"У смерти добрые глаза,
У смерти милая улыбка,
У смерти острая коса,
И у нее одна калитка
Ведет и в Ад и в Небеса".
Типа я сам, нежданно не гаданно
вдохновленный Татьяной Жмайло
http://www.stihi.ru/author.html?trepet)
"Мы успели! В гости к Богу не бывает опозданий.
Так чтож там ангелы поют такими злыми голосами?"
Владимир Семенович Высоцкий
–– Шевелите задницами!–– Капитан медленно прошел за мной.–– Копайте быстрее! Не могилу роете.
Я с еще большим остервенением принялся вгрызаться в каменистую почву холма. Сил не было, но окопаться было нужно. Скоро ночь и враг с приходом темноты ударит с новой силой. Вчера нас выбили с очередной высоты, и нам пришлось опуститься еще ниже. Если так пойдет дальше, то скоро нас выгонят к морю и потопят как крыс. Или не выгонят, потому, как осталось нас всего восемь вместе с капитаном, остальные погибли в последнем неравном бою. Может, капитан не прав, и мы таки роем себе могилу? Мое чутье или интуиция подсказывало мне, что этот бой будет последним. Противник силен и его ряды превосходят наши в десятки, а может и в сотни раз. Я отложил саперную лопатку и, перевернувшись с живота на спину, уставился в небо. Оно было таким же голубым и бесконечным, каким я его видел на протяжении всей своей жизни. Всей жизни. Я усмехнулся. Девятнадцать лет. Это даже не половина, от силы треть того, что может прожить человек, если не злоупотребляет спиртным и не гробит здоровье другими дурными привычками. Холод и страх наполнили мою душу. Боже, а я ведь еще ничего не успел сделать в этой жизни. Ни дерева посадить, ни дом построить ни детей… Каких к черту детей?! Я и женщины-то еще не знал… Я закрыл глаза и попытался представить свою подружку Светку. Мы только целовались и то на прощание, когда я садился в поезд, бритый и страшный, как и все пацаны из нашей группы, которых Родина спешила сделать героями.
–– Лебедев!!!–– Рев капитана заставил меня вздрогнуть. Я открыл глаза. Он стоял надо мной, широко расставив ноги и возвышаясь подобно исполинскому колоссу.–– А ну, за работу. Хватит о бабах мечтать.
Я приподнялся и сел.
–– Сил нет,–– сказал я.–– Еще немного и воевать уже не сможем. Дайте перевести дух.
Капитан сначала нахмурил брови, но потом улыбнулся.–– Ладно, перекур. Только недолго, скоро совсем стемнеет.
Все довольно загалдели. И полезли в карманы за сигаретами.
–– Держи,–– это был Мишка, парнишка из моего двора. Мы раньше на гражданке никогда не общались, а здесь на чужбине он был для меня словно брат.–– Будешь?–– он протянул мне хитро закрученную папиросу.
–– Не, я не курю,–– отказался я.
–– Здоровье бережешь?–– усмехнулся Мишка.–– На, хули его уже беречь.
Я взял папиросу и прикурил от протянутой Мишкой зажигалки. Он прав, действительно, чего его беречь, когда завтра оно уже не понадобится. Едкий соломенно-хвойный дым наполнил мои легкие. Я закашлялся.
–– Что это за говно?–– прохрипел я.–– Откуда это у тебя?
Мишка заржал. Он вытащил из моего рта папиросу и с наслаждением затянулся.
–– Ты что, косяка никогда не видел?–– папироса перешла в руки подсевшего к нам Петрухи. Затем снова вернулась ко мне.
–– Не видел,–– признался я и затянулся еще раз. На этот раз получилось значительно лучше. Я снова кашлял, но не долго. По телу разлилась приятная слабость. Напряжение спало, и я впервые за много дней улыбнулся.
–– Что, торкнуло малехо?–– Мишка лукаво прищурил глаз.
–– Ага,–– я передал ему косяк. Мимо прошел капитан. Он посмотрел на нас, но не сказал ни слова. В его глазах явственно читалось: «А, черт с вами! Все одно скоро сдохнем». Я видел, как он залез за пазуху и, вытащив оттуда маленькую плоскую фляжку, сделал оттуда несколько глотков.
