487
Утро первого дня выборов началось для меня с аварии, катастрофы даже, можно сказать: разбилось левое стекло моих очков. Оправа у меня была клееная уже давно, всё собирался заменить, да никак не мог собраться. А тут на морозе она треснула по склееному месту, но стекло держалось. До поры, до времени.
Утром эта пора ему вывалиться и наступила, когда я чистил зубы. Стекло выпало в раковину умывальника и разбилось. Кошмар. Без очков я как без рук. Хуже - как без глаз. И надо же - сколько лет не бил стёкла, а тут подгадал, в самый момент подходящий. Что же делать-то?
У Мингалёва можно будет попросить на время выступления, но у него слабенькие очёчки, с такой близорукостью, как у меня, я не знаю здесь никого. Может, в "Оптику" успею заскочить? Вдруг готовые найдутся? Где-то здесь была в центре "Оптика".
Из гостиницы пятеро кандидатов в директора вышли дружною толпой. Ночью подъехали из "Апатит" Лазутин, Ляцкий и Мингалёв, они тоже поселились в "Арктике", а утром мы с Пивоваровым присоединились к ним в вестибюле. Кравцов с опекавшим его Черноусом держались (и добирались до места сбора) отдельно. Не было с нами, разумеется, местных, мурманских кандидатов - Горохова и Терещенко.
Компания села в троллейбус, а я поскакл пешком по проспекту Ленина. Пивоваров сказал, что тут где-то он видел "Оптику" неподалёку, апатитяне же ничего определённого сказать не могли.
"Оптика", действительно, оказалась недалеко от гостиницы и была, как ни странно, уже открыта (шёл десятый час утра, собрание было назначено на десять). Мало того, там оказались и готовые очки со стёклами -5.5! Слабоваты, но ненамного слабее, чем нужно (-6.0 и -6.5). Оправа больше похожа на женскую, не очень идёт мне, стёкла круглые, большие, но до красоты ли тут!
Я, не раздумывая, заплатил десять рублей и - в очках! - вскочил в троллейбус. Ехать было недалеко. Для выборов был арендован зал в Доме офицеров, в центре города . К началу я не опоздал. Явился тютелька в тютельку. Народ весь был уже в сборе, нарядившись как на праздник. Впервые ведь директора выбирают.
27 января 1989 г., кирха
Собралось около 200 человек: мурманчане, лопаряне, ловозерцы (во главе с Васей Селивановым), от завлабов до сторожей и уборщиц. Председательствовал на собрании Власков, как всегда взъерошенный, с воспалёнными от неустанной борьбы последних месяцев и дней глазами.
Два часа (!) потратили на процедурные вопросы. Ужас! По какому только поводу не поднимался гам! И не в массе народной, а в передних рядах, где сидели "начальники". Громче и нервнее всех кричали Волошинов, Перцовский и Терещенко-старший, который Учёный секретарь.
Опять начали спорить по процедуре голосования, отмечать или не отмечать на бюллетенях научно-технических работников, и кто такие - НТР? Администрация, по её собственному признанию, не в состоянии (!) определить, кого отнести к этой категории.
Горохов вдруг начал зачитывать кляузу на сотрудника собственной лаборатории, избранного в счётную комиссию, и требовать его отвода.
Спорили - когда, кому и где подсчитывать голоса ( с учётом предстоящего второго собрания в Апатитах). По каждому вопросу голосовали, тщательно подсчитывали голоса "за", "против" и "воздержавшихся". Если сумма не сходилась с числом зарегистрированных участников, пересчитывали снова.
Наконец, договорились: голосовать по каждому кандидату (что и было уже принято прежде), в бюллетенях пометок не делать (в пику апатитянам), кандидатам выступать по жребию.
Провели жеребьёвку. Я первым тянул конверт, и мне выпало выступать предпоследним - седьмым.
Открывал концерт Витя Мингалёв. У него в выступлении прозвучала, между прочим, такая мысль: научные интересы Мурманска и Апатит не пресекаются (!?), поэтому, мол, делить нечего, давайте жить автономно. А я для себя пометил в блокноте: это-то и плохо, что не пересекаются.
Вторым выступал Пивоваров. Выступил он блекловато. Оправдывался, что плохо пока знаком с институтом, делал реверансы в сторону АХЧ, обещал подкормить народ кооперативами. Заявил, что не видит особого смысла в том, чтобы объединить всех под одной крышей. Вопросов, между прочим, кандидатам задавали мало, что отчасти означало - и так всё ясно уже.
Третьим выступал Кравцов. Отбубнил своё про диагностический комплекс и вступил в полемику с Витей Мингалёвым по поводу Красноярской РЛС (Витя намекнул, что она может быть использована ПГИ в научных интересах) - её, мол, следует порушить, ибо американцы всё равно не дадут её использовать, как нарушающую Договор по ПРО, но прежде подождут, пока мы не потратимся, как следует, на её переоборудование под научные задачи, разорить нас хотят, гады.
Четвёртым выступал Слава Ляцкий. Речь его была поэтически вдохновенной, страстной. Начал он, разумеется, с того, что такое перестройка ("возврат к универсальным ценностям"), какое великое дело - борьба за демократию, а потом перешёл к своей научной программе, суть которой состояла в том, чтобы за два года ("я прошу у вас - дайте мне два года, а потом, если я не оправдаю ваших надежд, выберете себе другого директора") вывести ПГИ в мировые лидеры, стать инициатором крупных проектов (у него, Ляцкого, их целых семь заготовлено!), сделать ПГИ мировым центром изучения авроральной геофизики, чему благоприятствуют уникальное географическое положение ПГИ (в цивилизованной Европе, с самым мягким климатом на таких высоких широтах) и небывалая политическая ситуация. Короче, всё есть, не хватает только идей (впрочем, у него-то и они есть) и умения их реализовывать. Но он, Слава, берётся попробовать.
