В кольце миров
Знания земных жителей о Вселенной растут и ширятся. Не так быстро, как нам хотелось бы, но все-таки... Однако не сравнить этот реальный рост информации с ростом фантазии авторов, которые пытаются заглянуть за пределы доступного научным умам и телескопам мира. Авторов, которых называют писателями-фантастами.
Если полсотни лет назад фантасты отправляли своих героев в основном на Луну и Марс и лишь самые смелые робко замахивались на путешествия к ближним звездам, то сейчас пределов нет вообще. Речь идет даже не о самых дальних галактиках, а о мирах иного порядка, иной природы, иной структуры и конфигурации, расположенных неведомо где — может быть в невообразимо дальних далях, а может быть рядом с нами. О параллельных, многомерных и прочих иных пространствах, о возможности существования которых все чаще поговаривают серьезные ученые, и в которых разворачивают действие своих захватывающих дух эпопей многие писатели.
Одних авторов привлекает фантастика ради фантастики — возможность поразить читателя небывалой архитектурой и философией придуманного мира и хитросплетением сюжетов. Другим необходимо поле действия более широкое, чем земные пространства, для того, чтобы более раскованно могли действовать, проявлять свои характеры, строить свою философию и решать извечные всемирные проблемы их герои.
Именно этим авторам чаще всего удается выстроить свои миры, которые, несмотря на фантастичность, привлекают читателей реальностью деталей, убедительностью характеров действующих там персонажей и близостью «межпространственных» вопросов к будничным вопросам земного бытия.
Все сказанное в предыдущем абзаце можно полностью отнести к «Риадану» — фантастической эпопее, созданной четырьмя авторами: Б. Немировским, В. Талалаевым, Г..Дубининым и В.Битковским. Они создали свой мир.
Самое первое, лежащее на поверхности, достоинство «Риадана» (весьма важное для читателя) — то, что эти повести интересно читать. Сплетение сюжетов, необыкновенные приключения, неожиданности, тайны, романтичность обстановки — мне кажется, будут держать и юного, и взрослого читателя в неотрывном напряжении.
Однако одного этого достоинства было бы мало для настоящей фантастической книги: закрученностью фабулы и хитростями антуража читателей в наше время не удивишь. Но здесь выступает на сцену второе достоинство риаданской эпопеи — умение авторов создать достаточно стройную историю и философию своего мира. Это не просто пространство для многих приключений, а мир, подчиненный комплексу законов и идей, сложившихся там на основе долгого развития. И отрадно, что в этом комплексе преимущество на стороне идей света, добра и мира, хотя за их торжество порой приходится драться довольно жестоко.
И третье. Самые яркие декорации и самые привлекательные идеи не производят впечатления, если герои книги скучны, бледны, схематичны. Однако к героям «Риадана» такой упрек не применим. Какими бы фантастичными ни были биографии, происхождение (а то и внешность) персонажей, населяющих это повествование, мы встречаемся с живыми характерами, с чисто человеческими личностями, в душах которых есть место героизму и слабости, тщеславию и бескорыстию, мудрости и юмору, ответственности и беспечности... Именно эти герои, на мой взгляд, прежде всего привлекут читателей.
Мне, как автору, всю жизнь пишущему для школьников, особенно симпатичны в «Риадане» герои-мальчишки, в характерах которых переплетаются детская непосредственность и ответственность за решение проблем космического масштаба, дурашливость и серьезность, ребячьи слабости и смелость... Впрочем, это не значит, что взрослые герои уступают юным в яркости и убедительности.
Превозмогаю соблазн подтвердить свои утверждения цитированием и пересказом некоторых эпизодов — это заняло бы много места. Думаю, что читатели согласятся со мной, когда сами начнут читать непростую историю «Риадана».
В заключение хочу сказать лишь вот о чем. Дотошный читатель, возможно, встретит в этих повестях какие-то привычные элементы и детали, героев, знакомых ему по другим книгам. Дело здесь вовсе не в заимствовании, не в подражании, а в том, что в книжной Вселенной, в пространствах Фантастической Литературы сейчас все сильнее заметны процессы интеграции. Фантастика объединяется в единое книжное мироздание, где все чаще возникают так называемые «прямые переходы» из одной грани этого мироздания в другую. И понятия, родившиеся у одного автора порой становятся категориями всеобщей фантастической структуры. Эту структуру образуют миры братьев Стругацких и Рэя Бредбери, Ивана Ефремова и Станислава Лема, Кира Булычева и Роджера Желязны и еще многих корифеев. А так же — более молодых и менее известных, но тоже талантливых авторов. И мне кажется, что в этом Кольце Миров займет на законных основаниях свое место и Риадан.
Владислав Крапивин,
писатель,
лауреат премии Ленинского комсомола
и премии СП РСФСР и журнала
«Уральский следопыт» — «Аэлита».
Авторы благодарят Андрея Новосёлова,
написавшего две главы для этой книги.
Борис Немировский
Владимир Талалаев
Р и а д а н
Книга 1
Детские игры
Вступление
Когда мы завершили первый вариант этой книги, то надеялись на скорую публикацию. Однако внезапно против публикации выступил Прогрессорский Корпус при Космофлоте Земли. Они заявили, что мы слишком тенденциозно и однобоко осветили ситуацию на Рокласе, проявили завидную предубеждённость и вообще исказили факты. Вдобавок, Прогрессорский Корпус до сих пор официально отрицает появление у киборга-Каггала подлинного интеллекта и самостоятельных суждений, а гибель двадцати крейсеров Флота приписывают столкновению с чёрной дырой, а не проискам Абадонны.
В результате, чтобы наше произведение вообще добралось до читателей, нам пришлось сменить некоторые имена и названия, хотя, конечно же, любой землянин, следивший последние несколько лет за программами новостей, легко распознает, что Риадан — это Роклас, Отец Кевин — Посвящённый Элес Каггал, а Замок Боевой Рукавицы — это принадлежавший Лурвиллям Замок-Голоса Трав. Имена же сотрудников АстроСтанции не станем даже пояснять, иначе стараниями Прогрессорского Корпуса и этот вариант книги не увидит своих читателей.
Пришлось также «оземлянить» названия титулов, дворянских сословий и церковных санов, а для некоторых видов рокласовской фауны подобрать земные эквиваленты.
И последнее: ВСЕ СОБЫТИЯ, ОПИСАННЫЕ В ЭТОЙ КНИГЕ, НИКОГДА И НИГДЕ НЕ ПРОИСХОДИЛИ (для Корпуса), А СОВПАДЕНИЯ ИМЁН ЯВЛЯЮТСЯ СЛУЧАЙНЫМИ... Для них же...
Пролог
Замок
Старый замок помнил всё. Помнил до последней детали, до мелочей. Всю свою долгую жизнь, всех своих жильцов и хозяев — от того, по чьему приказу он был построен, и до нынешнего... Память каменных стен — не чета человеческой, она не умеет забывать, не умеет выбирать, что помнить, что нет. Людская память коротка, даже в поколениях... У замка же — дело другое. Каждая чёрточка, каждый камешек — словно мгновенный фотоснимок. И земля под фундаментом — тоже поток памяти. Не оттого ли кажется порой Замку, что помнит он и те времена, когда не пришли ещё сюда первые люди?.. И пока жив замок — жива его память.
Несколько веков назад его возвели по приказу Фангра Высокого, первого короля, основателя династии Фангрингов. Тогда, в те далёкие времена, замок был пограничной твердыней на пути диких орд северных варваров. Сперва — единственной, потом, при внуке Фангра Латимире, лишь одной из многих... Называли его тогда Бэттлгантлет Кэстл, Замок Боевой Рукавицы, ибо в фундамент положил король Фангр свою перчатку, как залог крепости этих стен и своей власти. Замок с почти человеческим удовольствием ощутил в себе эту перчатку — она не пропала и не стала пылью, а продолжала покоиться в фундаменте над Огненным Сердцем, словно хранитель замка.
Позже, когда два века спустя рыцарская конница императора Кретона Фангринга покорила Север и привела его под императорскую десницу, замок потерял своё былое значение. Он перестал быть пограничной крепостью и был передан Кретоном в ленное владение вассалу и боевому другу императора — седьмому барону Лурвиллю. В замке обосновался гарнизон баронских ратников. Он стал как бы солидным, степенным обывателем и начал потихоньку обрастать деревнями.
Так незаметно промчались ещё два века. Первое время клан Лурвиллей богател и множился, замок Бэттлгантлет, который стали называть по имени нового владельца Идригом, приобрёл добрую славу и мог со временем превратиться в этакий торговый город, так как стоял на перекрёстке нескольких путей и, кроме того, на большой реке Лаге, что несла свои воды от самой столицы к Эгернийскому морю... Появился даже монастырь, в котором периодически случались всякие чудеса и знамения. В общем, жизнь была спокойной и размеренной.
Увы, недолго это продолжалось, вернее, недолго по мнению замка. Для людей прошло, как уже говорилось, два века. Разразился кризис. Слабый телом и немощный духом император Гарот Фангринг, дальний потомок Кретона Завоевателя, не мог удержать то, что даровали ему предки. Как обычно случается с теми, кто пытается удержать больше, чем может, Гарот погиб, отравленный родной племянницею Сибиллой. Так начались времена разброда и шатаний, времена упадка. Формально Империя сохранилась, но на деле... Время смуты — каждый за себя, один Бог за всех. Замок Идриг вновь стал... даже не пограничным, а просто-напросто осаждённым. Временами он напоминал последний островок суши в бурном море наступившего хаоса. Барон Сирил, последний из династии Лурвиллей, был мужественным и закалённым человеком, опытным военачальником и мудрым политиком. Когда волна восстаний охватила страну, он понял, что всё своё достояние сохранить не сможет, нужно выбирать что-то одно. Выбор пал на замок Идриг, отчасти за крепость стен и неприступность, но большей мерой потому, что барон Сирил Лурвилль де Идриг был глубоко верующим человеком и искренне уповал на Бога, а Идригский монастырь был знаменит ещё во времена его прадеда. Собственно, боялся он не столько за себя, сколько за дочь, и поэтому держал её постоянно при себе, под защитой высоких стен и глубоких замковых рвов. Если б он только мог знать, что ждёт его наследницу в этих стенах, он бы, наверное, разрушил замок до основания своими руками... А заодно и монастырь.
Нет-нет, не было никаких романтических историй. Ни несчастной любви, ни юного рыцаря или там разбойника. Всё гораздо проще, тривиальней и ужаснее. Племянница-убийца императора Гарота, Сибилла Фангринг, не рассчитав своих сил, поспешно объявила себя наследницей престола, опираясь на поддержку той части духовенства, которая полагала, что раз Бог создал людей, а церковь — Его представитель, то они имеют полное право этими людьми помыкать и властвовать, понятное дело — во славу Господню. У нас бы их назвали инквизицией, а методы достижения целей были те же — костры, убийства, пытки — словом, весь арсенал налицо. Но «святые отцы» просчитались — через месяц произошёл переворот, возглавляемый маршалом Империи Дервином де Гэленьюром, и неудавшейся императрице Сибилле вместе со своими чернорясными учителями пришлось поспешно бежать. Кстати сказать, это был лишь первый переворот в длинной цепи.
Естественно, Сибилле и КО требовалось тихое местечко, чтобы оправить пёрышки и зализать раны. К несчастью, самым спокойным уголком Империи оказался Идриг. Ни тебе восстаний, ни интриг дворцовых... А главное — всё тот же злосчастный монастырь. Во все бури и страхи того времени его не трогали — защита Всевышнего лежала на нём, а вера в людях (за исключеньем некоторых) ещё не ослабла... Да и дружина баронская недалече. Так и случилось, что оказалась эта воронья стая в Идриге — отцы-инквизиторы в монастыре, а Сибилла — в самом замке. Барон Сирил хоть и знал, что представляет собой «столичная штучка», однако счёл своим долгом помочь дому Фангра, вассалом которого он себя считал, а братия монашеская и в мыслях не имела отказать в приюте ищущим пристанища. Самоуверенная Сибилла тут же, скуки ради, пыталась соблазнить барона, но тот сделал вид, будто ничего не заметил. Несостоявшаяся императрица смирилась, хотя и затаила с тех пор злобу. Это чёрные наставники заставили её до поры отложить «месть». А сами не дремали — привлекали на свою сторону народ, воинов — готовили плацдарм для похода на столицу.
Тут-то уж они развернулись в полную силу. Барон и опомниться не успел, как добрый благочестивый старичок-настоятель монастыря отец Кевин скоропостижно скончался (ходили слухи, опять не без помощи яда), а новым настоятелем стал сухой и колючеглазый отец Бекран — из этих, из пришлых... В деревнях и в самом Идриге, как плесень в сырую погоду, стали появляться многочисленные «слуги Господни», не монахи, нет. Просто богобоязненные чада — шпионы. И началось — только и слышишь — проклятие, отлучение, анафема... Барон просто диву давался, какую силу забрали столичные пастыри. Уж и в его, в его войсках то и дело мелькают чёрные сутаны и солдаты ошалело внимают велеречивым поучениям очередного инока с бегающими маслеными глазками. Конечно, подобная практика ему не очень-то нравилась, однако он не мог позволить себе препятствовать своим подданным слушать слово Господне. И не заметил барон, как его же люди стали слушаться его только лишь с оглядкой на монахов, как в замке и окрестностях (а главное — в душах людских) поселился страх. И лишь когда было устроено первое сожжение еретика, барон воспротивился, но его подчинённые не послушали, не подчинились господину — каждый знал, что за спиной стоит шпион, и каждый боялся... И прозрел Сирил де Идриг, двенадцатый барон Лурвилль, и понял, что потерял он последнее своё владение.
Дочери барона Герде исполнилось в ту пору пятнадцать. Ни умом, ни красотой Бог её не обделил, хотя о красоте-то она меньше всего пеклась. В полтора года потерявшая мать, девочка осталась на воспитание отцу, а какое воспитание мог дать ей воин и полководец в одиннадцатом поколении? Вот и вышло, что поведением своим и характером она более походила на мальчишку — стреляла из лука, из арбалета, умело билась на мечах, гарцевала на лошади не хуже любого воина. К слову, кукол у неё всю жизнь не было... Конечно, образование отец ей дал по тем временам хорошее, но ясное дело, что к грамматике, арифметике и закону Божьему у неё душа не лежала. Видно, очень печалился барон, что сына у него нет, вот и воспитал Герду как парня.
И только одним отличалась Герда от остальных. Сила в ней была великая и непонятная. Первый раз проявилась она, когда на болотистом берегу реки завяз телёнок из стада и стал медленно погружаться, бессмысленно вращая глазами и отчаянно мыча. Все попытки вытащить его оказались тщетными. Герде было тогда четыре года и телёнок был её любимцем. Когда она поняла, что тот должен погибнуть, она впала в отчаяние. Стояла на краю болота, отец держал её за руку, чтобы не бросилась к телёнку, и пытался увести. Куда там! Стоит, как влитая, будто свинцовая вся, в тысячу фунтов весом, не сдвинешь, и тихо так бормочет что-то. И тогда это случилось. Неведомая сила подхватила телёнка, рывком выдернула из жижи и, пронеся по воздуху, поставила рядом с нею. Барон рот раскрыл от удивления...
С тех пор она два раза помогала скотине в похожих ситуациях, несколько раз спасала тонущих, а однажды подхватила на лету стражника, упавшего спьяну со стены... Но ни разу не помогала эта сила ей самой.
И в день аутодафе Герда спасла «еретика» прямо из костра. Когда запылал огонь, она выскочила в круг и внезапно непонятно откуда целая река воды пролилась в костёр, а привязанный к столбу крестьянин взмыл в воздух и очутился на крыше сторожевой башни...
Замок помнит всё. Помнит он и тот день, когда чёрные нежити в капюшонах взбунтовали народ и солдат, как схватили Герду Лурвилль и с криками «Ведьма!» стали готовить новый костёр. Замок помнит, как кричал и размахивал топором её отец, барон Сирил, пробиваясь к дочери. Как надменно глядела Сибилла Фангринг на труп своего гостеприимного хозяина с арбалетной стрелою в груди, у её ног. Как зажёгся огонь... Но помнит замок и другое, чему нет объяснения. Помнит он, как вдруг исчез столб с привязанной к нему Гердой, растворился в воздухе, будто и не было его никогда, а в огне живыми факелами запылали все священники из столицы во главе со страшным отцом Бекраном. Как волосы Сибиллы превратились в змей и впились ей в лицо сотнями пастей. И как перед оцепеневшим людом восстал мёртвый барон, истыканный стрелами, и проклял этот замок, и всю округу, и всех её жителей. Мёртвым голосом говорил он, глухо и монотонно падали слова проклятья. И в страхе бежали люди, и многих затоптали тогда...
С тех пор в замке живёт только один обитатель. Колдун.
Глава 1
Долгое время в проклятом Замке не было ни одной живой души. Люди боялись заглядывать туда, памятуя о страшной судьбе его хозяев и проклятье, тяготеющем над ним. Однако, по слухам — Замок не был пуст: в стенах его завелась адская нечисть и справляла она там свои шабаши. А по ночам некоторые видели издалека страшный призрак — огромный скелет в развевающихся лохмотьях, с окровавленной секирой в иссохших руках, верхом на жуткой крылатой твари, изрыгающей пламя и оглашающей окрестности диким рёвом. Алым светом сияли пустые глазницы монстра, и жуткий вой не умолкал ни на минуту. И безумие охватывало всякого, кто видел сие. Множество славных рыцарей давали святые обеты уничтожить чудовище и снять проклятие с Замка, но не под силу было сынам человеческим исполнить обещанное, ибо ужас превыше разума земного сковывал их, и бежали они прочь, не оглядываясь более.
Отец Кевин грузно уселся в кресло перед центральным пультом и несколькими движениями рук включил систему спутниковой связи. Предстояла ещё одна ночь рутинных наблюдений. С тех пор, как покинутый замок был избран в качестве поста наблюдателя, таких ночей уже прошло немало — сбор информации, сортировка данных, статистические отчёты и ежеутренняя связь с орбитальной станцией. Любому человеку такая работа наскучила бы, наверное, уже на второй месяц, но только не Отцу Кевину. Понятие «скука» было ему неизвестно, так как человеком он не являлся. Он был киборг — полубиологическая машина, которой лишь придали сходство с человеком на случай возникновения внештатной ситуации: необходимости выхода «в люди» — наружу. «Однако,— подумалось отцу Кевину,— подобная ситуация, слава Богу, пока ещё не возникала.» Отец Кевин невольно усмехнулся своим мыслям, последнее время ему всё больше казалось, что вместе с чертами своего прототипа, погибшего от руки отравителя настоятеля монастыря, он приобрёл некоторые его привычки и черты характера. Во всяком случае, постоянно преследующая его там и сям присказка «слава Богу» явно не соответствовала стандартному лексикону машины. «Однако к делу,»— прервал киборг свои размышления и повернулся к экранам. Предстояла долгая ночь...
...И явился на зов славный рыцарь, знаменитый сэр Бертрам из Хонка, и возопили к нему измученные горожане: — Спаси нас, великий герой! Избави нас от ужаса кромешнего!
И поклялся тут рыцарь великою клятвою, призывая в свидетели Господа Бога и всех его угодников, сколько их ни есть, что не станет он вкушать пищи и пить вина и не возляжет он с женщиной, покуда не одолеет злое чудище и не освободит замок от проклятия, дабы честные люди могли селиться окрест безбоязненно. И направил он твёрдою десницей боевого коня своего к стенам проклятого Замка.
Глубокой ночью достиг он страшного места. Цепной мост был опущен, решётка поднята, но ворота закрыты. Колдовские огни мелькали в стрельчатых окнах башен, а над самым высоким шпилем без устали крутился бледный луч. Рыцарь въехал на мост и трижды протрубил вызов...
Около трёх часов пополуночи отца Кевина отвлёк от планетарной сводки погоды резкий сигнал сканера — оптические датчики заметили приближение чужака к воротам. Почти одновременно с зуммером прозвучал душераздирающий дребезжащий вой, словно расшалившиеся подростки на мосту мучали кошку размером с гепарда. Звук повторился трижды. «Если бы я был человеком,— подумал отец Кевин,— у меня наверняка бы заболели зубы». Датчики наружного экрана, работающие в инфракрасном диапазоне, показывали некую тёмную массу на мосту, но что это такое — определить было невозможно. Впрочем, особо гадать не приходилось — очередной жаждущий славы и подвигов сумасшедший, от кончиков копыт своего коня и до макушки закованный в плохую сталь и напоминающий одну консервную банку верхом на другой, побольше.
Впрочем, такие визиты вносили некоторое разнообразие в монотонную жизнь отшельника, так что он не жаловался. Следовало, однако же, принимать меры, иначе обнаглевший посетитель решит, что бояться нечего, и может повести себя нехорошо. Монах включил сервоприводы кресла и подъехал к пульту охраны замка.
...Мертвенно бледный свет залил вдруг всё пространство и тёмная вода во рву масляно заблестела в ответ его лучам. Медленно, с ужасным скрипом, стали отворяться ворота. В молчании ждал герой на мосту, нацелив на тёмный провал ворот своё верное рыцарское копьё. И вот послышался ужасный рёв и безумные завывания. Две пары красных глаз зажглись во мраке и рыцаря обдало страшным зловонием. Из ворот показался Страж Замка. Дракон его выполз под арку и дохнул пламенем, но рыцарь не почувствовал жара, ибо закрылся от огня щитом.
— Кто посмел бросить вызов могущественному повелителю ада?! — ужасным голосом заревел дракон. — Трепещи, о смертный, ибо я пожру твою душу и она не возродится более никогда!..
Отец Кевин отвернулся от микрофона и прокашлялся. Всё-таки были в его человеческой сущности свои недостатки. Так, например, он ужасно не любил орать на заезжих рыцарей «во всё драконье горло». Однако делать было нечего: не поставишь же вместо себя автоответчик. В конце-концов кому-нибудь из рыцарей поумнее обязательно придёт в голову сравнить текст, наговариваемый ему драконом, с текстами, услышанными его собратьями по профессии. А совпадение может навести на подозрение. Поэтому приходилось несколько напрягать фантазию, чтобы как-нибудь разнообразить перебранку с каждым отдельно взятым рыцарем.
Данный же экземпляр оказался не бог весть каким собеседником. Он просто молча наклонил копьё, дал коню шпоры, и тёмная масса на экране с лязгом и грохотом ринулась на голограмму.
«Странно, — подумал отец Кевин, включая инвертор, — другим хватало уговоров. Видимо, этому не хватает мозгов...»
Бесстрашно ринулся сэр рыцарь на врага, уже видел он занесённую над ним смертоносную секиру, уже слышал он хриплое дыхание чудовища, как вдруг волею Господа оказался он стоящим на том же месте, откуда бросился в битву. Злобный хохот чудовища сотряс его душу, и он не раздумывая ринулся вновь вперёд, и снова оказался на том же месте. Трижды кидался рыцарь на супостата, и трижды возвращался обратно не своей волею, но промыслом божиим...
«Упорный, однако, тип...» — размышлял отец Кевин. Он представил себе на минутку температуру внутри доспехов и ужаснулся. Не говоря уже о безмозглом кретине, не желающем понять элементарных намёков, было чертовски жаль лошадь. Благородное животное должно было уже буквально захлёбываться собственной пеной. Поэтому монах решил, что пора заканчивать лирическое отступление.
В четвёртый раз оказавшись на том же самом месте, рыцарь в раздумье остановил коня. И помыслилось ему: «Не Господь ли рукою своею отвращает меня от битвы сией? Не есть ли сие — чудо, знак мне свыше о том, что не желанен Господу этот бой! Не совершаю ли я святотатство, идя против замыслов божиих слабым умом человеческим?!» И взмолился рыцарь в душе своей, прося у вседержителя совета и помощи. И свершилось тогда чудо великое: померк в глазах героя мир, а когда прояснились очи его, то узрел он себя сидящим в трактире с кружкой пива. И понял тогда рыцарь, что не пришло ещё время кары созданиям Нечистого. И обет его не угоден Господу.
И пил он с друзьями, и радовался тому, что живёт на свете, и рассказывал о последнем своём приключении. Но ему не верили...
Люди недоверчивы, и Бог им судия...
Отец Кевин выключил локальный переброс, экспериментальную модель, опробованную до этого один только раз, когда пришлось спасать от озверевших инквизиторов дочку местного барона, Герду. Затем отработанным движением обесточил пульт защиты. Призрак исчез, огни погасли...
* * *
Под утро произошло ЧП. Засветился сигнал экстренного сообщения, и отец Кевин в раздражении нажал на кнопку приёма. Ничего хорошего от подобных сообщений он давно уже не ждал. Последний раз экстренное сообщение гласило об эпидемии сыпного тифа в торговой республике Семи городов, и отцу Кевину пришлось бросать насиженное местечко и очертя голову лететь за тридевять земель на своём энтомоптере распылять вакцину. Естественно, вылетающий из башни дракон не привёл окрестных поселян в благодушное настроение, и те, не выдержав обилия нечистой силы в непосредственной близости от своих жилищ, собрались посылать жалобу в какой-то там полумифический Серебряный Круг — организацию, которая, по представлениям отца Кевина была чем-то средним между тайной полицией, святой инквизицией и обществом экзорцистов. Правда, точных сведений об этой организации Земля не имела. Только разрозненные и недостоверные слухи. Поэтому бытовало негласное правило считать Серебряный Круг очередной мифической крестьянской выдумкой, наравне с гоблинами, оборотнями и упырями. Тем более что жалоба, по-видимому, не возымела своего действия, так как никто из эмиссаров Круга около Замка не появлялся.
«Скорее всего, — решил отец Кевин, — жалоба была чем-то вроде молитвы Господу Богу и пославшие её на быстрый ответ не рассчитывали.»
Предчувствуя неприятности, отец Кевин доложил о готовности принять сообщение.
Экран связи осветился, и на нём появилось изображение центральной рубки станции. На небольшом подиуме в центре зала стояло кресло. В нём сидел высокий человек с прямыми короткими волосами, кое-где тронутыми сединой, и горбоносым семитским лицом — координатор экспедиции Йосл Коэн.
Голос его был сух и неприятен, как будто голос киберпереводчика.
«Странно, — усмехнулся про себя отец Кевин, — адон Йосл гораздо больше меня походит на машину». Однако от юмористического настроя мысли пришлось немедленно отказаться, ибо говорил адон Йосл вещи небывалые и крайне неприятные:
— Внимание всем наблюдателям сектора Западный Риадан, Республика Семи городов и прилегающих областей! Вчера в 21-25 абсолютного времени с борта Станции совершил несанкционированный вылет в указанный район член экипажа станции Ингвальд Соронсон одиннадцати лет. Предположительная цель высадки — поиск членов мифической организации «Серебряный Круг», план дальнейших действий неизвестен. Приказываю всем наблюдателям сектора приложить все усилия к немедленному обнаружению мальчика и доставке его на борт станции в кратчайшие сроки. Тревога соответствует индексу «Альфа-111» и поэтому задание следует считать первоочередным. Все текущие наблюдения временно свернуть. Рекомендую агентам обращать особое внимание на любую информацию об организации «Серебряный Круг» как цели поиска Ингвальда Соронсона. Прошу подтверждения получения приказа.
Послышалась перекличка бесстрастных голосов: «Принял к исполнению... Принял к исполнению...»
— Принял к исполнению, — внезапно охрипшим голосом ошарашено пробормотал в микрофон отец Кевин. Командор Коэн удивлённо взглянул на него и заметил:
— Отец Кевин, Вам не мешало бы зачистить контакты динамика.
— Благодарю Вас, адон Йосл, — уже нормальным голосом ответил отец Кевин,— однако в этом нет необходимости.
Коэн неопределённо хмыкнул и отключился.
«Не стоит удивляться, адон Коэн, — подумал ему вслед киборг, — я сам себе удивляюсь, что достойно удивления само по себе. Всё-таки во мне гораздо больше человеческого, чем положено порядочной машине...»
Положение складывалось уникальное: с тех самых пор, как на Станции позволили селиться семьям с детьми, отец Кевин был уверен, что ни к чему хорошему это не приведёт. Так оно, собственно, и случилось. И теперь отец Кевин должен был свернуть всю свою программу наблюдений, сломать весь график работ, и подобно десятку других наблюдателей ринуться очертя голову невесть куда в поисках сбежавшего со станции пацанёнка. Однако делать было нечего — против законов Азимова не попрёшь. И разнесчастный киборг стал собираться в дорогу. Брать энтомоптер не было никакого смысла: только плодить лишние легенды о драконе, которые самому же потом боком и выйдут. Если уж необходимо собирать информацию из разряда «пойди туда, не знаю куда» — лучше всего было бы изобразить из себя странствующего монаха и идти пешком, если понадобится, через всю страну, следуя, к примеру, течению Лаги и расспрашивая по дороге всех, кому не лень будет почесать свой язык о многострадальные монашеские уши.
— Охо-хо, — вздохнул отец Кевин, входя в образ, — по силам ли мне, старику, такой путь!.. Грелся бы лучше на солнышке... Батареи заряжал. — он фыркнул и повесил на пояс излучатель, выполненный в виде короткого меча.
...И было народу видение: средь бела дня открылись вдруг ворота ужасного Замка и вышло из них привидение. Вид оно имело невысокого монаха с посохом в руке, однако там, где благочестивые слуги Господни носили на поясе кошель со святыми предметами, коими дарили они встречных верующих, висел короткий пехотный меч без украшений, в потёртых ножнах буйволиной кожи. И это было неправильно, ибо не пристало монаху носить оружие. Перейдя мост, привидение остановилось и повернулось к Замку. Воздев свой посох, оно указало им на Замок, который осветился вдруг небывалым светом так, что в сиянии его померк свет дневной, ворота захлопнулись, решётки опустились и долгий тоскливый вой прозвучал над притихшими окрестностями: Замок прощался со своим Владыкой. А призрак монаха тем временем спокойно обернулся и зашагал по дороге прочь. Некоторые поселяне утверждали позже, что узнали в нечистом мороке невинно убиенного отца Кевина. Но страхом преисполнились души, и никто не смел более подходить к Замку с тех пор ни днём, ни же ночью...
Глава 2
Пожалуй, такие сцены можно встретить в трактире только на Риадане: вот небритый детина расселся, поглощая эль в неимоверных количествах и забывая закусить хотя бы разок, а вот болтают между собой пара оборванных гоблинов в засаленных косынках, прикрывающих острые ушки, и ничуть не смущаются они, что за спиной их болтают два ведуна: уж кому-кому, а гоблинам-то известно отлично — пока ведуну не заплатят — будет он цедить пиво с самым опаснейшим из монстров и пальцем не пошевелит, дабы извести оного! А эти ведуны одеты неплохо, клинки с увитой тиснёной кожею рукоятью торчат за спиной, дорогое вино янтарно плещется в их глиняных кружках. Сразу видно: богатые и удачливые ребята, такие за такую дешёвку, как охота на гоблина, и под пыткою не возьмутся. Недорого стоят сейчас гоблины, ой, недорого! А найти маньяка такого, чтоб крупную сумму за орка отвалил — ищи-свищи по всему Риадану! И всё же лучше держаться поближе к двери: а вдруг таки нашёлся?!
Впрочем, ведунов-то почти не боятся: всем известно, что это просто клан наёмных убийц, которые за определённые гонорары охотятся, правда, не на людей, а на нечисть. А вот рыцари — эти похуже. Ну, странствующий — этот хоть туда-сюда, искатель славы да приключений, им дракона горного иль упырицу какую подавай, а то и вообще меж собою за даму сердца, как полоумные, бьются. И ладно б, ежели она была бы женой хоть одного из них, тогда хоть повод был бы ясен. А то краля — жена третьего, а первые двое тузят друг друга почём зазря!
А вот Рыцари Круга Серебряного — эти серьёзны, у них обет такой: где увидел какую нечисть — там и пришиб. На месте. Насовсем! И, что совсем уж не умещается в орочьих головах — БЕСПЛАТНО!!! Как же так?!?!
Хорошо хоть — трактир придорожный, провинция: что тут делать Рыцарям Серебряным! Хотя есть и минусы: оборотня второй год извести не могут, всю округу терроризирует! И боятся-то его не только люди: эта дрянь и гоблинятинкой-то не брезгует, а раз даже вампира из соседних руин изжевал... Вот и жмутся по вечерам напуганные путники в придорожный трактир: какая-никакая, а всё же защита...
Грохот чудом удержавшейся на петлях двери отвлёк гоблинов от своих рассуждений.
— Эй, хозяин! Пива мне, да поживее!
Все, кто был в таверне, с любопытством повернулись ко входу. Новый посетитель стоял на пороге, полностью перегораживая широкий дверной проём. Рост его был под стать ширине, но внимание привлекало не столько крепкое сложение молодца, сколько его одежда — кафтан невозможно канареечного цвета и крикливые синие шаровары. За спиной болтался на потёртой портупее двуручный волнистый меч, а к поясу был прицеплен стилет с резной ручкой и выпуклой чашкой. Не спеша входить, детина свысока — и в прямом, и в переносном смыслах — оглядел посетителей таверны. Их было немного в этот слякотный зимний вечер: в углу ужинали двое проезжих купцов, для отвода глаз вполголоса обсуждавших низкие прибыли; под узким, как бойница, окошком сидел высокий худощавый человек в грязно-буром плаще с надвинутым на глаза капюшоном; за соседним столиком расположился невысокий старичок-монах с непривычно выглядящим на духовной особе коротким мечом в кожаных ножнах; и, само собой, имели место безденежные забулдыги, опасливо, но с надеждой поглядывавшие на нового гостя. Гоблины же уже отсутствовали: почуяв, что запахло жареным, они предпочли выскочить за дверь, едва детина шагнул внутрь.
К прибывшему подскочил хозяин с огромной кружкой в руках. Тот принял её, осушил в два глотка и потребовал:
— Ещё! В глотке пересохло. Не поверите — только что с оборотнем бился!
Сказано было громко, явно для привлечения внимания. Разговоры смолкли — аудитория переваривала услышанное. Хозяин недоверчиво хмыкнул:
— Это с которым?
— То есть как — с которым? У вас их что, стадо? — немедленно рассвирепел детина. — С тем, от которого всей округе житья нет!
В глазах хозяина возникло странное выражение, но тут вмешался монах:
— Прошу прощения, сын мой; так вы утверждаете, что совсем недавно схватились с этой мерзкой тварью, о которой ходят жуткие истории?
— Да, святой отец, — почтительно ответил молодой человек.
— И, судя по тому, что вы живы, он...
— Сбежал, — с сожалением признался тот, — позорно скрылся. Ну да ничего, — молодец гордо выпятил грудь; кафтан затрещал, — от меня не сбежит! Я сюда затем и явился, по его душу!
Пьянчуги восторженно зааплодировали.
— Э-э-э... точнее будет сказать, по его голову, — поправил монах.
— Простите, отче, — новенький смутился, но ненадолго. — Хозяин! Пива всем! Я угощаю.
— Но как же вас зовут, юный герой? — поинтересовался монах, сдувая пену.
— Сэр Бертрам де Хонк, к вашим услугам, — поклонился рыцарь и шумно сел, лязгнув мечом.
— А-а, то-то я смотрю... — пробормотал монах.
— Вы что-то сказали, отче? — поинтересовался сэр Бертрам.
— Да, сын мой. Думаю, всем присутствующим не терпится услышать ваш рассказ.
Забулдыги и купцы согласно закивали, первые — с восторгом, вторые — с облегчением: грабить их рыцарь явно не собирался. Сэр Бертрам не заставил себя упрашивать:
— Так вот — еду я по лесу. Из Дрэдвиша выехал ещё засветло, думал к полуночи до озера добраться. Да не тут-то было! Как стемнело, всё небо тучами затянуло, снег мокрый повалил — вон, до сих пор валит. Ну и заплутал я, дороги-то не видать. Ехал, куда глаза глядят, пока конь мой, Корнелис, спотыкаться не начал. Ничего не поделаешь — пришлось в лесу заночевать. Наломал сучьев, пару ёлочек срубил — костерок, значит; Корнелиса расседлал, дал ему овса, сколько осталось, уселся и задремал. Вдруг слышу — а сон у меня чуткий — заржал мой жеребец. Открываю глаза — силы небесные! Стоит. К свету вылез, бурый, мохнатый, в полсосны ростом, а вместо лица — морда жуткая. Смотрит на меня и клыки щерит.
— Так на свету и стоял? — с сомнением переспросил хозяин.
— Точно. Я за меч, а он заревел — и к коню.
— А конь тоже на свету? — опять перебил хозяин.
— Ну да. Да что тебе этот свет дался? — удивился сэр Бертрам.
— Да так, ничего, — буркнул хозяин. Молчаливый человек в буром плаще пристально глянул из-под капюшона на хозяина, но смолчал. А сэр Бертрам продолжал, всё больше распаляясь:
— Вот. Он, значит, на Корнелиса, а я на него с мечом. Рубанул по голове, да он увёртливый, зараза — только по лапе попал. Тут уж он на меня. Ревёт так, что уши заложило. Корнелис его сзади копытами...
— Конь? — снова не выдержал хозяин.
— Ну, конь. Да что ты всё время перебиваешь? — раздражённо повернулся к нему рыцарь.
— Так ведь оборотня все звери боятся! — воскликнул хозяин. — Запах у него такой...
— То-то у тебя, брат, даже собаки нет, — пьяно засмеялся один из забулдыг. — Недаром, видно, говорят, что он возле твоей таверны шатается...
Молчаливый человек снова взглянул на хозяина. Тот обернулся, почувствовав взгляд, но молчун только протянул ему пустую кружку:
— Ещё пива, хозяин.
Тем временем монах выпытывал у сэра Бертрама, не был ли это, часом, медведь.
— Да что вы, какой медведь? — возмущённо гудел рыцарь. — Что я, медведей не видал? Да вы, видать, не верите мне, отче?
— Верю, верю, сын мой, — успокаивал его монах. — Но в темноте, да ещё спросонья...
— Я всегда начеку! — гордо провозгласил рыцарь. — Да и какой медведь зимой?
— Шатун, — внятно произнёс молчаливый человек, но кроме монаха, его никто не услышал.
* * *
Сэр Бертрам проснулся, словно от толчка. В комнате было темно, но щель между закрытыми ставнями уже начала сереть — время шло к рассвету. Посреди комнаты маячила тёмная фигура.
— Кто здесь? — хмуро осведомился рыцарь, протирая сонные глаза.
— Я, сэр, — ответил голос хозяина. Фигура повернулась, и полоска света упала на знакомое лицо со странно блестящими глазами.
— Чего тебе? — раздражённо спросил сэр Бертрам. — Который час?
— Предрассветный, сударь, — сообщил хозяин, не сводя глаз с рыцаря. — Вы тут про оборотня рассказывали, так я и пришёл разъяснить кое-что.
— Нашёл время, дубина! — Рыцарь совсем осерчал. — Что, днём не мог рассказать?
— А оборотни только в такое время и выходят, — спокойно пояснил хозяин. — Другого света они не выносят. И железо, кстати, их не ранит. Так что дрались ваша милость — ЕСЛИ дрались, конечно — всё-таки с медведем...
