Ветер гнал по улице волны жёлтой пыли и проволочный шар перекати-поля. Шелестела сухая трава. По обочинам дороги и у входа в клуб лежали несколько трупов присыпанные песком. Во многих домах и в самом клубе не хватало дверей и некоторых окон. Нещадно жгло солнце. До полноты картины не доставало какого-нибудь Грязного Гарри на лошади, в широкополой шляпе, шпорах, вместе с верными друзьями: Кольтом и Винчестером.
Стрелок бы даже улыбнулся по такому поводу, только ему было не смешно. Все его планы летели к чертям, всё, что он встречал в последние несколько дней оказалось либо разрушено, либо непоправимо испорчено. Белов, Харон, теперь вот и Пыльный. А что если и добравшись до Мёртвой Пустыни, он обнаружит там лишь занесённые радиоактивным песком руины?
Стрелок вошёл в клуб, перешагнув через дверь. Ветер врывался сквозь разбитые окна, шуршал песком, колыхал немногие уцелевшие занавеси. В дальнем конце вагона, вокруг барной стойки, валялось бутылочное стекло, глиняные черепки и пара жестяных кружек. Василий сидел по ту сторону стойки и мерно раскачивался взад-вперёд. Всё лицо было в синяках и запёкшейся крови. Дышалось возле хозяина с трудом, из-за почти осязаемого перегара.
- Что произошло?
Василий не слышал вопроса, он даже не заметил, что в помещении кто-то появился. Он продолжал раскачиваться, а глаза смотрели в пол, на блестящие осколки.
- Что произошло, Вася? – Стрелок положил руку ему на плечо.
- Они забрали её… - пробормотал тот в ответ.
- Кого? Свету?
Василий перестал раскачиваться, и по его щекам потекли слёзы.
- Кто «они»?! – Стрелок врезал по стойке кулаком так, что осколки с неё посыпались на пол.
- Они её забрали…
- Кто?! – Стрелок схватил Василия за грудки, притянул к себе через стойку.
Хмель выветрился мигом.
- Степные волки.
На секунду Стрелок запнулся, ослабил хватку. Но только на секунду.
- Когда они ушли?!
- На рассвете.
- Куда?!
- На север.
Стрелок отпустил Василия, и тот осел на свой табурет словно бесхребетный моллюск.
- Присмотри за машинами. Я вернусь завтра, - произнёс Стрелок спокойно, как всегда если видел перед собой ясную цель, развернулся и зашагал к выходу.
Солнце жгло, солнце жарило. Воздух походил на расплавленное стекло, а горячий ветер, казалось, дул с пожарища. Жёсткие стебли одичавшей пшеницы скребли одежду не хуже наждачки, царапали ботинки.
Стрелок шёл на север, спрятав лицо от солнца под козырьком милитаристской кепки. Шёл он быстро, по крайней мере, вдвое быстрее, чем могли себе позволить нагруженные добычей «волки». Он планировал нагнать их до захода солнца.
Ему вовсе не хотелось ссориться со «степными волками», но они разгромили Пыльный – город, дававший Стрелку приют. Это было неправильно.
А ещё – Светлана. Стрелок испытывал к ней какие-то чувства, не любовь, нет, - что-то другое: симпатия, привязанность. Ему просто нравилось быть с ней рядом, смотреть на неё, прикасаться к ней. Почти так же, как к своему «урагану».
Но себе он даже в этом не признавался, он просто считал Свету своей женщиной, а всё что принадлежало ему, Стрелок брал под защиту.
Когда дневной жар сменился духотой вечера, Стрелок заметил впереди дым костров – привал «степных волков». Их было много, они тащили на себе груз, они почти не спали прошлую ночь. Им нужен был отдых.
Как только стали видны огни, Стрелок остановился и, запрокинув голову к небу, завыл по-волчьи. Но вместо ответного воя, которым в былые времена встречали «степные волки» своих товарищей, послышалось недоверчивое клацанье затвора. Как клацанье зубов. Стрелку это совсем не понравилось, но он всё же завыл снова.
Короткая, экономная очередь скосила несколько стеблей в полуметре от Стрелка, чудом его не задев. И он решил воспользоваться случаем. Стрелок упал навзничь, издав короткий вскрик, и притворился мёртвым.
