Жила-была курочка Ряба. Не простая, а вполне интеллигентная, с не совсем куриными мозгами и где-то даже философским складом ума. Была собою недурна: стройна, как куропатка, яркие рыжие перья содержала в чистоте, холе и леле. Клюв рябиновой помадой подкрашивала, коготки сверкали перламутром. В гребешке серебряное колечко красовалось. Жила, кстати, в сарайчике на краю подмосковного поселка.
Глядя на рутинную жизнь курятника, она частенько задумывалась о смысле жизни. Вот несет она яйца, строго по расписанию, план хозяина выполняет на все сто. Хотя хозяин - алкаш запойный, перловку и пшено сыплет не каждый день, да и то мимо. Воду в корытце доливает, когда бывает трезвым, то есть почти никогда. В сарае запирает на ночь – оно и понятно – враги вокруг, лютые и пушистые. А по утрам похмельным приходит и забирает яйца еще тепленькие. Молода была – не задумывалась. Ну, надо - так надо. Испокон веку ж так.
Петух один на весь курятник - Петя, платиновый блондин никудышного цвета, поношенный изрядно, однако фанфарон. Вся сила мужская ушла в шпоры и гребень багровый. Топтал по ленивым праздникам. Гарем какой-то неправильный. А Рябушка - не глупая блондинка, как остальные куры, но дама с европейским менталитетом.
Пришло время, налилась головушка соками бабьими, инстинкт материнский вызрел. И увидела она страшную несправедливость в том, что деток ее не родившихся варят, жарят и даже сырыми едят – все кому не лень.
Перед глазами стояла судьба соседки Чернушки: высидела-таки, цыплята вылупились потешные, черно-желтые. Веселое лето было с малышней в курятнике. А только цыплят стали по осени считать да не досчитываться. А однажды Ряба увидела, как отрубленную цыплячью головку хозяин бросал любимому черному коту Заглоту.
Стала она яйца свои от хозяина припрятывать, не класть в корзину общую. Сокурятницы косо поглядывали. Тогда Ряба снесла яички в конуру к Бобику-охраннику, с которым дружила и которому громко докладывала, когда к его заначкам кот Заглот подбирался. Договорилась, чтоб ночами Бобик яйца шерстью своей грел и чтоб аккуратно в будке ворочался – не раздавил. Неудобства Ряба компенсировала Бобику хлебными корочками и косточками, что находила за забором. Старый гусак Дональд сочувственно притащил сена.
И вот в один распрекрасный солнечный день в будке раздался треск скорлупы и цыплячий писк. Радостная мать счастливо накрыла троих птенцов рябыми крыльями. Бобик торжественно предложил сдать конуру Рябе внаем, причем от платы наотрез отказался. В нем одновременно проснулись педагогический талант и ответственность крестного отца.
На заре он перекапывал землю вдоль забора, выискивая червей и, брезгливо отплевываясь, тащил их цыплятам. Он бы больше нарыл, но цепь не пускала.
С каждым днем Бобик становился все симпатичней Рябе. И она очень сожалела, что он пес и что никогда им не стать мужем и женой.
Коварный Заглот ходил кругами, фыркая в усы, и косил подслеповатым глазом на цыплят. Но он хорошо знал цепной радиус Бобика и силу его лап. Петя был безразличен и вообще слаб в отцовских чувствах, к тому же в дурной головушке был роман с Пеструшкой из соседнего двора. Остальные куры к будке не подходили, переживая внутреннюю борьбу между завистью и любопытством.
Рябушка поила цыплят из клюва, суетливо носила им паучков и гусениц. Бобик бдительно лежал в тени под кустом смородины и, высунув язык, грозно обозревал подответственную территорию. Дружественный гусак Дональд приносил Бобику от щедрот своих лягушек, но тот почему-то отказывался.
Но странное дело: одно яйцо так и осталось целехоньким. И Ряба на нем посидела, и Бобик на него подышал, пуская слюни – молчало яичко, как ископаемое.
На третий день дворсовет решил, что не судьба. И тогда Бобик признался, что яйцо это нарыл, когда прятал мосол под яблоней.
Всем сразу стало интересно, что внутри. Рябушка осторожно клюнула и заявила, что яйцо-то не куриное. Дональд ударил клювом посильней и авторитетно умозаключил, что это вообще не скорлупа. Тогда Бобик стал с упоеньем грызть и слюнявить яичко.
Первым блеск заметил Дональд. Золотистый такой блеск.
- О-го-го, - сказал он, - а яичко-то не простое…
- Золотое! – хором поддакнули Бобик и Ряба.
- Пропьет ведь хозяин, спрятать бы не мешало, - опередил всех в мудрости Дональд.
Порешили зарыть яичко под крыльцом. Всем казалось, что в нем таится несказанное благополучие и дворовое светлое будущее.
Дональд отмыл его в луже, а Ряба, сделав вид, что червей ищет, вырыла под крыльцом ямку. Бобик забросил в нее яйцо и утрамбовал песок.
Но коварный Заглот, сидя на подоконнике, уследил-таки, что пес под крыльцом что-то спрятал. Ночью, когда птиц закрыли в сарае, а Бобик задремал, закрывая собой вход в конуру, жадный Заглот раскопал яйцо и уволок на чердак. Пробовал его грызть, потом разбить пыльной бутылкой, но без толку, фыркнул и в солому забросил. Но в темноте он так и не понял, что яичко-то золотое.
А на чердаке еще жили мыши. И когда утром Заглот побежал ластиться к хозяину и выклянчивать колбасные остатки вчерашней попойки, мыши обнаружили яйцо.