— Да откуда тебе это знать? Дружок он твой, что ли?
— Нет, не дружок он мне, — неожиданным басом хохотнул хозяин. — Я и есть оборотень, так-то!
Лицо его исказилось, появились мохнатые заострённые уши, лоб, и без того узкий, пропал вовсе, и в страшном оскале выпятилась челюсть... Сэр Бертрам лихорадочно шарил рукой по кровати в поисках меча, и никак не мог его нащупать... Зверь торжествующе завыл и присел для прыжка...
Дубовая дверь прогнулась от страшного удара и с грохотом сорвалась с петель. В дверном проёме стоял человек в тяжёлой кольчуге и шлеме с полузабралом; длинный меч был в его руках, и пылающие руны на клинке осветили всю комнату бледным мерцающим светом.
— Вот и выследил я тебя, мерзавец, — хрипло произнёс воин. Оборотень развернулся на месте и бросился на противника; тот уклонился, поднимая меч навстречу зверю — невероятно, не по-человечески быстро, силуэт его смазывался от скорости. Оборотень извернулся посреди прыжка, минуя смертоносное лезвие, сшиб деревянные перила за спиной человека и обрушился вниз. Противник его чёрной молнией прыгнул следом, на лету выписывая сияющим клинком сложную петлю; снизу донёсся вой, на этот раз в нём звучало не торжество, а ужас и боль... И всё стихло.
Когда сэр Бертрам, наконец, спустился вниз, взору его предстал лежащий посреди зала труп хозяина. С другой стороны показался монах. Лицо его выражало крайнее удивление.
— Вы убили его?
— Да, — ответил воин, снимая шлем и набрасывая на плечи свой грязно-бурый плащ.
— За что?
— За что я убил оборотня?
— Какого оборотня? За что вы убили нашего хозяина таверны?
— Ну, когда я убивал его, он и на человека-то не был похож... Кстати, святой отец, посмотрите на труп.
Монах взглянул на пол. Трупа не было — только обугленные половицы и лужа чёрной крови.
— Исчез, — возбуждённо воскликнул сэр Бертрам, — испарился! Это ли не доказательство? Сэр рыцарь, — обратился он к воину, который уже закутался в свой плащ и превратился во вчерашнего молчаливого путника, — я не успел поблагодарить вас...
— Считайте, что уже поблагодарили.
— Но как ваше благородное имя?
— Это неважно. Рыцари Серебряного Круга не ищут славы... — и воин скрылся за дверью.
— Круг?.. — пробормотал монах. — Но ведь это... Подождите! — Он бросился следом, но успел лишь услышать удаляющийся стук копыт — на север, на север, по дороге, невидимой за снежной пеленой.
Монах понурился и побрёл обратно в дом...
Глава 3
Их было шестеро. Здоровенные ражие мужики, вооружённые чем попало: кистени, два коротких копья, охотничьи луки... Только у главного имелся меч, на вид старинный и весь зазубренный. Владел главарь также и единственными на всю компанию кожаными доспехами: кирасой, заляпанной какой-то невообразимого состава и цвета гадостью, происхождение которой отец Кевин даже не пытался угадать. В общем, вояки хоть куда — хоть на помойку, хоть на паперть. Однако же, их было шестеро — многовато для предположительно мирного, безобидного монаха, коего киборг честно из себя изображал вот уже третью неделю. Ломать устоявшийся образ не входило в планы Наблюдателя, поэтому отец Кевин собрал остатки смирения и приготовился к банальному дорожному ограблению. Увертюру начал атаман:
— Эй, батюшка, матушку твою так и разэдак! Куды путь держишь?
— Ко святым местам, возлюбленные чада, — охотно поддержал гамбит монах. Ситуация стала его несколько забавлять. Бандитов, впрочем, тоже.
— Гы-ы! — как по команде, осклабились они все разом, а их главный с видимым удовольствием продолжил:
— А не страшно ли тебе, святой отец, одному по дорогам шастать? Ить прибить могут ненароком.
— Все мы в руке Господа, — заученно-лицемерно ответил «батюшка».
— То-то! — назидательно заключил главарь и перешёл к миттельшпилю:
— А не боишься ли ты, отче, кары Божьей?
— За что бы это, сын мой? — неискренне удивился отец Кевин. Данный Рэ Гуд начал его утомлять. Видимо, в этой глухомани братцы-разбойнички редко имели подходящий объект для издевательств и порядком соскучились. Мелькнула здравая мысль о том, что хороший палач должен исполнять работу молча и по возможности поскорее. Грабитель тем временем продолжал:
— За то, морда твоя поповская, что по дороге ходишь, а сбор дорожный не платишь!
Команда одобрительно зашумела. «Бурные аплодисменты, — подумал отец Кевин, — прерываемые репликами из зала...» Реплики же последовали такие:
— Веррна говоришь, Сдох! («Кто сдох?»— мимолётно удивился отец Кевин, но потом сообразил, что это благородная кличка славного атамана)
— Так его! Мы здесь, понимаешь, это.., а он не платит, понимаешь!
— Вишь ты, чего народ-то говорит, — довольно и как-то даже ласково пророкотал громила Сдох, — плати, папаша, подорожный сбор, не то костей тут щас у нас не соберёшь!
— Да Господь с тобой, чадушко! — замахал на него руками монах, а про себя с удовольствием повторил: «Ха, чадушко!!!»
— Откуда у странника Божия деньги возьмутся? — Зрительный зал активно выразил неодобрение. Мордатое чадушко подняло волосатую лапищу. Вопли и свист смолкли. Костолом назидательно загудел:
— Неправду говоришь, батюшка, грех тебе. Не родился ещё на свет Божий таков монах, что не подкрепит веру свою доброй монетой. В другой раз тебя спрашиваю — добром отдашь али поступить с тобою не по-Божески?
«Где-то я всё это уже читал», — задумался отец Кевин. Электронная память услужливо подсказала: Шарль де Костер, «Приключения Жиль Бласа из Сантильяны». Однако предаться размышлениям на тему сравнительного анализа литератур ему не дали. Главарь расценил его молчание, как некоторые колебания и, соответственно, как вызов собственным ораторским способностям.
— Ну гляди, поп, — решил он несколько подкрепить свои аргументы, — раз ты по-хорошему не хотишь, будем по-плохому говорить.
Отец Кевин приготовился изображать из себя избиваемого старичка на потеху немногочисленной публике. Его пластистальному корпусу пинки и удары были, конечно же, не страшны, однако стало по-человечески противно. Но эндшпиль партии стал развиваться совершенно неожиданно. Из-за широченной спины атамана вдруг выскочил хлипкий мужичонка с кустистой реденькой бородёнкой и совершенно безумными глазами. «Седьмой», — подивился отец Кевин и машинально припомнил: «— Го-гу-га! — закричал Савка Буцис, — извини меня, Бенчик, я опоздал...»
— Дай мне, Сдох! — срывающимся фальцетом завопил мужичок, размахивая огромными вилами. Он был явно не в себе. Атаман, кажется, несколько даже испугался такого порыва. Во всяком случае, он проворно обхватил психопата за пояс и ошарашено грохнул:
— Остынь, Убивец! Не бери грех на душу...
Но маленький Убивец был, по-видимому, невменяем. На губах его показалась пена, он с нечеловеческой энергией стал выдираться из рук главаря, не переставая при этом визжать:
— Ы-ы! У-убью... Щас как у-убью!! Этого щас как у-убью!!!
«М-да, — подумал отец Кевин. — Пропала моя личина. Прийдётся объяснять ребятушкам, почему это об меня вилы ломаются...». Впрочем, была тут, конечно же, и приятная сторона процесса. Всегда приятно растолковать Нехорошим Дядям, что они недостаточно нехороши для данного конкретного случая. Однако следовало это сделать так, чтобы происшествие хотя бы поработало на легенду. «Приступим, господа, — процедил д'Артаньян, широко улыбаясь ухмылкой Остапа Бендера...»
— Стойте, несчастные! На колени и молитесь, ибо преисполнилась чаша терпения Небес!
— Во шпарит! — восхищённо заметил один бандюга вполголоса, — Прям те как с амвона...
Воцарилась изумленная тишина. Даже ненормальный Убивец перестал подвывать и прислушался. По широченной роже Сдоха волной разливалось умиление. Он всем своим видом как бы говорил: « — Давай-давай, папашка, потрепись-ка малёхо... покуда даю!» И отец Кевин постарался его не разочаровать: — Покайтесь, грешники, ибо мне доверил Господь наш прервать ваши зловонные жизни...
— Ну, будет, — резко оборвал старшой. Видимо, словечко «зловонные» лежало слишком близко к настоящему положению вещей.
— Побаловались, и хватит. Гони монету, дед, не то, вишь — не удержу молодца...
Заплёванный молодец снова начал всхрапывать. Слышно было, как один разбойник вполголоса поясняет другому:
— Он тожа маненько свихнутый, видать, навроде Убивца, только на Боге...
Отец Кевин замолчал и потащил из ножен меч. Громилы широко заулыбались, словно танкисты, увидавшие противника с водяным пистолетом наперевес.
— Поосторожней с железякой-то, дедунюшка,— удивительно добрым, приторным каким-то голосом заговорил Сдох, доставая из-за пояса свой гладиус. — Поранишься ещё ненароком. Хотя тебе так и так помирать время...
— Зрите погибель вашу! — заорал в ответ отец Кевин и щёлкнул переключателем...
* * *
Грешно злорадствовать над тёмными людьми, однако картина потешила самолюбие священника. Пятеро из семи мужиков как стояли, так и рухнули в дорожную грязь на колени, спрятав глаза от нестерпимого сияния, главарь застыл, судорожно сжав в ручищах астматически хрипящего Убивца, который, кажется, только по этой причине не смог прореагировать должным образом. Отец Кевин ещё раз взмахнул светящейся полосой, оставляя на земле широкую оплавленную борозду, и выключил излучатель. Снова он держал в руке не оружие архангела, а просто меч.
— Так-то, дети мои, — проворчал он тоном ниже, — Сказано — покайтесь, значит, покайтесь. А вы в драку лезете...
Волосатый главарь решил-таки тоже упасть на колени. При этом он выпустил полузадушенного психа, который не преминул мешком свалиться рядом. Видимо, сообразительный Сдох понял каким-то шестым чувством, что убивать его пока не собираются, и решился подать голос:
— Чудо! — загремел он трубным басом, от которого задрожали деревья и разнеслось по лесу гулкое эхо:
— У-удо, у-удо!!!
— На колени, богохульники! — продолжал он с энтузиазмом, хотя все, кроме несчастного Убивца, и без того уже стояли коленопреклонёнными.
— Помолимся за святого, явившегося нам в этой глуши, чтобы наставить на путь истинный!
Со стороны разбойников послышалось согласное бормотание.
— Я так понимаю, конфликт исчерпан? — хладнокровно поинтересовался монах, надеясь, что его сейчас не попросят на месте исцелить сумасшедшего. Однако этого не случилось. Неграмотные мужички не поняли ни слова и поэтому уверовали в чудо ещё больше. «Однако, пора заканчивать представление и убираться», — решил отец Кевин и напыщенно произнёс:
— А теперь встаньте, слуги Господни, и идите, не останавливаясь, до ближайшего монастыря, где святые братья помогут вам замолить ваши прегрешения. Ступайте же с Богом!
C этими словами он взмахнул рукой в благословляющем жесте, поправил на голове капюшон и повернулся, чтобы покинуть тёплую компанию новообращённых. Не тут-то было.
За спиной у отца Кевина стоял закованный сверху донизу в броню боевой конь. На его широченной, как палуба, спине восседал не менее грозного вида рыцарь в латном доспехе, на голове его был шлем с опущенным забралом и развевающемся сзади плюмажем, в правой руке он держал длинное, в два метра, копьё. Наконечник копья был недвусмысленно нацелен на главаря шайки. Как этакой громадине удалось подобраться незаметно, оставалось совершенно неясно.
— Что здесь происходит? — послышался глухой голос из-под забрала.
— Э-э... А чего Вы, собственно, ожидали? — растерянно вопросил священник, пытаясь собраться с мыслями.
— Всего, — исчерпывающе ответил рыцарь и продолжил:
— Эти негодяи намеревались причинить Вам зло, святой отец? Судя по их виду, они разбойники...
Не успел отец Кевин придумать, что же ему следует в данной ситуации ответить, как резво вмешался почуявший жареное Сдох:
— Зло? Да Господь с Вами, ваша милость, какое же зло? Это ж святой, он сам кому хочешь... э-э, я хотел сказать, разве ж можно на ангела Господня руку поднимать! Да ни в жисть! — и он с мольбой поглядел на старика.
— Святой? — с сомнением пробормотал рыцарь.
— Ага! — воодушевлённо подтвердил бандит, — натуральный, ей-Богу.
Отец Кевин счёл разумным скромно промолчать. А Сдох уже стоял на ногах, размахивая лапищами, как какая-нибудь ожившая коряга:
— И меч у него сияющий, ажно глазам больно, и речи говорит вроде непонятные, а всё одно, как душу переворачивает, и Убив... это... ну, Гергеля исцелил... Святой и есть, — убеждённо закончил он свою речь, а толпа за его спиною заворчала нечто в поддержку. Убивец-Гергель с ненавистью воззрился на монаха, словно тот его и впрямь пытался лечить.
— Меч? — с ещё более возросшим сомнением спросил воин. Киборг решил, что пора бы и ему пару слов произнести:
— Прошу прощения, а с кем имею честь?
— У Рыцарей Серебряного Круга нет имён, — машинально ответил рыцарь. — Я услышал крик и поспешил сюда, — продолжил он, думая о чём-то своём. — Так говоришь, меч? — снова спросил он у Сдоха, но прежде, чем тот ответил, отец Кевин вынул меч. Сдох проглотил всё, что собирался поведать, и опасливо попятился. Реакция рыцаря была, на взгляд Наблюдателя, ещё более неадекватной: его конь одним прыжком очутился рядом с монахом, а копьё упёрлось в сутану.
— Не двигаться, дьяволово отродье, — негромко, но властно отчеканил голос из-под забрала, словно танковые гусеницы лязгнули.
— Эй, сударь, — осмелился подать голос Сдох, — Негоже так со святым-то угодником...
— А вот мы сейчас увидим, чей он угодник, — туманно пообещал рыцарь. — Скинь капюшон, нечистая сила!
— Чистая, — пробормотал под нос Сдох, но рыцарь то ли не расслышал, то ли не обратил внимания. Во всяком случае, упускать возможность познакомиться с одним из неуловимых Рыцарей Круга и раскрутить его на пару гигабайт информации отцу Кевину никак не хотелось, поэтому он как можно медленнее нагнулся и положил меч наземь рядом с копытами коня. Копьё чуть-чуть шевельнулось, но не более того. Тогда священник с хорошо отрепетированным старческим кряхтеньем распрямился и так же медленно, как расставался с мечом, откинул на спину капюшон сутаны.
— Ма-агистр Ирла-ан?! — послышался изумлённый возглас и рыцарь рывком приподнял забрало шлема, открывая взору неожиданно молодое, почти мальчишечье лицо. На нём было написано такое удивление, словно рыцарь увидел покойного короля Мардука, правящего упряжкой ломовых лошадей. — Разве Вы не в Цитадели?
«Ну почему я не умею так удивляться?», — уныло подумал киборг...
Глава 4
Сэр Энглион де Батарди, рыцарь:
Наверное, мне не следовало брать его с собой. Наверное, не следовало даже останавливаться рядом с ним — мало ли таких сейчас валяется по всему Западному Риадану... Маленький, грязный побирушка, один из многих, кому суждено замёрзнуть этой зимой. Жаль их, конечно, да ведь все дырки на свете одним пальцем не заткнёшь. Короче говоря, хотел я пройти мимо. И не смог. Как остановило что-то — стою и смотрю на него, а он на меня. Минуты две стоял, по-моему. А потом он вдруг шевельнулся и буркнул:
— Ну, чего глазеешь? Проходи давай, за просмотр деньги берут...
И что мне тут оставалось? Взял я его в охапку и потащил к себе. Да и то сказать — потащил, весу в нём всего ничего, душа да лохмотья; не заметил, как донёс.
Первым делом, конечно, за стол усадил. Ну, тут он себя показал — даром, что ростом мне чуть выше пояса, а лопал, как молодой дракон; оно, конечно, поживи впроголодь не знаю сколько, так любой еде рад будешь. Приятно смотреть было, как он ел. Говорю ему:
— Эх ты, растущий организм!
А он только зыркнул на меня, быстро так, и снова уписывает. Поговорили, в общем.
Правда, после ужина он разговорился. Сказал, что зовут его Джино, а полностью — Ингвальд, только не надо его полным именем звать, оно ему не нравится, а я, наверное, идиот, потому что только идиот станет добрых три лиги тащить на себе первого попавшегося оборванца, но всё равно спасибо, потому что никто ещё с ним так не возился с тех пор, как... Тут его сморило, и он уснул.
Утром он вскочил после вторых петухов, и сразу же уходить собрался. Не проснись я, так бы и ушёл. Насилу уговорил остаться. И в самом деле, куда я его отпущу? Назад, под забор? Так, спрашивается, зачем тогда было его домой тащить? Лежал бы себе и лежал... Нет уж, парень, раз так вышло, поживи здесь пока, а там посмотрим.
Выслушал он меня, плечами пожал, косо как-то; смутился, что ли? Да нет, скорее мой щит смутится, чем этот. Сел в уголке и молчит. Ну ладно, спать уж поздно, значит, пора делом заняться. Встал я, меч со стены снял и начал разминаться. Прыгал, прыгал — увлёкся, даже и про мальчишку забыл; а он сидит в углу, как завороженный, не мигнёт, не пошевелится. Статуя Альтаугра Зоркого, да и только. Остановился я и спрашиваю:
— Что это с тобой? Никак, окаменеть собрался?
А он на меня глядел, глядел, да вдруг как выпалит:
— А я знаю, кто вы! — да с таким видом, будто знает обо мне невесть что.
— Ну, раз знаешь, так скажи, — говорю, — а то ведь интересно.
— Вы, — чуть не подпрыгивает, — Рыцарь Серебряного Круга! — а глаза так и сверкают от радости. Чудак.
— Спасибо, открыл тайну. А я-то думал — король Бардук Третий, царство ему небесное...
Воззрился он на меня, как на чудо заморское, и заявляет:
— Так вас же нету!
— Как так нету? А кто это здесь стоит? Кто тебя на горбу таскал — Белый Призрак?
— Да нет! Вы-то есть. Рыцарей Серебряных нет! И Круга нет, так отец говорит. Вы — легенда этого мира.
Надо же, думаю, легенда мы. И что это он про «этот мир» говорит? Какой «этот мир», Срединный, что ли? А вслух говорю:
— Легенда? А кто же тогда вас, селян да торговцев, от нечисти бережёт?
— Так ведь и нечисти нету! Это всё сказки крестьянские! — и добавляет извиняющимся тоном: — Так отец говорит. Я-то всегда в вас верил.
Ну, спасибо за доверие. Но что же за отец у него, что нечисть сказкой считает? Её же тут полным-полно, только за ворота ночью выйди. Да и где сейчас его отец? Махнул я рукой на эти вопросы — не к спеху, узнаю в своё время.
— Ладно, братишка. Сказки так сказки. Давай-ка завтракать, потом пойду я в город и одёжку тебе справлю. А ты тем временем отмойся как следует, а то на водяного из торфяного болота похож. Банька во дворе.
Позавтракали мы и разошлись — я в город, он в баню. Я только слово с него взял, что не сбежит никуда; слова он не дал, сказал просто, что не сбежит. Мне больше ничего и не нужно — честного человека сразу видно, ему и клясться не нужно, как сказал, так и сделает.
Возвращаюсь к обеду — не узнать малыша!
— А куда, — говорю, — тот поросёнок делся? Да ты, оказывается, красавец! Лет через пять, попомни моё слово, от девок отбою не будет!
Ишь ты, засмущался. Я уж было думал, что он краснеть вообще не умеет. Наверное, под грязью заметно не было.
— Ну, Джино, поди-ка сюда. Примерь обновы.
С одеждой я угадал — впору пришлась, как по мерке шили. Сапоги великоваты, ну ничего, на вырост будут. Не новое всё, правда, но доброе — надолго хватит. Нам, Серебряным, всё бесплатно дают — защитники, как-никак, для того и живём, чтобы нечисть сказкой считали; а какой купец лучший товар за «спасибо» отдаст? У нас только с оружейниками уговор — лучшее оружие да доспехи для Круга предназначены. Они, впрочем, и не возражают — понимают, что для их же благополучия.
Крутится, значит, мальчонка перед зеркалом, никак оторваться не может. Небось, от рождения такого не носил. Смотрю я на него и думаю: «Что ж ты, Энглион, делаешь? Работа у тебя, сам знаешь, какая — редкий Рыцарь своей смертью умирает. Загубишь мальца, окаянный, как людям в глаза смотреть будешь?» Да только ничего уже не изменить — с судьбой не поспоришь, не тот случай. И значит, Рыцарь, твой теперь парень, ты за него отвечаешь — не говорить же ему: «Ну, сынок, оделся, обулся, ступай себе дальше, в новом камзоле милостыню просить...» Пришло, значит, время смену готовить; когда-то ведь и меня так подобрали на улице.
Повернулся я, вынул из-под лавки ещё пару свёртков. Говорю ему:
— Ну что, налюбовался? Красивый, красивый... — он прямо запыхтел, как дракон. — Погоди пыхтеть, иди сюда. Ты ещё не всё на себя надел, — и разворачиваю свёртки.
Он как увидел, что там лежит, так чуть дыхания не лишился. Немудрено — о таком иные баронеты только мечтать могут.
— Погоди, — руки ему отвожу, — не торопись. Сначала на пару вопросов ответить нужно.
— Ага, — говорит, — ага.
А сам всё мне за спину заглядывает.
— Как твоё полное имя?
— Ингвальд Соронсон.
Ишь ты, а ведь имя благородное. Дворянский наследник из Соронсы, что ли? Бывал я в Соронсе. Дыра дырой, и пиво дрянное.
— Так вот, Ингвальд де Соронса, согласен ли ты стать моим, сэра Энглиона Батарди, Рыцаря Серебряного Круга, оруженосцем?
Помедлил он, понял, что не шучу я, и отвечает, звонко так:
— Да!
Честно говоря, у меня от сердца отлегло. Мог ведь и «нет» сказать, сдался я ему, понимаешь...
— Готов ли ты по первому зову спешить на борьбу со злом, в каком бы обличье оно не выступало?
— Да!
— Готов ли терпеливо сносить тяготы пути, повиноваться приказам своего Рыцаря, не бежать пред врагами?
— Да!
— Готов ли учиться у меня и Магистров Круга всему, чему тебя будут учить, не обращать полученные знания во зло и не разглашать то, что разглашению не подлежит?
— Да!
Ну, почти всё позади. Осталось последнее.
— Встань на левое колено, Ингвальд де Соронса, и протяни вперёд правую руку.
Взял я со стола чашу, вынул нож и полоснул себя по пальцу. Когда натекло немного крови, взял я его руку и осторожно лезвием палец придавливаю. Ничего. Жму сильнее — бесполезно. Не мечом же его по пальцу бить! А он смотрел-смотрел, потом левой рукой хлоп себя по лбу! Забыл, мол. И вдруг попало ему по пальцу — появился надрез. Хорошо, я вовремя руку отдёрнул, а то бы без пальца его оставил — давил-то уже сильно. Нацедил его крови в чашу, смешал со своей и в огонь выплеснул, как положено. Повернулся к нему и говорю:
— Встань, Ингвальд де Соронса! Нарекаю тебя отныне своим оруженосцем и младшим братом. Прими эти кольчугу, шлем и меч, да сохранят они твою жизнь и да будешь ты в них невредим!
Всё, исполнен обряд. Да только, если не ошибаюсь, он и без них будет невредим. Что за птица мой братишка, если и холодное железо его не берёт, и кровь в серебряной чаше не дымится? На защитное заклятие это похоже, вот что; да только не слышал я о таких заклятиях, которые в любой момент снять да наложить можно. И губами он не шевелил — я хорошо видел.
Покуда я так голову ломал, потемнело у меня в глазах и явился образ Магистра Ирлана. «Отправляйся на север, Рыцарь Энглион, за тридцать лиг, к деревне у Гнилого Брода. Прибыл посланник, просят нашей помощи.» Передал поручение и исчез. Джино на меня удивлённо смотрит — что это я в пустоту уставился и губами шевелю? Ладно, братишка, в своё время и это узнаешь, и ещё много чего.
А Джино поглядел-поглядел, да вдруг как выпалит:
— Старший, а что это за старик на астральную связь без вызова лезет? Он твой дедушка, да?
Надо же, углядел. Но как?! И что это значит «без вызова»? Ладно, придёт время — разберёмся. Добавил я новый свой вопрос к списку и говорю:
— Слушай, Джино, первый мой приказ. Ложись спать. Завтра ещё затемно в путь отправляемся, ты мне свежий нужен.
Глава 5
Цитадель Круга не произвела на отца Кевина особого впечатления. Ну подумаешь — ещё одна старая крепость, он же не турист на экскурсии, сам, поди, в такой же обитает, да почище этой будет — с собственным привидением... Хотя, в отличие от замка, чувствовалось, что Цитадель — место обжитое. Запустением тут и не пахло — по мосту сновали всадники, повозки, реже — пешие. В башенных бойницах и между зубцами стен можно было, присмотревшись, заметить движение и редкий отблеск солнца на металлических шлемах стражи. На шпилях развевались знамёна с доселе незнакомой отцу Кевину символикой: чёрные полотнища с серебряным кругом посередине. «Впрочем, нет, — поправил себя монах, — скорее не чёрное, а тёмно-синее.» Он важно восседал на рыцарском коне, стараясь не терять присутствия духа, но при том отлично осознавая, какое смешное зрелище собою являет. Рыцарь же, после долгих и настойчивых уговоров склонивший его к этой авантюре, невозмутимо вышагивал впереди, ведя коня в поводу, словно какой-нибудь паж.
Однако никто не зубоскалил. Может быть, здесь такие процессии считались в порядке вещей, а может, тут и не такое видали, но встречные отнеслись к гарцующему монаху и его провожатому с должным пиететом, почтительно приветствовали их и даже уступали дорогу. Отец Кевин предпочитал помалкивать и глазеть по сторонам.
Проехав внешние укрепления, путники очутились во внутреннем дворике крепости. Перед ними возвышалась центральная башня Цитадели — высокая и явно древняя, вся из замшелых каменных глыб, кое-как обтёсанных для лучшей подгонки. Остановившись, рыцарь подошёл к стремени и протянул почтительно руку. Отец Кевин подавил в себе суетное желание поскорее спрыгнуть с коня и, старательно кряхтя и отдуваясь, словно какой-нибудь престарелый прелат церкви рангом не ниже епископа, медленно и неуклюже сполз со своего седла, опираясь на предложенную руку.
— Благодарю тебя, э-э... сын мой!
— Гуон, Магистр, Гуон де Бордо, — со страдальческой миной терпеливо напомнил рыцарь. В девятый раз.
— Да-да, разумеется. Ты прости старика, годы, память уже никуда... — Рыцарь с удивлением на него покосился, но промолчал. Видимо, решил Наблюдатель, настоящий Магистр Ирлан склерозом не страдал.
В некотором замешательстве отец Кевин прибег к испытанному способу прекращения нежелательной темы и поднял было руку для благословения. Тут уж, кажется, даже конь удивился, во всяком случае, он попятился и коротко заржал. Пробегавший мимо паренёк застыл с открытым ртом, а рыцарь от неожиданности оступился и чуть было не упал. «Так, — подумал монах, — это уже интересно...» За спиной его раздался смех и смутно знакомый голос произнёс:
— Ба, кого я вижу! Коллега! Гуон, мальчик мой, ты что — нагрешил и в отпущении нуждаешься?
Сэр рыцарь уставился за спину отца Кевина, глаза его закатились и лишь своевременная поддержка спасла его от позорного падения в обморок. Оборачиваясь, отец Кевин уже догадывался, что он должен сейчас увидать, но эта догадка никоим образом не смазала первого впечатления. На пороге небольшого флигелька, в сутане и с капюшоном стоял он сам...
* * *
Когда ПОДЛИННЫЙ отец Кевин ставил на стол бокал и запечатанную сургучом флягу вина, киборг отметил, что руки у него всё ещё дрожат. М-да, человеческая реакция оставляет желать многого... «Не самодовольствуй, — одёрнул он себя строго, — ты и сам-то теперь человек более, чем положено машине», — он грустно усмехнулся. Очевидно, его улыбка была истолкована Магистром неверно, так как тот поспешно заметил:
— Простите великодушно, что не предлагаю Вам выпить, однако же, честно говоря, доселе не имел опыта общения с искусственными механизмами...
«Ого!» — удивился отец Кевин, но сдержал рвущиеся наружу вопросы и мягко поправил:
— Скорее, не механизмами, а организмами. Я — киборг, искусственное существо...
Магистр нетерпеливо отмахнулся пухлой ручкой:
— Ах, увольте, прошу Вас, меня от Вашей Дневной терминологии, она меня совершенно, смею Вас уверить, не интересует...
Слово «дневной», Магистр как-то по-особому выделил, отец Кевин это отметил. Отметил он также и пристрастие старика к длинным пассажам... Его собеседник тем временем продолжал, пристально рассматривая Наблюдателя:
— Так-так, значит, если можно так выразиться, не промыслом Господним, но рук человеческих... Да ещё и в моей личине... Чем обязан такой честью?
— Случаю, только случаю. Не Вы — так кто-нибудь другой, но так уж получилось...
— Угу. Значит, Мастера Дня совершенно случайно копируют своей... своим творением отлично известного им Магистра Ночи и в таком виде пускают его разгуливать по городам и весям... Знаете, дорогой мой, — Магистр доверительно склонился через стол к Наблюдателю, — всё это очень смахивает на провокацию. Какие Вы могли бы привести аргументы в пользу того, что моя догадка неверна и мне не следует Вас уничтожить на месте, как нарушителя Границы?
«Что ж, — подумал отец Кевин, не хотелось сознаваться, да прийдётся...»
— Видите ли, многоуважаемый Магистр, — осторожно начал он, невольно копируя стиль и манеры своего прототипа, — дело всё в том, что по-моему, произошло недоразумение...
На лице Магистра вдруг пробилась свирепая ухмылка, почему-то напомнившая отцу Кевину давешнего великана Сдоха. Он продолжил:
— Я, как и мои создатели, те, кого я представляю, совершенно не понимаю, какой смысл Вы вкладываете в столь многозначительно произнесенные здесь понятия «День», и «Ночь». Для меня это всего лишь время суток и я не...
— Да бросьте Вы, честное слово, — резко перебил его Магистр, — Является ко мне, понимаешь, этакий механизм...
— Организм, — кротко поправил монах.
— Да хоть кретинизм, мне-то что! Ваши хозяева имели наглость, поправ все договорённости, прислать на планету Ночи шпиона, да ещё снарядили его моей физиономией, понимаешь...
Хоть искусственный мозг не должен, по идее, проявлять бурные чувства, отец Кевин был в шоке. Он только и смог пролепетать:
— На п-планету?!?
Как ни странно, его удивление было замечено. Магистр Кевин вдруг осёкся на полуслове, весь подобрался и стал напоминать кобру перед атакой. Зрачки его глаз невероятно сузились и теперь буквально буравили Наблюдателя.
— Постойте-ка. Как это вы себя там назвали? Словечко такое...
— Организм? — услужливо переспросил отец Кевин и вдруг у него внутри будто что-то оборвалось — слова «киборг» не было в здешнем языке, не могло его тут быть! Он попытался что-нибудь придумать, но Магистр его не слушал.
— Ки-борг, — по слогам произнёс он и, резко выпрямившись, вскочил. Бокал со звоном полетел в угол, а Магистр, воздев свой посох, направил его на монаха. Из посоха заструилось зеленоватое сияние, луч света ударил в грудь Наблюдателя... Неожиданно всё кончилось. Только что в келье бушевал разгневанный громовержец, миг — и опять в кресле тихий, ласковый старичок-толстячок, ничем не напоминающий Перуна в ярости. Но страшная сила чувствовалась теперь в нём и отец Кевин понял это...
— Простите меня, — произнёс Магистр, — я подумал было, что Вы — робот-убийца, творение Того, и пришли по мою душу...
— Кого — того? — выдавил из себя совершенно сбитый с толку монах. Его на мгновение посетила дикая мысль, что всё это — какой-то новый, непонятный тест, придуманный хитроумным адоном Командором...
— Того самого, — туманно пояснил Магистр. Он хотел было продолжить, но тут уж не выдержал отец Кевин. Сорвавшись с места, он заорал:
— Долго Вы намерены тут надо мной воду варить?! Это же бред чистый: два монаха в средневековой крепости рассуждают, изволите ли видеть, о кибернетике! День и Ночь, понимаете! К чертям собачьим! Вы то швыряетесь в меня чёрте какими излучениями, то объявляете меня порождением кого-то «Того самого», то...
— Сядьте! — резко приказал Магистр, — и прекратите истерику. В самом деле, никто над вами не...варит воду. Хмм, неплохо... Произошла ошибка...
Отец Кевин умолк и попытался воспроизвести давешнюю ухмылку своего прототипа. Кажется, не получилось. Магистр же, как ни в чём ни бывало, продолжал:
— Я уже, кажется, понял, с кем имею дело... М-да. Дневная... — тут он заметил гримасу монаха и быстро поправил себя: — ...Э-э, техническая цивилизация гуманоидов, не так ли? И контакта с Мастерами не имеете? Ну что ж, считайте этот первым... Я — один из Мастеров Ночи. Видимо, я должен Вам кое-что объяснить, но сперва ответьте-ка мне на пару вопросов...
Отец Кевин молча внимал. Он лишь подумал не без юмора, что доселе ни один ксенолог не разрабатывал такой вот схемы Контакта: Кухонная Перебранка.
— Как называется Ваша родная планета? — спросил тем временем Магистр.
— Да-а? А как насчёт координат? — сварливо пробормотал киборг.
— Координаты ваши можете оставить при себе, — ворчливо заметил Магистр, — Тем более, в ваших терминах они для меня бессмысленны. Только самоназвание.
— Ну, Земля... — ответил пристыженный отец Кевин.
— Нуземля, — раздумчиво протянул Магистр, барабаня пальцами по столу.
— Да нет, просто Земля, — поправил отец Кевин, — Гея, Терра...
— Ага! — воскликнул Магистр, — а звезда, значит, Сол, Солнце?
— Да, — подтвердил монах. Он уже ничему не мог удивляться.
— Так-так, — забормотал Магистр, — Мир Тени, переходная цивилизация, ага...
— Да будет мне позволено заметить, — ядовито прошипел киборг, — Что я пока не понял ни слова и жду обещанных объяснений.
Магистр искоса с неодобрением поглядел на него, но сдержался:
— Будут Вам объяснения. Только сперва скажите, связаны ли Вы со своими товарищами? Мне бы не хотелось повторять этот разговор дважды...
Отец Кевин торжественно заверил его, что этого делать не прийдётся и каждое слово глубокоуважаемого Мастера будет передано по назначению.
— Что ж, — подвёл итог Магистр, — приготовьтесь выслушать небольшую лекцию...
* * *
Раздался дикий грохот и тяжёлая дверь рывком распахнулась, чуть не сметя по дороге Магистра вместе со стулом. В комнату, бренча до сих пор не снятыми доспехами, ввалился старый знакомец отца Кевина — сэр Гуон де Бордо. В правой руке он держал меч и, наверное, с удовольствием бы им размахивал, не будь так тесно. Он остановился на пороге и спросил:
— Магистр Ирлан, с Вами всё в порядке?
— Пока да, — отвечал Магистр, балансируя на двух ножках стула, — Уфф! — стул, наконец, встал как полагается. — А почему ты решил, что со мною должно быть что-то не в порядке?
— Я услышал шум... — растерянно объяснил рыцарь. Отец Кевин насмешливо фыркнул:
— Наш юный друг, видимо, яростный звуконенавистник. Когда я увидал его впервые, он тоже услышал шум...
За это он заработал яростный взгляд, однако сэр Гуон продолжал обращаться только к Магистру:
— Не повредил ли Вам этот монстр?
«Монстр» неопределённо хмыкнул. Прослеживалась явная корелляция в словах и поступках, но он решил промолчать. Ему стало вдруг интересно: как это сэр рыцарь с ходу отличил его от Магистра? Одеты они одинаково...
Магистр покосился на киборга, но тот молчал.
— Ну-у, сынок, мне повредить не так уж легко... Впрочем, спасибо за заботу. Однако, раз уж ты здесь, присаживайся. Послушаешь тоже. Я, правда, не рассказывал вам об этом ничего, думал — рановато, ну да ладно. Когда-нибудь всё равно бы пришлось...
Глава 6
Индикатор на пульте связи Станции замерцал в тревожном ритме. Дежурный машинально перевёл аппаратуру на полную запись передачи. Но спешность и настойчивость, с какой наблюдатель №14 требовал себе приоритетный канал, встревожили служаку, и он рискнул вызвать непосредственно Командора Йосла Коэна.
— Если это не тревога Вселенского ранга, то я велю разобрать его на запчасти при первой же профилактике! — поднятый по тревоге с постели адон Коэн был не в духе, хотя аккуратность формы и не позволила б заподозрить, что он вскочил в спешке.
— Он утверждает, что уровень — Зеро! Категория — Озма!
— Он просто спятил, похоже! На этой планете НЕ МОЖЕТ БЫТЬ представителей других цивилизаций, кроме нашей и аборигенов! Или он таки отыскал вампира с оборотнем, и теперь желает взять у них интервью?! — яд плескал в каждом слове Командора.
— Никак нет, согласно утверждениям Наблюдателя №14 — обнаружен представитель цивилизации, неизвестной Земле, и сейчас оный представитель настоятельно желает сообщить нашему миру определённые сведения. Кстати, заодно этот загадочный инопланетянин является Магистром рыцарей Серебряного Круга, который разыскивает небезызвестный Вам Соронсон-младший.
— Соронсон?! Круга?! Дайте визуальный режим!
Келья Магистра Ирлана возникла в рубке Центра Связи, сплетённая голограммным проектором. У стола сидел... отец Кевин, собственной персоной, что, впрочем, было невозможно, поскольку трансляция велась через глаза того же самого отца Кевина, сидевшего напротив восседающего у стола, и руки его время от времени появлялись в кадре. Рядом расположился закованный в броню рыцарь.
Над рыцарем вспыхнула переданная Наблюдателем пояснительная надпись: «Сэр Гуон де Бордо, рыцарь Серебряного Круга», а над отцом Кевином — ехидно-оранжевая табличка: «Магистр Ирлан, шеф рыцарей Серебряного Круга, известный более как настоятель монастыря отец Кевин, внешностью коего Вы, Командор, меня наградили...»
— Кто отвечал за легенду Наблюдателя-14?! — заорал взбешённый Коэн. — Перепроверить и выяснить, как они могли придать киборгу внешность ЖИВОГО обитателя Риадана! Что, родовитых покойников на то время было мало?!...
