на одном из совещаний головомойки до кондрашки был доведён испытанный функционер. Но произошло приключение, которое, по мнению аппаратных аналитиков, ревниво следивших за чужими карьерами, стоило Шефу заминки в продвижении ...

Городку подарили медвежонка, ласкового, потешного. Как малое дитя, его таскали на руках. Хозяин лично покормил его из бутылки с соской. Косноязычный фотограф изобразил этот момент на снимке. Но идиллической картинки не получилось. На фото лицо Секретаря болезненно морщилось. Видимо, медвежонок царапнул его. «Распускать» лапки он начал довольно скоро, и забавы с ним перестали быть безопасными. Он рос быстро, и таскать на руках животное становилось нелегко. Первые неприятности ему устроил журналист из Москвы. Помнится, его, ошалелого от восторгов или от неумеренного потребления алкоголя, а может быть, по этим двум причинам, водили по территории. В центральном журнале ВЛКСМ был опубликован цветистый репортаж. Вроде того, что под сенью скалы, напоминающей сброшенную с плеч гиганта бурку, приютилось «комсомольское гнездо», и тому подобная околесица. Горчинку в приторную галиматью привнесло обстоятельство - у подножья одного из памятников резвился медвежонок, что, по мнению автора, диссонировало с патетикой починов, зарождавшихся в городке.
Мишку посадили на цепь, привязали к ёлке. Не подозревая о том, что он с чем-то диссонирует, медвежонок по-прежнему доверчиво тянулся к людям. Со временем его вообще стали обходить стороной, ибо это был уже не медвежонок, а средних размеров медведь. Окрепнув, косолапый завёл обычай срываться с цепи и гоняться за комсомольцами. Чем больше было паники, тем меньше он понимал, почему так изменились к нему люди. Но прибегал сторож Васо, хватал его за ошейник, водворял на место и при этом крепко бил животное палкой. Решено было поставить клетку...
Из Тбилиси начальство подкатило на трёх чёрных «волгах». Выйдя из первой машины, Шеф начал прогуливаться по площади, делая движения, отдалённо напоминающие разминку. Видимо, засиделся в кабинете. Чуть поодаль от него кучковались приближённые, прибывшие с ним сотрудники аппарата ЦК. Не обращая на них внимания, он отошёл ещё дальше, продолжая «разминку». Настроение было хорошее. С площади открывалась живописная панорама городка. Хозяин не заметил, что вдруг замельтешили и забегали сотрудники аппарата. Забыв о манерах, каждый из них норовил протиснуться в машину и именно в одну. Если бы не появившийся неожиданно медведь, вприпрыжку бегущий к группе молодых людей в костюмах и галстуках, можно было гадать, почему те исступленно, молча, толкаясь ринулись заполнять своими телами салон автомобиля. Спешно захлопнулись двери, и Шеф обернулся. На крыше его персональной «Волги» находился медведь. Сверху вниз, через ветровое стекло он с любопытством наблюдал за барахтающейся в салоне куча малой комсомольских работников. Тут косолапый отвлёкся. Их взгляды встретились...
Бежать под гору было приятно. Первый почувствовал нахлынувшую лёгкость в ногах. Животное запыхалось и отстало, а он продолжал бежать мимо благоухающего розариума, птичьего двора, где расхаживали павлины.
Хозяин вернулся нескоро. Пришёл босиком, обе штанины закатаны чуть выше лодыжек. Туфли с заправленными в них носками он нёс в левой руке. Через правую был перекинут костюм. Под невероятным углом изо рта торчала соломинка. Галстук расслаблен, в глазах - умиротворение.
К нему подбежали и, услужливо заглядывая в лицо, доложили, что медведь водворен на место.

Увы, «хозяина»  постигла трагическая судьба, погиб смертью мученика. Шла война. Он работал в Сухуми, возглавлял абхазскую администрацию. В то утро он мог не идти на работу, но пошёл. Выйдя на балкон, «первый» увидел цепочку российских десантников, которые тенями прошли по набережной и прилегающей к зданию совмина территории. Он понял, что находится в окружении. «Хозяин» вернулся в кабинет, включил магнитофон, продиктовал письмо к сыну, и ещё спел любимую песню. Через некоторое время начался обстрел...  Его поведение во время пленения, заснятое какой-то телекомпаний, отличалось спокойным мужеством. Единственное, что он просил офицера, который был ответственен за операцию - не трогать бойцов из его охраны. Вокруг буйствовали боевики. Стрельба в воздух, крики, беготня. Расхаживали какие-то девицы в военной форме и с куклами на руках. Слышны были призывы сухумцев не трогать его. «Он хороший!» - кричали они. «Первый», возглавляя администрацию, всячески старался наладить диалог между сторонами. Но сухумцев никто не слушал. Пока подогнали микро-автобусы, одурманенные боевики растоптали и расстреляли несколько пленных. В кадре промелькнула группа чеченцев, которые с отстраненным презрением наблюдали сцены дикого торжества. Микро-автобус, в который его определили, остановила толпа. Его избили  и затем расстреляли в центре города.