После Славы был перерыв, затем выступал Лазутин. Как бы возражая Славе, он сказал, что для реализации крупных проектов в ПГИ нет материальной базы - слаба техническая оснащённость, и ратовал за создание крупных инженерных сил, за автономность отделений и ротацию - поочерёдное правление институтом лидерами обоих (Мурманской и Апатитской) сторон.
Утверждал (и справедливо, на мой взгляд), что конфликт имеет место не между коллективами, а между мурманской верхушкой и Апатитами, что наука должна быть областью интеллигентных людей, нужно ликвидировать склочность Учёного Совета, изгнать оттуда политиканов, утверждающих базарный стиль, - явно намекая всё на тех же Терещенко-старшего, Волошинова, Горохова, Перцовского.
Выступавший после Лазутина Терещенко говорил неярко, но достаточно уверенно и чётко, ориентируясь на простой народ: дирекция будет в Мурманске и заниматься она будет в первую очередь благосостоянием рядовых людей - жильём, возможностями подработать в кооперативах прямо при институте и т.д., и т.п.
Наконец, подошла и моя очередь. Довольно правдоподобно, а, впрочем, и искренне пролив горючие слёзы по поводу морального климата в институте, ярко отразившегося сегодня в утренних процедурных дебатах (я и сам не ожидал такой сочной картины), я призвал к консолидации на научной основе, на основе общей сверхзадачи - построения в конечном итоге прогностической модели среды - и ионосферы, изучаемой в Мурманске, и магнитосферы, изучаемой в Апатитах, не разделённых, кстати, между собой никакими перегородками. Среда едина, и модель должна быть едина, и институт должен быть единым. И директором должен стать специалист, хорошо разбирающийся и в магнитосферных, и в ионосферных проблемах, способный различить, когда ему лапшу на уши вешают, а когда дело говорят.
Я не боялся призывать к построению единой модели, я сразу разъяснял, что это не означает призыв ко всем поголовно заняться моделированием, и напоминал, что построение адекватной математической модели явления есть сверхзадача всякой физики, изучающей любые явления как экспериментально, так и теоретически. Математическое моделирование есть средство обобщения результатов наблюдений и экспериментов. Любое физическое явление мы можем считать понятым, когда в состоянии математически описать его на основе физических законов и спрогнозировать его развитие во времени.
Поэтому прогностическая модель в своём завершённом виде есть венец исследования любого геофизического явления; но она же и инструмент исследования, она же и предмет исследования; она же и средство для решения разнообразнейших прикладных задач; она же и продукт на продажу - источник финансирования; она же и ориентир для экспериментаторов и наблюдателей - указывает, что важно наблюдать и измерять; она же и связующее средство, обеспечивающее единство рассмотрения сложных комплексных явлений с учётом разнообразных ионосферно-термосферно-магнитосферных взаимодействий.
30 января 1989 г., кирха
Сложной, полной модели нужен комплексный эксперимент, который даёт одновременную информацию о многих параметрах с разных мест, и такая модель предоставляет возможность связи воедино как явлений, так и подразделений, их изучающих. Именно через моделирование я вижу возможность выхода на передовые рубежи мировой науки, поскольку именно в моделировании наши достижения отвечают мировым стандартам.
Что касается сверхзадачи моей административной политики как директора, то это - создание творческой атмосферы в институте и стимулирование инициативы.
- Наука существует и развивается для людей. И не только для тех, кто будет жить в светлом будущем, о них тоже надо думать, конечно, но в первую очередь нужно думать о тех, кто живёт сейчас. И этим людям, на каком бы месте они не работали, нужно создавать человеческие условия (а это и зарплата, и премии, и жильё, и сервис, и доброжелательное отношение и т.д., и т.п.), чтобы жить и работать им было интересно, чтобы с работы уходить не хотелось. Вот тогда будет и творческая атмосфера и инициативу захочется проявлять, и результаты пойдут.
Так что главная задача моей программы в целом - консолидация, объединение сотрудников ПГИ в дружный коллектив людей, связанных общей свехзадачей, доверяющих друг другу и своему руководству; коллектив, которому никакие бури и суббури ни в магнитосфере, ни в ионосфере, ни в институте, ни где бы то ни было ещё, не были страшны, - закончил я своё выступление.
- А какие первоочередные мероприятия Вы провели бы для нормализации атмосферы? - задали мне вопрос.
- Прекратил бы издавать распоряжения, ущемляющие то или иное отделение. Всё само собой успокоится, если специально воду не мутить.
- Скажите, а если Вы не пройдёте в директоры, согласились бы Вы на меньшую должность в ПГИ?
Я рассмеялся.
- Пивоваров меня уже спрашивал: пошёл бы я к нему в замы, если он победит. Я ему ответил, что ты, мол, победи сначала. Но скорее всего - нет. Да простит меня Пивоваров, что я разглашаю наш разговор. В этом плане секретчик из меня плохой.
Были ещё какие-то вопросы, но немного, как и к другим кандидатам. Когда я вернулся на место, Пивоваров заметил мне:
- Переигрываешь немного. Ну, да молодой ещё.
Последним выступал Горохов, упиравший на то, что концентрация ПГИ в Мурманске - это решение ООФА и его надо выполнять. За что он и борется. Горохову вопросов и вовсе не задавали.
Общих прений после выступлений кандидатов практически не было. Выступил было в поддержку Терещенко один из его сотрудников, но вслед за ним раздался голос, что в демократических странах в день выборов агитация запрещена, и предложение подвести черту получило поддержку большинства.
Кончилось заседание собственно голосованием - заполнением бюллетеней и опусканием их в урну. Народ толпился в зале и в кулуарах.
- Самая яркая речь была у Славы Ляцкого. Ему не в директора надо, а в миссионеры - проповедовать.