На экране тем временем Магистр Круга собирался что-то поведать «священнику», а через него — и всем обитателям Станции, а может — и всей Земли. Чуткие приборы записывали каждый бит передаваемой информации, а антенна гипертелескопа нацеливалась в сторону Земли, чтобы дублировать передачу в центр Прогрессорского Корпуса.
* * *
Голос Магистра Ирлана стал отчуждённым, словно у лектора, читающего свой опус перед сотой или тысячной уже аудиторией. Отец Кевин даже подумал, что голос этот стал совсем механическим, но сравнивать Магистра с автоответчиком было некогда: надо было поддерживать прямую связь для трансляции на базу всего услышанного.
Тем временем Магистр Ирлан говорил:
И была когда-то на месте нашей Вселенной другая, Изначальная, и жила в ней цивилизация, достигшая уровня богов: Всезнающие, Всемогущие и Вездесущие.
И из-за могущества своего начала эта цивилизация деградировать. Ведь, ежели ты всезнающ — то зачем же тогда учиться, если ты и так от рождения знаешь всё! И как тут им объяснить, что важны не столько знания, сколько интеллект! Ведь знания — это объём информации, и не более того, а интеллект — это умение применить на практике имеющийся у вас в распоряжении объём информации! Тем самым, несмотря на всезнание, уровень интеллекта этой цивилизации неуклонно падал!
Далее: ежели всемогущ — то стоит ли к чему-то стремиться, коль и так имеешь всё, что только душа пожелает!
Вот так сверхцивилизация превратилась постепенно в сверх-обывателей. И начались опасные игры бесящейся с жиру расы. В лучших традициях игр софистов о Боге и камне (Если Бог всемогущ, то сможет ли он создать такой камень, который не сможет поднять? Как несложно увидеть, если Бог создаёт такой камень, то он не всемогущ, ибо не смог его поднять, а если он поднимет любой созданный камень — то он не всемогущ, ибо не создал требуемого камня!) Игры цивилизации Изначальных были подобны: «Если мы бессмертны, но всемогущи, то сможем ли мы себя уничтожить?»
Смогли.
Да так смогли, что вместе с собою уничтожили и всю свою Вселенную.
И остались в живых только двое, кто был помоложе да поумней, а потому в подобных «играх» участия не принимал. Это были двое братьев. Сколько им было лет или столетий — не знаю, но по интеллекту и мировосприятию (если сравнить их с нынешними обитателями Вашей планеты — землянами) старшему было лет восемнадцать, а младшему — двенадцать. Юноша и мальчишка.
Из руин старой Вселенной они создали новую (при всемогуществе и всезнании разве это проблема?!), а затем задумались, как бы изменить этот мир так, чтобы он никогда не повторил бы ошибок их собственной цивилизации. И тогда взмахом руки они разделили новосозданный мир пополам, и установили в этих половинках различные физические законы, а сами наложили подобные же ограничения не только на свои территории, но и на себя самих.
Старший назвал свои территории Мирами Дня, а сам стал Лордом Дня. На его территории техника могла всё, всегда отлично работала и никогда не ломалась. Но зато в мирах Дня не работает магия, и даже экстрасенсы там теряют свои способности.
Младший свои земли назвал Мирами Ночи, а сам стал Лордом Ночи. И в его мирах магия может абсолютно всё, но техника сложнее рычага ломается, клинится и не способна работать, даже наручные часы не идут.
— У меня создалось впечатление, — не выдержал отец Кевин, — что Вы перечитались Роджера Желязны: «Джек из Тени»!
Магистр Ирлан усмехнулся:
— Пожалуй, мне стоит сделать небольшое отступление и заметить кое-что по поводу некоторых терминов:
Во-первых, светлое и тёмное время суток благополучно сменяют друг друга на планетах вне зависимости от того, где они находятся — в Дне или Ночи, ибо день не имеет ничего общего с Днём, а ночь — с Ночью. Просто сходство терминов, уже в земных языках, по примерным цепочкам: магия — колдовство — духи — полнолуние — луна — в тёмном небе — ночь; техника — искусственное освещение — свет — светлое время — день...
А во-вторых, Лордами назвали Лордов уже в наших мирах. Позаимствовали из одного из земных языков: «Lord» — властелин, правитель, повелитель. Хотя братья-Лорды были скорее Хранителями и воспитателями нового, молодого мира. И уж по крайней мере ни у одного из них не было «великодержавных», «императорских» и диктаторских замашек...
— Видимо, Вы частенько наведывались на Землю, — хмыкнул киборг.
— Не я, но подобные мне. И исключительно по долгу службы... Однако — мы отвлеклись от темы. Итак...
Со временем в новой Вселенной возникла своя жизнь, а кое-где даже развилась до уровня цивилизаций. (Заметьте, цивилизации возникли сами, а не создавались Лордами!) Постепенно самые способные представители цивилизаций стали Мастерами (Мастерами Дня и Мастерами Ночи соответственно), затем из Мастеров выделились Учителя, из Учителей — Хранители, а из Хранителей — Посвящённые. Посвящённые — это практически уровень Лордов, только возникшие уже в этом мире. Лордов же называли другим словом — Изначальные, подчёркивая этим всего лишь то, что они родом из Изначальной Вселенной.
Мир и гармония царили тогда по Кристаллу. Но затем появился Мрак. Это была странная всесокрушающая сила, которая сметала всё на своём пути. Двенадцати секунд было ей достаточно, чтобы погасить любую звезду и превратить её планеты в холодные гладкие шары, безжизненные и пустые. При этом Мрак не заселял захваченные миры, а просто уничтожал их и шёл дальше. Злом Изначальным назовут потом Мрак гностики.
(Сидящий рядом со священниками рыцарь презрительно улыбнулся, всем своим видом выказывая недоверие к услышанному.)
А в некоторых мирах Мрак задерживался подольше, не уничтожая их, и от излучения Мрака жители этих миров словно сходили с ума и начинали бессмысленные жестокие войны, в которых эти миры погибали, а уцелевшие вояки — мрачники — шли дальше, неся смерть в другие миры. Изменения в их разуме и психике были необратимы, и жажда разрушения и садистских удовольствий была для них превыше всего.
На войну с Мраком поднялись и День, и Ночь, и Лорды были в числе первых бойцов...
А затем как-то в одной из битв тяжело ранило Лорда Ночи. Старший брат остался прикрывать его отступление — и погиб.
Погоревал Лорд Ночи о гибели Лорда Дня — и решил создать ему памятник, раз уж воскресить брата не в силах. Какой же памятник лучше всего создать повелителю техники? Разумеется, суперкомпьютер, в который можно вогнать все свои воспоминания о брате и тем самым «смоделировать» его душу, хотя — и с изъянами, ибо воспоминание — вещь не очень надёжная и очень субъективная. Но... Какой же компьютер может создать повелитель магии, в руках которого техника НЕ РАБОТАЕТ?! Разумеется, компьютер, состоящий из магических энергий! Вот так на границе миров Дня и Ночи, но с Ночной стороны, и родился уникальный компьютер из энергий. Это уже впоследствии люди назовут его Богом (Богом-Отцом по христианской терминологии). А пока он висел в пространстве и обучался всему понемножку, а Лорд Ночи постепенно совершенствовал его, доводя до ума.
Жизнь текла тихо и мирно, потому что Мрак вдруг после гибели Лорда Дня почему-то отступил и больше не подавал признаков жизни (причём — многие тысячи лет!), и мир залечивал свои раны.
Как-то из миров Дня прибыл к Лорду Ночи посланник, сообщивший, что лучший ученик Лорда Дня коронуется на нового Лорда Дня и приглашает Лорда Ночи на коронацию. Получив согласие, посланник отбыл, а Лорд засобирался в дорогу.
Однако ночью перед полётом ему приснился какой-то загадочный старик, который сказал:
— Не лети туда! Там тебя убьют!
— Ещё чего! С чего бы это ученику моего брата вдруг убивать меня! Но даже если бы мне что-то там и грозило — я всё равно дал слово, и я полечу!..
— Что ж, ты сам выбрал свою судьбу... Тогда возьми этот браслет, — и с этими словами старик надел на руку Лорда изящный золотой браслет, — И помни: когда ты умрёшь — браслет развеется, чтобы лечь в одном из миров, и ты не умрёшь, а будешь рождаться из мира в мир, из жизни в жизнь. Будешь рождаться в мирах Ночи и Бывшей Ночи, будешь создавать отряды и бороться с несправедливостью, и всегда будешь погибать насильственной смертью от холодного оружия, не дожив и до тридцати. И с тобой разделят твоё проклятие Мастера Ночи. Добровольно разделят. Ты будешь всегда помнить, КТО ты и ЧТО ТЫ МОГ, но ты не будешь помнить, КАК ты мог... И лишь когда ты найдёшь Браслет и наденешь его вновь на руку — ты вспомнишь — КАК... И станешь вновь самим собой.
И с этими словами старик коснулся надетого на руку Лорда Ночи золотистого браслета. И Лорд Ночи... проснулся!
«Ну и приснится же тако...» — он хотел потереть виски, но рука замерла на полпути: браслет был на руке.
И всё-таки Лорд Ночи полетел. И там, на территории Миров Дня, новоявленный Лорд Дня, бывший ученик Изначального Лорда Дня, убил Лорда Ночи. И единственное, что успел сказать перед смертью Лорд Ночи — «Больно...»
Позже выяснилось, что Красноглазый (внешне ученик Изначального Лорда Дня — трёхметровый, стройный до утончённости, покрытый чёрной, напоминающей крокодилью, кожей. Одежды тоже предпочитал чёрные, лишь пояс — серебристый, наборной из рифлёных металлических пластин, да плащ с багровым подбоем. Лицо его было вытянуто вперёд, завершалось узкой ротовой трубкой с щупальцами, а сверху-сбоку голову венчали два огромных выпуклых фасеточных глаза.) возжелал власти над ВСЕЙ Вселенной. И тогда он сперва убил своего учителя, Лорда Дня. И, убив, спихнул вину за эту смерть на Мрак. Однако Лорд Мрака, чтобы доказать всем свою невиновность и непричастность, прекратил на тысячи лет свою войну. Зачем? Трудно сказать, если помнить, что в основе Мрака злоба, предательство и агрессия. Но следует не забывать, что Лорд Мрака — это не одно и то же со Мраком вообще, и понятие внутреннего благородства у него в крови. Мрак редко идёт на какие-либо уступки или сделки, но если Лорд Мрака даст клятву — то не нарушит её, даже если это пойдёт ему во вред...
Кстати, любопытно: Лорд Мрака вёл войну с Днём и с Ночью, но он АБСОЛЮТНО НЕ ПРИЧАСТЕН к гибели ни Лорда Дня, ни Лорда Ночи! Что это? НЕ ТРОГАНЬЕ СВОИХ, в смысле — Изначальных? То же военное благородство, что у наёмных Иттов? Кто знает...
Итак, Красноглазый убил сперва своего учителя, Лорда Дня, а затем и его брата, Лорда Ночи. Тем самым сперва он стал полноправным владыкой Миров Дня, а затем попытался и Ночь захватить. Да не тут-то было! Миры Ночи, имея иные физические законы, воспротивились вторжению в них техники, выводя её из строя уже самим своим существованием! И тогда новоявленный Лорд Дня пошёл на крайние меры: он пустил против Миров Ночи боевые Мироходы. Это были гигантские космолёты, способные перемещаться не только в обычном пространстве, но и смещаться с Грани на Грань Кристалла! Длиной мироходы были примерно с диаметр Солнечной Системы, и при этом начинены невероятным количеством новейшей техники. Экипажи мироходов составляли боевые Супера (суперроботы особой категории), а командование — Супероборотни (сверхроботы, которые могли менять свою структуру на атомарном уровне). Вокруг мироходов специальные генераторы создавали Поле Дня, что позволяло мироходам без поломок функционировать на территории Миров Ночи.
Вторгшиеся мироходы внесли в Ночь столько действующей техники, что она своим количеством смяла старые законы Ночи, и в результате те из Миров Ночи, которые подверглись вторжению Мироходов, превратились в Миры Тени: странные миры-полукровки, в которых техника мешает магии, и потому магия не всегда срабатывает, а магия мешает технике, и поэтому техника время от времени ломается и нуждается в ремонте. Частный случай Мира Тени — это ваша Земля!..
Как тут не вспомнить слова старика о «Мирах Бывшей Ночи»!
Тем временем компьютер-памятник Лорду Дня висел в пустоте и откровенно скучал. Он мог уже творить что угодно из энергий, но с материальными предметами обращаться не мог: «рук» ему Лорд Ночи доделать не успел, а теперь, после гибели, и некому стало их делать... И тогда этот компьютер, искренне считающий себя Творцом, Демиургом, Лордом Дня (ибо именно это вложил в его память Лорд Ночи), нашёл выход из положения: он сотворил из энергии существ, способных манипулировать материальными предметами.
«...И был изначально Эру, которого в Арде называли Илуватаром, и сотворил он Айнуров — Первых Святых, и сказал он им петь, и пели они, и в песнях своих постигали совершенство своё... И из песни этой родилась Земля...
Дж.Р.Р.Толкиен, "Силмариллион" »
«...И сотворил Господь Бог Ангелов небесных...
Библия»
Я правильно цитирую земные источники?
(Отец Кевин только хмыкнул, представив себе реакцию на всё это на борту Станции.)
Одним словом, Скучающий В Пустоте сотворил себе вместо отсутствующих рук разумных помощников, которых, впрочем, тут же постарался захомутать, превратив в послушных слуг, и первым делом, чтобы внушить им свой авторитет, забрал он у них возможность видеть иные миры и звёзды, а впоследствии по чуть-чуть приоткрывал он видение мира, говоря, что это Он сейчас создал из Слова своего.
Хотя нашлись и те, кто сразу увидел Внешний Мир — Эа, и кто не поверил Всевышнему. Люцифер — по Библии, Мелкор — по Толкиену, Звёздный Корсар — по Берднику.
Великий Созидатель не терпел конкурентов — и посему судьба бунтовщиков была печальна... Но это уже — дела земные, и к общей Теории Лордов они имеют отношение самое что ни на есть косвенное...
Тем временем Второй Лорд Дня тяжело заболел (говорят, что болезнь эта — проклятие за убийство Лорда Ночи и за предательство Учителя своего...), и из-за болезни завершить экспансию в Миры Ночи так и не успел...
Поскольку жить ему хотелось, и очень, то он велел погрузить себя в анабиоз, надеясь пролежать там до тех пор, пока не будет найдено средство исцеления.
Пока Второй Лорд Дня был жив, формально не мог быть избран его преемник-Лорд, а посему власть временно узурпировал Совет Координаторов во главе с ГК — Главным Координатором. Они продолжили экспансию против Миров Ночи, но новых успехов почти не добились, их сил хватало только на удержание ранее захваченных плацдармов.
Впоследствии смута расколола ряды Координаторов. Тем временем ГК создал с помощью кибермозга Железной Планеты Браслет Власти, и отныне Мозг Железной Планеты подчинялся только обладателю Браслета Власти. Не зная ничего о Браслете, Координаторы пленили спящего ГК и сослали на Землю, где тот и умер в ссылке (конкретнее — умер в пустыне от жажды).
Браслет на удалении от Железной Планеты не мог установить связь с её компьютером, а посему оказался бесполезным. Впоследствии его нашли эльфы и перековали на Кольца, тем самым разрушив сложнейшую электронную систему...
Лишённый же Браслета, Компьютер Железной Планеты отказался подчиняться чьим бы то ни было командам, что привело к упадку и крушению Империи Дня.
Второй Лорд Дня умер совсем недавно, лет пятьсот назад. Умер из-за того, что кто-то проник на борт Железной Планеты, обошёл все защиты и ловушки и выключил анабиозную систему. Скорее всего, на станцию-столицу проник не материальный объект, а астральное тело, материализовавшееся только на момент отключения системы. Подобные трюки доступны некоторым магам Земли. Можно лишь добавить, что системы анабиоза хранились на заброшеных ярусах Железной Планеты, куда не имели доступа даже супероборотни и Координаторы. А затем этого волонтёра, кажется, прихлопнули автоматы охраны яруса...
После смерти Второго Лорда Дня к власти пришёл Третий. Он — из числа жителей Дня, выросших и воспитанных в Тени, и среди его учителей были Мастера Ночи. Придя к власти, Третий заявил о возвращении к политике Первого и о возвращении под юрисдикцию Ночи всех Миров Тени. Он отозвал Мироходы, суперов и супероборотней. Однако не все подчинились его приказам, и посему в Мирах Дня произошёл раскол на Империю Треугольника и Империю Квадрата (названия имеют несложную предысторию: граница между Мирами Дня и Мирами Ночи была в своё время отмечена тремя звёздами-пульсарами. Отсюда — Треугольник, те, кто за мир и прекращение войны. Те же, кто за продолжение захватов и боёв, приплюсовывают к Трём Звёздам маяка четвёртую: Железную Планету, ставшую символом этой войны и всех захватов. Отсюда — Квадрат...).
Гражданская война в масштабах Миров Дня продолжается и по сей день, и представить себе все её последствия или результаты не может никто...
Лорд Ночи тем временем воплощается в жителей миров Ночи и Тени, и с ним идут по Пути его Мастера Ночи.
Однако пока ещё Лорд Ночи не нашёл свой Браслет, и поэтому не может ни разорвать проклятие, ни восстановить Ночь в отданных Мирах Тени.
Разумеется, поскольку Лорд Ночи не восстановил свои способности, то и вернуть Миры Тени в состояние Миров Ночи он не способен несмотря даже на то, что новый Лорд Дня и вернул ему эти территории.
Впрочем, здесь позволю усомниться, что подобные миры можно физически вернуть в какое бы то ни было стабильное состояние: техники в них слишком много, чтобы восстановить Ночь, а старая, древняя магическая структура слишком устойчива, чтобы окончательно утвердить День.
А даже если и попытаться что-то изменить «директивным порядком» со стороны Лордов, то захотят ли люди? Вряд ли человечество добровольно откажется от реально уже существующей техники во имя возможной в грядущем магии. Даже маги Миров Тени не брезгуют подъехать механическим транспортным средством или связаться со знакомым, не тратя сил на Магический Кристалл. Так что...
В сущности, если разобраться, то в Истинной Магии (Ночи) техника совершенно не нужна:
Во-первых, зачем нужен транспорт, если усилием воли маг способен свернуть пространство и тут же шагнуть в нужную точку? Не нужно пересаживаться с одного транспорта на другой, подниматься на лифте, если можно шагнуть сразу в жилище друга;
Во-вторых, не нужно заводов по производству тканей, швейных фабрик и складов, если можно просто сгустить вокруг себя атомы прямо из пространства, превратив их в такую одежду, какую только душа пожелает;
В-третьих, не нужны изготовители стройматериалов, если дом можно вырастить усилием воли, и при этом не стандартную клетушку, а такой, который радует глаз, который имеет свою душу...
А зажечь в небе новую звезду — просто потому, что это красиво...
А обратить снежный ком в птицу...
А теперь — о самом грустном:
После гибели Изначальных Лордов Мрак возобновил свою войну с миром. И Риадан, в частности, стал одной из многих арен этой борьбы. По моим сведениям, здесь несколько десятков веков назад был создан один из форпостов Мрака. Правда, он почти не вмешивался во Внешние события, но планете причинить вред успел. Вы видели местную нежить? Вурдалаков, демонов и тому подобное?.. Нет? Хотя впрочем, что это я... Они же чуют механизмы за версту и прячутся от вас, как от ладана. А вы потом докладываете по начальству: «Согласно крестьянскому фольклору...»
Отец Кевин возмущённо всхрапнул, но от дальнейшего развития конфликта благоразумно воздержался. Магистр Ирлан секунду пристально смотрел на него, но, не дождавшись продолжения, заговорил вновь:
— Да! Я не упомянул об ещё одном важнейшем обстоятельстве: по нашим сведениям, Лорд Мрака — тоже принадлежит к той самой легендарной вымершей прарасе: он последний Изначальный! Но его цель совершенно иная, нежели была у Лордов-Хранителей. Ему ненавистна новая Вселенная с новой жизнью в ней. К моменту катастрофы он был гораздо старше, чем Братья, и поэтому все его корни, все его привычки и устремления принадлежат той, Изначальной Вселенной.
— Обидно, — ни с того ни с сего вдруг заявил отец Кевин.
— О чём это Вы?
— Так, вспомнилась одна земная истина: МИФЫ ВСЕГДА СОЧИНЯЮТСЯ ПОБЕДИТЕЛЯМИ!
— И что же из этого?
— А то, что победители всегда стараются показать себя благороднее и храбрее, врагов же своих выставляют в невыгодном свете. Да и как же иначе? Разве можно считать врагом того, кто любит те же песни, что и ты, любуется теми же рассветами, создаёт мудрые сказки... Какой же тогда это враг?!.
— Смертельный, — ответил Магистр Ирлан после краткого раздумья, — Если он желает эти рассветы, эти сказки и эти песни для одного лишь себя. Так учит нас история.
— А для себя ли? Ведь так утверждают ПОБЕДИТЕЛИ!
— Странная логика для машины... Но при чём тут мифы?
— А то, что и История пишется, словно Мифы...
Магистр Ирлан помолчал и раздумчиво заметил:
— Мне кажется, впервые за всю историю войн я наблюдаю положительный эффект воздействия Мрака. Как долго Вы на планете, почтеннейший?
— Три года... Но какое это имеет значе...
— И много ваших... киб... мыслит ТАК?
— Вообще-то подобные тесты никогда не проводились.
— Проводились. Нами. Вы подверглись излучению Мрака — и вот результат: Вы больше не машина, отец Кевин. Во всяком случае — не машина в земном понимании. Скорее всего, Вы сохраните и в дальнейшем Ваши способы механической жизни — я имею в виду питание и износ, но способ мышления Вашего необратимо изменился. Вы — первый в истории земной техники механический человек в полном смысле этого слова.
— Излучение Мрака, говорите... Что ж, тогда тем более я очень жалею, что не могу выслушать иную сторону этой войны.
— Вы этого в самом деле не можете, — сухо заметил Магистр Ирлан, — Ни один из наших разведчиков с территорий Мрака не возвращался. Никогда. Возможно, там действуют иные законы, исключающие наше существование.
— А я предположил бы, что вооружённого агента прихлопнут куда быстрей, нежели стороннего наблюдателя.
— Мы посылали и безоружных...
— Но ненавидящих?
— Туда ходили и нейтральные. Мрак вас разрази, туда ходили даже пацифисты! Я повторяю Вам — НЕ ВЕРНУЛСЯ НИКТО!!! Мы предполагаем, что области Мрака суть восстановленная Изначальная Вселенная, законов которой мы, Пришедшие Следом, постичь не можем.
— Почему не можем?! — встрепенулся вдруг заворожённо молчавший всё это время сэр Гуон, — Ну почему же? — повторил он с какой-то детской обидой. — Всё, чему Вы нас учили, Магистр, сводилось так или иначе к Дню и Ночи. Только День и только Ночь! Всё остальное — от Нечистого! А не кажется ли Вам, что исследуя врага, легче победить его?
— И как же ты представляешь себе такое исследование? — грустно спросил Магистр Ирлан, — Ведь мы не можем даже подступиться к его территории...
— Ну, я не зна-а-аю, — разочарованно протянул Рыцарь. — Мне всего лишь хотелось понять...
— Понять — значит простить, — вмешался отец Кевин, пристально глядя на молодого человека. — Так говорил один земной мудрец.
Магистр Ирлан задумался. Подняв глаза на Рыцаря, он спросил:
— Неужели ты хочешь простить, Гуон? Все наши жертвы, всех погибших за миллионы лет, всех, кто погибнет ещё...
— Простить? Не знаю, не задумывался о ТАКОЙ возможности, но можно попробовать мысленно встать на его место: он желает снести эту Вселенную, чтобы из её руин возродить Изначальную. Представьте себе графа, покинувшего свой замок годы и годы назад, а затем случайно вернувшегося и обнаружившего, что древние родные стены снесли и на месте замка устроили отхожее место или постоялый двор... Разве не пожелает он снести лачуги, чтобы на их месте вновь вознеслись гордые и прекрасные стены замка?!
— Построенного на черепах обитателей этих лачуг?! Пойми, Гуон, мой мальчик, мой Ученик: мы не виноваты в том, что живём как живём, мы просто не можем жить иначе. Если же мы научимся этому — это будем уже не мы... Очень может быть, что с нашими разведчиками именно это и произошло.
— Я понимаю, — подавленно ответил Гуон, — Но всё же не могу принять подобную справедливость.
— Ты молод, со временем примешь. У тебя просто не будет другого выхода. Что нам ещё остаётся?..
— Например — пофантазировать... — Гуон чуть улыбнулся и распрямил затёкшие ноги, неловко звякнув доспехами. — Предположим, что и нет ничего, кроме Дня и Ночи. Тогда Тень — это где техника и магия мешают друг другу. А Мрак... Если он не принял разделения Вселенной, то в нём, как и в Изначальной, должны объединиться и мирно работать рука об руку обе формы. Тогда эта история с точки зрения Мрака будет выглядеть куда трагичней... Кстати, поведение Лорда Мрака мне куда более напоминает не взрослого бога, а рассерженного младенца. А если представить себе это так: Лорду Дня было 18 лет, Лорду Ночи 12, а Лорду Мрака в те времена было всего лишь... допустим, восемь месяцев! Подумайте: восьмимесячный малыш, оказавшийся в абсолютно незнакомом месте, да ещё и совершенно один! А если при этом малыш всезнающ и прекрасно сознаёт, что его родители погибли, что их больше не будет никогда!
— Психотравма, — холодно констатировал отец Кевин. Гуон пропустил непонятную реплику мимо ушей и с жаром продолжал:
— А теперь представьте, что у малыша была игрушка-погремушка, которая красиво сверкала и приятно звенела, и вдруг малыша помещают в комнату, в одной половине которой игрушка сверкает, но не звенит, а в другой — звенит, но не сверкает. Что сделает тогда малыш? Скорее всего, в детской злобе начнёт расшвыривать попадающиеся под руку предметы и в злости колотить по ним... А если малыш при этом всемогущ? Вот и прошёл лавиной Лорд Мрака, расшвыривая звёзды и планеты. А затем уже, когда повзрослел, то и появилась у него идея снести этот мир, чтобы возродить прежний...
— И кто же благородному сэру поведал сию гипотезу? — саркастически осведомился несколько ошарашенный Магистр.
— Думал, — рассеянно ответил сэр Гуон. В глазах его вдруг заплясали проказливые чертенята и он продолжил с улыбкой: — Думал, как Вы советовали, Учитель. Не всё же мечом махать, как Вы УЧИЛИ!
Магистр отреагировал мгновенно:
— Двадцать отжиманий от пола! — и, секунду помедлив, добавил: — В доспехах!!!
Отец Кевин раскатисто расхохотался...
Глава 7
Энглион де Батарди:
На следующий день собрались мы и выехали. Братишка мой в седле держится уверенно, посадка прямая — прямо загляденье. Сразу видно, не простой крови отрок. Хорошо, хоть этому учить не придётся, меньше мороки.
Как совсем рассвело, осадил я своего Кальдина:
— Стой! Привал. Да не расслабляйся, братец, отдыхать не станем. Пора тебя учить понемногу. Бери меч!
Меч он держать не умел. Тут уж извините. Правда, смышлёный, всё на лету хватает, но начинать с азов пришлось. Тренировались, пока он не взмок, отдохнули немного, перекусили, и снова занялись. Дал я ему лук небольшой, по его руке, поставил прут шагов за тридцать и говорю:
— Постарайся, чтобы стрела как можно ближе пролетела.
Малец вредно ухмыляется, хватает лук и пускает стрелу навскидку. Смотрю я — а прутик надвое расколот! И вправду, Альтаугр Зоркий! Где же он так стрелять научился? Делаю вид, что так и надо, и спрашиваю:
— Неплохо, неплохо для начала. Учился этому делу?
— Лук — пустяки, — отвечает, — я из сарбакана лучше умею!
— Из чего?
— Из этого, — говорит. Достаёт из-за пазухи трубку стальную и стрелку маленькую, с зелёным оперением. Зарядил, приложил ко рту, дунул — торчит его стрелка из большой стрелы, что в сучке.
— Метко, ничего не скажешь. Да только что толку с такой мелочи? Её даже гоблин не заметит, не то что тролль или дракон.
— Просто так не заметит, да только на стрелке — снотворное...
— Что?
— Ну, зелье сонное. Человеку на четыре часа хватит.
Ну, в этом я толк знаю. Только вот не слышал я, чтобы сонное зелье иначе, как с едой или питьём использовали. Яд — другое дело... И трубка эта... сарбакан, как он говорит...
— А трубку свою где взял? — спрашиваю. — Сам придумал или подсказал кто?
— Да у нас многие ребята с такими ходят — ничего особенно... — начал он, да осёкся. И молчок.
Откуда он родом, братишка мой? Я весь Риадан, считай, объездил, но таких трубок не видал. И в Соронсе их нет, я-то знаю! И Магистр Ирлан о подобном нам не рассказывал... Что-то быстро растёт мой список... Вот закончу с нынешним поручением, да расспрошу оруженосца своего как следует.
— Ладно, — говорю, — недосуг сейчас загадки разгадывать. Люди помощи ждут, поехали дальше.
Долго ли, коротко ли, но приехали мы в ту деревню. Не деревня, а деревенька, два десятка домишек, усадьба баронская вся в дырах, будто её тараном били, крыша прохудилась... Встретил нас староста местный, под стать деревушке — зачуханный какой-то, мычит да сопли подбирает. Хорошо, ужин подать догадался. Пока выпытал у него, что тут стряслось, так семь потов сошло — гаргулью и то легче ловить.
А дело, видать, нешуточное. Началось с того, что объявилась в округе шайка орков. Соседнюю деревню дотла спалили, стадо перебили. Правда, немного их, штук тридцать, наверное. На них и Рыцаря не нужно, крестьяне с вилами сами справятся. Да только пошли мужики, и пропали; только двое вернулись, да и то потому, что отстали по нужде. Трясутся от страха и рассказывают, что вышел навстречу один орк, ростом да шириной вдвое больше, чем положено, взглянул — и застыли мужики, шевельнуться не могут. Тут вся шайка налетела, и перерезали всех до единого. Долго, видать, резали, знаю я эту мразь...
Наутро собрался я поглядеть, как там и что. Снарядился, как положено, заклинаний подготовил. Только на коня сел, как Джино ко мне пристал — зачем, мол, с собой брал, если на бой сам еду, ведь пропаду без него, что он тогда делать будет? Пришлось объяснять ему, что рано его с собой брать — он же меч ещё держать не умеет, приёмов боевых не знает, только мешать будет, если что. Посмурнел братишка — понял. Повесил голову, да и пошёл в уголок.
— Да не горюй ты, — успокаиваю его. — Хватит и на твой век нечисти, поди, не изведу я её всю, много её...
Провожал он меня до самой околицы. И чудное дело — пока не скрылась деревушка из вида, как-то хорошо мне на душе было. Не один я теперь на свете, есть у меня брат младший...
Еду я так по лесу, оглядываюсь, а всё больше за Кальдином слежу. Он у меня учёный, опасность за версту чует; но пока идёт спокойно, на ходу листочки с кустов обдирает и жуёт. Хотя какие там листочки — жухлые да скрученные, зима на носу. А ему, видать, нравится. Ну, на вкус, на цвет... Я вот тоже селёдку с душком люблю.
И вдруг встал Кальдин. Напрягся весь, ушки на макушке, пофыркивает. Близко, значит. И правда — вымахнули из кустов, штук тридцать или сорок — и на меня. Ну, это не страшно. Вытащил я Гарфист, меч свой рунный, заклинание скорости припомнил, и кинулись мы с Кальдином на них. Орки против нас, как замороженные — еле шевелятся.
Только разобрался с ними — слышу крик:
— Старший, сзади!
Оборачиваюсь — батюшки! Ещё штук шестьдесят, не меньше. Эх, селяне-пахари, даже считать толком не умеют! Стоп, а кто кричал? Ну точно — сидит братишка мой на дереве и ухмыляется, подлец малолетний. Ладно, сиди пока, орки по деревьям не лазят, но как вернёмся, так я тебе устрою, будь уверен... Пока я так думал, он из лука двух орков свалил. Шустро шевелится, быстрее меня, пожалуй. Ничего, и об этом расспросим.
Сейчас я этих поганцев... А они по кустам рассыпались, один остался. И верно, громадина, с меня на коне ростом. Поднял он руку с жезлом каким-то, показал на меня — и оцепенел я весь, шевельнуться не могу, и Кальдин тоже. «Всё, — думаю, — вот оно. Статуя конного рыцаря.» Другие орки увидели — осмелели, из кустов повылезали, и ко мне. Заклинание всё ещё действует, так что ползут они еле-еле, а сделать ничего не могу. Джино ещё десяток уложил, и стрелы у него кончились, а гадов этих ещё много...
Сижу я на коне, и слёзы по щекам текут. Видно, смерть твоя пришла, Энглион; и не так за себя обидно, как за братишку младшего — что он тут сделает? Спилят дерево, поганцы, и зарубят, а не зарубят, так ведь и похуже смерти вещи есть. Видно, правду я сказал, даже слишком — и на мой век нечисти хватило, и на его. И даже взглянуть не могу, как он там, так и помру, на эту паскудную рожу глядя.
Вдруг вижу — валится этот громадный на траву, и сразу отпустило меня, снова двигаюсь свободно. И такая ярость меня взяла — не заметил, как порубил почти всех, да и сбежало пяток, не больше. Нет банды, как и не было.
Тут и заклинание выдохлось. Сразу слабость навалилась, как всегда после драки. Слез я с Кальдина кое-как, а у него тоже ноги подкашиваются. Одна только мысль — как там Джино? А он сидит на корточках над этой образиной и жезл тот самый в руках крутит. И колдовства не боится — не поймёшь, то ли сдуру, то ли и вправду он от всех напастей заговорённый? Подошёл я к нему, опёрся на меч и спрашиваю:
— Ну, братишка, рассказывай теперь всё по порядку: кто ты есть, что за отец у тебя, и всё остальное. И что это за пакость у тебя в руках — тоже. И как ты эту громадину уложил.
Он на меня взглянул — и ну смеяться:
— У меня стрелы кончились, старший. Я за сарбакан взялся — а у него шкура толстая, стрелки отскакивают. Хорошо, догадался — попал в ухо... как отца Гамлета...
Потом увидел, что не до шуток мне, и начал серьёзно:
— Парализатор это, старший. С ним кого угодно так остановишь, как он тебя. Вот только не пойму — откуда ему здесь взяться?.. А кто я такой... Долго рассказывать нужно, с чего бы начать...
И застыл с открытым ртом, ровно как я перед этим. Неуж-то этот громила не один был? Поднимаю я меч — а он тяжёлый, едва из рук не валится — поворачиваюсь...
Нет, не орк это. С виду — человек, только одежда странная, серебристая. И глаза... Словно энта повстречал — у них тоже глаза такие древние... нет, не то слово... мудрые? Глубокие? Хоть плачь — не пойму, кто это. А Джино меня сзади за рукав дёргает:
— Не волнуйся, старший... Отец это мой...
А тот головой качает, и говорит грустно:
— Ну что, доказал? Эх, Рыцарь Серебряный...
— А что, не доказал? — возмутился Джино. — Вот он, Рыцарь Круга, и я — его оруженосец!
Я и до того еле на ногах держался, а тут, видно, нервы не выдержали — как стоял, так и свалился без сознания.
Очнулся, смотрю — сидит братишка мой, уткнулся в меня и ревёт в три ручья.
— Что ж ты плачешь, малыш, — говорю, — всё хорошо, живой я. Меня так просто не погубишь.
А он слёзы кулаком утирает:
— Да знаю я, что живой! Мне уходить пора, отец за мной пришёл. А я не хочу, старший...
— Что тут поделаешь, — говорю. — Не бойся, я понимаю. Маги — они над своей судьбой не властны...
— Да не маги мы, — всхлипывает он. Но видно, что легче ему стало. — Просто мы оттуда, со звёзд... Я сбежал, чтобы Рыцарей Круга найти, а то никто мне не верил. А теперь домой пора.
Надо же — со звёзд... Слыхал я, один мудрец говорил, что и там, может быть, люди живут, но не верил. А оно, оказывается, правда...
— Ладно, — говорю. — Улетай, раз пора. Заходи в гости, если ещё случится в этих местах быть. И о клятве не забывай — она теперь навсегда с тобой, из Круга не выходят...
Ткнулся он мне в щёку и побежал к отцу, который тем временем успел к гоблину-громиле подойти. Успел ещё крикнуть:
— Я вернусь, старший! — и не стало их, растаяли в воздухе. Вместе с гоблином.
Сижу я на полянке, кругом трупы валяются — то ли сон, то ли нет... Только вот глаза почему-то щиплет — соринка, что ли, попала?
Глава 8
В ухе что-то щёлкнуло, зашуршало, и тихий голос сквозь помехи произнёс:
— Внимание, всем наблюдателям! Ингвальд Соронсон уже обнаружен и благополучно доставлен на станцию. Можете возвращаться к прерванным программам. Исключение — Отец Кевин. Обнаруженный Вами источник информации признан перспективным и Вам поручается находиться в цитадели Рыцарей Серебряного Круга по возможности дольше, не прерывая прямой связи со станцией.
— Сигнал принят, информация принята к исполнению, — пробурчал в радиодиапазоне электронный священник и вернулся к созерцанию невероятного зрелища: рыцаря, отжимающегося в доспехах...
Рассказ Магистра Ирлана оставил после себя чувство какой-то неточности, лжи. Небольшой лжи, несущественной, но всё же присутствовавшей здесь. Раз за разом Кевин прокручивал в памяти запись, но не находил в ней никаких логических противоречий. И вдруг...
«Я — один из Мастеров Ночи,» — сказал перед беседой Ирлан. Но ведь, если исходить из записи, то...
Магистр находился у себя в келии, рассматривая какую-то сложную карту, разложенную на столе. Рядом с Ирланом стоял пожилой рыцарь и давал какие-то пояснения.
— Не помешаю? — спросил киборг.
— Ничуть, — повернулся к нему Магистр. Затем посмотрел на рыцаря: — Спасибо, Сим. Предлагаю Вам взять с собой сорок человек и немедленно скакать в Гоув-Хэл, прямо к королевскому дворцу. Вы успеете как раз вовремя. Единственная просьба — не сменяй свой облик, пока всё не завершится: мои ребята не очень-то положительно относятся к оборотничеству...
Когда седой рыцарь покинул келью, Магистр повернулся вновь к киборгу:
— У Вас возникли какие-то вопросы?
— Почти. Всего одна неувязочка, — сказал Отец Кевин, — Вы, так понимаю, занимаете должность Мастера Ночи?
— Да, это моё звание.
— Но Мастера странствуют вослед Лорду Ночи, а посему НЕ МОГУТ быть на иных от него планетах!
— А Вы догадливы... Ну что же: да, я СОЗДАН. Нет, не из радиодеталей, как Вы, у меня принцип другой, вам пока не понять... Но с некоторой приближённостью — тоже киборг, аки и Вы. Только создан не Днём, а Ночью. Да и цели мои несколько иные...