Часовой больше походил на дворнягу, чем на волка, и в основном из-за своей причёски. Грязные сильно вьющиеся пряди торчали в разные стороны, словно трава из болотной кочки, но всё равно не могли скрыть оттопыренных ушей. По лицу было видно, что парень ещё совсем молод, а то, что он не позвал подмогу, говорило о его неопытности и просто глупости. Раньше они называли таких «щенками», потому что клыков у них пока не было, но имелся шанс ими обзавестись, при некотором везении, разумеется.
Парень подошёл к лежащему Стрелку и принялся его разглядывать, пытаясь найти следы от пуль. Но солнце уже село, и увидеть что-то среди подсумков разгрузочного жилета к тому же в тени высокой травы было нелегко. И часовой сделал ещё один шаг к Стрелку, и ещё один. А потом он почувствовал, как его ноги отрываются от земли, а задница, напротив, с нею встречается.
Спустя секунду Стрелок уже упирался коленом в его грудь, а дулом пистолета – в висок.
- Здравствуй, родной. Что-то не вижу я былой гостеприимности. Неужто «степные волки» разучились выть?
Парень лежал и моргал, даже и не пытаясь что-нибудь ответить. А тем временим со стороны лагеря приближались ещё двое, Стрелок прекрасно слышал, как они пробираются в пшенице.
- Ну ладно, вставай. Автомат только оставь, он тебе не нужен. Кстати, меня зовут Стрелок. И если ты ничего обо мне не знаешь, то это только твои проблемы, - Стрелок помог ему встать. – Да, и попробуй убедить своих дружков не стрелять, мне не хотелось бы лишать стаю охотников.
- Стрелок? – переспросил парень. – Тот самый Стрелок?
- Ага, тот самый… Слушай, ты вообще жить хочешь? А то ведь твои приятели сейчас нас обоих пришьют.
«Щенок» спохватился и закричал:
- Не стреляйте! Не стреляйте! Это Стрелок, слышите, Стрелок.
- Какой ещё к чёгту Стгелок? Не знаю я никакого Стгелка, - так неповторимо картавить мог только один человек.
- Тот, Стрелок, который не раз тебе морду бил, - Стрелок заулыбался, вспоминая тёплые дружеские потасовки при дележе добычи.
Над высокой травой показалась плешивая макушка.
- Да ну?!
- Неужто забыл, Белый Бим?
- Смотги-ка, и впгавду! Акелла, выходи давай, это Стгелок.
Да, тогда они с Андреем здорово повеселились раздавая клички вновь принятым в свою банду. Они-то, в отличае от остальных, знали, что эти клички означают. В их убежище была отличная библиотека.
Акелла распрямился на все свои два метра с мелочью, повесил игрушечную в его руках «грозу» на плечо и, широко улыбаясь, пошёл к Стрелку. В его улыбке не доставало пары зубов с левой стороны. Стрелок отлично помнил того беднягу из бывших военных, который перед смертью успел-таки напакостить Акелле.
- Да, Стрелок, тебя не узнать! Что за пушка такая? А волосы где?
- На эту пушку и сменял.
- Я б тоже свои пгоменял, - Белый Бим пригладил остатки поседевшей шевелюры (кстати, из-за этой ранней седины он и получил своё имя).
- Как там Вольф, всё ещё водит стаю?
- А как же. Он будет рад, - Акелла обратил внимание на оплошавшего парня, отвесил ему подзатыльник, так, что тот едва не упал. – А ты, щенок, подбери автомат и дуй в лагерь. Скажи Вольфу, что Стрелок вернулся.
«Щенок» подобрал, побежал в лагерь. И вправду, щенок.
- Ты, Стгелок, знаменитым стал, у кого не спгоси – все знают. Кому-то ты жизнь спасаешь, а кому-то погтишь. Так я не пойму, ты добгым стал или злым?
Стрелок усмехнулся.
- А вы, ребята, добрые или злые?
- А мы какими были, такими и остались. Так что сам знаешь.
- Да что вы хренотень тут развели, - вмешался Акелла. – Добрые, злые. Какая разница-то? Слова одни.
- Эт точно, - подтвердил Стрелок.
Андрей сильно изменился.