Мнение мышиного коллектива тут же разделилось. Одни ратовали сменять яйцо на ведро молока у соседской коровы. Другие предлагали арендовать у крыс кладовку, где хранились прошлогодняя картошка, квашеная капуста и гнилые яблоки. Вскоре дискуссия перешла в потасовку.
Под шумок один хитрый мышонок схватил яичко и понесся на крышу, чтобы спрятать его за трубой. Но в этот момент на крышу выбрался позагорать кот Заглот. И растяпа мышонок в испуге выронил яйцо. Яичко упало на каменную ступеньку перед колодцем и разбилось.
На шум сбежались Ряба, Бобик и Дональд. И даже цыплята повыскакивали.
И тут произошло чудо. Из золотых осколков вышла ослепительная птичка, с оперением, переливающимся всеми цветами радуги. Она стала расти на глазах, и все вокруг озарилось неземным сиянием.
Наконец, она взмахнула огненно-алыми крыльями и грациозно уселась на ворот колодца. У нее была павлинья шея, а на голове золотая корона с каменьями-самоцветами.
- Жар-Птица! – воскликнул Бобик, припоминая слышанную от матери сказку.
- Жар-Птица! – крикнула потрясенная Ряба, заботливо прикрывая крыльями цыплят от слепящих лучей.
- Добро пожаловать! – приветливо гоготнул Дональд.
Как и подобает доброй фее, прекрасная Жар-Птица спустилась к народу, скромно сложила крылья, опустила золотые реснички и наклонила головку, чтобы выслушать всю правду о дворовом житье-бытье.
Слушая о рабской жизни подмосковных животных и птиц, фея лишь печально кивала. Она была преисполнена благодарности к своим освободителям и даже хотела сразу поведать им свою историю, связанную с проклятием, но вовремя вспомнила, что это уже из другой сказки. А здесь она оказалась, чтобы выполнить свой волшебный долг.
Жар-Птица снова взмахнула крыльями и поднялась на стреху. Вот уж там она размахалась! И пошли чудеса одно за другим, как в разгар любой приличной сказки.
Курочка Ряба превратилась в Галину Рябову - стройную дамочку с ярко-каштановыми волосами. Тройня ее рыженьких оказалась симпатичными двумя мальчиками и девочкой. Бобик стал Добрыней Бобченко – статным красавцем-богатырем. А Дональд превратился в дородного и добродушного Данилу Гусакова.
Потом Жар-Птица пошушукалась с честным народом и продолжила творить волшебство. На месте заброшенной хибарки с разбитым корытом на пустыре за огородом в мгновение ока вознесся новый дом. Не дом, а дворец, настоящий новорусский, краснокирпичный, с черепичной крышей и башенками, террасками и подземным гаражом. Вокруг немедленно вырос сад из экзотических деревьев и модных кустарников, разумеется, с живописным прудиком посредине.
Госпожа Рябова, уже осознавшая себя топ-менеджером фирмы «Gallina Blanca», совместно с нареченным, директором охранного агентства Добрыней Бобченко, поселились в этой престижной обители. Две комнаты на первом этаже занял Данила, который с радостью согласился быть воспитателем рыженьких в перерывах написания книги о вкусной и здоровой пище из лягушачьих лапок.
Затем все остальные куры были превращены в глупых блондинок и направлены в общежитие местной птицефабрики. На то же предприятие устроился негром-сторожем Киса Заглотов. Петя Петухов женился на мадам Пеструшкиной и подался в Москву торговать червями на Птичьем рынке. Мыши и крысы все как один возжелали пойти в милицию, а тот самый хитрый Мышкин, что уронил яичко, даже в ГАИ устроился. А бывшего хозяина подлечили в платной клинике, зашили и пристроили садовником у Рябовых-Бобченко. Хотя слухи доходили, что самогонку он все же варил.
Вся компания очень лихо погуляла на свадьбе Галины и Добрыни. Безразмерное семейство Крысавченко-Мышкиных затеяло было драку, но первым дружно свалилось под стол. Сестры Курякины и чета Петуховых тоже прокудахтали недолго. Киса пытался перепить Гусакова, но рухнул в креветки под майонезом.
Душевный разговор Галины с Добрыней о вреде самогоноварения перерос в семейный скандал с пухом и перьями, за которыми так и не заметили, кто свернул шею Жар-Птице. Есть подозрения, что это бывший хозяин, который не пил. Из чувства кипящей социальной зависти. Я же не детектив и не сказочник – так, зашел погреться.
Невеселым было похмелье дождливым утром в хибарке. Курочка Ряба первой проснулась, поскольку оказалась под прорехой в крыше, из которой ниспадала дождевая струя, причем, очень мокрая. Она отряхнулась, отыскала зарывшихся в солому цыплят.
Очухались гости. Заглот первым увидал дымок из хозяйской трубы и, даже не мяукнув на прощанье, побежал к дому, приниженно поджав хвост. Все горестно расселись вокруг разбитого корыта и глубокомысленно молчали.
- Вроде хозяин пить бросил… - осторожно начал Петя.
- А моя хозяйка так и вообще не пила, - подкудахтала Пеструшка. – Интересно, а что на завтрак? Хотя уж опоздала…
Цыплята все громче пищали от голода, не давая сосредоточиться на тяжелых думах. Мыши и крысы дисциплинированно ушли в свои владения. Куры не к месту затеяли дискуссию, пшено лучше или перловка, а потом вышли на пустырь якобы по земляных червей, но так и не вернулись. Дональд насупился, Бобик тяжко вздыхал.
Тогда поднялась Рябушка, грустно посмотрела на облупившийся маникюр и философски подвела черту под этой сказкой:
- Ну что ж, не судьба…