Вы хочете песен?

Пожалуйста, их есть у меня:

На шахте «Крутая Мария»
Однажды случился обвал.
На уголь, на плиты сырые
Мой верный товарищ упал.
Скажи мне, «Мария Крутая»,
Ужель это смерть настаёт?
Я молод, Мария другая
Меня на поверхности ждёт.

На помощь бежали шахтёры,
Бросались в открытую клеть.
Но вышел приказ из конторы:
«Под землю спускаться не сметь!»
Сказал управляющий людям:
«Нет дела до этого мне!
С шахтёром возиться не будем,
Я выдам полтинник жене.»

Шахтёрская горькая доля! –
Фитиль в моей лампе погас...
«Крутая Мария», доколе
Ты будешь могилой для нас?!
Довольно терпеть нам покорно
Проклятую эту судьбу!
Шахтёрам из темени чёрной
Пора выходить на борьбу!
_______________(Песня из фильма «Случай на шахте восемь».)

А вот и история.
С 1949 года (мне было тогда 13 лет) я с родителями жил в городе Копейске Челябинской области.
В начале века здесь находились Челябинские угольные копи; позднее шахтёрский посёлок разросся, получил статус города, открывались новые шахты, во время войны сюда с Украины был эвакуирован завод горного машиностроения. В городе выходила газета ”КОПЕЙСКИЙ РАБОЧИЙ“, при которой работало небольшое литературное объединение; по вечерам в течение получаса по трансляционной сети шли передачи местной студии радиовещания: городские новости, короткий злободневный сюжет и две-три песни советских композиторов. Штат студии состоял из Главного редактора, литературного сотрудника и секретаря-машинистки (полставки), она же диктор (ещё полставки).
Должность Главного редактора много лет занимал хитроватый, совершенно безграмотный мужик Пётр Дмитриевич Усов, член партии и фронтовик.
В начале пятидесятых в городе появился шустрый паренёк, демобилизованный из рядов Советской армии, – Володя Рублёв. Володя поступил на заочное отделение Челябинского педагогического института – стремился стать учителем русского языка и литературы. Этот предмет он и стал преподавать в школе рабочей молодёжи. Сразу по приезде Рублёв появился в пригазетном ЛитО.
В нашем шахтёрском городе постоянно случались аварии – какие-то обвалы, подземные пожары; гибли люди. Об этом, разумеется, запрещалось сообщать в газете и по радио, но скрыть такие факты от населения было невозможно: вой проносившейся по улицам горноспасательной машины слышали все.
Вскоре мы узнали, что Рублёв пишет производственный роман, основанный на местном материале. Человеком Володя был задиристым, умел наживать недоброжелателей. Потирая руки, он весело говорил нам:
– Вот выйдет роман, многие себя узнают, со всеми сведём счёты.
И – действительно, новоявленного писателя стали побаиваться; даже вызывали в горком (как-никак, работник идеологического фронта!) и интересовались его творчеством.
Тем временем в редакции радиовещания освободилось место литсотрудника, и Усов принял на эту должность Рублёва.
Прошло года полтора, и Рублёв сообщил ЛитО'вцам о завершении работы над романом. Он читал нам какие-то фрагменты; они были не лучше и не хуже того, что обильно публиковалось в те годы. Съездил Володя в Челябинск, передал рукопись в областное книжное издательство, но там не проявили к произведению молодого автора интереса. Тогда Рублёв взял на работе отпуск и отправился в Москву.
Судьба ему улыбнулась. Он встретил своего сослуживца; друзья-однополчане зарулили в ресторан – обмыть встречу, и столичный приятель, указав на соседний столик, прошептал:
– Фёдор Иваныч!
За столиком сидел маститый классик советской литературы, некогда обласканный самим А.М.Горьким, секретарь Союза писателей СССР, Главный редактор журнала «ОКТЯБРЬ» Фёдор Иванович Панфёров.