Того двадцатилетнего парня, сильного, жизнерадостного, легко укладывавшего Стрелка на лопатки больше не существовало. Теперь ему было тридцать три. Возраст Христа. И Вольф действительно стал на него похож. Высокий, худой, загоревший до черноты; отрешённое лицо, больные запавшие глаза, тоска и усталость во взгляде. Мученик один к одному, хоть сейчас терновый венок надевай и на крест вешай. Только улыбка давала его лицу немного жизни.
Когда они пожали руки, Стрелку вдруг захотелось обняться, хлопать по спине, что-нибудь радостно кричать в самое ухо. Столько ведь лет прошло. Но, не найдя в глазах Андрея ничего похожего на свои чувства, он сдержался.
Они сидели у костра и разговаривали, Стрелок, Акелла, Белый Бим, Вольф и его женщина, Вероника. На вид Веронике было лет тридцать, а одевалась она так же как и все «волки», в потёртые джинсы и вылинявшую клетчатую рубашку. Её лицо могло бы показаться красивым, если б не чёрная тканевая полоска, прикрывавшая левый глаз. Но самым странным было не это, самым странным было то, что все звали её нормальным именем, а не «волчьей» кличкой.
Они говорили долго, пока не стемнело окончательно, и над лагерем стал разноситься храп уснувших на смятой пшенице «волков». Стрелок всё никак не решался заговорить о том деле, которое привело его сюда. Он знал, что эти слова будут как выдёргивание чеки, что они пустят по запалу огненную волну, и когда эта волна дойдёт до капсюля-детонатора – прозвучит взрыв. Взрыва никак не избежать.
- А где старые, матёрые «волки»: Жёлтый Клык, Полкан? – спрашивал Стрелок.
- Нет больше матёгых, одни мы с Акеллой остались, - отвечал ему Белый Бим. – Молодёжь тепегь сплошная, такие вот сопливые щенки.
- Текучесть кадров… - хмуро замечал Вольф.
Светы не было нигде видно, она могла находиться только в единственной палатке, поставленной в лагере. Либо её могло вообще здесь не быть. Последнего Стрелок больше всего боялся, и понятия не имел, что будет в таком случае делать.
- Я никак не пойму, Стгелок, чего ты от нас тогда ушёл?
- Я уже много раз говорил: я не могу так жить, за чужой счёт.
- Ты не можешь так, а мы не можем иначе. Да и какая разница? Человечество всё равно ведь скоро вымрет к чёртовой матери. Эпидемии, накопление мутаций в генотипе. Лет сто или двести, и всё, человечество исчезнет. А мы сократим его жизнь всего лишь на пару лет.
- Нет, Вольф, не вымрет человечество, по крайней мере, сейчас. Оледенение ведь пережили, переживём и радиацию. Приспособимся. Я вот попал как-то в одну деревеньку, где люди… ну теперь уже не совсем люди, так вот, они жили при таком уровне…
- Слышал я эту историю, - перебил Вольф. – Ты ведь в той деревеньке гильзу со своим именем оставил?
- Да, оставил, но сейчас не о том разговор. Разве эта деревня не доказательство того, что человечество выживет?
- Оптимист… - улыбнулся Вольф.
Стрелок сплюнул через плечо. К слову «оптимизм» он относился так же, как и к слову «удача».
- Послушай, - Стрелок, наконец, решился, - вы вчера были в одном городке, Пыльном. Вы увели оттуда женщину по имени Светлана. Она мне нужна. Собственно, за ней я и пришёл, - всё, он это сказал.
Кольцо чеки осталось одетым на палец.
Напряжённость повисла вокруг костра, как только Стрелок закончил. Напряжённость и тишина. Негромко потрескивал огонь, пели сверчки, храпели «волки». Лица изменились: Белый Бим сделался грустным и разочарованным, Вольф невесело улыбался, а Вероника задумалась. Не отреагировал на слова Стрелка только Акелла, он пожёвывал травинку, всецело погружённый в созерцание жиденького пламени костра.
Предохранительный рычаг отлетел в сторону.
- Я знал, что ты об этом заговоришь, - сказал Вольф. – Я сразу понял, что ты пришёл из-за неё. Это и щенку было понятно, ведь ты пришёл со стороны Пыльного, - он замолчал, помассировал уставшие красные глаза и продолжил. – Но я всё ещё надеялся…
- Разве я так много прошу?