Моё выступление было расценено как второе по эмоциональному заряду.
От Пивоварова ждали большего. Но результаты голосования предстояло узнать только завтра, после того как проголосуют апатитяне.
Итак, мурманчане исполнили свой гражданский долг и могли теперь расслабиться и спокойно отдыхать от треволнений. Кандидатам же в директора предстояло тащиться, на ночь глядя, в Апатиты, чтобы с утра повторить там проделанное здесь сегодня. Трём из них - Лазутину, Горохову и Пивоварову повезло: их повезли на "Волге" вместе с представителем ООФА Виктором Кузьмичём Абалакиным, член-корром, директором Пулковской обсерватории, мирно и молчаливо просидевшим весь день в зале во втором ряду. Впрочем, не повезло, а так Горохов распорядился.
Остальные же поехали институтским автобусом вместе с урной и членами апатитского СТК, приезжавшими на выборы в Мурманск наблюдателями. Тащились не быстрее поезда, зато намёрзлись. Спасибо Козеловым: когда приехали, наконец, в Апатиты, они затащили меня к себе домой, накормили горячим и коньячком угостили. И выговор сделали: зря, мол, я про вопрос Пивоварова сказал, неэтично это. Себе же навредил, подпортил впечатление. Подумав, я согласился с ними. Что-то я и сам тогда почувствовал, что - не то.
488
31 января 1989 г., кирха
В Апатитах обстановка на выборах была совсем иная: никаких дебатов по процедурной части, быстренько утвердили порядок, провели жеребьёвку кандидатов и приступили к выслушиванию их речей.
Пивоваров выступал опять вторым, после Лазутина, и речь его была куда более раскованной, чем в Мурманске. Так, например, Ляцкого и Мальцева он сравнил с Мининым и Пожарским, заявил, что у него сложилось понимание ситуации: бунт есть, а реи пустые; что по науке он с другими кандидатами конкурировать не собирается, его преимущество в том, что у него нет комплекса ... вот не записал - комплекса чего, но не важно.
Во всяком случае воспринято его выступление было отчётливо благожелательно. Яхнин, бывший от СТК накануне в Мурманске, задал ему вопрос:
- А что Вам помешало вчера выступить так же задушевно?
- Общая атмосфера напряжённости, взаимного недоверия, к которой я оказался неготовым. Здесь же я ощущаю доброжелательное к себе отношение, которое меня воодушевляет.
Я выступал четвёртым. И выступил слабее - в эмоциональном отношении, чем в Мурманске. Да и вряд ли это вообще возможно было - выступить на одинаковом накале.
Не так ярко и Слава выглядел.
Кравцов в своём выступлении сетовал: почему никто не хочет обсуждать его научную программу? Но так и остался без ответа на этот вопрос.
А у Горохова спросили: почему он до сих пор не снял свою кандидатуру, зная из опросов о своей крайней непопулярности в народе? Горохов ответил, что народ заблуждается и не понимает того, что требует от института ООФА. А он понимает и проводит принципиальную линию в поддержку решений ООФА, которое, кстати, и будет окончательно выбирать директора. А не народ.
Как и в Мурманске, особых прений после выступлений кандидатов не было. В поддержку Кравцова выступил Черноус, в поддержку Терещенко - Волошинов, специально приехавший из Мурманска (оба, кстати, пугали присутствующих грядущим безденежьем, от которого могут спасти только их кандидаты). А в поддержку Пивоварова и Намгаладзе - Белоглазов (они, мол, иногородние и на первое место ставят человечность).
Выскочил Калабин (заместитель Калинниникова - председателя Президиума КНЦ) и призвал не разбрасываться по многим кандидатам, а голосовать за одного, чтобы чётко выразить свою волю академикам.
По просьбе председательствовавшего Козелова своими впечатлениями о выборах поделился официальный наблюдатель из ООФА Абалакин, пожилой уже дядька, оказавшийся жутким демократом.
- Общество наше вдруг прозрело и увидело нищету вокруг, но, главным образом, нищету духа. Как говорится, кризис жанра ... - такими словами начал он своё выступление, в котором похвалил ПГИ за ДОСП, Ляцкого за пламенные речи в защиту демократии, прочих кандидатов - за призывы обратиться к общечеловеческим ценностям. Короче, выборы ему понравились своей демократичностью, тем, что кандидатов много, и все они молодые (только Пивоваров и Горохов перевалили за пятьдесят, да и то не намного, Терещенко же с Мингалёвым - едва за 40). Он также призвал не распыляться по многим кандидатам, дабы не давать возможностей для манипуляций в ООФА.
На этом прения прекратились. Полчаса ушло на голосование (Юра Мальцев показал мне свой бюллетень, в котором он отметил "за" Ляцкого, Мингалёва, меня и Пивоварова, - чтобы я не сомневался, наверное), после чего к работе приступила счётная комиссия. Ей предстояло подсчитать голоса почти 400 (380) человек, участвовавших в голосовании: около 200 мурманчан и немного меньше( ~180) апатитян, по каждому из восьми кандидатов. Работа эта растянулась на несколько томительнейших часов и закончилась часам к девяти только вечера.
Наступил торжественный момент.
Счётная комиссия старалась выглядеть невозмутимо, но что-то в лицах её членов говорило, что победа досталась аратитянам.
- Зачитать сразу общие результаты или сначала по Мурманску? - спросил Козелов и сам тут же предложил: - Давайте, сначала по Мурманску.
Зал не возражал.
- Итак результаты голосования по Мурманскому отделению (включая Лопарскую и Ловозеро), в порядке большинства голосов:
Терещенко - 53% за, 34% против, остальные воздержались;
Пивоваров - 47% за, 40% против;
Намгаладзе - 43% за, 39% против;
Кравцов - 12% за, 71% против;
Лазутин и Горохов - 11% за, 76% против;
Ляцкий - 10% за, 75% против;
Мингалёв - 4% за, 78% против.