— Например — исследовать нечто совершенно невероятное и неясное, — Кевин насмешливо ткнул пальцем в расстеленную карту. — Но хоть поясните, коллега, что это такое?
— Почему бы и нет? Это психокарта.
— Карта поведений?! Разве не проще...
— Не проще: Вы хотели предложить линейное дерево для одного человека, а здесь рассмотрена модель развития целого восстания и поведение каждого его участника во взаимодействии с остальными.
— И когда же оно было?
— Оно только началось. И если Симаргл прав — то он должен успеть на подмогу в срок.
— Симаргл? Это имя какого-то земного бога.
— Не бога, а Оракула. Это он и есть. А я... Я почему-то поверил ему и позволил уговорить меня, дал ему рыцарей. Хотя терпеть не могу Оракулов!
— Это почему же? — искренне удивился священник.
— Да потому, что они не День, не Ночь, не Тень и не Мрак! Они не подвержены ничьему воздействию и ничего никогда не боятся! Они знают всё наперёд, но продолжают перебирать судьбы, как карты в колоде!
— Они ЗНАЮТ будущее, но Вы не уверены, что он прав?! Объясните мне! Это Ваше предубеждение или...
— Именно «или...», любезнейший! Они знают ВСЁ будущее, все его вероятности, все пути его развития, и каждым вмешательством могут подтолкнуть историю к тому или иному пути.
— Словом, работают стрелочником на железной дороге жизни... — улыбнулся Отец Кевин, — Тоже почётная миссия... А может, они — Свет?
— Свет? Вообще-то это состояние — сугубо гипотетическое, просто предположенное как некоторый Не-Мрак, что-то сродни Изначальному Миру, но с неимоверным потенциалом Созидания, где каждый житель — Лорд и Творец! Но, увы, этот мир слишком хорош, чтоб быть правдой... А, кстати, где Вы услышали про это понятие? Я о нём, кажется, не говорил.
— Ага, — начал было Кевин, собираясь добавить, что поведал ему про Свет Гуон де Бордо, но не успел.
Дверь в келью распахнулась и появившийся на пороге человек прохрипел:
— Вторжение! Мрак атакует!
Магистр стремительно кинулся во двор. Киборг побежал следом.
Отец Кевин, киборг:
Я ожидал невероятного: каких-нибудь там щупалец, лезущих из внезапно сгустившегося сумрака, навылет прошитого блеском молний, чудищ, клыков у которых больше, чем зубов у акулы, слизи, гнили и зловония...
Но вместо этого атаковал туман. Мелкодисперсный, он легко проникал через любые, самые крохотные щели. Обычный туман, если не считать того, что он повредил мою оптику: я видел его в негативе, он был не белёсый, а какой-то серовато-чёрный.
И тут предбоевую тишину разорвал истошный вопль:
— Чёрная Пыль!!!
Чёрная?! Спасибо, значит — оптика в порядке... Но чем же она так страшна? Какой-нибудь яд? Бинарное соединение? Снотворное, после которого и вторгнутся настоящие враги? Стоит проанализировать состав этой пыли...
Я взбежал по лестнице прямо на стену, над которой клубилась та же пыль...
Образец оказался интересным, и я сразу стал передавать данные на станцию. Надо же — новый вид молекулы из углерода! Не цепочка с примесями, как в живых молекулах, не пирамидка-тетраэдр, как в алмазах и бриллиантах, а шестигранники-пластинки, словно в графите. Вот только они не сложены в стопку друг над другом, а образуют поверхность шариков, словно крохотные молекулярные футбольные мячи!
Я так увлёкся исследованием, что не заметил, как что-то изменилось. Зазвенела сталь. Где-то в крепости началась битва с врагом более материальным, чем безобидная углеродная пыль. Стоило обернуться.
Хм, происходило невероятное: стража, стоявшая на стенах, спустилась вниз и накинулась на своих сотоварищей! То тут, то там звенели клинки, и было ясно, что это не шутки и не тренировки: обезумевшие стражи всерьёз пытались убить недавних своих друзей.
Воины же внизу походили больше на персонажей старых фантастических фильмов: на лицах их красовались незнакомого фасона противогазы с патрубками, ведущими к массивным фильтрам, закреплённым за спиной. Ай да Ирлан! Быстро успел оснастить воинов защитой!
Плиты внизу окрасились кровью: стражи не ведали жалости, но и воины-защитники били наповал. Начав подозревать кое-что, о чём Ирлан благоразумно помалкивал, я прыгнул вниз и, перекатившись под чьим-то мечом, опустился возле только что убитого стражника. Поставив руку над его головой, я включил медицинский сканер.
Сознание вояки только ещё угасало, поэтому картинка получилась очень чёткой, и я невольно вздрогнул: его мысли не были мыслями человека! Он был в ярости, а главным, занимающим почти весь его мозг, была НЕНАВИСТЬ! Ненависть ко всему, что хоть чуть-чуть отличается от него самого. И — стремление уничтожить всё ненавистное, чтобы заполнить это пространство собой! И — готовность кинуться на всё, что хоть действием, хоть словом или взглядом попытается помешать ему в этих планах. «СМЕРТЬ ВСЕМУ, ЧТО НЕ-Я!» — орало угасающее сознание.
И было видно, что изменения эти в мозгу сделала та самая, безобидная на вид пыль из графитовых мячиков. А ещё — я понял, что изменения эти необратимы, а, стало быть, оставалось только одно: действительно уничтожать физически этих новоявленных Мрачников. И всё-таки я не схватился за меч, чтобы помогать воинам. Во-первых, я сам без противогаза, а то, что я не человек и в дыхании нуждаюсь только тогда, когда надо взять пробы воздуха — это большинству воинов не известно. Так что стоит мне вытащить клинок — и угадать, на кого нападут витязи с хоботами, не составит труда... А во-вторых, стоит ли мне вмешиваться в чужую войну? День, Ночь, Мрак... Да пускай они хоть перебесятся в войне между собой — мне-то какое дело?! Ой! Это Я сказал?! Что со мной?! Похоже, эта гадость и на меня...
— Эта гадость и на тебя окажет влияние, только медленнее. Прямо на процессор! — рявкнули над ухом, — Излучение свободно проникает внутрь!
Я обернулся. Морда-хобот, делающая всех рыцарей на одно лицо...
— У тебя один выход: чтоб не взбеситься — за мной! Немедленно!
И он замахал клинком, прокладывая дорогу внутрь замка, к низкой пристройке под башенкой. Вокруг звенела сталь, дважды я поскользнулся в крови и один раз чуть не наступил на упавшее мне прямо под ноги тело с рассечённым противогазом. Тело вцепилось в мою ногу и поволочилось следом, и тогда мой проводник просто отсёк взмахом меча кисти трупа, чтоб не мешало...
А затем он толкнул ногой дверь, вышибая её, и за ней я увидел длинный ход, ведущий куда-то в недра планеты.
— Туда! — он ткнул рукой вглубь.
Я шагнул, но в последний миг обернулся. Рыцарь снимал противогаз, и из-под кожано-каучуковой маски появилось молодое лицо Гуона де Бордо.
— Прощай, киборг! — сказал он, и тут что-то схватило и потянуло меня вглубь. Светлое пятно входа превратилось в крохотную звёздочку, а затем и совсем исчезло. Я падал? Я взлетал? Понятие верха и низа отсутствовали здесь, в этом странном тоннеле, да и сам тоннель казался просто иллюзией. А затем меня швырнуло прямо в кресло. В моё наблюдательное кресло перед пультами связи и голограммным проектором. Я был на своём наблюдательном пункте. У себя в Замке. В бывшем замке Лурвиллей. А надо мной склонилась Герда. Герда Лурвилль.
Пожалуй, стоит протестировать свои системы на предмет сбоя, проверить, не галлюцинация ли это от блуждающих токов где-то в оперативной памяти...
Глава 9
— Ингвальд Соронсон, признаёте ли Вы себя виновным в несанкционированном вылете с борта станции на планету, закрытую для посещения несовершеннолетних?
— Это ещё вопрос, кто ещё несовершеннолетний! — вспылил Джино, — У вас тут очень превратное мнение! А между прочим, мама у меня голландка, а в Голландии взрослыми правами обладают все жители, начиная с двенадцати лет!
— Это нам тоже известно, так же, как то, что Ваше двенадцатилетие Вы отметили только вчера, так что на момент побега вниз Вы не являлись совершеннолетним даже по самым демократическим из земных законов!
— Ну и что?! Зато теперь я совершеннолетний, и готов отвечать за всё содеянное исключительно по Вашим Взрослым Законам!
Адон Коэн невольно улыбнулся, глядя на взъерепенившегося Джино. Мальчишка старался казаться куда старше своих лет. Ещё бы: оруженосец Рыцаря, кумир всех малолеток Станции, даже на этот показательный суд притащившийся в своих доспехах и с луком за плечом. А, с другой стороны, этот мальчишка сделал за своё пребывание на Риадане больше открытий, чем все Наблюдатели, вместе взятые! Нет, конечно же, обнаруженный Восемнадцатым заброшенный город-завод, начинённый высокими технологиями (и, согласно суеверному шёпоту крестьян, являющийся бывшей твердыней гоблинов, пока их не изгнал Король), или содержимое Главного Колодца в Чёрной Цитадели далеко на заснеженном севере, найденное Сорок Четвёртым — это всё романтично, но вот так вот, про между прочим, доставить на борт Станции живого гоблина с парализатором неземного образца, кучу сведений по Рыцарям, а заодно — спровоцировать встречу киборга-Кевина с Мастером Ночи Ирланом — это вам не мезонатор в колодце обнаружить... Впрочем, мезонатор был земного образца, и спрятал его тут, скорее всего, один из пиратов или контрабандистов, которых много расплодилось по Вселенной в последнее время... А вот отнятый у гоблина парализатор... Впрочем, возможно, что парализатор был украден гоблинами у Ирлана или кого ещё из их представителей, стоит спросить об этом через Четырнадцатого, когда он очередной раз выйдет на связь...
— Совершеннолетний, говоришь... — улыбнулся Командор Коэн, и улыбка его не предвещала ничего хорошего. — Снять бы тебе твои лосины средневековые, совершеннолетний, да всыпать по первое число... Но, к сожалению, варварские методы Двадцатого Века у нас не в почёте.
— Второго Средневековья, Вы хотели сказать! — отпарировал мальчишка. — Так всыпьте, если Вам от этого спокойнее станет!
«Ага, всыпешь такому, — уныло подумал Командор Станции, — Защита врождённая — как дефлекторные щиты крейсера! И такое — у каждого...» — а вслух сказал:
— Ага, не болью, а унижением, так, что ли? Да нет, молодой человек, Вы перепутали малость, на роль Великого Инквизитора не гожусь я... Пока что я — Командор Станции, опекающий экипаж в полторы тысячи человек, из которых две сотни — несовершеннолетние лоботрясы в возрасте от одиннадцати до пятнадцати лет. И заодно мне стоит решать, как бы эти юные дарования не разнесли на запчасти станцию, а исследуемый нами Риадан не превратили бы в полигон для очередных Ролевых Игрищ!
— Хорошая мысль — на будущее, — тихо пробормотал под нос Ингвальд, но, к его счастью, никто этого не расслышал.
— Тогда уже и меня судите! — воскликнула вскочившая с кресла Герда. — В конце концов, это я рассказала Ингвальду про гоблинов с волколаками! Так что можете считать меня идейным вдохновителем его побега!
— А мы именно так и считаем, — равнодушно заметил Коэн. — Но Ваши поступки будут обсуждаться отдельно. Сейчас же мы решаем, как поступить с Джино... То есть с несовершеннолетним Ингвальдом Соронсоном, двенадцати земных лет, нарушителем восьми пунктов Устава Станции.
— Решайте что хотите, — вспылил Джино, — Я готов понести любое наказание, но скажу прямо: вы все тут только то и делали восемь лет, что исследовали мифы, присылаемые с поверхности Наблюдателями, да подшивали их в отчёты! Вы за восемь лет не поверили, что на планете есть разумная жизнь кроме людей! Вы слепо доверяли роботам, но не рискнули послать на поверхность ни единого живого человека! Струсили?
— Мальчишка!.. Ну ладно, откровенность за откровенность. Ты книгу Стругацких «Трудно быть богом» читал?
— Ну, читал, и что же?
— Отлично. И спросил я не зря. Не секрет, что наши методы исследований в чём-то схожи с описанными там. Вот только мы стараемся не допускать в своей работе ошибок, тщательно разработанных там. Вспомни: история всей планеты пошла насмарку, стоило лишь вмешаться, чтобы спасти одного-единственного провалившегося и разоблачённого прогрессора. Мы не можем себе позволить такую роскошь! И именно поэтому на Поверхность отправляются те, кого не надо спасать в случае провала: киборги! В случае угрозы разоблачения они просто самоликвидируются, не причиняя нам излишней головной боли. Да и «легенды» им проще готовить: просто придать внешность кого-либо из недавно почивших исторических деятелей Риадана. Присутствие же человека, живого человека на поверхности Риадана чревато нарушением хода истории всей планеты!
— Однако на деле произошло другое! И Ваша теория, Командор, не выдержала критики! В действительности только живой человек может сделать нетрадиционный, нелогический шаг, приводящий к чему-либо новому!
— Ага, например — к провалу...
— Пока что он доказал существование гоблинов. А возможно — и иной нечисти...
Гоблин медленно открыл глаза. Голова гудела, руки и голову словно сжимали стальные обручи. Что-то звенело над ухом. Попробовал пошевелиться, но тело не слушалось. Паралич, что ли?
Какой яркий свет! И голоса. Незнакомые, говорящие на каком-то чужом наречии. Голосов двое. Справа. Руки не слушаются. Может, хоть голова повернётся?
С рыком напряжения гоблин повернул голову. Вид белого потолка сменился стойкой с незнакомыми приборами, от которых тянулись к лежащему гоблину разноцветные провода и белые шланги.
— Реанимация, — подумалось ему.
Возле стойки стояли двое в белых халатах, и о чём-то оживлённо спорили. По виду — люди. Люди — за приборами?! Хм, это становилось забавно...
Стоило включить свои лингвистические способности и разложить незнакомый язык на основные структуры, распознать и систематизирова...
— Ничего не понимаю! Похоже, что у него вообще нет альфаритмов! — доктор был в растерянности. — Я перебрал все возможные комбинации, но...
— А ты сдвинь верхнюю шкалу на два деления вперёд, и всё считать сможешь, человек, — прозвучал с кресла немного хрипловатый голос. Говорил он с акцентом и немного не следил за порядком слов, но фраза была вполне удобоварима. Доктор обернулся. Говорил лежавший в кресле гоблин.
Ассистент, почему-то решивший, что фраза была произнесена доктором, передвинул верхнюю шкалу на два пункта. И на экране зазмеились узоры альфаритмов...
— Блин! — доктор казался ошарашенным. — Немедленно доложите Коэну! Это... Это же невозможно! Варвар, разбирающийся в электронике!
— Скорей, в медицине разбирающийся, — ответил гоблин, — Электроника ваша не есть новая, я и посовременней видал у нас.
— У вас? Где это?
— У нас в старой столице. Заброшенной ныне.
— А где Вы выучили наш язык?
— Здесь. Сейчас. Вы говорили — я запоминал. Разложил на структуры. И собрал из них свои фразы. Одно не удобно: малый запас словарный. Надеюсь пополнить. Говорите больше — помогает это мне... И развяжите мои запястья — вы не воины Короля, а поэтому драться с вами я всё равно не намерен!..
— А вдруг мы — военные фельдшеры твоего Короля?
— Ну, во-первых, не моего, а Короля Людей Западного Риадана. А во-вторых, вы не можете быть его фельдшерами, поскольку А — его вояки не говорили бы про «моего короля», а Бэ — эти варвары не смогли бы разобраться даже в моём фамильном парализаторе, не говоря уж о медицинских диагностах!
— За что же ты не любишь Короля Людей?
— Он уничтожил под ноль мой народ! Я был последним Правителем Гоблинов...
— Королём Гоблинов?!
— Правителем. Короли — это когда по наследству, или в процессе переворота. А меня избрал мой народ! Но, увы, я не смог его защитить, не оправдал возложенного доверия... У вас мозговой сканер есть? Снимающий образы прямо с сознания?
— Применять его неэтично, однако один экземпляр имеется, на случай бессознательного состояния пациента. Но применить его...
— Даже по ТРЕБОВАНИЮ пациента?! — насмешливо перебил врача гоблин. — Дайте мне его, я настрою на свои частоты: говорить трудно, проще показать... А вы запишете на плёнку.
— Мы записываем на диски.
— Некомпактно, но тоже сойдёт...
Картинка была устойчивой.
На экране был типичный земной городок конца двадцать третьего века. Снующая туда-сюда техника, параболические антенны, чаны с нанароботами-микросборщиками...
— Вот такими и были наши поселения до появления людей, — прокомментировал гоблин. — А затем настала беда. И при всей нашей сверхтехнологии мы проиграли обыкновенным варварам с дубинами и мечами!
Картинка сменилась.
От горизонта до горизонта растянулся обоз. Дети, старики, женщины. Рослые воины обеспечивали защиту с флангов. В общем, обычный обоз переселенцев, если не считать одного: все в нём — Орки, Гоблины...
Сумеречный край давит на нервы, вызывая уныние. Даже на картинке видно, какое холодное и сырое это серое небо, готовое в любой миг сорваться мелким колючим снежком... Но лица переселенцев спокойны. Они смотрят вдаль... Кто-то из едущих читает книгу, другие прислонили к глазам что-то типа очков видеоплеера, вон мать качает не желающего уснуть младенца...
Голос Правителя Гоблинов пояснил:
— Когда люди стали теснить нас со всех сторон — мы решили не сопротивляться, а напротив — покинуть обжитые места и переселиться на Крайний Север. Там, много севернее Чёрной Цитадели, мы думали основать среди вечных снегов и мерзлоты свой город, и поселиться там. Расчёт был прост: люди в таком холоде не выживут, мы же могли построить город-купол с центральным отоплением и ветровой энергостанцией... И люди не мешали бы нам, и мы не мозолили б им глаза... Но — нашим мечтам не суждено было сбыться.
На экране на горизонте возникла серая полоса. Она приближалась, пока не стало видно, что это — тысячи всадников, закованные в броню и вооружённые до зубов. Они серой лавиной катились на обоз, окружая его со всех сторон.
Гоблин тем временем продолжал:
— Люди Короля Людей окружили нас, и их посланник заявил, чтобы мы готовились к смерти. Причины для этого не изобретались: Королю было достаточно того, что мы — не люди!.. И тогда я решился на переговоры с их королём. Прорваться к нему было сложно, но всё же...
Лицо Короля в золочёном крылатом шлеме было надменно. Он скривил губы в презрительной усмешке:
— Чего тебе надобно, смерд!
— Не смерд, — голос Правителя Гоблинов был спокоен, — а Правитель моего народа. Я вижу твои устремления насквозь, Король, и готов сдаться тебе вместе со всеми взрослыми, и мы готовы позволить тебе убить всех нас, но прошу взамен: отпусти хотя бы детей наших: они-то в чём перед тобой провинились?!
— Вырастут — будут мстить! Меня это не радует! Поэтому вы умрёте все, единовременно: я не веду переговоров с исчадиями мрака! Пшёл вон, смерд!
— Мы хотели уйти в далёкие края Севера, чтобы не мешать вам, людям...
— Ага! И накопить там силы для новой войны!
— У Вас паранойя, Король...
— Быть может, смерд, но — не полоумие! Хороший гоблин — мёртвый гоблин! И это я знаю точно!..
— Видит Бог — мы не хотели кровопролития. Но если Ваше мнение непреклонно — мы будем защищаться! Мы дорого продадим свои жизни!
— Вы отдадите их совершенно бесплатно! Посмотри-ка туда! — и рука Короля ткнула на просёлок, по которому приближалась огромнейшая катапульта, влекомая двадцатью лошадьми. В огромной чаше взведённого рычага покоилось стальное яйцо.
— Вы создали её, чтоб извести нас, и спрятали в старой столице орков, — ехидно протянул Король, — Но мы нашли вашу Сферу Смерти, и теперь моя катапульта кинет эту смерть в вас, исчадия тьмы!
— Я не знаю, как они активировали её. Возможно, это был просто роковой случай, но...
Рычаг вздрогнул и рванулся вверх и вперёд, распрямляясь. Стальное яйцо взмыло высоко в небеса, выплюнуло какую-то струйку, раскрывшуюся парашютом, зависло на долгое мгновение... И затем огненное солнце расцвело под матерчатым куполом, а с земли навстречу ему ринулись потоки испарившихся тел, повозок, нехитрого скарба и пыльной земли, завиваясь в величественный гриб, прошитый изнутри устойчивым багровым сияньем...
— И тебе не прожить теперь долго, Король, — с лёгким злорадством, скрывающим невероятную душевную боль, прохрипел гоблин, — Ты отравлен невидимой злобой Оружия...
— Пришлось сказать ему так: слова «Радиация» эти варвары ещё не слыхали!..
— И как же Вы выжили? — удивился доктор.
— Противоядия. В Старой Столице их ещё много.
— Вы про Растер-Гоув?
— Нет, я про нашу старую столицу. Там был завод по синтезу самых разнообразных веществ и соединений. В том числе — и антирадиационных препаратов.
— Но, чтоб добраться туда — надо было вырваться от Короля!
— А он сам отпустил меня, сказал: «Живи, посмотрю, как живётся Последнему Гоблину Риадана!»
— А Король — помер?
— Жив пока, скотина! Я же тем временем переселился поближе к старой Столице. Года три прожил в уединении, перебирая старые архивы. А затем выяснилось, что чуть южнее, ближе к Лаге, есть орочья ферма, чьи обитатели даже не слышали ни о нашем отходе на Север, ни о гибели нашего народа. Когда я рассказал им обо всём случившемся — они загорелись идеей мести, и мне стоило больших трудов убедить их, что не все люди плохи, и что в мести стоит ограничиться лишь людьми Короля. А затем всё было просто: мы принялись отлавливать вояк Короля, рубили их, шинковали и отправляли обратно Его Величеству в больших деревянных ящиках, с дарственной надписью. Но то ли посылки доходили, гм, несвежими, протухали, то ли качество шинковки не удовлетворяло: в мясе порой попадались доспехи, но Король свирепел всё больше и больше, сделать же ничего не мог! Мы же притормаживали вояк моим парализатором, а затем — приводили в требуемое состояние. Но не трогали простой народ, и поэтому Серебряные Рыцари нас тоже не трогали никогда... Нет, конечно же — бывало, что крали какую-нибудь коровёнку там или козу: жрать-то и мясного хочется! Но людей не трогали, мирных людей, в смысле... А затем Король пошёл на подлость: он переодел два своих отряда в уцелевшие после взрыва орочьи доспехи, снабдил их накладными ушами — и эти вот отряды вырезали под корень две деревни, позаботившись, впрочем, оставить в живых одного свидетеля, которому дали убежать и который потом под присягой подтвердил, что гоблины вырезали эти деревни... Вот тогда-то шеф Серебряных — Ирлан — и отправил своего рыцаря...
— Прошу простить, конечно, — осторожно начал врач, — Но, если верить нашим сведениям, то староста деревеньки сообщил Энглиону, что вожак был снабжён посохом-парализатором, и что именно с помощью него были остановлены крестьяне!
— Ах, оставьте! Я же говорил уже: мы мирных не трогали! ПРИНЦИПИАЛЬНО! Энглион же Ваш, по-видимому, говорил с переодетыми в деревенских людьми Короля... Маскарады ему не впервой...
— Интересно, что он скажет, если узнает правду...
— Энглион, в смысле? Лучше бы ему не знать этого, иначе, если поймёт, что его подставили и что он убил невиновных — то с его понятиями чести или с обрыва бросится, или своим же мечом себя и ухлопает!..
— Кстати, а почему это Вы своих орков на Энглиона направили?
— А что, на нём написано, что ли, что он Рыцарь Серебряный? Я-то подумал было, что это очередной наймит Короля по наши души явился...
— Души... — улыбнулся ассистент доктора, — До недавних пор люди считали, что души есть только у них...
— Они есть даже у оборотней! Вот только понять и постичь их... Вы слышали, что поют про себя сами оборотни? Могу процитировать немного напамять, Оу Кей?
И, зажмурив глаза от напряжения, он произнёс:
Мы не люди, мы не звери,
Мы почти большие птицы.
Вылетайте через двери
И оставьте вы молиться,
Не поможет, не согреет,
Не спасет рука господня,
Посмотри, как гордо реют
В лунном свете оборотни.
Мы не помним, мы не знаем,
Как настал тот самый вечер,
Не сговариваясь, сами
Погасили божьи свечи,
Дым дурманящий развеял
Свежий от опушки ветер —
Тогда каждый вдруг зареял
В серебрящем лунном свете.
Берегитесь, опасайтесь,
Убирайтесь прочь с дороги,
Люди глупые, пугайтесь,
Чужаки и недотроги.
Ваши матери пугают
Нами всех детей в округе,
И уже младенцы знают:
Зло в зовущем лунном круге.
Мы не звери, мы не птицы,
Все равно у нас есть души,
Но душа от вас хранится,
Вам ее не обнаружить,
Ни разрушить невозможно,
Ни калечить-переделать.
Наши души тоже божьи,
Но их бог в других пределах.
Опасайтесь, берегитесь,
Оборотни на охоте,
Ваших душ немая сирость
Служит пищей для их плоти.
Наши тени серебристы,
Наши крылья, словно тени,
Наши души будут чистыми
От вашей скучной лени,
От вашей глупой лени,
От вашей серой лени...
Вот такие вот песенки... Так что души есть у всех, да только вы, люди, зачастую не даёте иным права проявлять свои души... Так-то вот...
Суд завершался. Приговор оглашал Командор Станции Йосл Коэн:
— И поэтому Ингвальда Соронсона двенадцати лет от роду мы единогласно приговариваем к ссылке с борта Станции как нарушителя спокойствия. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
— И куда же вы меня сошлёте? — грустно и как-то снисходительно улыбнулся Джино.
— В городок. В маленький городок далеко на Земле! В настолько маленький городок, чтобы это юное дарование не смогло бы поднять там волну! И пусть забавляет там рассказами о своих подвигах местных мальчишек!..
Глава 10
Где-то на свете есть маленький городок Инельгард. Возможно, вам он известен под другим именем или неизвестен вовсе; но кому есть дело до маленьких городков? Разве что писателям, обожающим убеждать нас, что именно в таких городках и происходят самые что ни на есть увлекательные события.
Впрочем, дело не в городке, и рассказ этот — не о нём. С трёх сторон окружён Инельгард лесом; с четвёртой стороны — на востоке — поле, а за полем, минутах в пятнадцати ходьбы, протекает река Инель.
Сказывают, что давным-давно в этих лесах вольные стрелки охотились на ланей и медведей, а в Инели топили витязей, ходивших на Инельгард в поисках ратной славы.
А сейчас и в лесах, и в поле, и за рекой играют дети. Взрослые не страдают излишним любопытством — пускай себе играют, где хотят, лишь бы возвращались к ужину; да и дети не всякого примут к себе в компанию. Так что немногие знают хоть что-то об этих играх...
Джино следил за дорогой уже шестую минуту. Со старого клёна на верхушке холма дорога просматривалась вся — от дальнего леса на востоке до переправы через Инель на западе, и дальше, до графского замка — центра нынешнего Инельгарда. Пока всё было тихо.
Джино прислонился спиной к стволу дерева и ещё раз проверил, не упустили ли они второпях что-нибудь. Получалось, что ничего. Совсем неплохо для плана, составленного за две минуты, будет повод для гордости, если... когда всё сработает. Итак, Натали везут этой дорогой — другой нет, а пойманных ведьм принято жечь исключительно во дворе графского замка, с благочестивого соизволения графского священника. Пункт второй: друзья уже ждут в засаде у переправы... Джино взглянул на дорогу — пусто — и украдкой сплюнул через плечо. В серьёзных делах опасно даже думать о неудаче — накличешь беду. Натали не должны довезти до замка, иначе... Джино зажмурился и слегка потряс головой, отгоняя жуткую картинку перед глазами.
И чего ради графские егеря сунулись в дальний лес? Дичь там давным-давно всю истребили, даже зайца не найти, а вот Наташкин домик нашли. Одного фонарика под потолком оказалось достаточно, чтобы домик подожгли сразу с четырёх сторон, осенив предварительно крестным знамением. Где им знать о люминесцентных светильниках...
Ну, это ещё полбеды; хуже всего, что Натали появилась на поляне прямо перед ними. Как была из дому, босиком и в своем любимом платье, которое даже днём мерцает жемчужным светом — фея, да и только. А этим, что фея, что ведьма — стукнули по голове (спасибо, не насмерть), связали и повезли в замок.
Стоп. Вот они. Четверо всадников в лёгких кольчугах пронеслись мимо холма, даже не взглянув наверх («Растяпы,» — проворчал Джино). На спине пятой лошади, поперёк седла, мелькнул жемчужный отблеск. Джино достал лук, выждал пять секунд для верности и выпустил стрелу в зенит. Высоко в небе стрела рассыпалась яркими изумрудными искрами (зелёный — цвет Джино), и стало быть, через две минуты у переправы...
Джино спрыгнул с ветки и помчался к реке, срезая изгибы дороги.
Ещё издали он понял — что-то не так. Метров за сто до засады лежали четыре трупа, один — с арбалетной стрелой в груди, а остальные... Лёгкая кольчуга — слабая защита от тяжелого двуручного меча.
Возле трупов растерянно стояли несколько ребят. Джино подбежал к ним, и только тогда негромко спросил (кричать издали — ошибка, непростительная для Следопыта):
— Что тут случилось? Где Натали?
— Не доехали они до нас, — ответил Мишель, всё ещё сжимающий в руке свой сарбакан. — Их громила какой-то перехватил. Незнакомый, в доспехах, с мечом — странствующий рыцарь, не иначе. Перебил всех в два счёта, а Натали с собой увёз...
— Так что же мы тут торчим?! Куда увёз?
— Не суетись, Следопыт. Люси на разведку отправилась, сейчас вернётся... уже вернулась.
Словно из дрожащего над дорогой воздуха, рядом возникла стройная фигурка в песчано-жёлтом плаще с капюшоном. Жёлтый — цвет Люси.
— У него палатка расставлена вон за той рощицей, — показала она, — минут через пять там будет. Натали с ним. Мишеля я захвачу с собой, а вы бегите туда...
Обхватив Мишеля левой рукой за талию, Люси исчезла вместе с ним. Только воздух задрожал.
«И когда я так же прыгать научусь?» — подумал на бегу Джино, — «А то сюда бегом, туда бегом...»
Натали очнулась в незнакомой палатке. Голова жутко болела от удара по затылку, мысли путались. Вот только что она выпрыгнула на поляну... её домик горел... а дальше ничего не было. Натали попыталась прощупать окрестности палатки — бесполезно, боль мешает сосредоточиться, только ещё сотрясения не хватало, прыгнуть отсюда — тоже не выходит...
В палатке потемнело — вошёл хозяин, молодой рыцарь в доспехах, кое-где забрызганных свежей кровью. Пожалуй, он даже был бы симпатичен... если бы помылся ну хотя бы месяц назад. Рыцарь снял кирасу, распространив по палатке крепкий запах пота.
— О, прекрасная леди, я вижу, вы пришли в себя? Не беспокойтесь, здесь вы в безопасности, обидчики ваши наказаны. Смею ли я узнать ваше имя?
— Натали, благородный рыцарь, — ответила Натали, приноравливаясь к стилю речи собеседника. — Но кому же обязана я своим спасением?
— Сэр Бертрам из Хонка, к вашим услугам, — поклонился рыцарь.
— Ну тогда будьте любезны, сэр Бертрам, снимите с меня эти верёвки...
— О, тысяча извинений, леди Натали, — воскликнул рыцарь, перерезая верёвки своим кинжалом. — Как я мог забыть? Должно быть, даёт знать о себе дубина того разбойника, что встретился мне неделю назад... Стыдно признаться, леди Натали, один удар по голове я тогда пропустил...
«Коллега,» — улыбнулась про себя Натали. Похоже, что приключение завершится достаточно гладко. Несомненно, друзья уже ищут её и найдут с минуты на минуту.
Внезапно сэр Бертрам отскочил от неё, судорожно сжимая в руке кинжал. Затем переложил его в левую руку, а правой сотворил крестное знамение.
— Ведьма! — злобно пробормотал он. Куда только девалось светское обхождение! — Выходит, зря я тех молодцев погубил. Ну ничего, с ведьмами у меня разговор короткий, не в первый раз...
Натали удивлённо осмотрелась — и поняла, в чём дело. Разрезая верёвки, сэр Бертрам смахнул пыль с её платья, и сейчас палатка была залита мерцающим жемчужным светом. Вот ведь беда... Ноги затекли, не убежать, и руки всё ещё связаны...
— Не старайся, — ехидно сказал сэр Бертрам, неверно истолковав взгляд Натали. — Со мной медальон с частицей праха святого Себастьяна, колдовством меня не одолеть.
Сэр Бертрам подобрал верёвку, которую только что разрезал, явно намереваясь связать Натали снова.
— Недолго тебе осталось, дьяволово отродье; тут поблизости хвороста не на один костёр хватит...
Натали побледнела. Ведь и вправду сожжёт, ему-то что... Может, прыгнуть отсюда? Не выходит! Страх — плохой помощник...
— Или... — сэр Бертрам криво ухмыльнулся. — Ведьма ты или нет, а после костра от тебя одни угольки останутся. Жаль губить такую красоту... не попользовавшись напоследок...
Он протянул руку и схватил Натали чуть выше колена. Та напряглась, зажмурившись... и почувствовала, что захват слабеет.
Сэр Бертрам мягко осел на пол. Из его шеи торчала, подрагивая в такт ударам сердца, маленькая лиловая стрелка. Лиловый — цвет Мишеля.
Когда Натали развязали, растёрли ей руки и ноги и дали глотнуть крепкого горячего чая из фляги (у Люси всегда под рукой набор на все случаи жизни), она откровенно расплакалась, прижавшись к плечу Джино; тот гладил её по волосам и говорил какую-то успокоительную чепуху, прекрасно понимая, что дело не в этом, а просто нужно дать Натали выплакаться после такой встряски. Остальные тактично делали вид, что ничего особенного не происходит — ни для кого не секрет, что Натали и Джино — неразлучная пара.
— А что с ним-то делать будем? — Мишель пихнул ногой спящего сэра Бертрама. Стрелку он уже вытащил, но снотворное зелье действует часа четыре, не меньше. — Рыцарь, тьфу... Наверное, и Прекрасная Дама у него есть...
— А ничего, — мрачно сказала Люси. — Граф наверняка уже поднял своих ратников, скоро здесь будут. Тогда этот голубчик за всё ответит, и за Натали, и за тех четверых — всё равно, в какой последовательности.
— Значит, пора уходить отсюда. Скоро домой, а то родители будут волноваться...
На Инельгард спустилась ночь. Уложив спать Натали и её младшую сестрёнку, мама вышла на крыльцо, где отец курил трубку, глядя на звёзды.
— Знаешь, Алек, — сказала она, — иногда я не уверена, что мы правильно воспитываем своих детей.
— И что же они? Кошек мучают, или к наркотикам пристрастились?
— Да ну тебя! Всё шутишь, а лучше бы посмотрел, где они играют. Месяц назад, когда Джино рассказал им про это жуткое Отражение...
— Ну, по действительно жутким Отражениям они всё-таки не ходят. Я смотрел, как раз месяц назад. Да и что с ними случится? Или ты забыла, что защитная система активируется сразу при рождении?
— Это МЫ знаем. А они — нет...
— И правильно. Если они с детства не научатся обходиться без защиты, они погибнут, когда защита не сработает. А кроме того, так они вырастут настоящими людьми, а не тупыми суперменами, не знающими ни боли, ни настоящей дружбы...
— Это слова. А ты знаешь, что сегодня случилось с Натали?
— Знаю. Не беспокойся, завтра утром она вряд ли вспомнит об этом. Все же они НАШИ дети, они сильнее, чем кажутся. И пожалуй, будут сильнее нас, когда вырастут. Нас-то никто так не воспитывал.
Ночь выдалась ясная. Тысячи звёзд сияли двум людям, сидящим на крыльце, и каждая была их домом.
Глава 11
— Ну что, Командор Коэн, так говорите — «чтобы не смог поднять волну»? — в голосе Герды было плохо скрываемое злорадство.
— Радуйтесь, радуйтесь!.. — проворчал Командор. — Ваш мир превращают в бардак — а Вы ещё и злословите в мой адрес...
— Ну, тут уж как посмотреть, — отозвался со своего кресла гоблин, — С одной стороны, изобилие неконтролируемых детишек с Земли на просторах Риадана — это крах вашей системы тайных исследований и идей невмешательства. А с другой — привнесённая с Земли культура не насаждается директивным порядком, а просто передаётся от детей Земли к детям Риадана!
— Вот-вот, ПЕРЕДАЁТСЯ! Как вирус какой-нибудь! И вскоре от Вашей пресловутой самобытности не останется и следа.
— Не от нашей, — скривился гоблин, — И если бы вы вмешались раньше, земляне, то мой народ мог бы остаться в живых! Но что поделаешь, если дети ваши умней родителей...
— Не умней, а безответственней! Как Вы это не хотите понять! Мы не имели право вмешаться!
— Однако дети вмешались. Уже. И, как Вы, глубокоуважаемый Командор, успели уже убедиться — ничего смертельного не произошло! Небо не упало на землю, конец света не наступил, и даже рыцари не очень-то торопятся сменять своих верных коней на безотказные мотоциклы!
Командор яростно поглядел на гоблина, но промолчал. К сожалению, этот риаданский здоровяк был прав: если Риадан и не выиграл от этих контактов, то, по крайней мере, уж не потерял...
— А, кроме того, Ваши детишки своими странствиями сделали ряд важнейших открытий в прикладной топологии и физике нелинейных пространств! Даже мы только-только подходили к этой проблеме, а они решили её с наскока, да ещё так изящно!
— О чём это Вы, любезнейший! Порой, откровенно говоря, мне становится трудно Вас понимать!..
— О самом их странствии, разумеется. Их путешествие «в другое Отражение» наглядно доказало, что наша Вселенная не едина и цела, как предполагали мы, что она размазана по нескольким параллельным мирам. И к нам на Риадан можно попасть от вас, с Земли, как длинным путём — через космос, так и коротким, просто сменив Отражение. А это значит, что Риадан не просто похож на Землю, а он И ЕСТЬ ЗЕМЛЯ, только в другом варианте её развития! Но тогда можно предположить, что находящийся за Лиессом легендарный Итан — тоже очередное Отражение в этой же цепочке Миров, а это поясняет многие загадки, с которыми столкнулись наши космоплаватели, побывавшие там!
— Вы?! — только и смог вымолвить обалдевший Командор. Когда же минуты через две удивление поубавилось и к нему вернулась способность связно выражать свои мысли, он переспросил: — Так вы летали к звёздам?!