Боёк ударил по капсюлю-воспламенителю, поджёг запал.
- Она – наша добыча, - заговорила вдруг молчавшая Вероника. – А мы никому не отдаём своей добычи.
- В чьей она доле? Я мог бы договориться с ним.
- Она в доле Вольфа, - продолжала женщина, - но он её не отдаст. Правда, Вольф?
- Не отдам, - повторил Андрей каким-то бесцветным голосом.
- Может, пусть он сам решает?
- А он сам и решил. Ведь так, Вольф?
- Да, я сам так решил.
- Вот видишь, Стрелок, он сам всё решает, просто я его очень хорошо знаю, - она поднялась на ноги. – Никуда не уходите, я сейчас вернусь, - и Вероника пошла по направлению к палатке.
Едва слышно шипел запал.
- Слушай, Вольф, что с тобой? Ты ведь у неё под каблуком оказался, она вертит тобой как хочет. Или я ошибаюсь?
- Я… - Вольф опустил взгляд. – Её глаз… это из-за меня. Это я виноват… Дурак был… А ещё… Я её… я её… люблю… - выдавил Андрей уже почти плача.
«Вот чёрт, - думал Стрелок, - ни за что б не решил, что его так может зацепить».
- Эй, Вольф, не грусти, - Вероника вернулась с тремя металлическими кружками в руках. – На вот лучше, выпей.
Вольф поднял голову, взял у неё кружку, отпил. На его лице уже не было ни малейших следов страдания.
Огонь медленно полз по трубке запала.
- И ты, Стрелок, бери, угощайся, - она протянула ему кружку.
- Нет, спасибо, как-то не хочется.
- Бери, бери, - настаивала Вероника. – Бери, пока дают.
И в тот момент, когда он брал у неё из рук кружку, глядя в её единственный глаз и на её улыбку, Стрелок понял, что эта женщина – сам Дьявол. Угроза, исходившая от Вероники, была не менее реальна, чем тепло от огня. Стрелок чувствовал. Это был инстинкт, тот самый, что всегда спасал его шкуру.
Стрелок завёл левую руку за спину и незаметно спрятал в рукав плоский метательный нож.
Запал шипел, плевался искрами.
- Ну, давайте, что ли, выпьем, - Вероника протянула свою кружку, чтобы чокнуться. Вольф тут же сдвинул с ней свою, Стрелок, чуть погодя, тоже.
- Мне нужна Света, без неё я не уйду.
- Послушай, давай сначала выпьем, а потом уже о деле поговорим. Неплохое, кстати, вино.
И Стрелок понял, что это произойдёт сейчас.
- О делах я предпочитаю разговаривать на трезвую голову, - произнёс он как мог холодно.
Рванул капсюль-детонатор, а за ним – основной тротиловый заряд. Осколки засвистели в воздухе.
- Хватай его!!! – это кричала какая-то другая женщина, совсем не та, что сидела рядом у костра, улыбалась и пила вино. Та, что кричала, была безумной. Её глаз горел отражённым огнём костра, её волосы, казалось, стояли дыбом, а её голос… Её визгливый, истеричный голос рвал стальные нервы как паутину, заражал безумием.
Стрелок рванулся в сторону, прыгнул. И врезался в грудь Акеллы, повалил его на землю. Хотел подняться, но не смог, тот его удержал. Подоспели Вольф и Бим, навалились. Спустя пару секунд Стрелок оказался распят на земле. Его руки держали Вольф и Бим, Вольф справа, Бим слева, а на ногах уселся здоровяк Акелла.
Вокруг сомкнулось кольцо «волков». Подошла тяжело дышащая, раскрасневшаяся Вероника.
- Вот видишь, как получается. От меня не уйти, даже тебе, Стрелок, - и уже обращаясь к «волкам». – Держите его так, смотрите, чтоб не сбежал, и не вздумайте с ним разговаривать. Я сейчас вернусь.
И она ушла. А он остался. Прижатый к земле своими друзьями, своими бывшими друзьями. Когда-то «степные волки» были его семьёй, когда-то они с Андреем в первый раз завыли на луну, когда-то они в первый раз ограбили посёлок. А теперь «волки» стали его палачами. Стрелок пытался с ними заговорить, он называл их настоящими именами, он кричал на них, он просил их, он угрожал. А они молчали. Иногда по лицам пробегали тени каких-то эмоций, особенно у Вольфа, казалось, что он вот-вот закричит или заплачет. Но он молчал.