По Апатитскому отделению:
Пивоваров - 88% за (аплодисменты), 6% против;
Намгаладзе - 44% за, 33% против;
Ляцкий - 27% за, 49% против;
Лазутин - 25% за, 52% против;
Мингалёв - 23% за, 50% против.
Кравцов - 21% за, 53% против;
Терещенко - 9% за, 83% против (аплодисменты);
Горохов - 2% за, 94% против (аплодисменты).
В целом по институту:
Пивоваров - 66% за (бурные аплодисменты), 24% против;
Намгаладзе - 44% за, 36% против;
Терещенко - 32% за, 56% против
Ляцкий - 18% за, 63% против;
Лазутин - 18% за, 64% против;
Кравцов - 17% за, 63% против;
Мингалёв - 13% за, 65% против.
Горохов - 7% за, 84% против.
Ну, вот - ПГИ свой выбор сделал. Теперь слово академикам.
В тот же вечер Мингалёвы пригласили к себе отметить завершение очередного этапа эпопеи Пивоварова, Славу Ляцкого, Власкова (он тоже приезжал на выборы из Мурманска как председатель ихнего СТК) и меня. Обсуждали, разумеется, итоги.
В целом, как и ожидалось, результаты выборов не слишком сильно отличались от результатов ноябрьского опроса. Сохранился порядок первых трёх "призёров". Слава Ляцкий с предпоследнего, седьмого места переместился на четвёртое, а Витя Мингалёв, наоборот, опустился с 5-го на 7-е.
Разрыв между мной и Пивоваровым несколько сократился за счёт потери им некоторого количества голосов в Мурманске, перешедших, главным образом, к Терещенко, который в Мурманске сумел обойти нас обоих. Тем не менее, у него в целом голосов "против" больше, чем "за" - чуть ли не в два раза, только у нас с Пивоваровым "за" больше, чем "против". Но только у одного Пивоварова "за" больше 50% голосовавших. Превосходство достаточно убедительное.
- Вряд ли Терещенко составит теперь конкуренцию Пивоварову на выборах в ООФА. В крайнем случае, если Пивоваров академикам чем-либо не понравится, преимущество Намгаладзе над Терещенко тоже несомненно, - рассуждали мои друзья.
Из Апатит на выборы в Москву в одном купе ехали четверо кандидатов - Пивоваров, Слава Ляцкий, Витя Мингалёв и я. Впрочем, Витя уже снял свою кандидатуру, как и Лазутин. Ожидалось, что то же самое сделают Кравцов, Горохов и Ляцкий. Слава почему-то хотел потянуть до последнего.
- Если Терещенко не снимает свою кандидатуру, то почему я обязан? Вот если он снимет, то и я тут же сниму.
Но в Москву отправились все - не часто на заседания ООФА приглашают. Посмотреть, поболеть хотя бы.
Перед отъездом из Апатит меня посетила в гостинице делегация СТК апатитского отделения (Козелов, Иванов, Яхнин) и просила ... не отказываться от должности зама, но не для Мурманска, что имел в виду Пивоваров, а для Апатит, то есть на место Вити Мингалёва.
- Витя - чудесный парень, в доску наш, досповец, как и все мы тут. Но администратор он никакой. Слишком вял, анемичен, заторможен. Одной доброты душевной тут недостаточно. Видно по результатам голосования, как он теряет популярность. Вряд ли он пройдёт подтверждение на соответствие должности.
Я ответил, что должности ещё рано делить - выборы в ООФА впереди, хотя ясно, конечно, что у Пивоварова наилучшие шансы. Что касается моего отношения к должности зама, то в Апатитах я скорее согласился бы на это, чем в Мурманске, но... Мне не ясно, смогу ли я сработаться с Пивоваровым и хочу ли этого.
- Но Вы не отказывайтесь хотя бы сразу, не спешите, подумайте, - просили ходоки.
Я пообещал, что сразу отказываться не буду, подумаю.
В купе Пивоваров потчевал нас рассказами о своих приключениях в походах по тайге и в горах, как побывал он в лавине на Кавказе - чудом остался жив, рядом двое погибли.
Разговорчив он не меньше, чем Слава. И высоких материй не чужд. Но со Славой всё же не сравнить по интеллекту. Сермяжность какая-то в нём настораживала меня, а вот народу он понравился...
В Мурманске, когда он стоял в коридоре ПГИ, тётка-уборщица спросила меня:
- Этот, что ли, дяденька - Пивоваров и есть? Простенький какой!
489
В Москву мы приехали утром в воскресенье, 25 декабря. Выборы в ООФА были назначены на 26-е, а на 28-е у меня имелся билет на поезд до Калининграда, заранее приобретённый ещё в прошлый мой приезд в Москву (на самолёт уже тогда билетов не было - обычная ситуация перед Новым годом).
Поселились в Академической гостинице на Октябрьской площади, я со Славой в одном номере, Витя рядом с нами один двухместный номер занимал, Пивоваров поселился у знакомых. Слава сразу ускакал общаться с московскими демократами, а я остался в номере готовиться к завтрашнему выступлению перед академиками. Для них ведь речь надо как-то иначе строить, что им эти дрязги мурманско-апатитские, о науке нужно говорить.
1 февраля 1989 г., кирха
Правда, я слышал от Волошинова, который бывал уже на выборах в ООФА, что там эти выборы проходят крайне несерьёзно, никого академики не слушают, всё им до лампочки, а Прохоров - председатель ООФА (лазерщик, лауреат Нобелевской премии) подгоняет кандидатов: - Кто будет говорить больше пяти минут, в директора не пройдёт!