— Ну разумеется! — пожал плечами верзила-гоблин, — Мы побывали в десятке-другом обитаемых миров, но затем Правитель, мой предшественник, наложил вето на развитие космонавтики. Официально он заявил, что делается это для того, чтобы мы больше сил прилагали к проблеме выживания на нашей родной планете, где нам уже вовсю докучали варвары, и добавил, что это убавит соблазн просто бежать с нашей родины, отдав её на растерзание людям... Реально же, поговаривают, он просто страдал боязнью высоты, вот и решил, гмх, прикрыть нелюбимый проект... Впрочем, когда припекло — наши всё равно разлетелись на разные планеты: кто-то эмигрировал на Итан, основав там Народ Леса, кто — на Лиесс, кто — на Арту, кто — на Сэлет и Кессел... А вот оставшиеся на родине — отныне истреблены. Местными людьми, да невмешательством людей внешних, то есть вас... Зато могу позлорадствовать, что ваши детишки не слушаются вас, а значит — могут избежать авторитарных ошибок, которые погубили нашу цивилизацию...
— Кстати, кое-кто из этих детишек, например, Джино, сейчас находится в окрестностях замка Лурвилль, — заметила вскользь Герда. — А я намерена сегодня же покинуть станцию и отправиться на Роклас, к своему замку!
— Вы научились телепатии? — деланно поднял бровь Командор.
— Нет, а что? — удивлённо взглянула на него Герда.
— Да то, милая девушка, что именно Вам и именно сегодня я и собирался поручить именно это задание. Для этого и явился сюда, когда Вы, мягко говоря, принялись отпускать шпильки в адрес командования! Дело в том, что мы всерьёз обеспокоены более чем месячным молчанием нашего лучшего источника информации. Так что посмею повторить теперь официально: Мифолог Станции Герда Лурвилль, уроженка планеты Риадан, Вы направляетесь в собственный родовой замок с целью установить причину, по которой прервалась связь с Наблюдателем номер четырнадцать! Помимо этого Вам надлежит расконсервировать аппаратуру базы, расположенной в замке, запустить поисковый зонд и оставаться в родовом замке вплоть до поступления новых распоряжений!
Герда озорно взглянула на шефа, вытянулась по стойке «смирно», щёлкнула каблучками и звонко, так, что у Командора зазвенело в ушах, выкрикнула:
— Есть — до особых распоряжений!
* * *
Тем временем на Риадане в запущенном углу сада на траве валялся мальчишка. Он вытянулся посреди зелени, подставляя солнцу своё лицо. Лучи светила скользили по фиолетовой футболке и джинсовым шортикам малыша. Сейчас на Риадане многие таскают подобное: земная мода оказалась прилипчивой. А может, просто практичней и удобнее, нежели все эти кружева, бантики и лосины?
Мальчишка валялся в траве, и если б не узкая золотая корона с голубой эмалевой полосой, то пожалуй, никто и не догадался бы, что это отрок королевских кровей.
Но подходящего к нему старшего брата, одетого не менее по-земному, чем младший, одежда не сбила бы с толку. И хотя младшего брата звали отнюдь не Артуром, старший носил имя Мерлин, и с раннего возраста увлекался оккультными науками. Нельзя сказать, что безуспешно. Он даже согласился уступить право королевского наследования младшему братишке — лишь бы поменьше отвлекали от постижения тайных Знаний. Однако сейчас мысли его были заняты совершенно не магией. Он склонился над братом, бесполезно стараясь придать своему голосу официальное, «взрослое» звучание:
— Принц, ты опять пропускаешь занятия по фехтованию! Король будет недоволен.
— Я — это я, я — принц, а фехтование... — он, видимо, хотел сказать «удел воинов», но почему-то постеснялся и вместо этого резко выпалил, словно огрызался: — Я хочу — и буду тут валяться!
Мерлин только плечами пожал от такой наглости и присел рядом с валяющимся на траве братишкой. Сколько бы он так просидел, нам неведомо, но тут неслышной кошачьей походкой скользнул к мальчишкам силуэт в белом. Был он высок и неимоверно худ, под стать фигуре было и лицо подошедшего — удлинённое юношеское лицо. Причёски не было видно: её полностью скрывал напяленный на голову ярко-красный шутовской колпак — единственное цветное пятно на белоснежном одеянии.
Королевские отпрыски никак не прореагировали на подошедшего: Шут был знаком им, пожалуй, столько же, сколько они себя помнили, и за всё это время ни разу он не сделал им ничего плохого. Нет, не оттого, что они были детьми Короля, а он просто шут. А исключительно по доброте и мягкости своего характера.
Однако даже искренняя доброта не мешала шуту приносить дурные вести. Вот и сейчас:
— Ваше Высочество, Его Величество гневается, — шут присел подле принца и продолжил: — Очень гневается, что Вы не на занятиях.
— Ну если гневается... — было видно, что принц уже и сам не рад своему упрямству: гнев папочки — это не шутки. Но упрямство... И бедняга срочно начал искать какой-нибудь повод. Кажется — небезуспешно. По крайней мере, глазёнки валяющегося на траве заблестели озорством: — А ты мне потом расскажешь сказку?
Шут только улыбнулся в ответ:
— Куда ж я денусь...
Занятия проходили прямо на лужайке перед дворцом. Впрочем, на дворец королевский замок походил лишь богатством отделки да фонтанами во дворе. Однако узкая лестница-мостик, ведущая внутрь, говорила о том, что переживало сие строение и вражеские осады, и много других неприятностей.
Когда-то учитель фехтования, лучший мечник королевства, давал первые уроки юному королевичу, но сейчас мечник стал сотником и возглавлял тайный королевский поход, выполняя ему лишь да Королю ведомое задание. А пока Ронг был в походах, занятия сводились к тому, что Мерлин гонял своего братишку, дабы тот не позабыл прежних уроков.
Вот и сегодня звенели мечи, а из окон смотрел на «сраженье» Король. Затем он повернулся и скрылся в глубине зала, отвлечённый неотложными делами, и поэтому не увидел, как и откуда возник перед мальчишками странствующий монах в чёрном своём одеянии. Минут пять подошедший смотрел на сражение, затем лишь презрительно фыркнул:
— Разве этим железом можно сражаться?! Вы бы ещё чугунными булавами махались!
— У тебя есть предложенье получше? — порохом вспыхнул Принц, — А то учить всяк горазд!
— Есть, — лаконично ответил монах и выбросил вперёд руку. И, о чудо, с только что пустой руки сверкающей рыбкой метнулось к стоящим мальчишкам лезвие лёгкой катаны с чёрной витой рукоятью. Принц схватил клинок и осторожно шевельнул им. Боевая сталь словно ожила, трепетная и послушная малейшему движенью руки. Да что там движению — малейшей мысли!..
— А мне... — обиженно обратился к монаху Мерлин.
— Будет и тебе, — второй клинок проделал тот же путь. Но теперь это была не ведунская катана, а шпага с широкой чашей и треугольным лезвием клинка. Мерлин взмахнул ею... Ну разумеется! Ни в какое сравнение с тяжёлым и неповоротливым пажеским мечом! Конечно, пажеский меч — это не рыцарский двуручник в два пуда весом, но всё же шесть кило живого веса. А здесь — изящное лёгкое лезвие прочнейшей стали. И — идеальная балансировка.
Мерлин обернулся, чтоб поблагодарить монаха за столь щедрый дар — он был всё-таки воспитаннее, чем младший братишка, уже самозабвенно крутящий катаной «восьмёрки» — но монаха уже не было рядом. Он просто исчез, словно растаял.
А оружие и правда диковинное. Оно словно само подсказывает своим владельцам приёмы и защиты от них, и вскоре уже новая тренировка началась перед окнами замка. А в траве валялись позабытые и никому теперь не нужные короткие боевые мечи...
Вскоре лучшие королевские кузнецы откуют по подобию шпаги сотни таких же, но Король, по-прежнему консервативный, не одобрит затеи сынишки и запрёт все клинки в старой оружейной палате. Хотя... Два клинка он почему-то не заметит: катану Принца да шпагу Мерлина. Говорят — он увидит их двумя мечами. И что тут помогло — неведомо. То ли чары Мерлина, то ли колдовство подревней, дремлющее на сверкающей стали пыльным узором диковинных витых рун...
— Вы снова в этих земных одеждах! — Король булькал от негодования. Он возвышался на своём коне, как башня нависая над сыновьями. — Я не потерплю всех этих новомодных штучек! У нас в роду всегда блюлись традиции прошлого! А посему немедленно ступайте и переоденьтесь в нормальные дворцовые одеяния! Я отправляюсь в поход вслед за Ронгом, и месяца через два думаю возвернуться. Надеюсь, вы не разнесёте за это время весь замок на щепки!..
Интересно, что б говорил Король своим сыновьям, если бы знал, что видит их в последний раз?
Нет, с мальчишками ничего не случится. Погибнет Король. Его отряд попадёт в засаду, устроенную Вепрем, и все до единого бойцы полягут, даже не успев сообразить, что же случилось. Не минует чаша сия и монарха. Но многие месяцы ещё Принц так и не узнает, что стал в свои десять лет Королём. Поэтому и мы пока ещё будем называть его Принцем. Как и прежде...
Глава 12
Герда Лурвилль:
Вообще-то это странное чувство, когда после стольких лет разлуки возвращаешься в дом, казавшийся безвозвратно потерянным. Проходишь по этим коридорам, слышишь голоса слуг, скрип телег за окном... Так и кажется, что сейчас из Пиршественного Зала донесётся голос отца:
— Герда! Где ты пропадаешь днями и ночами! Ужин остынет!..
Странная всё-таки штука — память... Ведь понимаю, что вокруг полнейшая, абсолютная тишина, но отголоски прошлого оживают где-то в подсознании и заполняют весь Замок, словно духи того, что было дорого в прошлом...
Факел горит на стене. Стоило б насторожиться: не может факел гореть так долго, месяцами, а значит, кто-то зажёг его совсем недавно, кто-то, проникший внутрь замка! Но зачем переживать: факел — лишь имитация, подрабатывающая тут светильником... Много их в комнатах и залах, и гореть они могут если не вечно, то уж по крайней мере годами.
Всё осталось в замке, как в тот страшный день. И как в сотни дней до него... И только в центральной, самой высокой, башне стоит непривычная для средневековья аппаратура связи и сторожевых автоматов. И сейчас стоит её расконсервировать. Иначе, если не отвлечь себя работой, то воспоминания нахлынут с новой силой, а там и до истерики недалеко. А истерика негожа для наследной баронессы Лурвилль, а уж для сотрудницы Станции — и подавно! Нечего радовать Командора Коэна!..
Ох, и понастроили же они тут! Или это киборг всё поперестраивал? Сложно, слишком сложно в управлении, как для простого человека. Ничего! Медленнее, чем хотела бы, но я отлажу это барахло, и оно заработает, как и прежде!
Пульты уже работали, и я как раз отлаживала поисковый зонд, когда раздался этот странный сипящий звук — и из ниоткуда, прямо из воздуха, свалился в кресло наблюдателя Отец Кевин, словно швырнул его кто. Я вздрогнула, но почти тут же сообразила, что это не настоятель монастыря, а киборг-Наблюдатель, и невольно усмехнулась: на ловца и зверь бежит. Не надо теперь настраивать зонд: объект его поисков сам свалился на своё рабочее место!
Если б я не знала, что Наблюдателю придано внешнее сходство с настоятелем нашего монастыря, то, вероятно, очень сильно бы удивилась. Но сейчас я просто вздрогнула от неожиданности: согласитесь, не каждый день на вас прямо из воздуха киборги падают! Киборг же, кажется, просто ошалел, увидев меня.
— Герда?! — спросил он глуховато, словно ошеломлённо. — Какими судьбами?!
Бес озорства дёрнул меня:
— Во-первых, не Герда, а мифолог Станции лейтенант Лурвилль! — заметила я. — А во-вторых, я явилась по Вашу душу, Наблюдатель Кевин! Наверху считают, что Вы не справляетесь со своей задачей...
Он как-то странно, чисто по-человечески взглянул на меня и пробормотал:
— Не справляюсь?.. Выросла, окрутела девочка. Надо же — лейтенант, охотник за роботами... А когда-то я её девчонкой ещё спасал из лап инквизиторов!
— Точней — из костра...
— Так значит — ты помнишь?!
Тут уже пришёл мой черёд удивляться:
— А с чего я должна забывать?
— Ну как же, — пожал плечами Кевин, — Просто кого-либо для ликвидации вышедшего из повиновения Наблюдателя не пошлют...
— Слушай, Кевин! — вспылила тут я, поняв его мысли, — Ты знаешь, чем машина отличается от человека?
— Ну, думаю, скорее всего тем, что машина обязана подчиняться всегда, если её действия не вредят при этом человеку...
— Да нет, тем, что машина не понимает юмора!
Вдруг плечи Отца Кевина задёргались, и он заржал, словно рыцарь в трактире, и сквозь смех произнёс:
— Так значит — меня не демонтируют?!
— Вся Станция обеспокоена исчезновением самого ценного из её Наблюдателей, и меня послали специально чтоб разыскать тебя, а если нужно — то и спасать. А ты — «для ликвидации вышедшего из повиновения»! Болван!
— Ага, — дурашливо согласился киборг, — Электронный болван!
— Кстати, можешь не помогать настроить этот зонд: он снаряжался, чтобы разыскивать твою священную персону!..
И тут внизу, на ступеньках, раздалось множество дробных шагов, и в зал вломилась кучка ребятишек в средневековых нарядах. Главенствовал в этой небольшой компании... Джино!
— Привет, Герда! — бросил он на ходу. — Что, сослали на планету?
— Сама ушла, — хмыкнула я, — А Коэн, когда понял, что всё равно я ухожу, то вдогонку снабдил меня заданием, чтобы не потерять авторитета!
— Ага! Он такой!.. И про меня он думал, что я не вернусь сюда!
— А ты опять угнал катер? Или нет, для прибытия с Земли тебе пришлось угонять крейсер! Угадала?..
Ребята дробно рассмеялись. А Джино произнёс, присаживаясь рядом:
— Нет, теперь всё проще. Меня друзья перенесли сюда!
— Магия? — вид у меня был, наверное, глупый, потому что ребята опять рассмеялись. И я рассердилась: — Кстати, а что делают тут вместе с тобой эти аборигены из горожан?
И снова их смех...
— Это наши, с Земли, — Джино широким жестом указал на друзей, — Это Люси, Мишель, Натали, Натан, остальные пусть сами представятся...
— А перенос с Земли — это что, какая-то новая технология? Типа той, что меня на Станцию доставляла, только доступная всем?
— Нет, — Мишель указательным пальцем поправил очки на носу (вообще-то он не страдал близорукостью, но очки носил исключительно для солидности) и пояснил: — Мы можем осуществлять локальный переход исключительно за счёт внутренних ресурсов...
— Он, как всегда, зануда, — проворковала Люси, — Особенно когда нацепит эти свои стёкла! Проще говоря, мы телепортируем сюда силой мысли, пролистывая Отражения!
— Ага, объяснила одна непонятное да через незнакомое! — фыркнула я. — И много вас на земле таких... попрыгунчиков?
— Да, поди все, кто после 2487 года родился! Все и без исключения!
— А одежду местную пошто нацепили, неслухи! — встрял в разговор киборг.
— Да, было тут на днях приключение. С Натали. Так что решили, что лишний камуфляж лишним не будет, пардон за каламбур... А теперь, ребята, подойдите к окну, — Джино указал на башенную бойницу, — Из него открывается прекрасный вид на Лагу, в верховьях которой мы оставили позавчера благородного Бертрама де Хонка!
— Между прочим, Лагой река называется здесь и ниже по течению, а верховья её образуют две речки: Инель и... Что?! Вы сталкивались с этим олухом Бертрамом?!
— Пришлось его усыпить. На время, — прервал нежелательную беседу Мишель. — Кстати, хозяева, а что это за рыцари скачут к Вашему замку?
* * *
Веретенообразный Проникатель вынырнул из пустоты прямо под бортом Станции, и тут же его компьютер заверещал, передавая на борт запрос на посадку.
Медленно разошлись лепестки диафрагмы, открывая посадочный причал. Следящий луч упёрся в обшивку Проникателя, контролируя безопасность посадки.
Вообще-то дроммеры подобного класса могут материализовываться прямо на посадочных причалах, и опытные пилоты-асы зачастую именно так и делают, нарушая все правила техники безопасности, но, видимо, здешний экипаж решил не рисковать. Вывод напрашивался один: либо Проникатель на автопилоте, либо на его борту есть штатские, которые, как известно, не разделяют романтики военно-космического лихачества.
Оставалось дождаться выгрузки пассажиров и экипажа. Ну вот, так и есть: штатские! Много: восемь человек. Нет — десять, вон ещё вышли двое. Стоп! Но на борту дроммера вмещаются десятеро, включая пилота и штурмана, больше на нём всё равно места нет! М-да, обе догадки оказались правильными: на борту штатские, и корабль шёл на автопилоте. И то и другое не предвещало ничего, кроме лишних хлопот.
Адон Коэн нажал кнопку внешней связи и раздельно произнёс:
— Прибывших Проникателем пассажиров прошу подняться в центральную рубку. Следуйте за световым сигналом — он приведёт вас!
И, отключив связь, обратился к стоящему рядом офицеру:
— А ты проследи, чтобы они не залезли б куда не туда. Не хватало их потом вытягивать из реактора или складских рефрижераторов...
Новоприбывшие оказались родителями. Возмущёнными родителями детворы, ежедневно мотающейся на Риадан и устраивавшей там свои игрища. Все они были убеждены, что если Командор Станции дежурит в окрестностях этой планетки, то уж наверняка сможет как-то повлиять на их непутёвые чада, мотающиеся в этот мир. Впрочем, если раньше родители задалбывали Командора телефонными звонками по гиперсвязи да сообщениями по КОСМОНЕТу, то теперь, видимо, решили устроить «личный рейд»!..
Бедный Командор вздохнул, готовясь к отпору...
* * *
Рыцари за окном приблизились, и стало видно, что над ними развевается тёмно-синее полотнище с серебряным кругом. Гордые кони важно несли своих седоков, а возглавлял шествие сам Магистр Серебряного Круга, Мастер Ночи Ирлан, восседающий на белоснежном единороге!
Отец Кевин ещё раз быстренько протестировал свои системы, но картинка не изменилась. Тогда он обратился к ребятам:
— Милостивые судари, подскажите старцу: этот конь под передним всадником действительно рогат?!
— Ага, — тут же ответил Натан, — Видимо, у него была тяжёлая семейная жизнь...
— Ну вот, пришёл Поручик Натан — и началась пошлость!.. — заявила Люси.
Тем временем кавалькада остановилась, и на мост въехал один-единственный рыцарь. На копье его был повязан белый лоскут, но вёл себя всадник крайне настороженно, чтобы не сказать — нашуганно. Похоже, он не очень-то верил, что обитатели Замка признают неприкосновенность парламентёра.
Что-то в его внешности показалось Отцу Кевину знакомым, но завершить свой анализ киборг не успел: всадник вскинул сигнальный рог и пронзительно в него задудел.
— До боли знакомая труба! — воскликнул священник, — Никак сам сэр Бертрам к нам пожаловал! Какими ветрами! — голос киборга разносился над всем двором, вылетая из репродукторов. — А Вы, Ирлан, взрослый человек, а связались с таким... С таким... В общем, стыдно, Магистр!..
— Взрослый человек, а связался со шпаной! — тут же прокомментировал Натан, и его голос разнёсся вслед за кевинским.
Всадник на мосту встрепенулся. Выставил чуть вперёд копьё, помахал прикреплённой к нему тряпицей и заорал:
— Не боюсь я тебя, Двухголосый! Выходи на мост, ибо преисполнилась чаша терпения небес, и сам Магистр Ирлан поручил мне передать тебе это послание! Так что — выходи!!!
Кевин оглядел притихших ребят и задумчиво произнёс:
— Одним словом, «Леопольд, выходи»! Что же, прийдётся уважить. Значит так, на время, пока я отсутствую, старшим остаётся... остаётся... — тут в его голосе появились насмешливо-мстительные нотки: — лейтенант Лурвилль! Если же возникнет внештатная ситуация — настоятельно рекомендую активировать все защитные системы и немедленно информировать о происходящем Станцию! Пульт связи пока будет контролировать Джино. Приказы не обсуждать, а исполнять!
— Есть! — щёлкнули каблуками Джино и Герда, затем переглянулись и рассмеялись, заливисто и звонко.
— А я иду вниз...
И с деланным старческим кряхтением Отец Кевин пошёл по ступеням башни...
Глава 13
— И вообще, если ваших детей так тянет романтика — записывали бы их в Отряд «Звёздный Ветер», там сейчас Лат командорствует, дети от него без ума!
Пожилой человек, полуседой-полулысый, мечтательно вздохнул:
— Я помню ещё то время, когда там командорствовал Ли Бао младший. Вот деньки были...
— Всё это интересно, Илья Владимирович, но воспоминания Ваши не должны мешать Вам, да и остальным тоже, усвидомыты, уразуметь, то есть, что Командор детского разновозрастного отряда — это одно, а Командор исследовательской Станции при Прогрессорском Корпусе Земли — нечто совершенно другое! И я не обязан заниматься воспитанием чьих бы то ни было детей, даже если они лезут на исследуемую мною территорию! В лучшем случае я должен просто вылавливать и отправлять их обратно, но, к сожалению, при нынешних способностях этого поколения я это сделать просто не в силах! Они ускользают, как призраки, стоит лишь к ним приближаться! Телепортируют, трансгрессируют, или как там это ещё называется, без малейшего применения техники! И даже следа инверсионного, по которому можно было бы вычислить их маршрут, не остаётся! Так что и не просите — на роль няньки для малолетних суперменов я не гожусь, тут уж увольте!
— Но мы и не просим этого! Дело в том, что нам просто необходимо попасть в ту точку, где они сейчас располагаются. А никто, кроме Вас, в этом нам не поможет.
— Зачем?
— Не можем сказать. Считайте это просто родительским предчувствием...
— Ладно... Если верить сведениям, которыми я располагаю, то сейчас они находятся на базе в замке Лурвиллей и ведут переговоры с какими-то залётными рыцарями из Серебряного Круга. Если есть желающие отправиться туда — милости просим на борт катера, отбытие через десять минут...
* * *
Смиренный старец в опущенном на глаза капюшоне вышел из Замка.
— Эй, старик! А где тот, на драконе? — выкрикнул с высоты своего коня сэр Бертрам, но монах прошествовал мимо, не удостоив его ответом.
Уже сойдя с моста, Отец Кевин направился прямо к Ирлану.
— И чего нужно магистру от престарелого киборга?
— Престарелого, говоришь?! Ответь-ка лучше на другое: я обвиняю тебя в провоцировании налёта на мой Замок месяц назад! Что ты можешь сказать в своё оправдание?
— Для начала, я думаю, то, что месяц назад я ещё и не догадывался о Вашем существовании, это во-первых! Единственное же известное мне нашествие, налёт, если угодно, произошло не далее, как часа два назад, когда доблестный Гуон де Бордо спас меня, запихнув в какой-то гипертоннель.
— Снова ложь! Единственный гипертоннель, находящийся на территории моей цитадели, ведёт в миры Ночи, к Цитадели Порядка и Равновесия! Нападение же, равно как и твоё исчезновение, были месяц назад! И сэр Гуон действительно докладывал мне, что видел тебя сперва на стене, где ты делал пассы руками над Чёрной Пылью, а затем ты ушёл в пристройку и там и исчез!
— Позволю заметить, у Вас есть неточности и противоречия, мистер Ирлан! Во-первых, я не вижу, зачем надобно мне, киборгу, совершать пассы руками над Пылью. Или Вы верите, что киборг, машина, День, по-Вашему, может применить магию, Ночь, и она сработает, а машина не повредится? Вы видели когда-нибудь электронного мага? А во-вторых, на стене я просто брал пробу воздуха на наличие в нём токсичных веществ...
— И как твой анализ?
— Ничего подозрительного кроме самой Пыли, являющейся мощным мутагенным средством.
— Скорее, психотропно-мутагенным. Но от себя могу добавить ещё: она живая! И только когда умирает — спрессовывается в графит... А что касается твоего исчезновения из моей Цитадели?
— Я уже говорил, что меня вывел в Тоннель сэр Гуон. И я могу это легко доказать: у меня сохранился файл с записью.
Не дожидаясь, когда его попросят об этом, Кевин включил голограммный проектор в правом глазу, и в воздухе возникла цветная объёмная картинка... Стена... Бой... Тело... Тоннель... Гуон снимал противогаз...
— Это всё ложь! — выкрикнул Гуон, — при современных технологиях можно подделать не только это, 3D-сканинг позволяет... — тут он заткнулся, словно сообразив, что сболтнул лишнее.
— 3D-сканинг, говоришь, — как-то мило, как кот на мышь, улыбнулся Гуону Ирлан, — Ладно, с тобой мы на эти темы отдельно поговорим... Потом... А пока ещё вопрос к Кевину. Знаете ли Вы, что я уже сорок лет, если не больше, вёл свои наблюдения за Замком, но ни разу так в него и не входил! И всё потому, что охранная автоматика Замка не пускает меня!
Кевин сочувственно улыбнулся:
— Похоже, что у Вас опять нелады со временем, Магистр! То Вы утверждаете, что я провёл в процессе переброски целый месяц, то говорите, что автоматика охраны не пускала Вас сорок лет, тогда как мы смонтировали её только после гибели барона Сирила Лурвилля! Как Вы это мне объясните?
— Ладно, неважно! Итак, Вы утверждаете, что автоматика здесь — земная, и что Вам она полностью подчиняется, так?
— Разумеется.
— Докажите!
Отец Кевин послушно включил связь:
— Джино?
— У микрофона!
— Включи, пожалуйста, Дракона.
— Активирую.
Пространство над мостом сгустилось, прорезалось молнией разряда, и на мосту возникло чудовище, на спине которого восседал призрак-скелет.
— Это он! Это он! — завопил сэр Бертрам и вместе с конём мгновенно ретировался за плотные ряды рыцарей. Кевин только хмыкнул, глядя на такую прыть...
— Отлично. А теперь пошевели его крыльями... Да не так сильно!..
Дракон на мосту хлопал крыльями, как наседка.
— Теперь пусти пламя...
Струя холодного голографического огня вырвалась из дракона и бессильно развеялась в воздухе. В воздухе разнёсся голос Натана:
— Наша наседка снесла огненное яичко!
— А теперь нажми комбинацию «Фрэндшип».
— Я не помню комбинации!
— Вперёд, вперёд, назад, назад, блок.
Дракон на мосту присел и принялся чухать задней лапой у себя за ухом, словно дворняга, не обращая внимания на восседающего на спине всадника-призрака.
По рядам рыцарей покатился смешок.
— И этого Вы боялись? — иронично спросил отец Кевин.
— А, позволю себе уточнить, — осторожно спросил вдруг Ирлан, — остальные автоматы Замка тоже подчиняются Вам?
— Ну разумеется! Как же ещё?!
— Тогда... Вы не пригласите меня в замок?
— Проезжайте! Можете вместе с рыцарями!
Первые десять рыцарей уже въехали в Замок, когда на мост ступили Кевин с Ирланом. Только что всё было тихо и мирно... Мгновение — и вода вскипела во рву. Какие-то шары, напоминающие руларов, но с лазерными лучами вместо игл, взмыли из-под воды и, зависнув на уровне моста, закружились в бешеном ритме, поливая огнём стоящих возле «дракона». Первым очнулся от оцепенения Гуон. В диком прыжке он толкнул Магистра Ирлана, да так сильно, что тот влетел в распахнутые ворота Замка, целый и невредимый. Сам же Гуон, приняв на себя все лучи, предназначавшиеся Магистру, вспыхнул ярким сварочным факелом. То, что упало затем в ров, не имело с человеком ничего общего: груда сплавленного металла с запахом палёной кости.
Но что любопытно — киборга и «дракона» стражи игнорировали: похоже, они не считали их вообще разумными, чётко распознав технику и отказывая ей в праве на разум.
* * *
Мишель, Джино и другие ребята не могли оторвать глаз от диковинного зрелища. Странные то ли автоматы, то ли звери обстреливали всю округу. Не перешедшие ещё мост рыцари развернули коней и галопом неслись к монастырю. И возглавлял отступление доблестный сэр Бертрам в дымящемся шлеме...
И в этот момент ожил динамик дальней связи. Сквозь шёпот помех донеслись голоса:
— База Лурвилль! База Лурвилль! Говорит челнок бортовой номер 02071961. Просим обеспечить посадку! Что там у вас творится!
Автоматы Мрака тут же перенесли своё внимание с рыцарей на спускающийся челнок.
— Что это у вас там за День Независимости! — донеслось из динамика. — Сплошные фейерверки!
— Ага, — прошептал Мишель, — Вот сейчас спустятся они пониже, где лучи их достанут — будет им тогда «фейерверки»!
— Так что же мы стоим?! — взвизгнула Натали.
— Руками ты их всё равно не остановишь, — пожал плечами рассудительный Тим.
— Именно руками! — блестящая идея осенила Джино...
Когда Ирлан с Кевином поднялись в зал связи, их взору предстало диковинное зрелище: детишки стали посреди свободного пространства, взявшись за руки, словно собрались водить хоровод. И только Герда стояла в сторонке и знаками показывала вошедшим: «Не мешайте!»...
Слабое сияние исходило от стоящих ребят, струилось, грозовым облаком скапливаясь над ними. Ирлан догадался, что сейчас должно произойти — и прикрылся рукой, ожидая разряда. Но вместо этого сияние распалось на отдельные шары, они покружились разноцветной гирляндой, вновь смешались, и сфера начала раскручиваться всё быстрей и быстрее. А затем рассыпалась на отдельные шары. Одинаковые, слепящие маленькие солнца. Ровно столько, сколько ребят в круге.
И тогда детишки кинулись к окнам, каждый направляя свой шар. И маленькие живые звёзды ринулись вниз, выжигая чёрные шары лазерных руларов. В считанные мгновения всё было покончено, и звёздочки отлетели в сторонку, образовав посадочный круг.
— Посадку разрешаю! — в микрофон произнесла Герда.
— Упс! — Натан первым разглядел, кто выходит из катера. — Ребята, нам кранты! Это почище любого Мрака будет: родители прилетели!
Глава 14
Посреди Гоув-Хэл стоял величественный замок. Он был, как всегда, великолепен, даже если смотреть на него через замызганное стекло жалкого трактирчика, расположенного всего лишь в квартале от Королевского Замка. Но собравшиеся в трактире если и поглядывали на величественное сооружение, то только лишь с нескрываемой ненавистью. Что поделаешь — заговорщики во все времена одинаковы... Редко когда плетущие заговор действительно пекутся о судьбах простого народа, куда чаще заботы идут о собственном кошельке, собственном тёплом местечке, собственном «ответственном посту», а то и престоле... Но на словах... На словах каждый из них готов облагодетельствовать весь мир, ну, или, по крайней мере, его половину!..
Вот и сейчас молодой парень с красивым лицом так вдохновенно говорит, что, кажется, и сам уже верит в сказанное. А остальные уж — и подавно! Ну и что, что на говорящем плащ Королевского Гвардейца: разве среди Гвардии не могут найтись порядочные люди?! Ну и что, что Король в отъезде: только проще будет захватить замок! А там пусть бывший Король доказывает, что имеет хоть какое-то право на замок и власть! А богатства Королевской Казны — беднякам! Может быть...
Острый нож со стуком вонзился в гнилое дерево стола. Голос красавчика произнёс:
— Сегодня!
Рёв толпы был ему ответом...
Шут оторвался от окна.
Со всех улиц стягивалась к замку толпа. Не праздничная: то тут, то там мелькали вилы, косы и старые боевые топоры, кое-где сверкали титановые луки дальнобойных орочьих арбалетов.
— Гарнизон всё спит и видит сны? — похожий на волынку голос Шута прозвучал в караулке.
— Гарнизон не сошёл с ума, Шут, — прозвучало в ответ, — Можешь и ты к нам присоединяться! Ты видел, сколько их? Да они нас сомнут одним лишь числом, стоит лишь начать! А если мы не выйдем, то и новая власть нас к себе на службу возьмёт, как лояльных к ней изначально!
— Или перевешает как потенциальных трусов!
— Ты обвиняешь нас в трусости?!
— Ну что вы, как можно усомниться в доблести такого славного воинства! А как оно рвётся в бой! Ну надо же, лишь неимоверные усилия мудрого стратега-командира удерживают его в тесной продымленной караулке!
— Заткнись, или я не посмотрю на твою неприкосновенность и проверю, какого цвета у тебя внутренности!
— Белого, смею Вас заверить, капитан, как раз под цвет Вашего лица...
— Выпотрошу!!! — зарычал капитан в ярости, — Выпотрошу и скормлю твоей псине!
— Ну, сударь, этого-то уж Вам никак не удастся! — Шут чуть заметно улыбнулся. — Дело в том, что мой пёсик уже дня два, как куда-то сбежал!..
— Умная псина, — хмыкнул капитан, — Раньше нас почуял, что запахло жареным, и пустился в бега... По крайней мере, жив останется точно...
— Ладно, капитан, если Вы не хотите выйти в сражение — то хотя бы дайте мне шпагу!
— Шпагу?! Да где ты видал?! Может, меч?
— Шпагу. Из запертого хранилища...
— Хрена тебе! Туда без разрешения Короля доступа не имеется!
— Ладно, тогда бывайте... — и Шут вышел, хлопнув дубовой дверью.
Только Королю и его приближённым может казаться, что замки в их сокровищницах неприступны. Шут же давно освоил «метод гвоздя». Вот и сейчас, позвенев длинным тонким гвоздиком в замочной скважине, он зацепил медный язычок и толкнул его. Громко щёлкнув, дужка замка располовинилась, освобождая засов. Гулко и протяжно взвыла дверь на годами несмазанных петлях. Конечно, ничто не мешало смазывать петли, но старый Король был категорически против: несмазанными они поднимали такой шум, что даже если кто-то и сумел бы открыть замок, то дверной скрип поднял бы на ноги половину дворцовой стражи! Кто же рассчитывал, что доблестная дворцовая стража спрячется в караулке и не рискнёт высунуть носа оттуда!
Шут вошёл внутрь. Отобранные Королём клинки валялись в беспорядке, и на многих из них уже поселилась вездесущая ржавчина — эта плесень для металла... Впрочем, одна из шпаг сохранила свой блеск и сияние. Узкая и длинная, с удобно изогнутой рукоятью и сверкающей чашкой, она словно сама просилась в руки.
Правой, искривлённой давним переломом, рукой Шут сжимал шпагу.
Он стоял на узком мосту, на самой его середине. Снаружи бесновалась толпа. Казалось, нападающие не знали, что делать. Если бы мост был пуст — можно было б ворваться в замок. Если на мосту появилась бы стража — её следовало б убить, а затем опять-таки ворваться внутрь. Но что делать с вышедшим на мост Шутом?! Не убивать же его, в самом деле! Ну и что, что в руке его оружие?! Слишком тонкое для меча, игрушечное какое-то. Скорей — стальная розга, а не клинок! Но в глазах у стоящего такая решимость — что оторопь берёт! На что он надеется? Что пощадят дурачка? Или за ним — копья и луки затаившейся стражи?..
Красавчик-предводитель вскочил на мост, обернулся к своим, поднимая руку в успокаивающем жесте:
— Стоп. Погодите, господа, я сам улажу. — и, повернувшись лицом к стоящему на мосту: — Пропусти нас, шут!
— Пока я здесь — никто не пройдёт в замок! — голос-волынка.
— Пока ты здесь, говоришь... Это легко исправить! — парень без предупреждения прыгнул вперёд. Звонкая сталь столкнулась с тонким клинком, надеясь перерубить его напрочь, но Шут не блокировал. Напротив, своим клинком он подтолкнул-ускорил клинок противника, отступив при этом на пол-шага назад. Меч атакующего пронёсся совсем рядом и по инерции ударился в камень моста, высекая фонтан искр.
— О, отличная сталь! — притворно завосторгался Шут, — Я закажу себе брусок-другой для фейерверков!
Но нападающий не принял игры. Он выдохнул прямо в лицо Шуту:
— Именем старой дружбы — пропусти нас!
— Именем старой дружбы, — эхом отозвался к нему шут, парируя новый удар — разворачивайтесь и уходите — и Король ничего не узнает!
При этом белоснежный воин в красном шутовском колпаке прижал своей шпагой меч противника к каменным точёным перильцам, и лица противников оказались напротив друг друга, глаза в глаза.
— Впервые вижу шута, охраняющего королевский замок!
— Впервые вижу дворянина, свергающего власть в её отсутствие. При Короле трусил?
— Шут!
— Изменник!
Словно плевки в лицо.
От ярости предводитель повстанцев ринулся вперёд, и Шут, явно не желающий убивать бывшего друга, со всей силы ударил нападающего чашей клинка, как кастетом. Прямо в лицо.
И тот отлетел назад. Метра на три. Не устоял и, падая на спину, наделся на острия копий первых рядов своего необученного, наспех собранного войска...
Лишившись предводителя, народные вояки не растерялись и не кинулись врассыпную. Напротив: они озверели и ринулись на Шута всей толпой. Им было теперь всё равно, с кем и за что воевать. Но, к их несчастью, мостик был узок. Слишком узок. И когда трое стояли на нём в ряд, то четвёртый мог расположиться лишь прижавшись к перилам. А уж махнуть мечом или косой...
Сперва Шут боялся, что кто-нибудь догадается подстрелить его из арбалета. Но, похоже, никто в этой толпе не умел взводить эти смертоносные машинки. Или просто в войске не нашлось ни единого болта, а арбалеты были взяты исключительно для устрашения.
И теперь клинок Шута вершил свою работу. Он рыскал вперёд-назад, жаля врагов, и тела их преграждали путь наступающим следом.
Час, другой, третий... Солнце уже давно перевалило за Полуденную Черту, вот уже скоро оно упадёт на черту горизонта, скатится за неё. Совсем как этот, что сейчас скатился с моста в ров... Но сколько же можно ещё! Конечно, извне не видать, но силы-то на исходе. Ещё пол-часа... Ещё пять минут... Ещё минута... На что он надеется? Ведь силы сейчас иссякнут, и тело единственного защитника замка поднимут на вилы... А затем — резня в замке. Выбитые двери в комнату Принца и его брата... Детская кровь: бунтарям не нужны наследники прежней власти... И всё же — ещё на минуту отсрочу эту резню... Ещё на пол-минуты... Ещё на секунду...
— Рыцари! Серебряные Рыцари!!! — вопль ужаса пробежал по толпе, и войско рассеялось. Лишь сотня-другая самых озверевших и бездумных продолжала пытаться штурмовать мост, а затем, развернувшись, напала на подоспевшую замку подмогу. Но их рассеяли, просто срубив на скаку.
Измотанный невероятным напряжением Шут присел на камень моста, прислонился к холодным шероховатым перилам. Звякнул, выпадая из рук, клинок... Покатился, очерчивая гардой круг...