Сегодня это имя напрочь всеми забыто, среднее и молодое поколение его никогда не слышало, но в те годы главнее его в прозе был, пожалуй, только фаворит И.Сталина Александр Фадеев да , может быть, будущий Нобелевский лауреат Михаил Шолохов. Так же, как А.А.Фадеев и М.А.Шолохов, Ф.И.Панфёров по-чёрному пил.
И в тот вечер классик был уже ”хорош“.
Друзья заказали графинчик и пересели к соседнему столу.
Заговорили о литературе; Рублёв пожаловался на невнимание к молодым со стороны периферийных писательских начальников.
– Приходи завтра ко мне, – пригласил пьяный патриарх.
Следует ли говорить, что с раннего утра Рублёв поджидал редактора у входа в его кабинет в редакции «ОКТЯБРЯ»? Тот его вспомнил, взял рукопись и возвратил через несколько дней со словами:
– Я это говно печатать не буду. – И, выдержав паузу, добавил: – Но тебе помочь постараюсь.
Обещание Панфёров, как ни странно, выполнил. В одиннадцатом номере журнала, на четвёртой странице обложки, там где читателям сообщают о планах на предстоящий год, было синим по голубому пропечатано, что в данном престижном столичном ежемесячнике готовится к публикации роман периферийного писателя Владимира Рублёва о жизни и труде советских шахтёров. Помещать роман в своём журнале Ф.И.Панфёров, естественно, не собирался и данное извещение ни к чему его не обязывало, но результат оказался для Володи ошеломительным. На следующий же день после выхода в свет номера «ОКТЯБРЯ» к нему в Копейск нагрянули представители издательств из Челябинска, Свердловска, Уфы, Молотова, Омска, Томска и других областных центров. На месте подписывались договоры на 75-тысячные, 100 и 150-тысячные тиражи. На нищего литератора (зарплата литсотрудника местного радио составляла 600 рублей) хлынул щедрый ливень авансов и гонораров.
Непьющий или малопьющий до того парень ”загудел“. Ежевечерне он входил в местный ресторан «ГОРНЯК» и объявлял:
– Все гуляют за мой счёт!
Сразу появились друзья-собутыльники. Город сотрясался от пьянок, драк, дебошей. Усова вызвали в горком и потребовали призвать совслужащего к порядку. После нескольких предупреждений Рублёва уволили.
Книги продолжали выходить в свет, на них появлялись лестные рецензии, Владимир Рублёв стал местным литературным авторитетом.
Всему на свете наступает конец. Деньги закончились, были сданы последние пустые бутылки, друзей – как не бывало, а выпить – ой, как хотелось!
На помощь пришёл Пётр Дмитриевич Усов. Он предложил Рублёву прежнюю должность с двумя оговорками: 1)не пить и – 2)заняться перелицовкой романа в киносценарий, но он, П.Д.Усов, должен быть записан соавтором. Как-никак, за музыку-то платит он.
Выбора не было. Пришлось вновь привыкать к мизерной зарплате литсотрудника, из которой, к тому же, начали вычитать алименты (жена от запившего литератора, конечно же, ушла).
На рабочей папке с названием будущего киносценария появились две фамилии. В конце каждого рабочего дня Пётр Дмитриевич, водя пальцем вдоль строк, пролистывал новые фрагменты своего детища и поручал секретарю-машинистке Люсе перепечатывать всё начисто.
А Рублёв сорвался, запил. Пришлось его опять увещевать. Новым условием сохранения за ним рабочего места стало требование отказаться от соавторства и оставить на папочке лишь фамилию Усова.
После очередного запоя Рублёв из радиостудии был изгнан; папка с недописанным киносценарием осталась у единственного законного автора.
