Предыстория этих чудес была связана с приходом в институт архитектора, занявшего вакантную должность главного. Поиском главного архитектора вот уже несколько лет безуспешно занимался институтский отдел кадров, исправно рассылая объявления по городам и весям. Отклик пришёл из города Иванова, и пока в отделе кадров только читали бумагу, о её содержании уже знали все. Слухи… Говорили, будто архитектор - разведен, и он просит отдельную квартиру, и сразу. И ещё говорили, будто он требует прислать на анализ… пробы воздуха, взятые с места его работы и из его будущей квартиры. Архитектор был нужен позарез, из-за его отсутствия терялись престижные заказы, поэтому условия выполнили. Квартиру нашли и пробы послали, правда, слукавили – воздух взяли из соснового бора за городом.
И он приехал. Звали его Авраамом Таракановым, лет ему было сорок, или около того, носил он бородку Ленина, прическу Энгельса и имел комплекцию Маркса. Но от партий и общественных организаций держался в стороне. Тараканов быстро принял дела, стал рисовать диковинные фасады с людьми и антуражем, а в периоды раздумий над проектами лепил фигурки людей из пластилина, похожие, как две капли воды, на институтских работников. Фигурки выставлялись в шкаф под стекло, и коллеги, выждав редкие минуты отсутствия архитектора, прибегали смотреть на них, толпились у шкафа, дивились потрясающему сходству фигурок с натурой, а натуры, запечатленные в пластилине, гордились фактом своего запечатления и пели дифирамбы автору. Вскоре архитектор перестал лепить пластилиновых истуканов, хотя неохваченными оставалось ещё несколько сослуживцев, включая и профсоюзную деятельницу Виолетту Индейкину. Из-за отсутствия её пластилинового образа в шкафу Виолетта невзлюбила Тараканова и стала презрительно, за глаза, называть его Абрамом Тараканычем. А ещё она говорила, что сама набирала воздух в пакеты для отправки их в Иваново и теперь жалеет, что тогда не пукнула в те пакеты.
Народ заскучал, правда, скучал недолго, потому что талант архитектора проявился вновь, как лотос над болотом, только теперь уже совсем в другой номинации.
– К Новому году будем ставить мою пьесу, - сказал Тараканов народу, и народ, ещё не осознавая всей грандиозности и неординарности этой идеи, стал ожидать чуда. Пьес в институте не ставили. Массовые мероприятия ограничивались собраниями, которые проходили в актовом зале на последнем этаже. После собраний в зале убирались стулья, а на сцене появлялся вокально-инструментальный ансамбль, состоявший из числа своих же сотрудников. Остальные сотрудники танцевали под музыку ансамбля, представляющую собой песни советских композиторов, исполняемые с таким шумом и грохотом, что танцующие теряли слух на несколько часов. После танцев, заканчивающихся к полуночи, как правило, беременела одна из старых институтских дев. Виолетта тоже считалась старой девой, но очередь забеременеть до неё не доходила.
О новом театральном начинании Тараканова Виолетта отозвалась презрительно:
- Гормоны мужские не имеют выхода наружу, вот и давят ему на мозги…
В томительном ожидании прошел месяц, а в начале ноября Тараканов объявил:
- Сегодня после работы будет читка. Останутся… Дальше были названы шесть
фамилий сослуживцев; и все шестеро, движимые скорее любопытством, нежели желанием испытать актёрское счастье, поднялись вместе с Таракановым в актовый зал.
И опять слухи… На следующее же утро содержание пьесы стало известно всем.
«Влюблённая молодая чета решает встретить Новый год в компании своих родителей. На встрече родители благословляют молодых на брак. Неожиданно, перепутав адреса, на смотрины является Дед Мороз и влюбляется в молодую особу, а особа в него. Жених с горя выбрасывается в окно, но остаётся жить и влюбляется в медсестру, оказавшую ему помощь после падения». Изюминкой новогодней постановки должен стать теневой театр. В самом конце пьесы зрители увидят тени молодых людей, полюбивших друг друга, раздевающихся и занимающихся «лёгкой любовью».
Через пару дней к Тараканову пришёл секретарь партбюро Дудкин и попросил сценарий на просмотр.
Стоп. Нужно назвать время происходящего, ибо без этого не будет полной ясности, что за секретарь, и почему он так заинтересовался содержанием новогодней пьесы. Подходили к концу восьмидесятые годы двадцатого века. Секретарь относился к единственной в то время партии и понимал своё предназначение, как поддержание высокого морального облика коллег по институту. На просьбу Дудкина, Тараканов, не глядя в глаза секретарю, ответил: «Пьшел вон!».