И тем не менее - шанс дан, надо его использовать хотя бы для рекламы - и собственной персоны, как специалиста по моделированию, и нашей модели, как лучшей в мире.
Закончив сочинять речь, я готовился ко сну. Славы всё ещё не было, загулял. Я пошёл умываться и ... вы будете смеяться - снимая над умывальником очки, сломал дужку оправы! У новых очков!
Чёрт, что за мистика такая! Сто лет очки не ломались, а тут раз за разом и каждый раз перед выступлением на выборах. И сломалась-то не пластмасса теперь, а металлический кронштейн петли, вплавленный в пластмассу. И не падали же очки, просто снимал их и - хрясь, готово. Поносил неделю за червонец. Во качество!
Но что же делать-то теперь? Стёкла целы, неужели дужку нельзя прикрепить?
До прихода Славы я пытался вплавить в пластмассу обломок кронштейна, но безуспешно. Слава появился пол-первого ночи. Он был в каком-то клубе-кооперативе "Перспектива" при обществе "Перестройка-88", которое собирает информацию о всех неформальных демократических движениях в стране и предоставляет неформалам возможность этой информацией обмениваться.
- Там шкафы папками забиты. На каждую организацию папочка заведена. И на наш ДОСП есть, с нашими бюллетенями, - похвастался Слава.
- Ну, а тебе чего-нибудь дали?
- А как же - вот: "Хронограф", "Экспресс-хроника". Обстановочка там богемная, юмористы.
- А на мою долю взял?
- Ты же не просил. Сам съезди и возьми, это для ДОСПа.
- А у меня вот, видишь, несчастье - опять очки поломал.
- Ну, ты даёшь! Давай, посмотрим, можно же починить.
- Ничего не получается. Я уже больше часа бьюсь. Неудачно очень обломалось.
- А давай из скрепки петлю сделаем и вплавим в пластмассу. С этим кронштейном, действительно, уже ничего не поделаешь.
- А из скрепки тем более. Безнадёжное дело. Давай спать ложиться лучше.
- Давай, попробуем. Как же ты без очков-то будешь?
- Ну, давай.
Провозились с ним до двух часов ночи, но сделали! Вернее, делал Слава, а я спички жёг для разогрева проволоки. Держится дужка нормально.
Ай, да Слава!
- Ну, Слава, я знал, что ты гениальный теоретик, а ты, оказывается, ещё и руками не разучился работать! Спасибо тебе большое, выручил.
- Не за что.
Заседание ООФА проходило в конференц-зале Институа физических проблем, что на углу Ленинского проспекта и бывшего Воробьёвского шоссе, ныне проспекта Косыгина. Здесь когда-то проходил практику и жил вместе с другими физтеховцами Валерка Долгополов, у которого я тут и останавливался как-то, лет двадцать с лишним назад, чтобы утром встретить Сашулю с Иринкой из Тейкова, да проспал после пьянки, но всё же успел на вокзал.
Конференц-зал небольшой, тесно заставлен стульями. Академики, действительно, имеются. Вон их сколько знаменитых: Басов, Прохоров, Александров (бывший Президент АН), Сагдеев, Капица-младший, всем известный по телепередаче "Очевидное-невероятное", но он не академик, всего лишь член-корр, как и Мигулин, который тоже здесь, разумеется.
Сегодня же выборы и директора моего родного ИЗМИРАНа. Вон они тут - целая делегация: Мигулин, Лобачевский, Иванов-Холодный, Жданов (трое замов Мигулина), Коломийцев (Учёный секретарь), Ораевский, Канониди и Ким (от оющественности).
В те же дни, когда гремели баталии в ПГИ, проходили выборы, точнее "согласование кандидатур" и в ИЗМИРАНе, без таких страстей, как в ПГИ, но и не без внутренней интриги, разумеется.
Кандидатов было четверо: Жданов, Ораевский, Лобачевский и Внучков. Последний всерьёз не воспринимался. Приборист, он не имел даже кандидатской степени, но, дитя перестройки, ратовал за принципиально новый подход к директорству: правит выборный Учёный Совет, а директор - чистый администратор, проводит в жизнь его волю.
В неперестроившихся измирановских массах эти новые подходы энтузиазма не вызвали, и Внучков получил что-то около десятка голосов выборщиков (в ИЗМИРАНе голосовали не все, а выборщики - один от четырёх, кажется). Тем не менее Внучков свою кандидатуру не снял и на выборы в ООФА явился.
Основными кандидатами считались Жданов и Ораевский. Лобачевский не годился по возрасту (62 года), но более того его популярности (и так не шибко высокой) повредила запущенность (и запутанность) финансовых дел в ИЗМИРАНе, которые он курировал. Да и борьбы никакой предвыборной он не вёл, включившись в это дело, по его собственному признанию, "чтобы спутать карты кое-кому".
Что касается Жданова и Ораевского, то вокруг них негромко бурлили, извиваясь и переплетаясь, какие-то не очень видные внешнему миру течения, нашу обсерваторию никак не затрагивавшие, а посему и не волновавшие. Ораевский приезжал к нам, выступал, но особого впечатления не произвёл. Жданов и вовсе не появлялся.
Я призвал наших выборщиков голосовать за Лобачевского, но, говорят, что он так неубедительно выглядел на выборах, что и наши от него отвернулись, отдав голоса Ораевскому, - всё-таки он ближе по тематике (плазменщик), чем Жданов (постоянное геомагнитное поле).
В результате Лобачевский получил всего 27 голосов, Жданов - 110, Ораевский - 127. Мигулин на выборах в ИЗМИРАНе так и не высказался ни в чью пользу.
Я пытался подойти к Мигулину поздороваться, но не вышло. Складывалось впечатление, что он избегает даже взгляда моего. Значит, поддерживать не собирается. Ну, и хрен с ним. Впрочем, может, ему не до меня и не до ПГИ сейчас? Родной ИЗМИРАН дороже и нужно решать, кто же будет его, Мигулина, преемником - Жданов или Ораевский?