Солнце тем временем неумолимо клонилось к горизонту. Оно уже почти коснулось края земли. Еще немного и скоро совсем стемнеет. Косяк закончился. Петруха сделал последнюю затяжку, пустил Мишке паровозика (они так называли струйку дыма, пускаемую изо рта в рот) и блаженно закатил глаза.
–– А хотите, я расскажу анекдот?–– предложил он.
–– Валяй,–– согласился Мишка. Я кивнул.
–– Короче, лежат в берлоге два медведя,–– Начал Петруха. Он открыл глаза и уставился на нас. Мы с мишкой не удержались и заржали. Смешного ничего не было, но нас разбирало не на шутку.–– Хорош ржать.–– сказал Петруха и продолжил.–– Ну, в общем, лежат они, к спячке готовятся. Один засыпает, а второму никак. Ворочается, ворочается. Ну, второго достало, он и говорит: «Слышь, ты, запарил ворочаться. Спи, давай». А второй: «Не могу, Мне бы бабу сейчас, я бы тогда точно заснул».
Мы снова заржали, а Петруха, не обращая на нас внимания, продолжал.
–– «Да, где же ее сейчас возьмешь, эту бабу? Ты, давай, соси лапу и спи», сказал первый. «Сам соси,–– обиделся второй. И вдруг его осенило.–– Слушай, а давай я тебя трахну».
Это было выше нашего терпенья. Мы с мишкой повалились на землю и, дико гогоча, принялись кататься из стороны в сторону. Капитан и ребята начали недобро на нас коситься.
–– «Да, ты, что, екнулся,–– подскочил первый медведь.–– А если кто увидит? Хочешь, чтобы весь лес об этом узнал?» «Да, кто увидит?–– успокоил второй.–– Мы же в берлоге. Быстренько потрахаемся и на бочок». «Ну не знаю», подставлять жопу первому явно не хотелось. «Давай!–– настаивал второй.–– И я засну и тебе мешать не буду». Короче, согласился первый. Ну, пристроились медведи, только начали, вдруг, сверху шорох. Медведи поднимают головы, а там заяц. В дырку-продушину смотрит, глаза аж на лоб лезут. В общем, все понял, и давай стрекоча. Медведи за ним. Надо же догнать косого, грохнуть, а то еще растреплет всем. Ну, бегут, бегут медведи, вот-вот зайца догонят, а тут на пути река, в реке прорубь. Медведи уже почти догнали зайца, а заяц нырь в прорубь и нет его. Один из медведей сунул лапу в прорубь и давай шарить в нем. Шарил, шарил, а потом как закричит: «Поймал! Поймал!», и вытаскивает…–– Петруха замолчал. Толи специально, толи дух перевести. Обвел нас взглядом, и продолжил.–– …Бобра. А бобер ему и говорит: «Слышь, ты, пидор, лапы убери!»
Мы вновь выпали в осадок. На этот раз заржал и Петруха. Он смеялся громко, заразительно, даже те, бойцы что не слышали анекдота, смотрели на него со стороны и подхихикивали.
Вдруг, послышался негромкий хлопок, словно кто-то бабахнул пустой бумажный пакет. Петруха перестал смеяться и изумленно уставился на нас. На его лбу, ни с того ни с сего, образовалось большое красное пятно. Оно медленно надулось, превратилось в крупную густую каплю и, сорвавшись, побежало красной дорожкой по переносице, к уголку губы и на подбородок. Петруха скосил глаза, словно хотел рассмотреть образовавшуюся во лбу дырку, затем покачнулся и упал навзничь. Мы застыли как вкопанные.
–– Ло-о-о-жись!–– сиреной взревел капитан, и мы попадали в свои норы. Грохот выстрелов распорол тишину. Пули посыпались градом. Оставляя в сумеречном воздухе светящийся след, они с визгом проносились над нашими головами, вгрызались в бруствер окопа, осыпали нас дождем вспоротой земли. Мы отстреливались. Отстреливались, как могли. Высовывали из-за бруствера стволы автоматов и палили наугад. Несколько раз я высовывался, чтобы определить, где находится враг, но долго оставаться на виду было невозможно. Град пуль тут же обрушивался на меня.