Репетиции продолжались. Тараканов требовал от самодеятельных актёров отдачи, игры и гротеска, доводя их до седьмого пота. Зал запирали на ключ, в замочную скважину, как кляп, заталкивали тряпку, чтобы никто не видел происходящего на сцене, но слухи… Слухи упорно выползали из зала, не давая покоя потенциальным зрителям, и особенно волнуя Виолетту и Дудкина. Эти поборники нравственности, ранее почти не общавшиеся между собой, теперь держались вместе, вынашивая планы борьбы с безнравственностью Тараканова. А тем временем поклонники Тараканова, подрядившиеся ему в помощники, соорудили на сцене из бумаги и дерева ширмы, заменяющие кулисы, декорации жилой комнаты с ёлкой и мебелью. Был установлен экран, обтянутый чертёжной калькой, на который и должны были пасть тени актёров, стоящих за этим экраном и занимающихся «лёгкой любовью».
Когда сцена была оформлена, Тараканов отошёл к задним рядам, чтобы прищуренными глазами оценить результаты воплощенного замысла. Увидев над сценой лозунг, приевшийся всем и потому уже никем не замечаемый: «Вперед, к победе коммунизма!», он выругался. Лозунг сняли и тут же написали новый, состоящий из заключительных слов пьесы: «Счастье для всех даром, – и пусть никто не уйдёт обиженным».
Наступил день и час новогоднего спектакля. Зрители заняли места в зале. Виолетта и Дудкин незаметно проникли на сцену и спрятались за одной из построенных ширм. Их обоюдное желание «насолить» Тараканову, обличенное в форму борьбы за нравственность, заключалось в отключении света во время сцены «лёгкой любви».
Пьеса пошла легко, хотя актёры поначалу волновались, путая слова, но потом почувствовали себя уверенней. А секретом этой уверенности и даже развязности стало спиртное, принесённое актёрами «для смелости» втайне от Тараканова и налитое вместо воды в бутылки, служившие реквизитом.
Наконец, актёр, игравший несчастного влюблённого, правдиво выбросился из окна, повалив при этом декорации, а декорации зацепили и повалили ширму, за которой притаились Виолетта и Дудкин…
И вот тут-то случилось самое невероятное.
За упавшей ширмой зрители увидели приспущенные брюки и голую задницу Дудкина, стоявшего спиной к залу и прижимающего к себе Виолетту. Блюстители нравственности занимались любовью.
Зал привстал, потому что по попе не узнал Дудкина, а за его спиной не было видно лица Виолетты. Какой-то момент парочка не замечала упавших декораций и продолжала публично совершать своё нехитрое дело. Виолетта первая осознала ужас произошедшего, и, понимая, что зал её не видит, крепче прижала к себе Дудкина, по-прежнему обращенного голой попой в зал, затем боком потащила его в сторону к электрощиту и вырубила свет во всём зале. Зал погрузился в темноту, на сцене началась суета, что-то упало, что-то грохнуло, кто-то вскрикнул, кто-то побежал в темноте. Зрители молчали, затаив дыхание, полагая, что всё происходит по сценарию и что увиденное ими и есть та самая долгожданная сцена «лёгкой любви». Когда же включили свет, все увидели царивший на сцене беспорядок: валялись декорации, упала ёлка, Дудкина и Виолетты не было, а актёры стояли неподвижно с перепуганными лицами, как на финале «Ревизора». Тут сообразительный и талантливый Тараканов подошел к краю сцены, развернулся лицом к зрителям и громко сказал в зал: «Финал!». Потом он повернулся к актерам и что-то им сказал. Мгновенно протрезвевшие актёры, продолжая пребывать в застывших позах, попытались произнести последние слова пьесы: «Счастье для всех даром, – и пусть никто не уйдёт обиженным». Но, должно быть, сказалось волнение, потому что произнесли они примерно вот что: «Обиженные… ушли… не даром… и пусть…счастье будет для всех!».
Вот и всё. Впрочем, ещё не всё. Были ещё аплодисменты и крики «Браво!». Тараканов в знак благодарности Дудкину за спасённый спектакль вступил в партию, но вскоре из неё выступил, потому что началась перестройка. А в наступившем году, 30 сентября, Виолетта родила мальчика, об отце которого до сих пор ходят противоречивые слухи. А теперь всё. С наступающим!
Декабрь, 2003 год