Из замка выбежал Принц в сопровождении пёстрых пажей. Он кинулся к сидящему и с достоинством, стараясь подражать взрослым (а на самом деле просто скрывающим за этой напускной взрослостью своё смущение), произнёс:
— Я видел. Ты спас нас и нашу власть. Преклони колено, ты достоин быть рыцарем!
А в мозгу Шута — вспышка-память: двое мальчишек во дворце. Двое друзей. Оба пришли издалека, с самых окраин, что возле Растер-Гоув: Города Рваного Свитка. Сотни лет назад это была столица, а теперь — провинция с деревушками да двумя уцелевшими часовенками. Вот оттуда-то и явились мальчишки. Обоим по тринадцать лет. Оба сироты. И оба твёрдо решили стать Королевскими Гвардейцами! И — слова Короля: «Вот Вы, — перст монарха указует на одного, того, что четырнадцать лет спустя возглавит Восстание, — подходите нам, да! А Вы, молодой человек, — и палец упирается в другого мальчишку, — Посмотрите на себя! Ну какой же из Вас воин?! Вы же сами видите, что после перелома у Вас неправильно срослась правая рука! Вы же даже оружие держать ею не сможете! Какой же из Вас Воин?! Разве что шут. Если так уж хочется остаться при дворе — оставайся Шутом!»...
И теперь, словно в насмешку — эти слова Принца:
— Я видел. Ты спас нас и нашу власть. Преклони колено, ты достоин быть рыцарем!
И — невольный сарказм в ответе:
— Да что вы говорите, Ваше Высочество?!?! Я же просто Шут!..
Слова брошены, как перчатка. Теперь остаётся только встать и уйти...
— Останься... Не уходи. — Принц взглянул на Шута так жалобно и с надеждой, что тот не выдержал, посадил Принца к себе на колени. Взглянул прямо в лицо мальчишке. И в самом деле: в чём малец-то провинился? Дети за ошибки отцов не в ответе... Но уходить надо. Впереди — иная судьба...
— Моё время пришло. Постарайся не повторять ошибок отца...
Изогнутая рука Шута гладит принца по поникшей голове.
— Ты... куда пойдёшь... — в голосе Принца — взрослое смирение с предстоящей разлукой, но вместе с тем — и детское любопытство.
— Словами это трудно объяснить... Проще спеть. Ребята, гитара найдётся?
Кто-то из подошедших с Принцем протянул Шуту гитару — новомодный инструмент, завезённый с Земли и почти вытеснивший привычные лютни.
Белоснежный Шут коснулся струн, настраивая гитару, затем взял первый аккорд, и негромко запел:
Шёпот Безлюдных Пространств стынет в душе,
Тени Кристалла проносятся по берегам,
Тех, кто хотел войны, прогнали взашей,
Тех, кто другой, здесь ещё не ступала нога,
Только звенит трель монотонных цикад
И вездесущие дети пытаются вплавь
Выбраться на остров игр и засад
Прежде чем возвратиться во взрослую явь.
Здесь нет дорог, тропы травой заросли,
Здесь никогда не слышно рёва машин,
Здесь нету места отраве нашей Земли,
Здесь место для тех, кто будет другим...
Я много раз видел всё это во снах,
Мысли мои словами оттуда звенят,
Я хоть сегодня сделать готов первый шаг,
Только не знаю — примут ли там меня.
Звёзды чужих миров я видел не раз
И уж давно одной ногой на пути,
Но в моих мыслях яд земных парафраз,
Как я смогу с ними барьер перейти?
Если бы быть чистым душой, как они,
Дети, не знающие преград и замков,
Я бы играл с ними все летние дни
И засыпал рядом под трели сверчков.
Но на душе шрамом Дорога лежит,
И устремляет мысли движенье вперёд...
Нет, не судится в Пространствах свободных мне жить,
Если Дорога туда меня не приведёт.
Плиты сменяются пылью, за пылью асфальт,
Здесь неизвестно понятие Ночи и Дня,
Если трава начнёт по коленям стегать,
Значит, Дорога благословила меня,
Значит, Дорога всё ж отпустила меня...
А когда смолк последний звон струны — Шута уже не было рядом. Он словно растаял в пространстве, и только где-то вдали стучали копыта белоснежного коня, уносящего на себе белоснежного всадника в алом шутовском колпаке. А за конём, чуть левее, бежал белый крылатый пёс, темнеющий на ходу и превращающийся в пепельно-серого колли с очерченными чёрной каймой крыльями.
Глава 15
Глядя сквозь стёкла на город, где третьи сутки лишь стараниями Серебряных Рыцарей удавалось сохранить хоть какое-то подобие порядка, наследник Престола тяжело вздохнул.
— Это всё Мрак, — прошептал, сжимая кулаки, Принц. — Совсем как в сказках про Лордов, которые рассказывал нам Шут!
— Но то сказки, — осторожно начал старший.
— И ты веришь в эту чушь?! — глаза принца впились в лицо брата. — А ещё колдуном себя считает! Неужели ты не понял, что он рассказывал нам то, что было с ним когда-то! Взаправду было!
— С ним?
— Я даже думал когда-то, что он — Лорд Ночи в изгнании. Но затем понял, что ошибался... Но в этом ли дело?! Главное — что Мрак сеет безумие в нашей Столице! И если взрослые бесятся от него, как собаки, то значит — нам, детям, прийдётся выйти на борьбу с этим Злом!
— Но как ты думаешь с ним бороться, братишка? — зевнул Мерлин.
— Если Мрак пришёл — значит, прибыл кто-то из его Повелителей. Найти его и победить, изгнать!
— Ладно, допустим, что ты прав и даже — что мы можем его победить. Но как ты найдёшь, где он скрывается?!
— О, это очень даже просто! Ты у нас Маг или где? Вот ты его своими чарами и отыщешь. В крайнем случае — через один из папочкиных Палантиров...
А часом раньше на окраине города, посреди старого кладбища, заросшего лесом, возникли ребята. Двое. В джинсовках и мятых рубашках. Старший — со стареньким радиоприёмником в чехле из жёлтой кожи. Младший — с противогазной сумкой через плечо.
Они явно не спешили посетить местные достопримечательности. Похоже, что они даже не очень соображали, куда угодили. Словно прыгнули наугад.
— Ну, и куда мы попали? — младший уставился на покосившийся могильный крест за спиной.
— Не «куда», а «откуда»! Подальше от полиции! Или соскучился по ней? — старший покрутил настройку приёмника, но тот молчал, словно убитый. — Хорошо же нас занесло: тут даже радио ещё не знают! Можем спокойно потеряться — и никто нас никогда не сыщет!
— В этих-то одеждах? — усомнился младший, теребя подол рубашки.
— Подыщем чего-нибудь...
От дальнейшей беседы их отвлёк шум голосов. По лесу шли двое пажей в расфуфыренных кружевами нарядах. Они болтали о чём-то своём, явно не догадываясь о близкой неприятности.
Вот кто-то свистнул, словно призывно маня к себе. Не знаю, что подумал младший мальчишка, но, оставив старшего стоять у огражденья могилки, сам кинулся на зов.
Мальчишка промчался у дерева и... споткнулся о корень. Вернее, не о корень, а о вовремя подставленную ногу старшего брата. А младший привычным и не лишённым артистизма движением поймал падающего прямо в резиновый намордник противогаза. Паж дёрнулся и мгновенно затих. Через секунду он уже сладко сопел, не обращая ни малейшего внимания на раздевающего его пацана.
Старший же уже спешил к оставшемуся у могилы, на ходу теряя улетевший в овраг радиоприёмник. При виде незнакомца паж выхватил было свой клинок, но подошедший угомонил его одним жестом: «Спокойно!». Привычным взглядом гипнотизёра он вперился в зрачки стоящего и забубнил:
— Ты голоден. Ты хочешь есть. Ты очень хочешь есть...
При этих словах поддавшийся внушению мальчишка опустил клинок и соблазнённо заоблизывался, а гипнотизёр поднял правую руку, словно поддерживая ею плоскую коробку, и продолжил:
— Ты настолько сильно хочешь есть, что готов променять свою старую и ненужную одежду на эту вкусную, ароматную, сочную пиццу!
Паж, начавший было уже расстёгивать свой камзольчик, вдруг встрепенулся и вновь вскинул клинок.
И туго пришлось бы мальчишке, если б на помощь ему не успел младший брат, вырядившийся уже в розовые кружева и лосины. Он оглушил пажа, а затем прижал к падающему свой противогаз, не забыв при этом съехидничать старшему:
— Дурак! Они же не знают тут, что такое пицца! Пообещал бы ему лучше пирог!
— Я балдею, как ты его противогазом усмирял, — вместо «спасибо» ответствовал старший, расстёгивая одеяния пажа.
— А что, несложно, если вместо фильтра баллон со снотворным газом прикрутить...
И вскоре уже двое братьев вступали в город, неотличимые от большинства горожан. Впрочем, обилие земных одежд навело их на мысль, что не так уж далёк этот мир от досягаемости КосмоПола, да и возня с пажами оказалась напрасной, но... Во всём есть и свои плюсы: по крайней мере, в этой одежде они не просто сливаются с горожанами, они сливаются с МЕСТНЫМИ горожанами. А это, согласитесь, не одно и то же...
Жизнь в Гоув-Хэл шла своим чередом. Сновали вездесущие мальчишки, цокали копытами кони, зазывалы пытались заманить потенциальных покупателей в свои лавки... Порой откуда-то сверху выплёскивались помои, но наученные опытом горожане всегда успевали отшатнуться от опасного места, сохраняя в неприкосновенности свои одежды.
Вот только драк на улицах стало в последние дни не в пример больше. Но вновьприбывшим братьям сравнивать было не с чем, а поэтому они списали драки на естественную озлоблённость столицы. Впрочем, они видали миры и поагрессивней. Чего стоил один только Дэсхорд с его тоталитарными загибами! А та всегалактическая помойка, на которой три вполне нормальные на вид цивилизации ведут многовековую войну за право обладать испражнениями местных червей! Или Риан с его чёрномагическими загибами и кланом правящих ведьм!..
Так что можно было чуть-чуть и расслабиться. Жаль только, что «расслаблялись» братья по разному. И, пока младший отошёл куда-то в уголок «на минуточку, ну, надо очень», старший подошёл к ближайшему вознице. Конечно, просто так стоять и смотреть на лошадь — мало толку, но если при этом незаметно просыпать на брусчатку красного перцу...
Первые признаки беспокойства лошадь проявила через пару минут. Но зато как потом понесла! Птица, а не лошадь! Пожалуй, не догонит её даже проехавший на земном мотоцикле какой-то расфуфыренный франт-дворянин...
Младший тем временем брёл по двору герцогского замка, куда его вывела тропинка. На возвышении стояли три чана, прикрытых тяжёлыми крышками. Стоило заглянуть. М-да! Запах, исходивший от первого чана, мог бы сбить на лету дракона. Если тот не страдал насморком, разумеется.
— Возможно — это новое средство от тараканов, — ухмыльнулся мальчишка, засовывая в ноздри портативные фильтры. Затем поднял вторую крышку. К его сожалению, бак оказался совершенно пустым. В третьем на дне слегка покачивалась вода с ржавой плёнкой...
Делать тут явно было нечего. Стоило подойти к парадным дверям и легонечко постучать.
Дверь открыл пожилой мужчина в полудоспехе и шлеме.
— Чего надобно!
— Сантехника вызывали? — невинным голосом спросил мальчишка. А затем, уцепившись своим сознанием за сознание герцога, принялся внушать:
— У Вас в доме есть сокровища!
— Хм, ну разумеется — есть.
— Вам они не нужны!
— И действительно — зачем они мне?..
— А поэтому Вы желаете отдать их сейчас мне!..
— Сейчас принесу... — и герцог нетрезвой походочкой зомби отправился вглубь своего жилища. Минут через пять он явился, одной рукой опираясь на меч, а второй сжимая полотняный мешочек ярко-оранжевого цвета.
Малыш протянул руку:
— Давай их сюда!..
— Слушай, пацан, а с чего я тебе должен отдавать мои сбережения?! — вдруг спросил герцог, потеряв за время похода до тайника и обратно все гипнотические навеивания. Но завершить он не успел: газовая гранатка, брошенная мальчишкой, разорвалась у него под ногами, и облако снотворного газа взметнулось в поднебесье, по ходу даровав мирный сон обитателю замка...
Старший проводил глазами мотоцикл, и повернулся к подбежавшему братишке:
— Где ты столько времени пропадал?!
— В туалет ходил! А потом ко мне привязались некоторые неприятности.
— Эти вот, что ли? — и старший указал на арбалетчиков, окружающих пацанов. Младший вздрогнул, но затем выпрямился и лениво спросил:
— И что же вам надо?
Вперёд вышел уже знакомый ему герцог, и протянул руку:
— Отдай то, что взял у меня, и я дарую вам жизнь. Иначе мои лучники превратят вас в ёжиков!
— Они не смогут этого сделать, ПОТОМУ ЧТО У НИХ ОЧЕНЬ БОЛЯТ ЖИВОТЫ!..
Внушение помогло: вояки застонали, некоторые из них левой рукой прижимали свои животы, но арбалеты в правой были неумолимы. И тогда начал старший. Он сладко и долго зевнул, после чего самым невинным образом произнёс:
— Спать-то как хочется! Мы засыпаем, засыпаем...
Два арбалетчика с грохотом и храпом свалились на землю.
— ...засыпаем...
Ещё три тела...
— ...засыпаем...
Последние грохнулись рядом. На ногах остался только сам герцог, но и его покачивало. И тогда старший выпучил глаза и заорал, подражая Кашпировскому:
— СПА-А-АТЬ!!!
Грохот тела. Последнего. Младший, который внушил этим воякам сперва боль в желудке, принюхался к лежащим, затем мрачно прокомментировал:
— Чан номер один!..
И братья отошли в сторонку. Подальше от спящих, которым они только что магическим путём сыммитировали популярнейший на Земле рецепт: пурген с димедролом.
А потом старший повернулся к брату.
— В туалет, значит, сходил!.. — ухмылка старшего не предвещала ничего хорошего.
— Ну и что! — огрызнулся меньшой, — Зато не в каждом унитазе такие сокровища валяются! — и он покачал на руке оранжевый шёлковый мешочек с алмазами.
Кто же знал, что игры в догонялки с герцогом продлятся ещё целых три дня... Пока старший не догадается, что предпринять.
* * *
— Когда я стану Королём — в первую очередь уравняю в правах людей и нечисть! Подумайте сами: разве гоблин или вампир не имеет права на жизнь, если никому не мешает?.. Не спорю, голодный вампир может и укусить человека, но зачем же доводить бедолагу до голодного полуобморока? И простой человек в голодном безумии не менее опасен... А уж гоблины — и говорить не следует: разве не нынешний Король озлобил их, вырезав весь обоз их мирных переселенцев?.. То-то же... — Принц втолковывал свои идеи собравшимся ребятам, когда к нему подошёл старший из братьев-авантюристов.
— Ваше Высочество, Вам нужны деньги, чтобы собрать армию, нам же нужно, чтобы Вы защитили нас от этого взбалмошного герцога, утверждающего, что наши бриллианты мы взяли у него! Надеюсь, мы сможем договориться, — и с этими словами Андрэ — старший из братьев — положил в руку Принцу увесистый оранжевый мешочек.
Едва Андрэ отошёл от Принца со свитой, как на него налетел младший брат, Бронеслав. Вцепившись в руку своего старшего брата, он ядовито зашипел:
— Идиот! Ты чё! Решил отдать алмазы?!
— Лучше алмазы, чем голова, — и старший кивнул за окно.
— О чём это вы? — спросил подошедший к пререкающимся братьям Принц.
— Да так, потом объясню... — тем временем до Бронеслава дошло: если граф не прекратил охоту на них, то пусть охрана от графа станет заботой принца. В конце концов, у него и охраны побольше, и опыт в дворцовых интригах, наверняка, имеется...
Глава 16
— Вам знаком этот человек? — спросил Коэн. Последний Гоблин пригляделся к экрану:
— О, да это же Принц, сын того самого Короля! Как вырос парнишка!
— Так вы встречались... раньше?..
— Было дело! Ему тогда годков пять-шесть было, когда мы похитили его. Думали использовать как заложника, чтобы с Короля свобод да прав себе добиться. Да не тут-то было... Впрочем, можете посмотреть сами...
И гоблин привычным движением напялил переносной мнемошлем на голову.
...Мальчишка сидел, съёжившись под деревом, и затравленно озирался. По видимому, он был наслышан во дворце про орочьи нравы, и ожидал, когда с него начнут живьём снимать кожу. Вёл он себя храбро, и это вызывало уважение, но снимать из-за этого верёвки с рук и ног пацана никто не спешил. Как, впрочем, никого не интересовала и его кожа...
— Эй, малец, жрать хошь? — окликнул Принца сидевший у костра молодой гоблин.
— Нет, воздержусь, — ответил малыш, но лицо его на миг исказила гримаса отвращения, смешанного с ужасом. К счастью, гоблин правильно понял этот жест и добродушно пояснил:
— Да ты не боись, это не человечина и даже не орчатина! Мы, понимаешь ли, разумными не питаемся! Нам вполне оленины хватает!..
Мальчишка нерешительно взял кусок мяса, попробовал...
— А когда вы меня убивать будете? — спросил он после еды с чисто детской непосредственностью.
— Убивать?! А зачем?.. — послышались удивлённые орочьи голоса.
— Ну как же? — настал черёд удивляться мальчишке, — Ведь вы же Орки, а Орки всегда убивают своих пленников, сперва сдирая с них кожу живьём, а затем обрубая...
— Хм! — перебил его самый старый из гоблинов, — И кто же Вам, молодой человек, сообщил такую галиматью?!
— Мне папа рассказывал...
— А, ну тогда неудивительно, он про нас много лжи по свету-то распустил... Не угомонится никак... А про то, как он вырезал наш обоз, он не хвастался?
— Вы про Северное Сражение?
— Про него, миленькай! Про него...
— Так он же сражался там с вашими солдатами...
— Солдатами?! Да он вырезал обоз, большинство которого были дети, старики и женщины!
— Я не верю! Вы лжёте! Мой отец не мог поступить так!.. От вас всегда ложь!..
И в этот момент грохнуло. Гоблины подпрыгнули от неожиданности, а из дыма уже вынырнули силуэты ведунов. И предводитель их прижал серебряный клинок к горлу бывшего Правителя Гоблинов. Остальные прижимали других гоблинов.
— Ведун?! — гоблин криво ухмыльнулся, — Кто же заплатил тебе за меня?
— Дура-ак! — нараспев протянул старший ведун, — Да если бы мне за тебя заплатили, ты бы уже пять минут как покойником был! А пока что — живи! А мальчишка пойдёт со мной: мне за него заплатили! За живого!.. Развяжи его!
— Тебе заплатили — сам его и развязывай! — оскаблился гоблин.
— Ы-ы-ы! — в ярости протянул ведун, но — делать нечего, отпустил предводителя гоблинов и взмахом клинка рассёк верёвки на руках Принца. Затем так же освободил ноги...
— А вы знаете, — начал без предисловия Принц, — А эти, ну, гоблины, врали мне про Северный Поход! Говорили, что там был обоз, а не армия!
— Да, знатное было дело! — ухмыльнулся воспоминаниям ведун. — Я тоже в том походе участвовал, так никто не ушёл, от мала до велика!
— Так это... Правда?!... — глаза Принца расширились от ужаса...
— А что он сейчас натворил? — с любопытством спросил гоблин, стаскивая шлем, зацепившийся за надорванное правое ухо.
— Пока ещё ничего, — хмыкнул Коэн, — Но в ближайшем будущем, чувствую, натворит и добавит нам седых волос... Этот... молокосос... возглавил Детский Поход против Мрака, видите ли! А Цитаделью Мрака объявил нашу базу в замке Лурвиллей!
— Но ведь там, под фундаментом — действительно база Мрака! — чуть удивлённо хмыкнул гоблин. — «Огненное Сердце» называется... Она ещё при нашей столице была, мы её всегда стороной обходили...
— База Мрака прямо под нашей информоточкой — и Вы молчали?!
— А Вы не спрашивали, господин Командор!
— Немедленно приступить к подготовке станции к эвакуации! — это уже в микрофоны. — И ещё — подготовить десант в замок Четырнадцатого: надо эвакуировать оттуда Соронсонов, Герду и прочия!... Второй пункт исполнять НЕМЕДЛЕННО!
Глава 17
Всё это было похоже на плохой сон. Внезапный поток, низринувшийся, казалось бы, ниоткуда — и люди бегут. Бегут Соронсоны — и старший, и младший, бежит с отцом Натали, вперемешку несутся к выходу дети и рыцари, и даже гоблин, прибывший со Станции с экспедицией, тоже бежит, на ходу обгоняя Ирлана. А вокруг всё гудит, словно весь Замок собрался обрушиться в бездну.
И только Герда не спешит к выходу. Она ударила по камню возле факела, открывая потайную дверцу, и кинулась в раскрывающийся проём. Ступени, ступени, ступени... Они ведут вниз, в никуда, к самому фундаменту Замка. К Огненному Сердцу, если верить Последнему Гоблину.
Вот и последний поворот. А за ним, словно в наваждении — новый проход, которого не было тут никогда! Кирпичные стены сужаются, выщербленные каменные плиты сменяются кирпичными ступенями, а по стенам волнами бежит сияние, словно накатывающее из неведомого далёка, из недр коридора.
Первые шаги дались легко, как обычно. Но затем — словно чья-то ярость решила вытолкнуть девчонку обратно. Герда выхватила из ножен старую шпагу, прихваченную со станции, и клинок моментально затрещал от коронного разряда, сорвавшегося с острия. Но от давящей силы это не помогало. Каждый шаг давался всё трудней и труднее. Неимоверно болела голова. Хотелось упасть на колени — и больше не двигаться.
Со звоном упала на кирпичные ступени шпага. Руки раскинулись в стороны, чтоб зацепиться за стены, не дать упасть...
Острая боль прошлась от руки к руке. Через всё тело. Разряды сияния больше не мчались по стенам: они вонзились в девчонку, закоротившую их руками, и тело её вспыхнуло, превращаясь в пепел. Но вместе с её жизнью угасло и сияние Коридора-Тоннеля. Ведущий в Замок из неведомых глубин мироздания, Тоннель теперь рассасывался, исчезал, чтобы никогда не возродиться бы вновь. Огненное Сердце сковал спазм...
Отец Кевин остался один в зале связи. И в этот момент протяжный стон сотряс Замок, и пол задрожал под ногами сильней прежнего. А те, кто был снаружи, увидели с ужасом, как возносится Замок в небо. А из холма появляются и растут чёрные стены, гладкие и блестящие, словно не лежали они сотни лет в земле. Прежний Замок, увенчанный, как короной, Замком нынешним, поднимался из недр холма. Не бойницы, но пушечные порты, ракетные шахты и надпространственные радары украшали его.
Вода испарилась во рву, и сквозь облако пара было видно, как уходит дно рва в глубину, а стены его становятся совершенно отвесными, с металлическим блеском.
И в этот момент из тени в углу зала шагнул к Отцу Кевину сэр Гуон де Бордо. Живой и невредимый.
— Ты хотел когда-то выслушать противоположную сторону, — без предисловия начал он, — Ну что же, радуйся: тебе представилась эта возможность! — тут его лик на мгновение затуманился, и Гуон превратился в очень бледного молодого человека с серебристым отблеском кожи. — Я — Абадонна, сын Лорда Мрака!
За окном мелькнула ослепительная вспышка: это древняя автоматика сбила спускавшийся на подмогу землянам десантный катер Станции.
После тщетных попыток прорваться внутрь Ирлан скомандовал отступление. Печальные, отступали земляне и рыцари в монастырь, что на другом берегу Лаги. Отсюда когда-то Магистр Ирлан, скрывавшийся тогда под именем настоятеля Кевина, наблюдал за Цитаделью, пытаясь предугадать, проснётся ли она когда-нибудь, и строя планы, как воспрепятствовать этому. Отсюда же наблюдал он теперь за проснувшейся Твердыней Мрака...
* * *
— Ты хотел услышать другую сторону, — Абадонна чуть заметно улыбнулся, самым краешком губ. — А ты уверен, что готов выслушать это? Что ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хочешь услышать НАШУ правду?..
— Теперь на знаю. Я видел, как бежали люди при одном только твоём появлении...
— Человеческие нервы слабы, и тела гуманоидного типа очень чувствительны к низким частотам... Разве я виноват, что при Переходе выделяется инфразвук?
— Ты на всё найдёшь оправдание... Однако, похоже, что времени появилось у нас предостаточно, так что почему бы не восстановить прерванную беседу?
— Извольте... — Абадонна присел на подоконник и посмотрел в окно: — Но как бегут!.. Красиво... А насчёт свободного времени — это Вы правы: конец света назначен на послезавтра, а поэтому у нас есть целых два дня на разговоры...
— А Вы чрезмерно циничны, — отозвался священник.
— Циничен?! Да что Вы, Господь с Вами! Я просто рационален. И если до конца света на этой отдельно взятой планетке осталось всего два дня — так почему бы не провести их в приятной беседе...
— Вы так говорите, словно не Вы собираетесь этот конец света устроить!
— А разве Вы сердитесь на молнию за то, что она ударила в землю? Разве у Вас вызывает гнев Солнце за то, что оно светит? Или гневит ветер за то, что он дует? Так почему Вы не признаёте за Смертью право уводить с собой жизни?..
— Смерть — в смысле старуха с косой?..
— Не иронизируйте. «Юноша бледный со взором горящим» — это тоже из ликов Смерти. Вы Булгакова перечитайте, Михаила Афанасьевича, он ведь там меня правильно описал... Да-да, он знал больше правды, чем писал в своих книгах... И ещё древние народы твёрдо знали, что огнеглазый Абадонн в непроницаемых очках — это Ангел Смерти... Так что я здесь, чтоб пожать свою жатву... Вы подготовили мне замечательный, богатый урожай!..
— Мы?
— Вы, люди... Люди обоих миров: и Земли, и Рокласа. Или Вы не осознаёте этого сами? Войны, восстания, смуты... Все они справедливы, все Во Имя Чего-то Там!.. И когда вы торжествуете в своей победе над Злом — торжествую с вами и я: Зло не искоренить Злом, Вы лишь множите его своими методами установления справедливости.
— Но мы творим это ради того Добра, которое победит!
— Пока побеждает лишь Зло. Большее или меньшее — какая, в принципе, разница?.. И то, и другое — лишь социальный заказ. Вопрос лишь в том, чья сторона удачнее совершит своё Зло... Следовательно, борясь со злом или совершая зло, человек является винтиком в машине социума. Не является ли данная дилемма неким абстрактным злом? — Абадонна улыбнулся и сам же ответил: — Нет, так как человек может выбрать третью возможность...
— Третью?!
— Третью. НЕ ЖЕЛАТЬ ЗЛА! Но, правда, это трудно. Это очень трудно... Трудно никому не пожелать никакого зла, когда зло желают, да и творят, тебе самому! Когда в лучшем случае — непонимание, а в худшем — агрессивное неприятие... А потом вы изобретаете сатанизм, придумываете себе Князя Тьмы — и всё для того, чтобы было на кого списать собственную злобу и подлость... Чтобы можно было б сказать: — «А это не я так поступил, это меня Нечистый заставил!..» И верить в это, и запугивать самоих себя сказками о злом и коварном сатанизме... Да и не более страшен сатанизм, чем христианство — кровавейшая религия мира. Яркая иллюстрация пословицы «Благими намерениями вымощена дорога в ад» — Иешуа Га-Ноцри пришёл в Ваш мир, чтобы научить его, как жить так, чтобы Мрак не смог бы коснуться вас своим крылом... пришёл, учил Вселенской Любви, а затем во имя этой самой Любви сжигали ведьм и еретиков на кострах. А Бог ваш?! Он губит мир во Всемирном Потопе, и в том числе — ни в чём не повинных только что родившихся младенцев... А Содом и Гоморра? Бог лицемерно заявляет, что он оставит эти города целыми, если в них будет хотя бы семь праведников, людей, не погрязших в грехе и распутстве... Так позволю спросить: что, в этих городах даже только что родившиеся дети были уже совращены и втянуты в то, что этот Бог считал половыми извращениями? Сильно в том усомнюсь... А то, что таких детей в этих городах было куда больше семи — можно не сомневаться! Выходит, Бог лгал! Да ещё и передёргивал факты! И убивал невинных младенцев в количествах, что и царю Ироду не снились!.. Согласитесь, такую религию и такого Бога себе мог придумать лишь очень жестокий, мстительный и злобный народ! Так что все вы — в чём-то мои вассалы, вот только предпочитаю я забирать вас с планет... м... не очень живыми... Чтоб поспокойнее там вели бы себя...
Абадонна посмотрел на Отца Кевина, но тот молчал... И тогда Ангел Смерти продолжил:
— Кстати, ваш Бог сперва предлагал МНЕ уничтожить Содом и Гоморру. И только затем, когда я отказался, он взялся за дело сам. А причина была не в грехе и распутстве: просто жители тамошние своими методами научились выходить во Внешний Мир, и многие из них побывали уже в других мирах и знали, что ваш Бог — не Создатель Вселенной, а фигура куда как менее значительная... Вот он и решил ликвидировать их, пока молва дальше по Земле не побежала, подрывая авторитет Вседержителя! А когда надо кого ликвидировать — почти все тоталитарщики начинают борьбу с обвинения в половой распущенности и извращениях, а если не хватает необходимых законов — тут же на месте создают их — и вперёд!
Из окна дохнуло ледяным предзимним ветром, и Абадонна по-человечески сжал крест-накрест руки, как простой озябший человек. Проговорил:
— Эх, господа, как же надоела зима! С её холодами. Зима, парализующая землю. Зима в душе... Оледеневшее от мороза сердце застыло в нетерпеливом ожидании весны... Хочу ощутить её приход, хочу ощутить её безумно нежные ароматы и увидеть зарождение, пробуждение новой жизни. Жажду ощутить на себе божественно прекрасный солнечный свет, обжечься им, сгореть в нём навсегда... И знаю, что ничего этого не будет... Что планета исчезнет раньше, чем дни вновь начнут удлиняться, а льды растопятся от другого огня, и сгорю не я!.. Боюсь, что обитая здесь, я успел привязаться к этому миру... Очеловечиться, что ли?.. Тяжело будет от себя отрезать этот кусок жизни... Но это будет послезавтра... А пока я просто живу и радуюсь. Кроме того, сегодня день примечателен тем, что у меня день рождения. И от этого становится ещё веселее. А если не хочется идти на улицу, где можно нарваться на рыцарей, что обязательно испортят праздник, то можно переждать непогоду у камина. Создадим камин, Кевин? Только скажите...
— У Вас День Рождения?!
— Да, и притом — Вашими земными годами будет круглая дата: пять миллиардов лет...
— Принимаете поздравления?
— К чему, Отец Кевин! Они ж будут неискренними! Вы же всей душой ненавидите меня, считая Вселенским Злом. Хотя на самом деле вокруг нас кипит нормальная жизнь, просто жизнь, если хотите. Всё-таки умирают слабаки.
— Согласен, но не полностью. Согласитесь, ситуации бывают разные. Никто не застрахован от нервного срыва. Вот в этот момент надежду следует возлагать не только на характер и силу воли, но и на поддержку со стороны. Если человек, оказавшийся в подобной ситуации, будет копить всё в себе, то ничем хорошим это не кончится. Другое дело, если у него есть друг, которому можно довериться, который поддержит в трудную минуту.
— Возможно, Вы и правы, — пожал плечами Абадонна, — Но Вы вряд ли станете претендовать на роль моего друга!..
— И не скрываю этого...
— А как же тогда Вселенская Любовь?!
— Во всём должны быть ограничения и разумные пределы!.. — вскинулся Кевин.
— Вот-вот-вот! — насмешливо протянул Абадонна, — Типично человеческое решение... А ничего, что ограниченная Любовь — это уже не Вселенская, да и вообще не любовь, а так, имитация?..
— А Вы, похоже, за свои миллиарды лет таки разобрались в Любви?..
— И не только в любви, почтеннейший! Мне вообще остаётся лишь удивляться, как вы, люди, однодневки — и вместе с тем поддерживаете какой-никакой, а уровень культуры. Вы ведь не можете накопить достаточно опыта, чтобы сделать правильные выводы из него! Порой то, что вы постигаете всю жизнь — лишь поверхность, верхушка... А остальное сокрыто, и чтоб постичь это, нужно прожить не одну тысячу лет... Даже эльфы, которых вы считаете бессмертными — для меня просто долгоживущие. Точнее — немного дольше живущие, дольше, чем люди... Вы любуетесь радужной поверхностью мыльного пузыря — и не успеваете за всю свою жизнь заметить то, что ВОКРУГ вас!.. А в полном мире всё гармонично, и всё на своих местах, даже Зло имеет свой рациональный смысл: не распяли бы Христа — никто не поверил бы, что он Бог, пусть и младший... Не губил бы я миллионы — и миллиарды уничтожили бы свои планеты в куда более изощрённых войнах!..
— Впрочем, у нас, у людей, есть и своя надежда: Память Поколений, этакий генетический накопитель...
— Гипотеза, не более того! А что Вы скажете о сдерживающих факторах, если не учитывать, что пропускная способность человеческого мозга изменилась за две с половиной тысячи лет не значительно, можно ли сделать вывод, что лишняя информация является уже не просто бесполезным, но сдерживающим фактором развития цивилизации.
— Это скорее похоже не на сдерживающий фактор, а на психологический (и даже в чистом виде психический) кризис цивилизации. — сказал Абадонна, — А это много хуже простого отупения.
Кевин пожал плечами, а затем тряхнул головой, словно отгоняя наваждение...
— Мне хотелось бы обратить внимание на одну немаловажную деталь. Последние часа два просто происходит переливание из пустого в порожнее. На самом деле напоминает камин, рядом лорды в креслах-качалках, которым не о чём поговорить. Они сидят и придумывают себе темы для разговора, хотя сразу знают, чем может завершиться дискуссия. А именно — ничем. Так стоит ли придумывать темы только ради того, чтобы поддержать разговор? Если у Вас назрели какие-то идеи, то милости просим, но зачем стараться искусственно поднять уровень интеллектуального шума?
— Лорды... Воистину — Лорды перед камином... Был бы жив мой отец — позабавил бы его этим... этой картинкой... — улыбнулся серебрянокожий. — Но почему бы и просто не поболтать? Ведь смысла будет не больше: через полтора суток мир этот будет сметён, и Вы, Кевин, погибнете, так и не сумев воспользоваться полученными знаниями. Так зачем же тогда они? А тем для пустопорожних бесед я могу предложить и ещё. Например, если Вы хотите выяснить, можно ли Вас записать на дискетку и сколько дискеток понадобится — Вам придётся, по крайней мере, определиться с тем, где кончаетесь Вы и начинаетесь Не-Вы... Если Вы хотите разобраться, может ли машина думать и, если может, то как человек или по-другому — Вам придётся давать точные определения почти всем терминам и, затем, в этих терминах выяснять, как думает человек... Если Вы хотите узнать, может ли программа любить, — Вы догадываетесь, что Вам придётся сделать... В моей терминологии машина не думает. Думает человек, когда пишет программу для машины. И у этого человека тоже есть чувства и интуиция. И при написании программ они используется ничуть не меньше, чем при любом другом занятии. Ну, если уж быть совсем точными, то человек пытается копировать или совершенствовать некоторые свои функции при помощи машины. Мысля при этом как человек.
— Это камешек в мой огород, любезнейший?
— Ой, ну что Вы, я даже забыл, что мой собеседник — машина... Нечеловеческое существо, так сказать...
— Забыли!.. — фыркнул Кевин, — С каких это пор Вы стали что либо вообще забывать... Тут скорее другое... Хотя мышью быть и не очень приятно...
Глава 18
— Я никогда не думал, что предводитель и духовный вдохновитель Серебряного Круга — трус и предатель! — голос мальчишки дрожал от негодования.
— Бросать такое обвинение — тяжко, — магистр казался постаревшим на тысячи лет, — но самое обидное — что мы действительно бежим, уходим... Я не желаю, чтобы мы оставались: битва здесь проиграна, но мы можем сохранить наши жизни: они ещё пригодятся в новых битвах в иных мирах. И я могу подарить ту же возможность вам: Принц и Ваша свита — вы можете присоединиться к нам и уйти по Дороге в миры, недоступные Мраку.
— Битва проиграна?! — Принц вскипел, — Да Вы и не начали её!!! Вы бежите, даже не попробовав сразиться по-настоящему! Подумаешь — Замок они потеряли! Да в наших войнах теряли республики, но затем — отвоёвывали назад! И злодеи-тираны были поопаснее нынешнего чернокнижника!
— Чернокнижника?! Мальчик мой, Принц Мрака является единственным родным сыном Лорда Мрака, повелителя всего Вселенского Зла!
— Да хоть самим этим Злом! И если взрослые бегут с поля боя до начала битвы — то я скажу, что прав был Ингвальд Соронсон: мы, дети, защитим этот мир! А если мы проиграем — то хотя бы будем уверены, что сделали всё, что смогли!..
* * *
К Замку, так внезапно потерянному, начали стягиваться войска. И впервые за столько десятков лет он вновь оказался в осаде. Но странной была эта осада: несколько сотен рыцарей, множество подростков-землян, целая толпа местных, и среди них возвышающаяся фигура Магистра Ирлана — с одной стороны, снаружи, и всего лишь одно живое существо внутри, в осаждённой цитадели. Правда, этот один стоил сотни, но всё же...
— Пора... — Магистр кивнул рыцарям, и на мост вышел сэр Энглион де Батарди. Он поднял боевой рог и протрубил сигнал.
— Могли бы и словами сказать, я не глухой, — пророкотало в ответ пространство над Замком и над главным шпилем сгустился туман. Чёрный.
Смятение пронеслось по рядам рыцарей, а голос продолжил:
— Не дёргайтесь, благородные воспитанники Ирлана, забывшие дома противогазы. Это не Чёрная пыль, это я сам... И не советую стрелять в облака, стрелы и болты вам ещё понадобятся, может быть... А Вы не глупы. У Вас были сотни путей выбора, но лишь два из них были правильными. И вы выбрали один из них... Я одобряю ваш выбор и думаю принять вызов...
И тут произошло непредвиденное: на мост перед Энглионом, отталкивая его, выскочил десятилетний мальчишка. И многие в толпе почтительно склонились: на мосту стоял их Принц.
— А это — второй вариант правильного выбора, — пророкотала туча у башни и спустилась метров на пять.
Мальчишка поправил сбившийся аксельбант, тряхнул волосами, стянутыми узкой золотой короной с эмалевым рисунком, плавным, но быстрым движением выхватил из-за спины катану и, став в боевую стойку, выкрикнул прямо в тучу:
— Я, принц королевства Риадан, вызываю на бой тебя, Принц Мрака!
Туча спустилась на мост, мгновенно превратившись в высокого юношу с неестественно бледным серебристым лицом в обрамлении чёрной шапки волос. Одет он был в чёрный камзол, и кисти рук, чуть приотведённых в стороны, блестели металлом, как и лицо. Но ярче металла кожи сверкали зеркальные очки, закрывающие глаза. Металлические губы чуть шевельнулись:
— Я, Абадонна, Принц Мрака, принимаю твой вызов, Принц Человеческий, и предстаю в своём истинном обличии. Оружие выбрал ты...