В это время вышел из психбольницы другой член ЛитО Володя Жуков, работавший на радио литсотрудником до Рублёва. Усов обратился к Жукову с предложением вернуться на прежнее место, совмещая составление сводок для радионовостей с доработкой его, Усова, киносценария. Жуков протрудился над папочкой несколько месяцев и опять слёг в психолечебницу. К тому времени я, студент Уральского политехнического института имени С.М.Кирова, приехал к родителям на каникулы. Встретил случайно Петра Дмитриевича.
– Если хочешь подхалтурить, – сказал он, – приходи завтре к мине на радиво.
В течение двух с половиной месяцев я ежедневно просиживал над папкой и что-то в неё вписывал, что-то вычёркивал, сравнивал с первоисточником – с романом Владимира Рублёва – и регулярно получал немалые для советского студента деньги. Киносценариев я, конечно, никогда не только не писал, но и не читал, однако всё мною сочинённое Усову нравилось. Особенно приглянулась ему песня, которую, по системе ”тяп-ляп“, сочинил Володя Жуков – два или три куплета, а я привёл текст в божеский вид и досочинил к нему ещё какие-то слова.
После моего отъезда в Свердловск над сценарием продолжали работать другие литсотрудники. Сколько их потом было, не знаю. Наконец, Усов решил, что уже можно снимать кино. В это время студия «МОСФИЛЬМ» объявила конкурс на лучший сценарий о советском рабочем классе, и Пётр Дмитриевич отослал папку в Москву.
Ответ был неутешительным. Вместе с благодарностью за усердие начинающему автору сообщили, что по его сценарию фильм поставлен быть не может. Ему предложили учиться, трудиться, не падать духом и присылать новые свои работы.
Прошло совсем немного времени, и на экраны страны вышла мосфильмовская лента «Случай на шахте восемь», поставленная, как было указано в титрах, по сценарию Фрида и Дунского. Каждый из нас, бывших литсотрудников копейского радио, узнал в перипетиях сюжета частицы своего труда. А песня ”На шахте «Крутая Мария»“ – да это же слово в слово плод моего с Володей Жуковым творчества!
Больше всех был подавлен Пётр Дмитриевич Усов. Он тут же накатал ”телегу“ в «МОСФИЛЬМ», и, как ни странно, ему ответили. Студия готова была рассмотреть жалобу тов.Усова П.Д., но для этого он должен внести 800 рублей (восемьсот рублей) в комиссию по авторским правам.
Требование показалось Петру Дмитриевичу обидным, а сумма неоправданно большой. Он пошёл с ответом «МОСФИЛЬМА» в горком партии, оттуда его переадресовали в обком, из обкома позвонили в секретариат областного отделения Союза писателей и там, на заседании местного литфонда, приняли решение выделить редактору копейского радиовещания Усову Петру Дмитриевичу безвозвратную ссуду в размере 800 рублей (восьмисот рублей) для оформления претензии на авторство.
Я приехал в Копейск на зимние каникулы. Как-то вечером в дверь постучали. На пороге стоял Пётр Дмитриевич Усов.
– Ты говорил, что у тебя нет зимнего пальта, – напомнил он.
”Ну и память!“ – подумал я. Разговор про пальто был у нас ещё прошлой зимой. При постоянном товарном дефиците, я, естественно, ”пальтом“ всё ещё не обзавёлся, продолжал донашивать отцовскую фронтовую шинель.
– В универмаг завезли синие пОльта, по 780 рублей за штуку, – сказал Пётр Дмитриевич. – После закрытия будут продавать – своим. Я тут грОши получил из литфонда. Решил: куплю-ка я лучше пальто. Чего в Москву заздря отсылать, у них всё равно правды не добьёшься.
Пошли мы с Петром Дмитриевичем в универмаг. После закрытия зашли в кабинет к директрисе, примерили синие ”пОльта“, заплатили по 780 рублей, а поскольку Усов был горкомовской номенклатурой, с нас даже не захотели брать ”на лапу“, но мы по двадцатке всё же на столе оставили.
На этом изложение истории песни можно было бы закончить. Но было продолжение. И не одно.