Год назад всё знающая Анна Тимофеевна Яньшина, бывшая заведуюшая отделом кадров, а ныне сменная дежурная измирановской гостиницы, уверенно заявляла: - Жданов будет, вот увидите. Мигулин так решил.
Ораевский тогда, правда, ещё не фигурировал.
Ну, да ладно. Посмотрим. Ждать недолго осталось.
От ПГИ делегация тоже большая - помимо кандидатов и экс-кандидатов ещё и группа поддержки Терещенко: Распопов питащился, ковыляя, Волошинов (парторг), Калитёнков (профорг), всё мурманчане. Горохова только что-то не видать.
Ко мне подошёл Коломийцев:
- Ну, как в ПГИ дела? Какие шансы у кого?
- Пивоварова, думаю, изберут. Если Мигулин или кто-нибудь ещё не воспротивится. Но вряд ли - преимущество большое у Пивоварова.
Коломийцев усмехнулся, как-то снисходительно посмотрел на меня - дурачок, мол, наивный - и сказал:
- Недооцениваешь. И зря ты влез в это дело.
- Трус в карты не играет.
- Несерьёзно.
- Шучу.
Повестка дня сессии ООФА сумасшедшая:
1) Выборы иностранных членов ООФА.
2) Выборы директоров шести (!!!) институтов.
3) Выдвижение кандидатов в делегаты Съезда Советов.
Обалдеть можно. Прав Волошинов: тут особых слушаний ожидать не приходится. Всех ежели слушать - очумеешь.
На сцену вылез Прохоров, напомнивший мне старика Карамазова в исполнении Марка Прудкина, и пошло-поехало, спектакль начался.
Темп был задан с самого начала - будь здоров. Прохоров председательствовал в таком стиле. Накарякал на доске фамилии кандидатов в иностранные члены. Кто-то попросил указать возраст кандидатов.
- Возраст? Ну, ладно, сейчас найдём возраст. А пока тут ищут возраст, давайте голосовать - оставлять ли всех в списке? Кто за? - и не дожидаясь, пока поднимут руки, не глядя даже в зал: - Единогласно. Поехали дальше.
За полчаса покончили с первым вопросом. Практически без обсуждений. Тайно проголосовали по каждому кандидату, а подсчёт голосов перенесли на конец заседания, когда проголосуют и по директорам.
2 февраля 1989 г., кирха
Перешли ко второму вопросу: выборы директоров.
Здесь поначалу дело также пошло очень быстро. Первый институт (забыл какой) - один кандидат, Осипян. Вышел на сцену, сказал несколько слов в том смысле, что, мол, как жили хорошо до сих пор, так и дальше будем жить. Благополучный институт какой-то.
- Вопросов нет?
- Нет.
- Дальше поехали.
ФИАН (Физический Институт имени Лебедева) - крупнейший институт. Два кандидата - Келдыш (младший) и Басов (бывший директор). В институе Келдыш набрал больше голосов, Басов - меньше, и Басов снял свою кандидатуру. Келдыш выступил в том же духе, что и Осипян, вопросов нет, следующий.
На следующем институте - Спекроскопии - дело замедлилось. Там было два кандидата: нынешний замдиректора Летохов , нестарый ещё, и Виноградов - ещё моложе. Летохов набрал больше половины голосов, Виноградов - меньше, но разница небольшая (55 и 45%, к примеру, точно не помню). Выступали оба, вопросов им почти не задавали. Виноградов, похоже, представлял какую-то внутреннюю оппозицию предшествовавшему руководству, к которму принадлежал Летохов.
В отношении этих двух кандидатов сонное безразличие аудитории нарушилось: несколько академиков сочли необходимым выступить в поддержку Летохова, которому, казалось, она и не требовалась - и так он получил большинство в институте. В поддержку Виноградова тоже нашёлся желающий выступить, но только один. По тону выступавших чувствовалось, что тут не всё так гладко, как кажется.
Ещё один институт - забыл какой - прошёл быстренько. Наступила очередь ИЗМИРАНа. Тут поднял руку Лобачевский и объявил, что он снимает свою кандидатуру и призывает голосовать за Ораевского. Затем встаёт кто-то и говорит, что имеется письмо от отсутствующего здесь академика Велихова (он заседал в этот день на другом отделении) и зачитывает его.
В письме вовсю расхваливается Жданов - молодой, умный, энергичный, и, разумеется, предлагается избрать его. Ясно - это уже закулисная борьба. Откуда Велихову хорошо знать Жданова? По науке они никак не пересекаются. А вот, что он Мигулина не терпит, - всем известно. Означает ли это, что Мигулин за Ораевского? Посмотрим.
Затем вылезает директор ИФВД (Института Физики Высоких Давлений - ближайшего соседа ИЗМИРАНа в Троицке) и тоже призывает голосовать за Жданова: они, мол, со Ждановым уже нашли общий язык при решении проблем Академгородка в Троицке, и он бы и дальше с удовольствием сотрудничал именно со Ждановым.
Тут, наконец-то, возник Ораевский: почему обсуждение кандидатов началось до того, как они выступили? Неплохо бы их вначале выслушать.
Прохоров спохватился:
- Да, в самом деле, товарищи. Мы забыли выслушать кандидатов. Давайте по алфавитному порядку.
Первым пошёл излагать свою концепцию невзрачный, но мужественный Внучков. Большинство слушало его с усмешечкой, но не перебивали, дали человеку высказаться.
Выступил Жданов, очень гладенько. За ним Ораевский. В ходе своего выступления пытался на доске изобразить структуру организации вычислительного обеспечения, его прервали - не надо, мол, знаем. Вопросов не задавали обоим.