Первым погиб капитан. Я не был в этом уверен, но его команды резко оборвались. Затем Саня. Он долго кричал, матерился и выл, но и его голос затих. Серега был третьим. Он только охнул и прекратил стрельбу. Федора и Степку накрыло гранатой. Теперь оставалось только нас двое. Я и Мишка. Мы отчаянно отстреливались и забрасывали противника гранатами. Держались из последних сил.
–– Что делать будем?–– крикнул Миха. Он временно прекратил стрельбу и перезарядил автомат.
–– Не знаю,–– ответил я. И тут, Мишку переклинило. Он выскочил из окопа и с криком «В атаку!» понесся на врага.
–– Ты с ума сошел!–– я приподнялся и попытался прикрыть его огнем. Как ни странно, но Мишке удалось пробежать довольно много. Он уже был у вражеской позиции и расстреливал ошалевшего от его наглости и лежащего под его ногами противника. Я продолжал прикрывать Мишку, пока что-то не ударило меня в грудь и не откинуло на заднюю стенку моего окопа. Я вскочил. Острая боль огнем обожгла правое легкое. Что-то засвистело и забулькало в нем. Я вскинул автомат и вновь открыл огонь. Я продолжал стрелять, не смотря на боль, кашель и вкус крови во рту. Вторая пуля попала мне в шею. Зацепила не сильно, но боль была ужасной. Я сделал еще несколько выстрелов, но очередные пули, попавшие мне в живот и плечо, свалили таки меня и я выронил автомат. Стрельба стихла. Мишка к тому времени уже погиб. В живых я остался один. Я лежал на спине, глядя в почерневшее усыпанное звездами небо. Боли не было, как ни странно, но она ушла очень быстро, а на ее место пришел холод и переполняющая душу тоска. Неужели все. Я чувствовал, что ухожу. Еще немного и звезды для меня погаснут навсегда. Я слышал, как ко мне приближаются враги. Их фонари шарили в темноте, и с каждой минутой подбирались все ближе и ближе.
–– Все,–– тихо прошептал я и хотел уже закрыть глаза, но тут появился Он, высокий незнакомец в черном плаще с капюшоном. Было странно видеть его, так как ночь казалась довольно темной и черная одежда должна была сливаться с темнотой. Но я видел его. Плащ незнакомца словно поглощал мрак ночи, он был как черная дыра. Он подошел ко мне и встал в изголовье.
–– Кто ты?–– спросил я, чувствуя, что с каждым словом, мои силы все быстрее покидают меня.
–– Ты не знаешь?–– вопросом на вопрос ответил он. Я не видел лица незнакомца, но я чувствовал исходящий от него холод.
–– Нет,–– признался я.–– Ты Смерть?
–– Можно сказать и так,–– незнакомец усмехнулся.
–– Значит, я умер?–– догадался я, но внезапно вернувшаяся боль ответила за него. Я застонал.
–– Нет, ты еще не сделал главного,–– сказал незнакомец.–– Ты хочешь умереть?
Боль накатывала. Она уже была невыносимой. Я корчился. По моему лицу струился ледяной пот. Это было ужасно. Теперь я начинал понимать, почему раненные часто просят пристрелить их.
–– Да! Да! Я хочу умереть!–– крикнул я и меня услышали враги. Они направили на меня свои фонари и торопливо затопали сапогами.
–– Тогда сделай это, и ты тут же умрешь,–– предложил незнакомец.
–– Что? Что я должен сделать?!–– боль достигла апогея. Это была уже собственно не боль, а нечто большее. Я корчился, бился в агонии и, вдруг, затих. Меня осенило. Даже боль, казалось, затаилась и отпустила меня. Враги уже стояли надо мной. Они светили мне в лицо, смеялись, говорили на своем непонятном языке. Кто-то наклонился ко мне и принялся обыскивать. Я медленно протянул руки и коснулся подсумка с гранатами. Как ни странно, враги не заметили моего движения, и я легко вдел палец в предохранительное кольцо чеки одной из гранат.
–– Этого?! Ты этого хотел?!–– крикнул я и потянул кольцо…
***
–– Да,–– сказал он и повел меня в свое царство, меня и восемь моих врагов.
Санкт-Петербург,
03 марта 2004 года