Году в 1975 или 76 я служил на израильской военной базе в городе Шхеме, на ”оккупированных“ или ”освобождённых“ – для кого как – территориях. Ночью мы, только что призванная рота, выехали в патрульную поездку по арабскому городу. Стояла пасмурная погода, ни луны, ни звёзд – тьма. Моросило. Мы, чтобы согреться, запели. Все солдаты – репатрианты из Советского Союза, потому и песни наши были советские. Перебрали всё, что вспомнили. Драли глотки – ”от души“. Кое-где в окнах загорался свет.
Наутро арабы-осведомители рассказывали, что жители города проснулись в холодном поту, думали – русские высадили десант, захватили город и поют, многие молодые люди знали русский язык, учились в советских ВУЗах. Знали они, что русские, раз придя, никогда не уходят, и решено было обратиться за помощью к ”оккупантам“-израильтянам.
А мы, прооравшись, вернулись на базу, удивляясь себе самим: сколько мусора хранится в наших еврейских головах! И устроили мы конкурс на лучшее знание советских песен. Вместо того, чтобы лечь поспать, мы стали оглашать казарму своими хриплыми ”bel canto“. Один солдат начинал песню, другой должен был подхватить, продолжить, затем третий, четвёртый. Не знавший текста из соревнования выбывал.
В финал вышли Алик и я. Долго мы безрезультатно выплескивали друг на друга несчётный запас песен о родине, о Сталине, о завидной жизни строителей, монтажников-высотников, хлеборобов и сталеваров, о мастерах ”золотые руки“ и о покорителях тайги, морей, космоса и целинных и залежных земель, о счастливом детстве и о светлой любви. И вдруг меня осенило.
– ”На шахте «Крутая Мария»
Однажды случился обвал, – запел я. –
На уголь, на плиты сырые
Мой верный товарищ упал.“
Алик молчал. Он не знал продолжения песни.
– А ну, давай дальше! – потребовали члены жюри – все те, кто сошёл с дистанции.
– ”Скажи мне, «Мария Крутая»,
Ужель это смерть настаёт?
Я молод, Мария другая
Меня на поверхности ждёт.“
– Нет такой песни! – заявил Алик. – Ты её сам сочинил.
Я подумал и – сознался. И рассказал однополчанам всю вышеизложенную историю.
Меня признали победителем нашего маленького самодеятельного конкурса.
А лет пять назад сидели мы в Беэр-Шеве с моим другом, академиком и поэтом, бардом и замечательным человеком Александром Моисеевичем Городницким в гостях у не менее замечательного человека, у капитана дальнего плавания Николая Николаевича Трубячинского. Мы пили анисовую водку и пели песни. Много перепили и перепели. Я затянул:
– ”На шахте «Крутая Мария»
Однажды случился обвал.“
– ”На уголь, на плиты сырые, – подхватил Александр Моисеевич, – мой верный товарищ упал.“
– Откуда ты это знаешь? – удивился я.
– Из фильма «Случай на шахте восемь», – ответил академик.
Я тихо обрадовался: хорошо, что Городницкий не принимал участия в нашем армейском конкурсе в оккупированном Шхеме! Иначе – не ходить мне в победителях, перепел бы он меня.
А забытую, казалось, песню опять запели. Нередко она звучит в популярной телепередаче «В нашу гавань заходили корабли». Имени автора, правда, не называют, стало быть песня – народная.
________________________________________