Вернулась Вероника, в руках у неё был шприц, старинный, из стекла и нержавеющей стали. На блестящих поверхностях дрожали блики огня, на конце иглы дрожала капелька прозрачной жидкости. Стрелок знал, что эта жидкость сделает с ним то же, что сделала с «волками», превратит его в послушную куклу.
- Сейчас мы сделаем тебе укольчик, а потом поговорим. Мы будем долго разговаривать. Ты, главное, не дёргайся. Бим, закатай ему рукав.
Бим немного сдвинулся, чтобы расстегнуть пуговицу, и Стрелок не упустил шанс. Он полоснул ножом ему по запястью. Бим от неожиданности ослабил хватку. Стрелок вырвал руку.
Клинок проходит по лицу Белого Бима – подбородок, скула, бровь – и не останавливаясь, по дуге, - Вольфу под правую ключицу. Зажимая рану, Вольф заваливается на спину.
Если бы в тот момент Стрелок посмотрел на Веронику, то прочёл бы в её лице удивление и страх. Но ему было не до этого.
Левая подставляет нож наседающему Акелле, не пускает, а правая тянется к кобуре, расстёгивает, достаёт пистолет.
- Взять его! – от крика по кольцу «волков» пробегает судорога как по единому организму. Кольцо сжимается.
Ни одного лишнего движения, ни одного лишнего взгляда, ни одной лишней мысли. Пуля толкает Акеллу в грудь, отбрасывает назад. Нож остаётся в горле Белого Бима. Левая тянется к подсумку с гранатой, правая переводит пистолет в режим автоматического огня.
Стрелок уже на ногах.
«Волки», эти сопливые щенки, наседают на него со всех сторон, пытаются ударить, схватить за жилет или рукава, снова повалить на землю. Они лезут все скопом, они мешают друг другу, - только это спасает Стрелка. Очередью длиной в полный магазин, он прочищает себе дорогу в толпе. Граната падает под ноги. Расталкивая, отбиваясь рукоятью пистолета, ступая прямо по телам – мёртвым и пока ещё живым, - Стрелок выбирается. Туда, к костру, где ждёт его «ураган».
Слышится лязг затворов, а потом гремит взрыв. Стрелок падает на землю совсем рядом со своей винтовкой. Вопли, стоны, звон в ушах. Стрелок отбрасывает ненужный пистолет и берёт свой любимый «ураган». Как раз вовремя – по нему начинают стрелять. Стрелок разворачивается, по-прежнему лёжа на земле, и отвечает. Длинными, неприцельными очередями. Стволом – из стороны в сторону. По-пулёмётному. Десять пуль в секунду.
Заканчиваются. И патроны, и «волки». Огрызаются только двое, один – из-за груды награбленного добра, другой – из канавы неясного происхождения. Стрелок использует гранатомёт. Два взрыва, фейерверк осколков. Стрельба стихает. Остаётся слитный многоголосый стон пяти-шести «волков» и один-единственный солирующий в этом хоре хохот.
Нет, не хохот, для того, чтобы называться хохотом ему не достаёт силы и плюющего на всех эгоизма. Это смех, смех над собой, прерываемый приступами влажного кашля, когда из горла летят ошмётки лёгких, а на губах закипает розовая пена. Даже если бы Стрелок не узнал голоса, он всё равно понял бы, чей это смех. Из всего этого сброда смеяться над собой мог только Вольф, только в нём могло помещаться столько цинизма, чтоб и перед самой смертью плевать в лицо своему самолюбию.
Стрелок перезарядил «ураган» и встал в полный рост. Великолепная мишень. Но проделать в ней отверстие было уже некому. Стрелок доверял своему чутью, иначе тихо-мирно жил бы в где-нибудь в чистой от радиации глуши, как Харон, а не мотался по свету в поисках неприятностей.
Стрелок шёл к Вольфу, раздавая успокоение каждому нуждающемуся. Успокоения хватило всем.