В серебристых руках демона из ниоткуда возникли две тонкие сверкающие шпаги. Невольно вспомнились Принцу другие руки — руки странного монаха, взявшие из ниоткуда и швырнувшие к ногам наследника престола два невиданных клинка — шпагу и катану. ЭТИ ЖЕ РУКИ!!! Размеренный же голос Абадонны тем временем продолжал:
— А ты хочешь увидеть своё будущее? Перед началом боя я могу даровать тебе это...
— Ты думаешь — я испугаюсь и откажусь?!
— Не думаю... Потому и предлагаю... Смотри, Принц Человеческий!
Что-то изменилось вокруг. И Принц вдруг понял, что прошло два с половиной года. И теперь он не Принц, а Король, потому что отец его погиб в очередной неправедной войне, а старший брат от престола отказался.
— Мне не надо власти над людьми, когда я ищу власти над Богом, — сказал он тогда, — Я буду совершенствовать свои знания в магии...
И Принц стал Королём. Но сейчас это всё уже не важно. Ведь нету ни Королевства Западный Риадан, ни дворянства... Есть лишь законы землян, узурпировавших власть, да Судебного Компьютера, не столько учащего жить, сколько изобретающего наказания за неповиновение ему. Да Патрули Лояльности, подавившие всю самобытную культуру Риадана и насаждающие земные каноны и стереотипы.
А ещё есть бетонный мост автострады, под которым, словно бомжи, живут двое мальчишек: Король-Без-Королевства и его старший брат-Маг.
Маг — в одежде землян, такой же, как все. Он с грустью смотрит на младшего брата, чей дворянский камзол с золотыми аксельбантами и лосины так контрастируют с техногенным миром вокруг.
— Ты опять надел свой мундир... Зачем? Пора всё забыть...
— Нет.
— Надень земную одежду. Когда-то она так нравилась тебе...
— А теперь я её ненавижу! Они лишили меня всего: власти, дома, моего мира! Это, — младший злобно кивнул на переплетение бетонных мостов и пылающих выхлопами автострад, — на месте моего дворца!.. Нашего дворца! — поправился он, увидев взметнувшуюся бровь старшего брата.
— Прошлого не вернёшь...
— Ты уже сдался?!
— Нет, просто не безумствую. Смени костюм...
— Это последнее, что осталось от НАШЕГО Риадана! Они даже шпагу забрали! «Для музея»! И корону.
— Тогда решай сам, подумай, что лучше: быть королём в одежде землянина или трупом в одежде короля...
Ругаясь и ворча под нос, юный Король сбросил свой средневековый мундир, под которым оказались коротенькие потрёпанные джинсовые шортики и фиолетовая футболка...
Видение плавно угасло, и Принц ошалело мотнул головой, отгоняя наваждение, затем выкрикнул:
— Я тебе не верю!!! Ты это нарочно, чтобы подавить меня перед поединком!
— Сломать перед боем — это уже на восемьдесят процентов победить... — казалось, серебряное лицо должно сейчас улыбнуться, коротко и надменно, но оно осталось бесстрастным, как маска.
И то ли эта неподвижность и холодность взбесила Принца, то ли неверие в предсказанное будущее, желание отринуть, уничтожить его, но мальчишка метнулся вперёд, в длинном выпаде направляя катану в грудь противнику. Словно могла смерть предсказателя изменить предсказанное.
Абадонна скрестил клинки, поймав в перекрестье стали катану и рывком отбросив её вверх. И тут же одной из своих шпаг нанёс хлёсткий удар. В последний момент Принц пригнулся, и сталь свистнула над головой. И в тот же миг катана мальчишки отбила второй клинок, направленный в грудь. И — снова рыскнула вперёд. Противник отшатнулся, отступил на шаг — и на шаг приблизился к замку мальчишка-Принц.
Катана завертелась в веерной защите, грозной на вид, но совершенно безопасной и бесполезной. Впрочем, когда противник — человек, то не такой уж и бесполезной: даже самому храброму из людей станет не по себе, когда перед ним возникает слепящий круг сияющей и свистящей стали. И неважно, что ты знаешь, что он не опасен — то звериное чутьё, что живёт в нас, всё равно заставит отшатнуться, оступиться. Но Абадонна не был человеком. Никогда. И людскими эмоциями он не обладал тоже... А поэтому он машинально вставил свой правый клинок во вращающийся сияющий круг и со звоном столкновения остановил вращение катаны. Шагнул вперёд, «стригнул» клинками, сведя и разведя их, словно гигантские ножницы, заставил отступить Принца. Отступил на шаг назад сам. На второй, третий... Он словно приглашал, заманивал в какую-то ловушку. И Принц попался. Он метнулся вперёд, воздух заполнился плотным звоном стали: противники атаковали неимоверно быстро, нападая и едва успевая отбивать атаки друг друга.
И вот они уже достигли середины моста. Абадонна продолжал отступать, и вдруг как-то неимоверно легко вогнал клинок в грудь Принцу, отодвинув его катану левым клинком.
Казалось — замер не только Принц. Весь мир замер на долгое мгновение. А затем Абадонна выдернул окровавленную сталь, и хрупкое мальчишеское тело, изломившись, полетело с моста.
Гулкий удар тускло прозвучал снизу, и тут же в мост врезался истошный вопль бруксы, спасённой Принцем от ведунов и присоединившейся к отряду Принца ещё где-то возле трактира на полпути к Замку, не раз оберегавшей юного правителя от многих небольших невзгод походной жизни. Вопль отчаяния, от которого дерево обратилось в щепу, а каменное основание — в крошево. Но Абадонна словно не заметил этого, оставшись стоять в воздухе, словно на тверди, и его взгляд словно говорил бруксе: — Я понимаю Ваше отчаяние, а потому и не виню Вас за Ваш Крик. У меня нет зла на Вас...
Принц Мрака шагнул вперёд, сошёл на уцелевший край моста и повернулся к толпе. Медленно обвёл их взором — и каждый вспоминал: их Принц проиграл в честном бою, и теперь по законам рыцарской чести все они — пленники победившего Мрака. Пленники — во всех случаях, кроме одного: если победитель их отпустит. Но разве Мрак отпускал хоть кого-то живым?! Холодное дыхание смерти коснулось людей.
Абадонна медленно окидывал взглядом стоящих. Не снимая своих зеркальных очков, словно вросших в серебро лица. Люди, рыцари, дети, шут, вампир-брукса, гоблин-подросток, Магистр Ирлан, эльф...
Руки Принца Мрака опустили клинки — и те растворились в теле, слившись с его серебром. Губы медленно разлепились, чуть тронувшись усмешкой: — Ребята, а вы проиграли... Ступайте по домам...
«Дайте мне наконец-то покой», — хотел добавить он, но передумал.
Тень за плечами сгустилась в длинный, до земли, чёрный плащ. Густо чёрный, без единой тени или блика.
Происходило невероятное: Враг отпускал их! Вселенский Враг отправлял их домой, не убивая и не превращая в рабов!
Но ещё невероятнее прозвучал выкрик из толпы пришедших с Принцем людей: — Да что вы смотрите: бейте его!
Кажется, кричал Бронеслав.
И толпа, мгновенно забыв и о рыцарской чести, и об элементарных приличиях и правилах боя, рванулась вперёд, извиваясь щупальцами рук и когтями мечей. Эльф изумлённо взглянул на сотоварищей, словно желая напомнить о законах чести, но промолчал.
И тогда Принц Мрака не выдержал. Со стоном «О, как же вы мне все надоели!!!» он сорвал с лица свои зеркальные очки.
Глаза его оказались на удивление жёлтыми, светящимися. И лучи света ударили в подбегающую толпу. Лишь долю секунды касались эти лучи каждого — и те исчезали, рассыпаясь кучками праха, которые тут же подхватывал порывистый горячий ветер. Не-Бытиё смотрело на них, и жёлтые лучи выпивали не просто жизнь, а саму суть её.
А затем взгляд коснулся земли. И она вспучилась в агонии, умирая и рассыпаясь, ринулась сквозь неё лава.
Плащ за спиной Абадонны распахнулся угольно-чёрными перепончатыми крыльями, и Принц Мрака взмыл в небеса, не отводя от земли жёлтого своего взгляда...
Завершался Армагеддон.
Глава 19
Чёрная птица парила над миром, и шарик планеты сжимался, сгорая и теряя свою суть. А Ангел Смерти взирал на деяния рук своих слепящим жёлтым взором.
И тут что-то всколыхнуло силовые линии пространства. Какой-то еле различимый всплеск гравитации. Абадонна оторвался от созерцания планеты, бросив взгляд на источник дискомфорта — но так и не успел разглядеть в подробностях вынырнувшие из гиперпространства двадцать кораблей Космофлота Земли: они обратились в прах раньше, чем успели произвести хоть один выстрел. И вновь никто не мешал Принцу Мрака наслаждаться победой.
Надев вновь очки, он на бреющем полёте пронёсся над стерилизованным миром. Теперь этот островок посреди космоса не принадлежал ни Дню, ни Ночи, и на нём можно было лепить всё, что угодно. И — стоило попробовать.
Абадонна помнил слова своего отца, Лорда Мрака:
— Этот мир — лишь жалкая подделка под Изначальную Вселенную, откуда я родом, и он не достоин жизни! Сломать его, чтобы на его руинах возродить наш подлинный мир, мир гармонии и совершенства — вот в чём наша задача. Самозваные Лорды разделили мир на День и Ночь, кастрировали его, сделали ущербным и дефективным, неполноценным! А когда я попытался возмутиться против этого — просто не послушали меня, проигнорировали! Видишь ли, им не нужен мир, напоминающий их собственный!
То, что родилось под руками Абадонны, было само совершенство. Правильность и симметрия повышали гармонию, а все энергии находили свой резонанс, возрождая Песнь Миров, из которой родилась когда-то Изначальная Вселенная. Мир смотрел на своего Бога и подчинялся каждому его движению, знаку, слову, порыву души... Но отчего же в сердце такая тоска и грусть? Отчего перед глазами — удивление в расширившихся глазах Принца Риадана, когда тот ощутил в себе клинок Абадонны?.. Отчего до сих пор в ушах — звук, с которым тело этого храброго мальчишки ударилось о дно рва?.. Почему в совершенном сиянии поселилась тоска по простым риаданским рассветам и закатам с их ватными кучами облаков, обагрёнными солнцем?.. Почему такая грусть по ушедшим людям, от которых кроме нервотрёпки ничего и не ждал!.. Почему...
Всплыл осколок разговора, принявший теперь совершенно иной смысл:
— Неужели ты хочешь простить, Гуон? Все наши жертвы, всех погибших за миллионы лет, всех, кто погибнет ещё...
— Простить? Не знаю, не задумывался о ТАКОЙ возможности, но можно попробовать...
Не только звездолёты землян могут прыгать сквозь гиперпространство. Демонам и Ангелам тоже открыт этот путь. Но земляне, прорываясь сквозь эти барьеры, не видят ничего и не помнят ни секунды из своего пребывания в этом мире-без-времени, но иные сущности знают: в том, что люди называют гиперпространством, проходит Дорога. Тот самый путь, что пронзает миры — и не принадлежит ни одному из них. Тот самый мир-путь, где реализуются отражения многих событий, родившихся в том или ином мире... То самое место, куда удалились после Войны Оракулов последние представители этого племени. И где хранилась их святыня — Изначальное Зеркало, или, как его называли представители Света — Истинное или Настоящее Зеркало. Впрочем, Настоящих зеркал расплодилось немеряно, а вот Истинное, Изначальное оставалось по-прежнему одно, и охранялось оно двумя братьями-Оракулами.
Выйти на Дорогу было для Абадонны плёвым делом, но вот как найти теперь Зеркало?..
Блуждания, блуждания, блуждания... Дорога словно издевалась над вломившимся на неё Принцем Мрака. Впрочем, раньше она Мрачников вообще не пускала на себя... Что же случилось?..
Нечто пепельно-серое пронеслось над самой головой низколетящего Абадонны, спустилось на занесённые просёлочной пылью шестигранные плиты Дороги и грациозно сложило крылья. Пепельно-серый колли насмешливо взглянул на демона и рыкнул-тявкнул:
— Без меня ты и собственных кр-р-рыльев не отыщешь! Мр-р-рачный ангел! Стар-р-рые стихи помнишь? Нет?! Напоминаю:
Догорает факел
В сумраке ночном...
То ли Воланд спятил,
Крикнув о земном,
То ли Бог свихнулся,
Сотворяя мир...
Мрак перевернулся.
Свет! Безумный пир!
Всадник-Абадонна,
Сын владыки Тьмы...
Старше чем Создатель,
Холодней зимы...
Взгляд его бездонный
Зеркало хранит.
Всадник Абадонна -
Сон, туман, гранит.
Сын давно стал старше
Своего отца,
Пережив на марше
Дождик из свинца.
Капли — словно пули
По туману звёзд...
Кто давно заснули -
Тех уж не вернёшь.
Семеро когда-то
Спорили с судьбой...
Вырастают травы,
Не проходит боль...
Сын Владыки Мрака,
Принц иных миров,
Взглядом в кучку шлака
Стёрший пульс веков.
На руинах чёрных
Ты — крыло, гроза...
Почему ж — на нервах?..
Отчего — слеза
На щеке сверкает
Светом от звезды...
Кто очки снимает
У чужой воды,
Чтобы отразиться
В ужасе своём.
Чтобы раствориться
В холоде родном.
И себя уводит
В свой небесный ад
Всадник Абадонна -
Странной смерти взгляд.
И себя без меры
В холоде стекла
Потерявший веру
Выжигал от Зла.
Только кучку пепла
Поутру нашли
У зеркал забытых
Света короли.
Только пепел плакал.
Слёзы — в никуда.
И замолк Оракул...
...Родилась звезда...
Очень стар-р-рое прор-р-рочество... А теперь-рь идём, я тебя пр-р-ровожу к бр-р-ратьям, если ты не пер-р-редумал!
— Не передумал, — вздохнул Абадонна. — Ты ведь вновь угадал и мои мысли, и желания в поступках...
Оракулы оказались совершенно такими же, как их себе представлял Ангел Смерти. Два огромных золотых сфинкса разлеглись по обе стороны дороги и дремали, закрыв свои глаза. Но стоило Абадонне приблизиться — как они открыли глаза, и жёлтые лучи пересекли путь. И тогда он скинул свои очки и посмотрел сперва на одного, а затем — на второго. Ничего не изменилось, но теперь глаза Оракулов чуть прищурились, словно разглядывая стоящего перед ними, а затем с высоты их роста прозвучало:
— И зачем тебе нужно зеркало, бессмертный?
— Вы знаете ответ, — чуть улыбнулся Абадонна.
— Знаем... Но обязаны вопросить. И ты не пожалеешь о содеянном?
— На это и я сам не знаю ответа. Но я знаю — что я сейчас прав.
— И это верно. Для тебя. Но кто наделил тебя нашим взглядом?
— Ваш старший брат, Пятый Оракул, когда я, гм-м, поспорил с ним о цвете глаз...
— Ответ правдивый. И ты сейчас проходишь к Зеркалу.
Зеркало стояло в Зале Зеркал среди вековечных снегов. Ровно сто стёкол пялились со стен, но Абадонна видел перед собой лишь одно. То, что заросло ледяными сталактитами и сталагмитами, образовавшими диковинную раму. Да и само стекло — никакое не стекло, а тончайшая плёнка застывшего льда. Зеркало, в котором отражается не подошедший, но сущность его.
И, став перед Зеркалом, Абадонна снял очки и упёрся своими жёлтыми лучами в свою сущность, сжигая её.
— Возьми мою жизнь, — прохрипел он, — возьми её, но верни жизнь тем, у кого я её отобрал там, на Риадане. Возьми...
Крохотный осколок зеркала откололся от ледяной поверхности и попал в глаз. Растаял, впитался вглубь. А в голове прозвучал бесплотный голос:
— Теперь ты сам можешь отдавать свою жизнь, воскрешая. Стоит только подумать, пожелать...
...И многие в толпе почтительно склонились: на мосту стоял их Принц.
— Я, Принц королевства Риадан, вызываю на бой тебя, Принц Мрака!
— Я, Абадонна, Принц Мрака, принимаю твой вызов... А, ч-чёрт!..
Абадонна чуть заметно улыбнулся уголком рта, глядя на серебряный тополиный листок в синей эмалевой звёздочке, украшающий корону Принца.
— Не надо, Тополёк, оставь это профессионалу!..
— Я принц, и я имею право сражаться! Я, Принц королевства Риадан, вызываю на бой тебя, Принц Мрака!
— Ну хорошо, допустим — ты сразишься. И что дальше? Если я одолею — то в ответ услышу лишь, что невелика честь победить ребёнка. Даже королевской крови и такого храброго, как ты. А если вдруг победишь ты? Не спеши, я понимаю, что для вас это будет блестящей победой над злом. Но подумай, как ты будешь жить дальше, зная, что твои руки обагрились кровью?! Каково это будет тебе, Принц, поклявшийся, что станет самым добрым и справедливым королём в истории... Поверь мне — это очень тяжело: жить отягощённым чьей-то кровью, вспоминать, как убивал... Так что не спеши рваться в бой, Тополёк... Пусть уж это делает тот, кому это положено. Я выбрал в поединщики Энглиона де Батарди. Не забывай, что я Принц Мрака, и на правах Принца имею право выбора. Принц против Принца — старо для вашего мира, юноша. Однако нынешний бой будет иным, невиданным, — лицо Абадонны чуть подрагивалось, но это было не от страха, а от нечеловеческого напряжения: надо было успеть до боя воскресить последних из погибших в Армагеддоне, а на ту сторону планеты жизненная сила идёт ой как туго... — Бой будет иным: Рыцарь Серебряного Круга сэр Энглион де Батарди против изменника, предавшего Круг — Гуона де Бордо. Вы морщитесь, сэр рыцарь, Вам не нравится такой расклад? И Вы не считаете, что сведение счётов с изменником достойно Великой Войны? Похвально. Ну что же, тогда это будет бой между Мастером Мрака Абадонной и Мастером Света Энглионом. А теперь — приступим к делу, сударь!
Свистнули клинки...
Бой шёл точно так же, только вместо хрупкой фигурки Принца теперь на наклонном мосту возвышался массивный силуэт Энглиона де Батарди. И в руках Абадонны вместо узких сверкающих шпаг — тусклые мечи холодной стали. И сверкающий огненный клинок у атакующего Энглиона. Звон стали разбил на осколки тишину, и от звона этого очнулось от спазма, пробудилось Огненное Сердце. И Замок вновь стал видеть вокруг и осознавать себя.
Замок:
Они сражались на моём мосту, и бой этот был странен. Я видел множество боёв, когда по приставным лестницам орды варваров карабкались на мои стены, когда ошалевшие рыцари кидались на фантом дракона, рождённый грудой кварца и железа внутри меня, когда крестьяне с вилами отбивались от налетевших гаргулий (кстати, последних гаргулий на этой планетке...). Но никогда не было такого: целая толпа с одной стороны — и воин-одиночка с другой. Впрочем, сражалась не толпа, а самый массивный и мощный рыцарь из неё, словно светящийся изнутри Светом Созидания, но Свет этот омрачался жаждой убить противника, убить любой ценой. Неизбежно... Да и толпа кипела тем же: если их ставленник победит — они взорвутся рёвом радости и поздравлений, если же проиграет — то вопль «Да что же вы смотрите, бейте его!» разобьёт каноны дворянского приличия, и вся эта толпа ринется на противника-одиночку. На противника, чей металлический блеск стального лица с зеркалами очков оттеняется чернотой камзола, чьи жизненные силы заведомо больше, чем у людей, но тают с каждой секундой, словно он отдаёт их кому-то невидимому здесь...
И тут я узнал его: Абадонна. Принц, пришедший сюда из Внешних Миров. Именно он построил здесь когда-то Огненное Сердце, а затем уснул в нём на тысячелетия. Века умеют хоронить одинокие здания, даже если те строятся Внешними. И когда сюда пришли первые люди — они увидели лишь холм, поглотивший Огненное Сердце. И построили на вершине холма, прямо на крыше Замка Мрака, новый замок — Бэттлгантлет Кэстл. И замки срослись воедино, и так родился я — Замок.
А сейчас мой первосоздатель сражался с прямым потомком создателей Второго Яруса. И что самое странное — я видел, что он не желает убивать своего рослого противника, не применяет магии, но самое главное — Абадонна хотел умереть! Он сражался и только и ждал, как бы подставиться под удар, но сделать это правдоподобно, не оскорбив этим Воина Света.
Меч рослого рванулся вперёд...
Энглион де Батарди:
Вообще-то нас учили никогда этого не делать: меч — не шпага, и прямой выпад сделает вас на несколько секунд абсолютно беззащитным. Но интуиция подсказала мне: сейчас. Зеркальноглазый качнул мечами, разводя их, чтобы ударить меня сразу с двух сторон. Логично, чёрт побери! С двух сторон сразу не уклонишься и не отобьёшься, а падать и перекатываться на узеньком мостике — сущее самоубийство! Оставалось рискнуть. Сейчас. Сейчас...
Мой клинок молнией рванулся вперёд. Конечно, я понимаю, что незащищённость моего врага — сущий мираж! Под камзолом у него как минимум стальной панцирь. Или заклинание защитное. Ибо если уж Ингвальд, младший брат мой, защиту вокруг себя держать может, то что ж говорить о таком могучем колдуне, как Принц Мрака. Эх, скользнёт сейчас мой меч в сторону...
Что это?! Клинок ворвался в грудь врагу, как раскалённый нож в масло! Вошёл на половину длины! И тут же волна сияния рванулась от рукояти в грудь Абадонне, и сияющая сталь мгновенно обратилась в прах.
Теперь я безоружен!
Но Принц Мрака покачнулся, его руки разжались, и оба тусклых клинка с глухим стуком воткнулись в тёмное дерево моста. Шаг, другой — и безжизненное тело полетело в бездонный ров, забывший, когда в нём была вода.
Глухой стук разбившегося тела. Я невольно усмехаюсь — «бездонный», ну надо же, на романтические фразы потянуло!.. Просто жутко глубокий...
Кевин, даром что священник, приладил ручную лебёдку и спускается уже вниз, чтобы поднять тело. Оно и верно, враг или не враг — а бросать на растерзание воронам негоже, погребение надобно... А то — как с теми последними гоблинами там, у деревни...
А вот и наш Святой Отец! Осторожно ложит на мост изувеченное и изломанное тело в чёрном камзоле. Осматривает, проводя рукой над головой, сердцем... Как же он называл этот способ осматривания? Слово такое мудрёное было... А, вспомнил — сканирование!
Кевин опустил руки. Произнёс лишь одно слово: «Мёртв!»
Ну, это и так видно. Мертвее только каменные истуканы бывают...
Рёв толпы давит на уши. Кажется, это радуются моей победе. Славят Воина Света. Хм, прилепится теперь ещё это прозвище-звание!..
А из толпы несётся ко мне, рассыпаясь в комплиментах и поздравлениях, сэр Бертрам из Хонка... О, боги, только не это! Не-е-ет!
На небе среди тускнеющих созвездий ослепительной свечой вспыхнула новая Звезда, заливая своим светом встрепенувшийся дремотный и беззаботный мир. Говорят, в неё-то и родился вновь Возлюбивший Мир.
Звезда Рождения зажглась на том же самом месте, что и сотни лет назад.
Эпилог
Вопрос чёрного колдуна
На одном из обитаемых миров человечества, на окраине большого города жил-был отшельник. Дом его ничем не отличался от тысяч других домов, и город был как город. Никто не знал возраста отшельника, потому что в ту пору каждый был волен принимать тот облик, какой пожелается, а сам отшельник не считал ни лет своих, ни даже дней. Друзей у него было немного, да и те не могли поручиться, что хоть что-то знают о нём наверняка. Сколько времени жил он такой жизнью — никому не известно, и каждый новый день в этой жизни, как две капли воды, походил на предыдущий.
Однажды утром к отшельнику пожаловал гость — необычный гость, потому что он был первым, кто постучал в дверь, а не позвонил. Тёмно-серая мантия была на нём, похожая на одеяние странствующего монаха; в руке он сжимал большой — в человеческий рост — посох, увитый сложным узором.
— Я ищу Ингвальда де Соронса, — сказал он вместо приветствия, и голос его, не тихий и не громкий, завораживал слушателя. — Дорога вывела меня сюда.
— Меня зовут Ингвальд. Ингвальд Соронсон, — помедлив, ответил отшельник. — Только один человек звал меня Ингвальдом де Соронса, и это...
— И это Рыцарь Серебряного Круга Энглион де Батарди.
— Но вы — не он.
— Нет. Человеку не дано летать меж звёзд. Это можете только вы, боги, да мы, призраки.
— Я не бог, я землянин...
— Но ведь не риаданец... Вот это я и имею в виду.
— И что же нужно от меня странствующему духу?
— Я здесь, ибо послан Серебряным Кругом. И я пришёл за тобой. Беда пришла в Риадан, и рыцарю скоро потребуется его оруженосец.
— Сколько времени прошло...
— Полтора года прошло в Риадане. Сейчас там начало лета, и если сил Круга не хватит, то новую весну встречать будет некому.
— Но почему ты решил, что я поверю твоим словам и последую за тобой?
Скрытое вечной тенью лицо чуть усмехнулось, и в тишине замершего на миг города оглушительным громом прозвучал шёпот Странника:
— Из Круга не выходят...
Те же слова, что годы назад сказал на прощание Энглион. Так значит... А голос тем временем продолжал:
— Готов ли ты по первому зову спешить на борьбу со злом, в каком бы обличье оно ни выступало?
— Да, — ответил отшельник.
Никто не видел, когда и куда они ушли. А если бы кто-то заглянул в комнату отшельника, он увидел бы, что со стены исчезли лук, колчан со стрелами и короткий меч в простых ножнах.
* * *
Сидя за столом, Энглион машинально царапал его кончиком охотничьего ножа, зажатого в кулаке. Судя по количеству царапин на дубовой доске, занимался он этим с самого утра. Энглиону было не по себе — впервые на его памяти Магистр Ирлан отдавал такой туманный приказ: «Сиди дома. Жди.» И всё! И вот он ждёт уже полдня, и сколько ещё ждать — непонятно. Есть, правда, смутное подозрение, что приказ этот как-то связан с проклятием Мальдена. Тоже не бог весть что. Весь последний месяц Магистры Круга только о нём и говорят, и ведь не зря говорят...
Началось всё... да, где-то полтора года назад. Тогда полчища странных тварей наводнили Риадан, вооружённые непонятным, но смертельно опасным оружием. Их можно было бы принять за орков, если бы последний из гоблинов не погиб бы ещё год назад, во время Армагеддона. С гор спускались тролли, ведомые не только обычным голодом, но и жаждой разрушения. Мороки сделали практически непроходимыми заболоченные местности к северу от столицы, отрезав друг от друга деревни и мелкие городки. Даже горные драконы, обычно равнодушные к делам людей, начали оставлять свои сокровищницы ради воздушных рейдов на посёлки. После таких налётов не оставалось ничего, кроме пепла и спёкшейся земли, на которой и по сей день ничего не росло. Усилия Рыцарей Круга только тормозили продвижение врага, но не могли его остановить. В городах собиралось ополчение, кузнецы ковали только оружие. Этого тоже не хватало.
Тогда пришло известие от Гильдии Магов, подтвердившее подозрения многих: враги действуют сообща, объединённые твёрдым руководством. Нашлись очевидцы, говорившие, что на захваченных землях видели странного человека лет сорока, одетого в чёрную кожаную одежду. Оружия у него не было, но такая власть ощущалась в нём, что ни у кого не хватало смелости выпустить стрелу или приблизиться для удара мечом.
И ещё месяц Круг собирал силы, прежде чем объединённое войско Риадана смогло навязать противнику решающую битву — и победить. Мир и спокойствие вернулись на израненные земли, но не в души Магистров Круга, потому что никто не видел смерти чёрного колдуна — в том, что это колдун, сомнений не было — и тело его не было найдено на поле битвы.
Почти год всё было тихо, пока месяц назад не обрушилось проклятие Мальдена. В тот день небо затянуло мрачными грозовыми тучами, к полудню сложившимися в рисунок человеческого лица — печально известного лица чёрного колдуна. Хотя тучи висели низко, лицо видели во всём Риадане, в правильном ракурсе, независимо от того, как стоял смотревший. Сверкая молниями, лицо усмехнулось, и громом прокатились сказанные им слова: «Вы оказались сильнее, чем я думал. Но какая польза от вашей силы? Что толку в вашей жизни? Кому вы нужны, кроме таких же бесполезных людишек?» Слова эти слышали даже глухие, и запомнили их даже страдающие склерозом старцы. И все запомнили то, что было сказано после: «А кто найдёт ответ — пусть приходит в мой замок, Кэр Мальден, что стоит на поле последней битвы. Я подожду.» Тучи рассеялись, но не рассеялась тяжесть вопроса.
С того дня жизнь замерла в Риадане. Проклятый вопрос — проклятие Мальдена, как его назвали — жил своей жизнью в уме каждого человека, и его нельзя было прогнать, как обычный приступ тоски, нельзя было утопить в вине или заглушить музыкой. Никто не грабил и не жёг города, но торговля и ремёсла замерли, потому что немногим хватало силы воли, чтобы продолжать повседневные дела, и даже у них всё получалось кое-как. А те, чья воля была слабее, искали покоя в смерти, но кто знает, что они там нашли? И некому было прийти с ответом в Кэр Мальден, потому что никто из людей не нашёл ответа.
Была слабая надежда, что проклятие рассеется со смертью колдуна — мало кто называл его Мальденом, боясь накликать беду, хотя что могло быть хуже проклятия? Многие Рыцари Круга отправились в Кэр Мальден, и никто не вернулся назад, потому что врагов замок встречал многочисленными ловушками, и не все можно было заметить заранее. До центрального зала, где сидел колдун, не добрался ещё никто, но каждый Рыцарь, прежде чем погибнуть, разведывал очередной участок пути; и теперь у Круга почти не было Рыцарей, но был план замка, на котором недоставало только последнего перехода к залу. Следующим должен был идти Энглион, но вдруг пришёл приказ ждать... Так он и ждал неизвестно чего, царапая стол кончиком охотничьего ножа.
От размышлений его отвлёк скрип двери. На пороге стоял юноша, на полголовы выше Энглиона; его тёмные прямые волосы были схвачены кожаным ремешком, на поясе висел короткий меч, а из-за плеча выглядывал лук.
— Что вам угодно, сударь? — спросил Энглион, приподнимаясь из-за стола — и замер на полпути, встретив взгляд ясных, странно знакомых глаз...
— Я вернулся, Старший, — тихо сказал юноша.
— Джино...
— Да, Старший.
На рассвете двое всадников покинули город, направляясь к полю последней битвы.
* * *
— А теперь объясни толком, как тебе удалось так вырасти за полтора года, — сказал Энглион, взглянув на едущего рядом Джино. — Ты же мне по пояс был, я точно помню. Или секрет?
День клонился к закату, первый день их путешествия. Уставшие кони шли шагом, и всадники их не торопили — до цели было три дня пути, а к прибытию ещё нужно было подготовиться. Заходящее солнце подсвечивало оранжевым цветом белые кучевые облака на горизонте; дорога, спускаясь с холма, огибала мелкое озерцо, кусочек чистого неба среди зелёных лугов. Было тихо. Слишком тихо. Ни одного человека на невозделанных полях, посёлок вдали будто вымер... Джино качнул головой, отгоняя назойливую мысль, и ответил:
— Да нет, какой тут секрет... Просто в разных мирах время идёт по-разному, здесь — медленнее, там — быстрее, а где-то и вовсе вбок. Так что для меня не полтора года прошло, а все шесть. Ну, примерно, точно я не считал.
— Невестой, небось, обзавёлся.
Ингвальд вспомнил горящие обломки транслайнера, на котором летела Натали. Сколько случайностей, нелепых и непоправимых: полетела с ним вместе на лайнере, потому что он так и не научился прыгать в пространстве; безотказная навигационная система вдруг отказала над самой посадочной полосой; врождённая защита, стальным коконом полей окружающая человека от малейшей угрозы, исчезла именно в этот момент, и у неё у одной; скорая опоздала на считанные минуты... Натали умирала на руках Джино, а он не в силах был ничем ей помочь... И осталось уединиться со своей печалью. Видимо — на роду написано ему терять: сперва — Герда, затем — Натали... Но стоит ли выливать эти несчастья на бедную голову Энглиона? Ему и так нелегко. И поэтому Ингвальд лишь чуть улыбнулся рыцарю и ответил:
— Не успел обзавестись. Не сложилось... Да ты не волнуйся, Старший, я даром время не терял. И фехтовать теперь умею, и ещё много чего...
Энглион поймал себя на том, что слушает не столько слова Джино, сколько его голос. Да, подрос братишка, возмужал... Как же теперь к нему относиться? Как в сказке, право слово — пригрел оборванца, а он принцем оказался, из далёкого королевства, из богатого королевства... Счастливого королевства... А характер всё такой же. И фехтовать выучился, не забывал, значит. Прямо на душе легче, не так давит тоска эта чёрная... Стоп. Кто это там, впереди на дороге?
— Видишь его, Джино?
— Вижу, Старший, — Джино прищурился. — Только не его, а её. Одежда, вроде, крестьянская, а точнее не разглядеть — далеко. Навстречу идёт.
— Навстречу? С чего бы... До города день езды, а она одна и пешком. А через час совсем стемнеет. Неладно это.
И, пришпорив коней, они устремились вниз по склону холма, навстречу тёмной фигурке, бредущей по дороге.
Джино не ошибся — это была девушка. Судя по виду, в пути она была давным-давно. Длинные рыжие волосы спутались и закрывали лицо, босые ноги в пыли, следы пота на спине; поклажи с ней не было. Вряд ли она осознавала, где находится, и едва ли заметила двоих всадников, спешившихся в пяти шагах перед ней — так бы и прошла мимо, если бы Энглион не коснулся её плеча.
— Герда! — не веря своим глазам, выкрикнул Джино.
Сбившись с шага, девушка начала падать, и рыцарь еле успел подхватить её.
— Что с ней? — спросил Джино.
— Спит, — ответил Энглион, прислушавшись к дыханию девушки. — Ну что ты будешь делать... Привал, братишка, ночуем здесь.
Сойдя с дороги, они развели костёр и принялись устраиваться на ночлег. Еду готовить не стали, обойдясь сухим пайком; девушке же сон был явно нужнее еды — когда ей к губам поднесли флягу с водой, она сделала несколько глотков, но так и не проснулась.
Ночь прошла тихо. Слишком тихо...
* * *
Менестрелю было, как всегда, скучно. И виной тут не проклятье Мальдена. Не менее скучно было и на родной Земле. Там, в прилизанном мире-цветнике, так похожем на клумбу, его точил дух бунтарства, а здесь, на диком ещё Риадане... Сперва было даже чуть-чуть интересно, но затем... Местные обычаи, хоть и более дикие, нежели земные, оказались не менее ску-у-ушными, а возня земных детишек в этом рыцарском мире всё более и более смахивала на традиционные для его родины Хоббитские Игрища.
Но оставалась ещё природа. Дикая, почти нетронутая, не осквернённая ещё дыханием прогресса. Вот здесь жило истинное наслаждение. Из самых потаённых уголков души рождалась мелодия, распирала лёгкие, мчалась ввысь горлом и вырывалась под высокий шатёр леса сквозь отверстия бамбуковой флейты, прижатой к губам. Пальцы ласкали отверстия полированного годами инструмента, и птицы вторили отроку в чёрном пажеском одеянии с кружевами широкого воротника.
Так было всегда.
Но сегодня скука прорвалась и в песню. Или — тоска ожидания, предчувствие чего-то, что неизбежно случится, хотя — ещё и не началось...
Флейта пела, и в мозгу в такт мелодии рождались слова:
В сердце нет тоски по Валинору,
И души не надрывает чаек стон...
Без смятенья я смотрю на волны моря.
Но откуда же безумный этот сон?
Зелен сумрак Золотого леса
И о чём-то вновь грустит свирель.
Снова слышу нелюдскую песню,
Снова птицы леса вторят ей.
Эльфы, эльфы — воины и дети...
На делонях — песни, шутки, смех...
Только я — чужой на этом свете,
Что за дело мне до них до всех.
Моя песня — это стон назгала,
Света в сердце нет — и не ищи...
Но опять — шелка рассвета алы,
Голос эльфа вновь в лесной тиши.
Голос эльфа вновь в лесной тиши.
Те же песни слышу от друзей я...
Не свирель — гитара здесь звучит.
Век тревожный, нашей грани эльфы.
Я болею Средиземьем... В чём тут дело?
Почему зовёт куда-то голос флейт?
Боль в душе — гитара только зазвенела...
Может, просто неродившийся я эльф...
Видно, просто неродившийся я эльф...
Словно отзвуком на слова песни из сумрака листвы возникли двое большеглазых обитателей леса и замерли в паре шагов от валяющегося на траве флейтиста.
Старший — на вид лет двенадцать, но Менестрель знал, как обманчива внешность этого народца — поправил свою медно-рыжую причёску и обратился к лежащему:
— Встань! Очнись от музыки! Мы идём в замок Мальдена и зовём тебя с собою!
— Интересно! — Менестрель вложил в свой голос весь сарказм, на который только был способен: — С какой это стати ты, бессмертный эльф, зовёшь с собою меня, простого смертного, человека?!
Однако столь спесивый ранее советник Короля ответил вдруг с какой-то непонятной досадой:
— А что ж поделать, если среди музыкантов не осталось больше эльфов?
— А что поделать, — в тон ему прозвучал и ответ, — если среди добровольцев, желающих отправляться в замок Мальдена, не осталось меня?
— Как жаль...
Менестрель ещё раз внимательно с ног до головы оглядел посланцев, и взгляд его задержался на сверкающих широких шпажных клинках с витыми узорами чаш. В бою, пожалуй, такое оружие может спасти жизнь своему владельцу. Разумеется, если тот не станет размахивать им, словно мечом. Но против колдуна...
— Вы идёте воевать с Мальденом?
— Тогда бы мы искали б воинов, а не музыкантов. Мы несём ему ответ!
— И что же, вы решили идти к нему с этими зубочистками?
В гневе оба эльфа схватились за рукояти клинков, но почти тут же ярость сменилась каким-то тупым безразличием, словно новая волна Проклятия настигла их. И советник только буркнул в ответ:
— С оружием нам спокойнее. Надёжнее.
— Совсем ещё дети! Я бы на вашем месте аккуратно оставил бы это оружие здесь, на травке... И шёл бы без него.
— Мы-то оставим, — подчиняясь силе слов землянина, ответствовал молчавший до этого черноволосый эльф. — А вот Король наш вряд ли захочет расстаться с оружием.
Менестрель только неопределённо пожал плечами:
— Жаль... Но это — его беда.
— А ты...
— С вами не иду. Мне и тут неплохо...