Э П И Л О Г без комментариев
Прочитанный вами правдивый рассказ, читатель, был написан в девяносто каком-то году прошлого, двадцатого, столетия. Так он и просуществовал почти два десятка лет, пока…
10 января 2011 года электронная почта доставила мне письмо. Его автор Александр Остроухов, житель Санкт-Петербурга. Я ответил, завязалась короткая переписка. Вот она, перед вами.

10 января 2011 года, 14ч. 11м.
Добрый день, Илья
Я наткнулся на ваш сайт, разыскивая информацию о песне “Крутая Мария”.
Меня заинтересовала история её создания, которую вы изложили в главе “Вы хочете песен?”. Однако на других сайтах, кроме вашего, она обычно обозначается как песня из другого фильма о шахтёрах – “Донецкие шахтёры”, причём вышедшего гораздо раньше фильма “Случай на шахте восемь” – в 1950 году:
http://sovmusic.ru/download.php?fname=starinna.
По-моему, изложенная история вряд ли могла с вами случиться в 14 лет. Кроме того, вы пишете, что Рублёв появился в Копейске только “в начале пятидесятых”, так что время не совпадает также исходя из этого. Привожу ссылку на ролик из фильма ‘’Донецкие шахтёры”, в котором звучит эта песня –
http://www.youtube.com/watch?v=IR8cD-NMoXg.
Я не жажду разоблачить вас или кого-либо другого, а только разрешить несоответствие. Возможно, что песня звучала в обоих фильмах, возможно, что ролик на самом деле не из того фильма а из другого, и т.п. Интересно, что народ уже выдумывает на эту тему новые истории:
http://beglyi.livejournal.com/125250.html
С уважением,
Остроухов А.С.

 

10 января 2011 года, 16 ч.52 м.
Уважаемый Александр, я видел и прекрасно помню фильм "Донецкие шахтёры". В нём не звучала и не могла звучать песня, о которой Вы говорите. Я даже проверять не стану, потому что ЭТОГО НЕ БЫЛО И НЕ МОГЛО БЫТЬ. Произошла обычная подмена: оба фильма о шахтёрах примерно одного времени, вот ненадёжная людская память и перенесла коллизии одной ленты в другую. Бывает.
С уважением Илья.

 

10 января 2011 года, 17 ч.41 м.
Уважаемый Александр, по Вашей подсказке я пошарил немножко по интернету и с удивлением узнал, что шахта "Крутая Мария" действительно существовала и на ней был обвал. Ведь замысел песни и первые её наброски принадлежали не мне, а Володе Рублёву, автору книги, с которой изготовлялся "киносценарий", затем рукопись перешла к Володе Жукову, потом ещё ходила-бродила, потому что Усов передавал её каждому новому своему литсотруднику. Я в Копейске тогда уже не жил, уехал учиться в Свердловск. Во время каникул навещал родителей, и вот в один из приездов я стал подрабатывать на местном радио, таким образом и попал в объятия Петра Дмитриевича.
В одном из описаний указывается дата выхода фильма "Случай на шахте восемь" – 1957. Это тоже ошибка, фильм вышел позднее. Помню передачу "В нашу гавань заходили корабли", в ней был назван источник – фильм "Случай на шахте восемь". Я уже не помню кадров, которые сопровождает на экране песня, но звучит она именно в этом фильме. А в передаче Успенского она была названа без указания авторства, тогда я написал Успенскому и сослался на мой рассказ. Авторов у песни, действительно, было много, всех я не знаю - ни до меня, ни после. Я поработал над "сценарием" недолгое время – пока был у родителей во время каникул.
С уважением, Илья.

 

10 января 2011 года, 18ч. 27м.
Уважаемый Илья,
К счастью, в сети есть полный фильм “Донцкие шахтёры” 1950 года, онлайн:
http://io.ua/vd301bce7ff77ac8cd590f2cefcfff4fa
начиная с хронометража 9:07 там звучит именно эта песня, причём только два куплета – м.б. дальше в фильме есть и полный вариант, но я не стал смотреть весь фильм.
Что касается фильма “Случай на шахте восемь” – я тоже скачал его из сети
http://film.arjlover.net/film/sluchaj.na.shahte.vosem.avi
и честно просмотрел – там этой песни нет.
Конечно, ваши слова о “ненадёжной людской памяти” справедливы и возможно даже в большей степени, чем вы имели в виду в вашем ответе. Ради Бога – не обижайтесь на меня! Как говорил бухгалтер Берлага, “я это сделал не в интересах истины, а в интересах правды”.