Тогда Прохоров попросил высказаться Мигулина - кому он предпочёл бы передать власть?
Вот он - момент, сейчас узнаем, за кого же Мигулин-то сам.
И Мигулин раскрыл, наконец, свою тайну.
Он - за Ораевского. Жданов, конечно. тоже хороший человек, но Ораевский - космик, по тематике он ближе к главному направлению института. А Жданов пусть остаётся у него замом и продолжает курировать своё постоянное магнитное поле.
Вот так. Теперь понятно, почему Велихов за Жданова был: потому что Мигулин за Ораевского. Но ведь этого вроде бы никто не знал, в том числе и Велихов. Может, наоборот, Мигулин за Ораевского потому, что Велихов за Жданова? Кто их разберёт. Ладно. Бог с ними.
Наша очередь подошла. Один ПГИ остался со своими восемью кандидатами. Аудитория ещё не знает, что их стало меньше. Прохоров объявляет:
- Товарищи, тут у нас есть заявления о снятии кандидатур Горохова, Мингалёва, Лазутина. А, вот ещё подают: Кравцов тоже снял. И Ляцкий. Смотрите, как у нас дело движется быстро. Три кандидата только осталось. Сейчас выпишу на доске, как за них голосовали в институте.
И пишет:
Намгаладзе - 166 - за, 215 - против;
Пивоваров - 253 - за, 128 - против;
Терещенко - 123 - за, 258 - против.
В зале отчётливо раздаются голоса:
- Ну, тут ясно - Симферополь проходит.
На руках у голосующих списки кандидатов, из которых им известно, что Пивоваров из Симферополя.
А я гляжу на эти цифры и недоумеваю: что это такое? Почему у меня "против" больше, чем "за"? Догадываюсь - это не проценты, а абсолютные цифры поданных голосов, причём голоса воздержавшихся суммированы с голосами "против". Чья это выдумка? Неужели мурманчане решили таким образом "сгладить" разницу между мной и Терещенко? А кто же ещё?
И сумели. А в Апатитах-то старались: диаграммы построили в процентах отдельно по Мурманску, отдельно по Апатитам, отдельно по институту в целом. Эти диаграммы наглядно изобразили на большом плакате и отэрили на отдельных листках, чтобы раздасть академикам. Но!
Ни повесить плакат, ни раздать листки не разрешили - не надо, мол, оказывать давление на академиков!
А то, что сейчас на доске выписано - это не давление?
Тем временем меня уже вызвали на сцену, первым из кандидатов.
Я отмобилизовался, насколько смог, и оттарабанил свою речь, сжав её до минимума.
В ПГИ, мол, все беды от отсутствия понимания общей сверхзадачи, отсюда и раскол Мурманск-Апатиты. Дорогостоящие виды наблюдений, разрабатываемые в разных, невзаимодействующих между собой лабораториях, находятся в состоянии долгостроя и не обеспечены идеологически.
На Западе такого рода наблюдения сочетаются с математическим моделированием, которое служит средством интерпетации наблюдений, объединяющим и координирующим различные виды наблюдений и различные группы исследователей. Но для этого нужно иметь мощную численную модель среды.
Такая модель - лучшая в мире - создана в Калининграде и её внедрение в ПГИ позволило бы институту совершить качественный скачок в исследованиях полярной околоземной среды. Она могла бы обеспечить идеологическую поддержку тому диагностическому комплексу, под знаменем которого выступал один из экс-кандидатов - Кравцов, обосновать оптимальный состав датчиков этого комплекса. Наконец, я готов поддержать реализацию оригинальных идей, выдвинутых ещё одним экс-кандидатом - Ляцким.
Что касается организационных проблем, связанных с необходимостью перевода ПГИ на самофинансирование, с вводом в эксплуатацию нового лабораторного корпуса в Мурманске, то мне представляется, что у меня сложилось взаимопонимание с большинством коллектива ПГИ, каким образом решать эти проблемы.
Как же так? - спросите вы, - если за вас проголосовало меньшинство: цифры на доске не говорят об этом взаимопонимании. Тут я должен заявить протест. Я не знаю таких цифр. Я знаю, что за меня проголосовало 44%, а против - 36%. Тут у вас, видимо, сложены вместе голоса воздержавшихся и против, а это искажает картину и наносит мне моральный ущерб. Я протестую.
- Почему это "у вас"? - обиделся вдруг Прохоров. - Это у вас, а не у нас.
- Там вообще непонятно, как они голосовали, - вдруг вставил реплику Мигулин.
- Впрочем, вот тут подают какие-то цифры, - сообщил Прохоров, - сейчас я напишу. Пожалуйста. Успокойтесь.
И написал:
Намгаладзе - 166 - за, 137 - против, 78 - воздержались;
Пивоваров - 253 - за, 78 - против, 37 - воздержались;
Терещенко - 123 - за, 213- против, 45 воздержались.
- Ну, вот, видите, другая же всё-таки картина.
- Другая, другая, - согласился Прохоров.
Почему-то, когда я начал говорить, у меня пересохло во рту, чего со мной не бывало раньше никогда, и я с огромным усилием ворочал языком, стараясь говорить громко и отчётливо. И пока Прохоров исправлял цифры на доске, я налил себе воды в стакан из графина на председательском столе и с огромным наслаждением его выпил.
К моему удивлению мне стали задавать вопросы.
- Скажите, но ведь чтобы разрабатывать модель, не нужно иметь институт на Кольском полуострове, этим можно и в Москве заниматься.
- Разумеется. Но речь не идёт о содании новой модели - модель есть, а о внедрении её в комплекс геофизических наблюдений для их обработки и интерпретации, а комплекс такой разумно создавать именно на Кольском полуострове, где уже ведутся и планируются новые наблюдения высокоширотных явлений.