— Жаль, — эхом вернулись слова. И два клинка, звякнув, упали в высокую траву поляны. Колыхнулась трава — и оба посланца исчезли, словно растаяли.
Менестрель задумчиво глядел вслед ушедшим, затем медленно поднёс к губам флейту. И в тот же момент что-то с силой швырнуло его на землю и зажало рот горячей ладонью.
— Спокойно! — послышался детский голосок. — Сейчас я медленно разожму пальцы, а ты без криков, внятно скажешь мне, куда пошли эти двое...
Рука ослабила свою хватку, и повернувшийся Менестрель увидел прямо перед собой ухмыляющуюся физиономию Бронеслава, мальчишки из числа недавно явившихся на Риадан любителей рыцарской старины и искателей приключений.
— Куда-куда! В замок к Мальдену! И мог бы не наскакивать, как Тарзан!
Даже не поблагодарив, пацан скрылся в лесу.
— Всё-то для него приключения... — скорбно вздохнул Менестрель, вновь укладываясь на траву. Холодная выпуклая чаша эльфийского клинка попала под голову, и отрок отбросил её от себя, прежде чем поднести к губам инструмент...
Тем временем двое эльфов шли по лесу. Они прекрасно слышали, как ломился вслед за ними человеческий детёныш, но считали ниже своего достоинства хоть как-то реагировать на этого искателя собственных неприятностей. Так что беседа не прерывалась.
— Оружие-то мы оставили, — бурчал черноволосый, — А вот теперь я думаю — не напрасно ли? Зачем?
— Кажется, я понял его: Мальден волшебник, и он совладает с любым нашим оружием... А вот без оружия у нас, кажется, появляется шанс...
— И всё равно без оружия страшно...
— Страх — не лучший помощник... при прогулке к Мальдену... Трусишь — можешь остаться.
— Ещё никто не смел упрекнуть меня в трусости! — вскипел черноволосый. — За те пятьсот лет, что я...
Голоса их терялись среди шума листвы, и вскоре только кукушка отмеряла кому-то неспрошенные года...
* * *
Новый день принёс новые надежды. Вчерашние заботы и тягостные мысли, навеянные усталостью, остались по ту сторону сна; утро выдалось безоблачным. Девушка проснулась, когда первые лучи солнца добрались до её лица. Поморгав, она откинула лёгкое одеяло и осторожно села, глядя то на Джино, готовящего завтрак на костре, то на Энглиона, разминающегося с двумя мечами, то на рассёдланных коней, пасущихся неподалёку, то опять на Джино... Она явно не помнила, как оказалась здесь, но восприняла случившееся спокойно; у Энглиона отлегло от сердца — он на всякий случай готовился к худшему, вроде истерики или холодной апатии.
Умывшись и причесавшись, Рийни — именно так звали девушку, столь похожую на погибшую в Замке Герду — помолодела на несколько лет и оказалась ровесницей Джино. Энглион, за последний месяц привыкший к печальным и мрачным лицам, воспринял как должное её молчаливость и замкнутость, но Джино, всё утро шутивший и валявший дурака, сумел-таки разрядить обстановку и втянуть Рийни в разговор. Смеясь вместе со всеми над очередной историей из цикла «а вот однажды...» — Рийни знала их ещё больше, чем Джино — Энглион поразился, насколько легко и много им удалось узнать о прошлом девушки.
Как они и предполагали, Рийни была из крестьянской семьи. Единственная дочь, она жила со своими родителями на ферме, занимаясь обычными домашними делами и время от времени выезжая с отцом или матерью на ярмарки. Размеренная и спокойная жизнь, скучноватая для многих горожан, её вполне устраивала. Слушая в детстве сказки, она, как и все девчонки, любила представлять себя принцессой, ожидающей своего прекрасного принца — который, конечно, обязательно находил её и увозил в свой замок — или ученицей лесной волшебницы, однажды находящей в лесу израненного богатыря, или... А больше всего ей нравилось, что все сказки кончались хорошо, и уцелевшие после всех приключений главные герои принимались жить-поживать, да добра наживать.
Но её сказка началась без предупреждения и совсем невесело. Избежав набегов тварей и троллей, ферма её родителей не избежала проклятия Мальдена. В одну ненастную ночь все ездовые драконы, которых с недавних пор стали разводить на ферме, снялись со своих мест и, как один, улетели неведомо куда. Затем разбежались куры и гуси. А на следующую ночь так же бесследно исчезли родители Рийни: погибли или пропали — это осталось неясным, да и было неважно — а ещё спустя неделю Рийни, чувствуя, что начинает сходить с ума от тоски и непривычного одиночества, вышла на дорогу и отправилась, куда глаза глядят. Она не помнила толком, куда шла, где ночевала и что ела — пока не проснулась этим утром в лагере рыцаря и его оруженосца.
После завтрака Джино уговорил Рийни взять его запасную одежду, и она отправилась к озеру искупаться. Джино и Энглион остались у догорающего костра.
— По-моему, Старший, нам придётся взять её с собой, — первым нарушил молчание Джино, задумчиво глядя на язычки пламени, почти незаметные в солнечном свете.
— Куда — с собой? В Кэр Мальден? Да я бы и тебя туда не взял, и сам не поехал, если бы другой выход был...
— Так ведь и сейчас выхода нет. Пригрели, накормили, а дальше что? Иди, милая, дальше по дорогам бродить? И кто мы будем после этого?
Энглион ответил не сразу; поднявшись, он принялся седлать коней.
— Знаешь, братишка, — заметил он, глядя на Джино поверх седла, — ты сейчас говоришь, как один мой давний знакомый. Как-нибудь расскажу подробнее, если выберемся из этой передряги. А пока учти — ты теперь за неё в ответе; если какая беда случится, сначала её выручай, а потом уже обо мне думай. Я-то и сам справлюсь. Понял, оруженосец?
— Понял, рыцарь, — ответил заметно повеселевший Джино.
Поклажу переложили, и Рийни с Джино разместились на одном коне. В одинаковой одежде они были похожи, как брат и сестра, даже волосы уложили одинаково; только Рийни не носила сапог — босиком ей было удобнее.
Так прошли два дня. Погода была хорошая, никаких неприятностей не случилось, и никого больше путники не повстречали. За время путешествия они привыкли друг к другу — без Рийни с её лёгким весёлым характером это вряд ли удалось бы — и Энглиона оставили беспокойные мысли о том, как лучше вести себя с Джино. Всё шло само собой, и шло великолепно — словно какой-то магический щит хранил их. Впервые за последний месяц тяжесть проклятия исчезла, и на душе было легко, несмотря на предстоящее тяжёлое задание.
Это чувство не рассеялось даже тогда, когда они въехали на поле последней битвы. Когда Энглион видел его в прошлый раз, оно было вытоптано, залито кровью и завалено телами убитых; от дыма было трудно дышать. Но дожди смыли кровь и грязь, павших воинов сожгли на кострах и похоронили в братских могилах, а поле зеленело от молодой травы. Из общей картины выбивалась только чёрная приземистая громада замка Мальдена; в лиге от неё путники остановились и разбили лагерь, чтобы наутро отправиться в гости к чёрному колдуну.
* * *
За день до этого к чёрной громаде Замка явилась иная процессия. Группа эльфов, единственным оружием которых были гитара и две флейты. Впрочем, идущий во главе Король в сверкающем венке-короне из искусно кованых серебряных дубовых листиков не пожелал расстаться со своим арбалетом, и нервно сжимал в правой руке пучок тяжёлых острозаточенных болтов. За Королём безмолвной тенью следовал медноволосый Советник. Впрочем — не такой уж и безмолвный: глядя то на молчаливую громаду Замка, то на своего повелителя, он чуть ли не умоляюще прошептал:
— Ваше Величество, прошу Вас, оставьте арбалет!
— Я Король! — последовал надменный ответ. — И я пришёл воевать с Мальденом, а не просить милостыню.
— Я прошу Вас, оставьте...
— Нет! — он с силой оттолкнул своего верного адъютанта и советника, рывком взвёл арбалет и положил кованый болт под пружину фиксатора. Затем, гордо вскинув голову, заорал, обращаясь к громаде стен:
— Мальден! Если ты не трус — выходи биться один на один!
Лишь молчание да вой ветра были ему ответом.
Тогда Король горделиво шагнул под арку входа и угрожающе повёл из стороны в сторону своим грозным оружием, пробивающим навылет рыцарские доспехи со ста шагов.
Никто не успел понять, что случилось. Просто откуда-то из тьмы коридоров вырвался навстречу эльфийскому владыке рваный бело-голубой луч, словно язык пламени. На секунду холодное пламя с головы до ног охватило дерзнувшего потревожить покой чёрного колдуна, и с треском разлетелось в стороны двумя шипящими шаровыми молниями, мячиками заскакавшими среди обломков камней.
На совсем ещё детском лице Короля застыло крайнее удивление. Он словно хотел сказать: «Не понял...» Но — не сказал. Вместо этого ноги владыки эльфов подкосились, и он упал лицом вниз. Звякнув, спустилась от удара о землю тетива, и смертельная стрелка унеслась во тьму прохода. Ни стона, ни звука стали о камень...
А Король вдруг начал таять, словно испарялся. И вскоре на камнях под аркой лежали только корона из дубовых листьев, чёрная, с белыми кружевами, рубашка с коричневым кожаным пояском, ярко-голубые лосины да остроносые сапоги. Да пустая перчатка сжимала разряженный уже арбалет.
С яростью глянул медноволосый на тьму пролома, но не склонился к арбалету, лишь крепче сжал гриф гитары. Да, проходя мимо останков своего Владыки во главе отряда, шепнул:
— Я вернусь!..
* * *
Они предстали пред взором Мальдена — кучка взъерошенных эльфов, все, кто шёл в колдуну. Все — кроме своего Короля. И стоящий впереди медноволосый адъютант ударил по серебряным струнам гитары и выкрикнул, словно выдохнул, прямо в лицо хозяину замка:
— Мальден! Я пришёл петь, как поют менестрели Риадана!!!
И песня сорвалась с его опалённых жаром потери губ:
Я видел созвездия, плавил руду,
Рассудок и руки привыкли к труду,
И всё-таки места себе не найду:
Кому и зачем это надо?
Алхимик смотрел на меня свысока:
— Мне тоже знакома такая тоска.
Твой путь — в пустоту, и минуют века,
А ты не узнаешь отрады.
— А ты?
— Доверял золотому лучу.
Сейчас квинтэссенцию я получу, -
Смотри, вот рецепты! — и мне по плечу
Окажется всякое дело.
Мальден со странной какой-то надеждой взглянул на поющего эльфа, вслушиваясь в каждое произнесённое слово. А песня тем временем продолжалась:
Входи, я таить ничего не хочу.
Алхимик зажёг восковую свечу,
Железных опилок насыпал в мочу,
Добавил толчёного мела.
Тела саламандр тигелёк оплели,
И музыка сфер зазвучала вдали:
«Как ярко, как яростно месяцы шли,
Пока ты меня не оставил!
Любили в огне, танцевали в огне...»
А истина всё же была в стороне,
И череп козла на восточной стене
Насмешливо зубы оскалил.
Пока кипятился в реторте сульфид,
Я мчался сквозь воздух за роем сильфид:
Превыше привычек, превыше обид
Свой храм возводила наука.
Изящных теорий готический свод,
Витражных узоров свинцовый кроссворд...
Но как ни прекрасен органный аккорд -
Об истине не было звука.
Алхимик огонь в очаге потушил.
...А я над собой хохотал от души:
Когда-то в деревню бежать я решил,
Я думал, что жизнь моя будет
Простой и полезной, как хлеб на столе.
Всё бросить — и попросту жить на земле...
Но не было золота в серой золе,
А истины — в серости буден.
Алхимик в котле кипячённой воды
Промыл опалённые комья руды.
Так горечь ошибок, прозрений следы
Смывала холодная Лета.
Металл драгоценный явился на дне,
Алхимик остался довольным вполне.
А истина всё же была в стороне,
Как будто к ней подступа нету.
...А жизнь продолжалась — как вечный вопрос,
Всё тот же вопрос без ответа.
И эхо переливчатым голосом пересыпало по залу осколки:
— А жизнь продолжалась, как вечный вопрос...
Всё тот же вопрос без ответа...
И вновь угас взор Мальдена. И тяжёлые складки морщин легли на чело. И голос, полный боли и скорби, проскрежетал:
— Это — не ответ! Убирайтесь вон!
* * *
Не все покинули замок Мальдена. Навеки остался под аркою входа упокоившийся Король, да адъютант Короля не покинул стен Замка. Гитару его нёс к недалёкому уже лесу черноволосый полуэльф, задумчиво пощипывающий струны небесного серебра...
* * *
— Безопасный путь отмечен красной линией, — наверное, в двадцатый раз за время путешествия сказал Энглион, разворачивая план замка.
Замок выглядел тем, чем и был на самом деле — одной большой ловушкой, напичканной сотнями маленьких. Странный вкус архитектора спроектировал его так, что на плане сеть коридоров и переходов сплеталась всё в то же изображение лица Мальдена; цель путешествия — главный зал — находился на месте левого глаза. Красная линия, начинаясь от ворот замка, петляла по коридорам, спускалась в подвальный этаж, выходила обратно и обрывалась неподалёку от пустой глазницы, белым пятном выделявшейся на плане.
Джино уже помнил этот план наизусть, но всё равно внимательно смотрел и слушал, пока Энглион вёл пальцем вдоль красной линии, объясняя по пути смысл условных значков, которыми были отмечены ловушки. Весь план был усыпан этими значками, отчего лицо колдуна казалось покрытым оспой. То ли Мальдену были присущи некоторые представления о чести, то ли он считал это забавной игрой, но новых ловушек на разведанном пути он не ставил. И на том спасибо.
— Это всё вступление, а настоящая работа начнётся вот здесь, — закончил Энглион, дойдя до конца красной линии. Как и Джино, он был в кольчуге, шлеме и при полном вооружении, кроме щита — щит, как и тяжёлые доспехи, в узких коридорах только мешал бы. — Осталось разведать всего ничего, так что у нас есть верный шанс пройти к колдуну. А если нет... ну что ж, Магистры будут следить за нами, и нанесут новый участок на план.
— Лучше возвращайтесь, — тихо сказала Рийни, остающаяся в лагере присматривать за лошадьми. Она не продолжила, но продолжение было понятно и так: «...потому что как мне жить дальше, если вы не вернётесь?»
— Мы вернёмся. Обязательно, — уверенно ответил Джино, взяв Рийни за плечи и заглянув ей в глаза. — Даю тебе слово. Веришь?
Рийни молча кивнула, и добавила совсем тихо:
— Я буду ждать вас. Берегите себя...
Перед входом в чёрный замок рыцарь и его оруженосец в последний раз оглянулись. Всё, что они увидели — это светлое небо над бескрайним зелёным лугом, да дымок костра вдали. Джино показалось, что у костра стоит маленькая стройная фигурка, но наверняка сказать было нельзя — уж очень далеко...
* * *
На самом входе Энглион замер: в проходе сидел человек. Мальчик. Он склонился над лежащей на полу одеждой, напоминающей упавшего человека, и замер, словно окаменел. Не окликнулся он и на слова Джино. Рыцарь осторожно приподнял голову мальчугана — и чуть не отшатнулся: глаза его были пусты, ни единой мысли не светилось в этих зеленоватых озёрах с расширенными зрачками. И стоило лишь убрать руку, как мальчишка вновь опустил голову, качнув копной медных волос.
Пожалуй, стоило оглядеться. И тут взор Энглиона упал на тяжёлый боевой арбалет, лежащий у вытянутого вперёд рукава. Такое оружие люди Риадана ещё не делали сами, хотя и покупали его нередко у заезжих купцов Лесного Народа. Пожалуй, в битве с колдуном такая игрушка будет знатным подспорьем. А вон сбоку ещё и пара болтов валяется.
Рыцарь склонился и осторожно поднял с земли стрелки и арбалет. Последний при этом зацепился за лёгкую ажурную корону, и та тихо и мелодично звякнула о пыльные камни.
Мальчишка словно очнулся. Он вскинул голову и злобно оскалился, зарычав, словно религиозный фанатик, на глазах у которого надругались над святыней. Не говоря ни слова, он подпрыгнул и мёртвой хваткой вцепился в глотку сэра де Батарди. И никакие силы не могли оторвать его. Сэр Энглион отступил к стене, но добился лишь того, что здорово треснулся мотающейся из стороны в сторону головой о каменную кладку.
Ингвальд ринулся на помощь Старшему. Обхватив голову нападавшего с двух сторон, он постарался направить сквозь свои пальцы поток миролюбия и спокойствия, как учили его дома. Звериный оскал медленно сменился расслабленностью, но безумие в глазах не угасло, оно лишь укрылось за стеной безразличия и усталости. Медноволосый адъютант и Советник Короля вновь безучастно склонился над останками своего бездыханного Владыки.
И когда Ингвальд отпустил руки, Старший вопросительно взглянул в глаза своему оруженосцу. Но тот лишь отрицательно покачал головой:
— Безнадёжен!..
Но Энглион, кажется, понял, что здесь случилось прежде, чем безумие охватило эльфа. И теперь, крепко сжимая арбалет, он сказал:
— Я верну эти вещи твоего владыки. Клянусь! Вот только стрелы... Постараюсь их оставить там... В Мальдене...
* * *
Путешествие по коридорам не сохранилось в памяти одной слитной картиной — так, цепочка несвязных обрывков. Осторожно пройти мимо опасного участка, где из пола может вылететь частокол лезвий; проползти под безобидным лучиком света — а если зацепишь, то тяжёлый каменный блок обрушится сверху; мимо тупика, в котором, скорчившись, лежит обгоревший труп в серебряной кольчуге; на перекрёстке ещё раз свериться с планом. Несколько раз Джино срывался в открывающиеся под ногой люки, и Энглион едва успевал подхватывать его; а однажды Джино пришлось бегом спасаться от мелкого камнепада с потолка, неся на себе неподъёмное тело Энглиона, оглушённого ударом булыжника.
— А ведь если мы справимся, то об этом походе будут легенды слагать, — заметил Энглион, когда они отдыхали в тупичке перед неизведанным участком пути.
— И наверняка всё расскажут не так. Мы там будем выглядеть сказочными героями, играючи вошедшими в замок и избавившими мир от колдуна. О десятках Рыцарей, разведавших путь, упомянут парой строк, а о нашем путешествии к замку скажут только «и ехали они три дня»...
— Начал, братишка, так договаривай, — улыбнулся Энглион. — А о Рийни вообще ничего не скажут. Несмотря на все твои чувства к ней.
— А что, Старший, так заметно? — хитро прищурился Джино.
— Слепой бы заметил, а я, как-никак, зрячий... Вот выберемся, да и свадьбу справим... Ну, брось краснеть. До свадьбы ещё дожить надо, а чтобы дожить, смотреть нужно в оба. Пойдём так: я впереди, ты на два шага сзади, след в след. Устану — поменяемся.
* * *
Кони беспокойно заржали, и Рийни в тревоге обернулась. Но — всё было тихо, даже птицы не нарушали тревожный покой.
Не в силах томиться ожиданием, девушка осторожным, крадущимся шагом двинулась к такой недалёкой громаде замка.
Издали чёрный и неприступный, он оказался вблизи грязно-кирпичного цвета, весь в прозелени от увившего стены плюща и дикого винограда. Огромная подкова крепостной стены подслеповато глядела пустующими бойницами на подходящую девушку. Слева стена завершалась готической аркой, за которой темнел знакомый по карте проход. На каменных плитах двора вперемешку с мусором и прошлогодними листьями валялось ржавеющее оружие. Выщербленные от ударов о сталь двуручные мечи, кривые ятаганы тварей, тонкие клинки эльфийской работы. И среди этого разнообразия служителей смерти мастодонтом выделялся огромный тролльский топор, чуть ли не по самую рукоять вогнанный в камень стены и выкрошивший целый холмик обломков.
Рийни склонилась над боевой сталью. Двуручник оказался тяжёл не только на вид. Поднять его ещё можно было, собрав все силы, но размахивать им?.. Ну уж...
Откуда-то из глубины памяти всплыло: «Если вы не умеете пользоваться двуручником, то просто поднимите его над головой, а затем роняйте на противника режущей кромкой! Остальное он сделает сам!..»
Меч звякнул по железу, перерубив ятаган, половинки которого брызнули в разные стороны. Что-то зашевелилось в кустах.
Вздрогнула, но когда утих первый страх, то лишь улыбнулась: обломок ятагана на лету зацепил торчащую из земли тонкую рапиру.
Рийни осторожно подошла к клинку и сомкнула пальцы на рукояти. Клинок легко выскользнул из земли, удобно улёгся в руке, словно был подогнан под тонкую девичью кисть. Взмах, другой, третий. Тонкий стон стали, рассекающей упрямый воздух, что-то смутно напоминал. Что-то давно и прочно забытое, что никак не могло выбраться из подсознания, достучаться до своей владелицы.
И словно отзвуком на песню клинка со стены сорвалось дикое переплетение лоз. И в правом торце стены, похожей на карте на воротник в портрете колдуна, появилась вторая арка. Неизвестный проход. Что там? Короткий путь или новые ловушки? Осторожно, каждую секунду ожидая подвоха, Рийни двинулась к новому входу. Пройти! Защитить! Защитить Сандро от Мальдена! От безумного колдовства!
Вспомнился старый сон, раз за разом повторяющийся каждое новолуние: она бежит по коридору, а навстречу ей по древним стенам летит, плывёт, ползёт колдовское сияние. Коридор со ступеньками, он всё выше и выше, идти всё трудней, что-то давит, отбрасывает назад. Сил всё меньше. И вот уже падает со звоном на серые ступени рапира, руки, словно крылья, метнулись в стороны — и боль. Боль от молний, пронзивших всё тело. А затем — вспышка — и забытьё, от которого в ужасе подскакиваешь в постели, не сразу осознавая, что это всего только сон...
Уж не пророчеством ли являлись ночные видения?..
Из боковой пристройки навстречу девушке метнулся низкорослый воин с боевым палашом. И не успела Рийни испугаться, как рука её сама метнулась вверх, парируя удар, а затем хитрым финтом отвела оружие противника со всей силы рубанула атакующего. Рапира — оружие колющее, боковые грани его, как правило, не заточены, но тут вдруг тонкая сталь рассекла неизвестного воина пополам. Разваливаясь, он рухнул на землю, но, не долетев до серых плит, истаял, развеялся в пустоте.
Видимо, не зря защищается этот проход...
Арка нависала уже над самой головой, когда из тьмы прохода за нею материализовался новый воин, вертящий со свистом два острых сверкающих ятагана. Молнией метнулась в сторону Рийни, и сознание девушки запоздало успело вновь удивиться, что тело в минуты опасности живёт словно своей жизнью, своими инстинктивными действиями вновь спасая жизнь, а рапира тем временем уже проткнула горло атакующего. Тот, хрипя, уронил ятаганы и рухнул на неровные камни прохода. И — словно разлился, впитавшись между камней. Даже его ятаганы заструились сверкающими ручейками, просачиваясь в мельчайшие щели.
Коридор почти не освещался, но появившийся впереди гоблин с огромной шипастой булавой вырисовался очень ясно. Свирепо рыча и немилосердно воняя, он раскрутил своё орудие над головой и танком ринулся на вторгшуюся в его владение девицу. С треском он зацепил булавой стену, и та взорвалась фейерверком каменной пыли и искр. Рийни уклонилась в сторону, резко отпрыгнула, изготовившись к контратаке и ожидая, когда булава пойдёт на следующий круг. Но и гоблин оказался проворным: уклонившись от прямого выпада, он снова ринулся на чужанку. Понятия рыцарства вряд ли были знакомы этому монстру, поэтому он только обрадовано взвыл, когда Рийни оступилась, и с треском обрушил тяжёлую булаву на её незащищённую голову.
Всё замерло в предсмертной судороге. Долгое-долгое мгновение Рийни ожидала вспышки неистовой боли. Но — ни звука не вторгалось извне.
— Я уже мертва? — подумалось ей.
Осторожно подняв левую руку, она коснулась своей головы. На удивление, та оказалась целой и невредимой. Цел был и сжатый мёртвой хваткой клинок в правой руке.
— Мёртвая хватка бывает лишь у живых, — некстати вспомнила Рийни и, чуть улыбнувшись, открыла глаза. Всё тот же затемнённый коридор. Тот же пакостный выщербленный пол. Болит ушибленная в падении нога. И — никаких следов гоблина. Даже стена, по которой пришёлся удар булавой, снова цела.
— Это мираж! Колдовское наваждение! Иллюзия! — сознание Рийни начало проясняться, и тут в нём всплыла какая-то чужая, словно из иной жизни, фраза: — Вы даже не знаете, что такое хорошо наведённая галлюцинация!
Откуда эти воспоминания? И тогда, посреди боя, она словно слышала голос отца:
— Оружие держи прямо, атакуй сухими резкими движениями — и сразу в основную стойку! Будь внимательна, Герда! А теперь — третья защита...
Отца?! Но отец её — фермер, сам ни разу не державший в руках иного оружия, нежели вилы или цеп для обмолота зерна. Да и зовут её Рийни! Рийни, а не Герда!..
Сознание не успело погрязнуть в самоанализе, как навстречу рванулись трое. Их шпаги отнюдь не казались иллюзией. И тогда до Рийни дошёл этот дьявольский план: сперва напустить призраков, а затем, когда идущий уверует, что он в полной безопасности, напустить на него настоящих гвардейцев! Не мешкая ни секунды, девушка перешла в атаку. Крутя веерную защиту, абсолютно безопасную, но действующую на психику противника, она ринулась на троицу... и проскочила сквозь них! Обернувшись, она успела увидеть, как тают в воздухе силуэты.
Следующие двести метров дались с трудом. Пришлось прорываться через латников. И хотя на проверку они оказались не прочнее своих предшественников — нервы они попортили изрядно.
Вслед за ними из бокового ответвления просунулась оскаленная пасть дракона. Чудище скосило на девушку огромный лиловый глаз и смачно плюнуло пламенем. Любой простой человек кинулся бы наутёк от подобного монстра, но тут у Рийни сработал фермерский рефлекс: пригнувшись, она проскочила под опаляющим пламенем и со всей силы вцепилась дракону в короткий отросток под рыжеватой бородкой. Если сильно ухватиться там — самый свирепый дракон становится послушным и кротким, словно котёнок. А имея спутником подобное чудище, можно не боясь продвигаться вперёд.
Рука проскочила сквозь отросток тающего уже дракона, и он исчез. Рийни повернулась к проходу, охраняемому «драконом», справедливо полагая, что там и есть нужный путь, но проход исчез вместе с драконом, и рука нащупала только холодный влажный камень.
Монстры, вояки, гвардейцы... Иллюзии начали совсем уж надоедать, когда вместо них навстречу Рийни шагнул старичок с длиннющим, выше себя, посохом, и буднично так произнёс:
— Брысь отсюда! А то испепелю, — он пожевал губами и задумчиво добавил: — Или в жабу обращу. Тебе что больше нравится?
Так хотелось поверить, что престарелый волшебник тоже только мираж. И Рийни почти убедила себя уже в этом, когда старичок громко и отчётливо пукнул.
Звук и последовавший за ним запах убедили девушку в реальности происходящего. А, собственно, чего она ждала? Вот он, волшебник. Колдун. Мальден. Цель её путешествия. Не дав колдуну опустить его магический посох, Рийни прыгнула, выставив вперёд остриё рапиры и целясь им прямо в сердце злодея. И — пролетела сквозь мираж колдуна прямо в зал. Замерев на входе, она уставилась на восседающего на троне Мальдена, с ужасом понимая, что не сможет больше сделать вперёд ни шагу. Потому что — она была уверена в этом — стоит ей только шагнуть к колдуну, как тот окажется очередным призраком, а за ним будет ещё и ещё... Дорога Иллюзий...
* * *
Последний участок пути оказался на диво спокойным. Несколько простых ловушек были замечены вовремя, а хитро спрятанных не было вовсе, но Энглион, резонно ожидавший подвоха, не расслаблялся сам и Джино не давал. Главный зал обнаружился неожиданно — просто за очередным поворотом стены раздались в стороны, а потолок взмыл вверх. Энглион осторожно повёл перед собой мечом — здесь, на входе, было самое подходящее место для пакостной ловушки — и, ничего не обнаружив, шагнул вперёд...
...и рухнул на колени. Тяжесть навалилась такая, что он не сразу понял — это не потолок обрушился на него, а всё то же проклятие Мальдена, но насколько оно было сильнее здесь, чем за стенами замка! Мир потемнел перед его глазами, бесполезный мир, и он сам — бесполезный человечишко, одинокий, никому не нужный... Зачем куда-то идти, что-то делать, ради чего-то стараться? «Хоть ты-то принёс ответ?» — эхом раскатился по залу голос колдуна, и тоска Энглиона была лишь отражением прозвучавшей в нём тоски. Так, значит, Мальден сам страдает от своего проклятия? Так, значит, его слова о том, что он ожидает ответа, не были жестокой насмешкой? Но у него не было ответа, даже на это он не был годен... Энглион ничком упал на пол. Ооооо, как тяжела эта бессмысленная жизнь, что толку в ней... Достать кинжал, и...
Эта мысль остановилась в его сознании. Он гнал её прочь, но она возвращалась. Потом к ней присоединилось смутное воспоминание... что-то он должен был сделать, зачем-то пришёл сюда... Ещё долго Энглион лежал бы на полу, путаясь в своём сознании, но сработал один из боевых рефлексов — одна рука, выпустив рукоять меча, потянула из-за спины эльфийский арбалет, другая нащупала рычаг... Взвести, послать стрелу в грудь... а там будь что будет. Почти ничего не видя, Энглион полз туда, откуда доносились голоса... голоса? Мальден здесь не один? Одним рывком Энглион высунулся из-за колонны — какая-то часть сознания настойчиво повторяла ему, что он действует слишком рискованно, но это не имело значения, ничего не имело значения — и увидел их.
Мальден, точно такой, как его описывали, сидел на массивном чёрном троне, высеченном из одного куска камня. Волны тоски и отчаяния расходились от него по залу, и зрение Энглиона опять помутилось... но он увидел — перед чёрным троном стоит Джино, опираясь на длинный меч в ножнах, как на посох, сгибаясь под той же тяжестью, что придавила к полу Энглиона — но стоит! И даже ведёт беседу с Мальденом! Правильно, братишка, держись, отвлеки его, я сейчас... — Энглиону казалось, что он шепчет, но на самом деле он лишь беззвучно шевелил губами, пытаясь наощупь наложить короткую тяжёлую стрелу с серебряным наконечником, и никак не попадая в желобок.
Он слышал голоса, но не вникал в смысл слов... какие-то обрывки доходили до сознания, но они не имели значения... всё было неважно... только наложить стрелу, да поднять арбалет для выстрела...
—...это не ответ.
— Ответ. Только не тот, которого ты ждал.
— Почему ты так уверен в этом?..
Только поднять арбалет, да прицелиться...
—...только не говори, что тебя этому не учили.
— Учили. Но что толку с того?
— Толк есть. Если бы ты понял это, Риадан не лежал бы в руинах...
Только прицелиться, да положить палец на крючок...
— И ты так ждал ответа, что возжелал истребить входящих...
— Ловушки Дороги Ловушек включаются лишь на оружие, это — разумная мера безопасности. Да и никто не звал вас на этот путь. Есть ещё Дорога Иллюзий...
Кто-то мелькнул за спиной Мальдена и Джино с новой силой вскинул голову.
—...Эльфы не принесли ответа, только душу разбередили своими песнями.
— И всё же никогда не поздно...
Только прицелиться...
—...поздно. Для меня слишком поздно.
— Ещё нет. Ты неопытен, но опыт придёт...
О чём они говорят? Неважно... только положить палец, да плавно нажать...
—...тебе снился страшный сон. Пора просыпаться. Проснись, Мальден...
Лицо восседавшего на троне колдуна вдруг дрогнуло, на мгновение потеряло очертания, и вновь обрело стабильность, помолодев мигом лет на двадцать. Энглион так и не понял, привиделось это ему или нет, потому что в следующий момент Мальден просиял, словно сквозь черноту его одежды прорвался рассветный лучик — и исчез.
И тут же давящая сила, не дававшая даже приподнять арбалет, мгновенно исчезла. Рывком взметнулось оружие, щёлкнул затвор, звонко свистнула тетива. Тяжёлая стрела вспорола воздух и с хрустом вонзилась в спинку опустевшего чёрного трона. По камню разбежались трещины.
* * *
Герда — или Рийни? — возвращалась к на удивление непогасшему ещё костру на поляне, а в памяти переплетались в странный узор слова, услышанные в зале Замка Мальдена. Спор Джино с Мальденом, понятный лишь наполовину, вдруг превратился в мозгу девушки в песню, и она улыбнулась её ясности, повторяя вновь и вновь, чтобы не забыть и спеть её затем людям. Не только Джино и Энглиону, и даже не столько им, сколько тем, кто по прежнему ищет ответ. Ведь разве не для этого бродят по свету менестрели?..
— Рубите канаты! Поднять паруса!
Швырните ненужное за борт!
Подземным огнём сожжены небеса
И звёзды упали на запад.
Четыре скитальца взошли на корабль.
Пригнулись подводные скалы.
И море, шершавое, словно кора,
На время штормить перестало.
Им ведомы были законы стихий,
Понятны людские секреты.
Они о прекрасном писали стихи -
Прекраснее, чем самоцветы.
Не видя, что крысы на берег бегут,
Не веря в плохие приметы,
На запад они направленье берут
За тайнами Нового Света.
Но шторм раскидал их на клочьях снастей
И бросил на берег, играя.
Напрасно они дожидались вестей -
Им выпала участь иная.
Один себе новую жизнь сочинил,
Предстал в ореоле геройском,
Чужому закону себя подчинил -
И вскоре командовал войском.
Он выстроил крепость на чёрной скале
В краю вековечных морозов.
Не смели при нём подниматься с колен
Вожди сопредельных народов.
Он в зеркале видел звериный оскал,
Но только смеялся надменно.
Он больше прекрасных стихов не писал -
Он стал властелином ВСЕЛЕННОЙ.
Другой, презирая пути большинства,
Искал в неизвестном дорогу.
Бестрепетно встретил он взгляд божества
И сам уподобился богу.
Невидящий взгляд устремив к небесам,
Застыл он скульптурой нетленной.
Он больше прекрасных стихов не писал -
Он стал ВЛАСТЕЛИНОМ вселенной.
Любовь, как известно, творит чудеса.
И, чтобы не видели люди,
Отправился третий в седые леса
В обнимку с девчонкой и лютней.
Ходил на охоту и брёвна тесал,
И падал пред ней на колена...
Он больше прекрасных стихов не писал -
Он СТАЛ властелином вселенной.
Четвёртый успел разобраться во лжи.
О нём говорили в селеньях:
«Он жил, как безумец. Он умер, как жил».
...ОН стал властелином вселенной.
* * *
Назад выбираться было гораздо легче. В скрытых нишах обнаруживались выключатели, а некоторые ловушки просто беспрепятственно выпускали уходящих. Рыцарь и его оруженосец приближались к выходу из замка.
— Так о чём ты с ним говорил, Джино? Я слышал несколько фраз, но ничего не понял. Ты уже знал его?
— И да, и нет, Старший.
— То есть?..
— Мальден пришёл из моего мира. Но лично я его не знал, и ничего о нём не слышал.
— Однако отчитал его как мальчишку... Его, чуть было не погубившего весь Риадан!
— А он и вправду младше меня, хотя по виду и не скажешь. Хотел бы я знать, кто его воспитывал и как... Понимаешь, Старший, мы медленно взрослеем. Нас долго и тщательно учат пользоваться нашей силой. Но, бывает, серьёзные испытания приходят раньше срока, и не все их выдерживают.
— Я почувствовал — ему было очень худо.
— Да. Такое случается иногда — оказаться в пустоте, без близких друзей, без интересного дела... без смысла в жизни. Так случилось и с Мальденом. Несколько месяцев он искал выход. А когда не нашёл, не стал просить помощи, а погрузился в отчаяние, граничащее с безумием, и ушёл из дома. И на беду, пришёл в Риадан.
— Всего лишь затянувшаяся депрессия... и он чуть не уничтожил целый мир!
— А мог бы и совсем уничтожить. И не один. Но теперь всё позади. Я убедил его вернуться. Он силён, просто слишком рано сдался. Болезни роста, Старший.
— Не слишком ли высока цена излечения?
— Нужно только не запускать их. Для этого ведь и существует Круг, не так ли?
В тишине вышли они на зелёный луг. Солнце заходило за горизонт, и полоска дыма от костра впереди выделялась розовым цветом на глубоком синем небе, где уже выступили первые звёзды.
— А вообще-то, Старший, я чуть было не погиб, столкнувшись с его волей. Чувству собственной бесполезности нелегко противостоять.
— Но ты выстоял.
— Потому что у меня было, что противопоставить ему. Я ведь обещал Рийни, что вернусь... и она обещала ждать. — Джино чуть замялся.
— Ты что-то недоговариваешь...
— Мне показалось, что она возникла там, за спиной Мальдена. И это добавило мне новых сил в споре...
— Так спроси её.
— И ты думаешь, что в ответ я услышу что-нибудь кроме «Я была у костра весь этот день!»?..
— Пожалуй, ты прав...
* * *
По чёрному залу замка Мальдена шёл человек. Никто и никогда не видел его раньше на Риадане. Человек осторожно оглядывался по сторонам, шаги его едва слышным шёпотом разносились вокруг.
Подойдя вплотную к массивному каменному трону, он медленно, словно сомнамбула, протянул вперёд руку и опустил тонкие дрожащие от волнения пальцы вокруг маленького, с пол-ладони размером, медальона из чёрного металла, лежащего на троне. Рывком пальцы сомкнулись. Звякнула грубая серебряная цепочка, вросшая в медальон. Рука рывком подняла древний талисман на уровень глаз. А на среднем пальце руки блеснул знак ещё более древних эпох: широкое кольцо в виде клыкастого черепа, проткнутого сверху вниз чёрным мечом, опоясывало палец. Символ Древнего Мрака спал на руке, сжимавшей частицу Лестницы Демиургов.
Над Риаданом догорал очередной день.
Сгущалась тьма...
© В тексте использованы песни Антона Эррандала, Владимира Талалаева, Юлии Лунг и Элмера Ричарда Транка.
На этом и завершается Книга Первая новейшей истории Рокласа, именуемого у нас — Риадан.
Книга Вторая расскажет Вам о тех временах, когда старшее поколение землян переселится на Риадан в поисках тишины и спокойствия, а правовые и прочие вопросы перепоручат решать компьютеру, и о том, как Принц лишится своей власти, и Шут вновь прийдёт на помощь. И невольно вспомнится тогда строка из анекдота: «Воскресенье: пришёл лесник и...».
Третья Книга повествует о времени возвратившихся Владык и Создателей Риадана, едва не завершившейся Рагнарёком.
Книга Четвёртая поведает Вам о том, как высвободился из миллиардолетнего заточения народ Южных, и как поиски неугомонной ребятни привели их к Чёрному Солнцу.