 
11 января 2011 года, 21ч. 09м.
Здравствуйте, Александр (можно – Саша?)! Тогда – здравствуйте, Саша! (Ненужное зачеркнуть).
Я не только не обижаюсь на Вас, но очень-очень признателен – за то, что ткнули меня в мною же заказанную ловушку (имею в виду несовершенство памяти). Ищу объяснения происшедшему конфузу. Вся описанная мною очень давняя история с романом Рублёва и киносценарием – чистая правда. Была и песня. Очевидно, с ходом, с бегом лет многое трансформировалось, сместилось и подменилось в памяти. Ведь под названием "Песня из кинофильма "Случай на шахте восемь" эта песня многократно звучала и по радио, и в телепередачах (в том числе и в "В нашу гавань заходили корабли" – многократно), да и Алик Городницкий пел её по пьянке у нас в Беэр-Шеве, сославшись именно на этот фильм. Так оно и втемяшилось в мою "безгрешную" память.
Если Вы не возражаете, я сохраню рассказ в том виде, в котором он существует, дописав удивительное окончание истории вот каким образом. Я процитирую Ваши письма – первое и второе – с попытками установить истину (исключительно с Вашего согласия) и всё оставлю на суд читателей. Так даже интереснее: получается загадка, интрига.
Всего Вам доброго и, если можно, расскажите мне что-нибудь о себе, мы ведь теперь как-то оказались в одной связке. Илья.

 

12 января 2011 года, 14ч. 45м.
Здравствуйте, Илья.
Конечно, можно меня звать просто Саша. Я буду очень польщён, если вы упомянете мои письма в своём повествовании.
О себе могу сообщить, что мне 53 года, я С++ программист из города СПб, с юности играю на гитаре и пою. Сейчас на наших дружеских встречах редко кто споёт что-то новое, вот я иногда и пытаюсь найти какую-нибудь новую песню, чтобы блеснуть на очередном сборище. Если я хочу петь какую-нибудь песню, то ясно, что нужно брать за образец вариант, наиболее близкий к первоисточнику – вот я и искал информацию о “Крутой Марии”. В основном в моей компании всегда пели бардовскую песню, но в последнее время (возраст!) прорываются старые советские песни в плане ностальгии, да и подбирать их интереснее, так как гармонически они более разнообразны, чем бардовские. Хотя к “Крутой Марии” последнее не относится – она из категории “душещипательных” и хорошо стилизована под народное творчество, хотя призыв к борьбе в конце выдаёт её происхождение.
Парадоксы памяти мне хорошо известны самому, да и в литературе нередко встречаются упоминания об этом – человеческое сознание не только анализирует действительность, но и синтезирует её – это ведь его ключевое свойство, и проявляется оно часто неосознанно – например, в снах. Иногда сам не можешь понять – это действительно было, или где-то читал об этом, или приснилось когда-то... Хорошо, что это бывает, как правило, только с давними воспоминаниями.
Об этом можно говорить долго, но не буду вас утомлять, да и поработать немного тоже ведь надо (я имею в виду себя).
________________________________________

В мире существует много неразгаданных тайн. Среди них загадки египетских пирамид и истуканов острова Пасхи, Тунгусского метеорита и Бермудского треугольника, снежного человека и летающих тарелок, долгое время учёные и искусствоведы ищут разгадку загадочной улыбки Моны Лизы и пытаются докопаться до имени персоны, с лица которой писался портрет. Ответов пока нет.
Теперь к существующим тайнам прибавилась ещё одна – моя личная: какую песню мы (т.е. я с подельниками) сочинили к фильму «Случай на шахте восемь»?
Справедливости ради следует сказать, что фильм-то получился плохой, типичная поделка соцреализма.

12 января 2011 года.