Вольф лежал на спине, всё ещё зажимая рану от ножа Стрелка. Осколки не оставили на теле живого места, не оставили ему никаких шансов. А он смеялся.
- Какой же я был идиот, - сказал Вольф и снова засмеялся, только теперь его смех больше походил на плач. – Я сам ей отдал тот ящик… Ящик Пандоры…
И опять смех.
Стрелок поднял руку, чтобы стереть с лица чью-то запёкшуюся кровь, и застыл, разглядывая свою левую ладонь. На большом пальце болталась чека гранаты, а кожа была поцарапана, порезана, полусдёрта плоской рукоятью метательного ножа. Стрелок смотрел на искромсанные, окровавленные линии своей жизни, на алюминиевое обручальное кольцо, непонятно почему попавшее на большой палец и непонятно с кем его связывавшее.
А Вольф говорил.
- Там был поезд, бронированный вагон… Сука! С-сука!.. Четыре года… - он закашлялся, захрипел, выплюнул какой-то красный комок. – Убей её, Стрелок. Слышишь, убей эту суку… И меня, меня убей, Вова, убей. Я не хочу подыхать как собака… - он опять захрипел. Замолчал, глядя на Стрелка большими волчьими зрачками – во всю радужку.
- Я всё сделаю, - пообещал Стрелок.
Он разжал чью-то мёртвую ладонь, вынул из неё пистолет и передал Вольфу. Андрей благодарно улыбнулся.
- Прощай, Стрелок.
- Прощай, Вольф.
И Стрелок встал. И Стрелок пошёл.
А за его спиной Вольф долго разглядывал пистолет – старый обшарпанный ПММ. Вот его рука дрогнула и потянулась вслед Стрелку, направляя ствол ему в спину. А потом Вольф засмеялся, захохотал, громко, зло. И приставил дуло к виску.
Выстрел.
Стрелок резко согнулся, как будто его ударили под дых, и закричал. Просто закричал, выталкивая из лёгких воздух, ненависть, боль. Сверчки замолкли от этого крика до самого утра.
Стрелок выпрямился и твёрдо зашагал к палатке. Холодный и жестокий, как примкнутый штык морозной зимней ночью.
Большая армейская палатка, серый брезент, плёночные окна. А за окнами – полная темнота.
Стрелок подобрал по дороге свой пистолет, заменил обойму. Достал фонарик, включил и направил его на прикрытый проход. И этих узких полосок света оказалось достаточно, чтобы Вероника сорвалась. Она выстрелила по «двери». В листе брезента появилось отверстие.
Стрелок решил не упускать возможности, и начал бегать вдоль стены палатки, производя при этом как можно больше шума. А пули прошивали брезент и пролетали мимо него. Попасть, стреляя на звук очень даже непросто, тем более, когда дрожат руки от возбуждения и страха.
Выстрелы прекратились, и Стрелок откинул клапан палатки, направив фонарик в то место, откуда стреляла Вероника. Она стояла между небольшим складным столиком и металлическим ящиком с открытой крышкой. Как только свет упал на её лицо, Вероника завизжала, выронила пистолет и прижала руки к груди. И в этом визге страха было гораздо больше, чем ненависти.
Стрелок сделал шаг, чтобы поскорее заткнуть ей глотку, заставить замолчать. И крик Вероники сделался членораздельным.
- Убей его! Убей! Убей!!!
Кто-то сзади напрыгнул на Стрелка, обхватил за шею, стал душить. Стрелок крутанулся, задел стол. Что-то со звоном посыпалось на землю. Руки были заняты, правая - пистолетом, левая – фонариком. Фонарик пришлось уронить на пол.
Стрелок схватил нападавшего за одежду и бросил через себя. Пнул. Подобрал фонарик направил на него вместе с пистолетом. Уже хотел спустить курок, но вовремя остановился. Перед ним лежала Светлана. Вся всклокоченная, тяжело дышащая, с пустым животным взглядом.
В голове Стрелка ураганом пронеслись какие-то мысли, но какие именно понять он не успел. Нужно было действовать – она уже вставала. Стрелок ударил Свету наотмашь, так, что она потеряла сознание. Развернулся.
Вероника пыталась перезарядить пистолет. В руках у неё кроме пистолета и обоймы была небольшая картонная коробочка, в каких обычно хранятся ампулы с лекарствами. Как раз эта коробочка ей и мешала.
- Стой! Стоять! Не подходи! – она бросила коробку себе под ноги, аккуратно поставила на неё подошву ботинка. – Если подойдёшь, я их раздавлю. Я её запрограммировала, слышишь, запрограммировала! Она теперь моя! Не подходи!
Стрелок стоял.
- Это последние ампулы, больше нету. Без них ты её не вернёшь. Она тебя убьёт, а потом убьёт себя. А если не сможет, то перестанет есть и пить. Она умрёт от голода. Стой на месте! Стой!
Стрелок стоял.
- Если ты выстрелишь, я успею их раздавить. Так что, даже и не думай. Стой на месте и опусти пистолет.
Стрелок сказал:
- И что ты предлагаешь?
- Ты развернёшься и уйдёшь.
- Мне нужна Света.
- Забирай.
- Она мне нужна нормальная.
- Ты хочешь, чтоб я тебе дала ампулу? Но ведь ты меня тогда пристрелишь?
- Пристрелю.
- Тогда уходи! Уходи ко всем чертям, или я их раздавлю!
- Без Светы я не уйду.
- Уходи! Уходи!.. – Стрелку показалось, что Вероника вот-вот заплачет, таким жалостливо-обиженным стало её лицо.
- Что ты предлагаешь? – повторил Стрелок.
- Я не знаю… Я не знаю…
Вероника подняла руки к лицу, как-то неловко, выронила пистолетную обойму. Попыталась её поймать. Потеряла равновесие. И…
Хруст картона, хруст тонкого стекла.
Она подняла взгляд, испуганный, удивлённый, как будто говорящий: «Как же так?..».
Стрелок прикрыл глаза на секунду. Выстрелил. Три раза. Втрое больше, чем обычно.
Стрелок нёс Свету на руках по ночной степи. Когда она пришла в себя, то действительно попыталась его убить, и Стрелку пришлось усыпить её. Он растворил две таблетки снотворного в воде и влил сквозь сжатые зубы. А потом для надёжности связал.
Те ампулы и правда были последними, по крайней мере Стрелок больше не нашёл. Просто ампулы, без всяких маркировок на стекле, только коробка серого картона с блеклой надписью: «ППГ1838/07». Расшифровки этого странного шифра Стрелок не нашёл даже в куче документации из того «ящика Пандоры», в какой описывалось получение препарата и принцип его действия. Стрелок путался во всех этих «пептидах», «аминокислотах», «гормонах», «стимуляции мозговых центров», «подавлении сопротивляемости внушению» и прочей высоконаучной белиберде. Но главное Стрелок понял прекрасно. «ППГ1838/07» погружал человека в глубокий транс, и всё, что ему говорили в это время, он воспринимал как святую истину, как свои собственные мысли, как прямое руководство к действию.
Стрелок прихватил с собой все документы: объёмную папку печатных листов со скупыми иллюстрациями и схемами и, даже, два компакт-диска. Хотя, прочитать диски ему было негде, ни в БРДМ, ни в БТР такого привода не имелось.
Он не стал хоронить «волков» - мёртвым ведь всё равно. Но он оставил гильзу со своим именем. Ему было больно это делать, как будто он царапал не металл гильзы, а свою кожу, даже нет, не кожу, а голые нервы. Руки дрожали.
А потом он просто ушёл, как это бывало всегда, не оборачиваясь. Забрав с собой Светлану.
Костёр в лагере «степных волков» догорел. А от трав не осталось углей – только невесомая серая зола, которую ещё до рассвета рассеял над бескрайней степью ветер.
- Что же делать? – Василий смотрел на Стрелка преданными, просящими глазами.
- Держи её взаперти, следи чтобы не навредила себе.
- Но ведь Света даже от воды отказывается.
- Заливай сквозь зубы, насильно. Можешь самогоном поить, хотя бы по стакану в день. Всё ж какие-то калории.
- А ты…
- А я уйду завтра.
- Но ты вернёшься?
- Ты что, не веришь моему слову?
Василий испугался. Стрелок мог на эти слова оскорбиться, вытащить свой пистолет и… А мог сделать гораздо хуже, мог просто не вернуться.
- Верю-верю.
- Тогда выметайся, мне нужно выспаться.