- Но ведь любая модель неточна, приближённа, как же завязывать наблюдения на некоторую имеющуюся несовершенную модель?
- А наблюдения для того и должны вестись, чтобы совершенствовать и корректировать модель.
- Модель это допускает?
- Да, конечно.
- Вы сами специалист по моделированию?
- Я считаю себя геофизиком широкого профиля, но конкретно занимаюсь именно математическим моделированием околоземной среды.
Всё. Вопросов больше нет. Вы свободны, Александр Андреевич. Садитесь. Вы сделали всё, что могли. Дальнейшее от Вас уже не зависит.
3 февраля 1989 г., кирха
Выступление Пивоварова я слушал как-то невнимательно, перевозбудился, наверное, и не отошёл ещё от собственного выступления. А вот речь Терещенко привлекла к себе моё внимание.
Он начал с объяснения того, почему он не снял свою кандидатуру и считает себя вправе продолжать борьбу. Потому что в Мурманске он получил большинство голосов. А в Мурманске и вокруг него сосредоточена основная экспериментальная база института. Поэтому-то в Мурманске и построен новый корпус, а ООФА в своё время приняло решение сконцентрировать институт в мурманске. Он, Терещенко, эту линию разделяет и будет проводить её в жизнь. Собственно, это и было самым главным в его выступлении, а остальное - так, шелуха, довески.
Вопросов ни ему, ни Пивоварову не задавали.
И тут просит слова Мигулин.
- Товарищи! ПГИ - сильный институт, в нём работает много высококвалифицированных сотрудников и он не нуждается в приглашении варягов. Евгений Дмитриевич Терещенко является одним из таких высококвалифицированных сотрудников, выросшим в стенах института. Он экспериментатор, радиофизик, а ПГИ прежде всего должен заниматься экспериментами, накоплением наблюдательного материала ( - Как раньше копили, так и дальше будем копить! - вставил я мысленно реплику). И тут я категорически не согласен с одним из предыдущих ораторов - моделирование не может быть основным направлением ПГИ! Поэтому я призываю голосовать за Евгения Дмитриевича Терещенко!
Ай, да Мигулин!
Ай, да Терещенко! Молодцы.
Но они ещё и дополнительно подстраховались.
Попросил слова какой-то старичок и прокричал:
- Зачем ПГИ варяги? Посмотрите, какой у них хороший молодой собственный кандидат!
Вылез на сцену дряхлый Щукин, председатель Радиосовета, и мямлил что-то, из чего можно было разобрать только основное - в ПГИ нужно развивать радиофизику, для чего следует избрать Терещенко.
Однако нашлись защитники и у Пивоварова. Ими оказались знавшие его сибиряки - Крымский, директор якутского ИКФИА, и Захаров, известный матфизик из Новосибирска. Крымский, например, сообщил, что Пивоваров - альпинист и с честью выходил из экстремальных ситуаций, значит, он и ПГИ выведет куда надо.
Неуёмный, крикливый Волошинов вылез и здесь. Расхваливая Терещенко, он намекнул, что тот не получил большинства голосов только из-за козней апатитян, их махинаций с выборами.
Тут встал старый лысый Александров, бывший президент АН, и заорал на Волошинова:
- Какой Вы к чёрту парторг института, если выступаете против воли коллектива? А если у вас выборы с махинациями проведены, так езжайте обратно и проводите их по новой!
Прохоров пытался прекратить прения, но тут Слава Ляцкий настойчиво полез вперёд с поднятой рукой.
- Вы за кого - за Терещенко или за Пивоварова? Если за Намгаладзе, то тогда не надо, - брякнул он Славе (с Намгаладзе всё ясно - не претендент, отметил я про себя).
Слава вылез к доске с бумажкой и сообщил аудитории:
- Товарищи, для вас будет небезинтересной следующая информация. Перед выборами в институте проводился опрос общественного мнения о кандидатах. Так вот среди научно-технического персонала в Мурманске результаты были такие:
Пивоваров - 65% - за, 19% - против;
Намгаладзе - 61% - за, 23% - против;
Терещенко - 38% - за, 48% - против.
Как видите, в Мурманске Терещенко получил большинство голосов за счёт вспомогательного персонала, который был специально обработан. Мне кажется, что избрание Терещенко было бы поражением демократии в Академии Наук.
И на этом Прохоров прекратил прения.
Приступили к тайному голосованию. Потом выдвигали кандидатов в делегаты на Съезд Советов и выдвинули от ООФА одного - Осипяна. Слава и тут пытался встрять, хотел выдвинуть Сагдеева, но Сагдеев встал и сказал, что нужно учесть, что многие академики будут выдвигаться в других местах, и он сам, в частности, а дублировать выдвижения одних и тех же, мол, не следует.
Осипян выступал, чего-то нудно говорил, но не о программе своей, а так, вообще, больше о процедуре выборов. Тем временем счётная комиссия подсчитала все голоса и по иностранным членам, и по директорам.
Результаты: самый неожиданный - по Институту Спектроскопии. Избрали не Летохова, имевшего большинство в институте и залповую поддержку здесь, а Виноградова. Подводные течения оказались сильнее.
Во всех остальных случаях избрали тех, кто получил большинство "в народе". В ИЗМИРАНе - Ораевского, причём с подавляющим перевесом. Жданов получил только 10 голосов из 75. Даже Внучков, и тот получил 7.
В ПГИ - Пивоваров - 50, Терещенко - 20, Намгаладзе - 5. Увы! Меньше, чем Внучков. Ну, и ладно. И на том спасибо Когда Прохоров объявил, что "Намгаладзе не надо", я решил, что, возможно, не получу вообще ни одного голоса. В конце концов, у Летохова, Жданова, да и Терещенко больше оснований для разочарования.
В фойе я столкнулся с Мигулиным. Он пожал мне руку и сообщил:
- Я думаю, всё было благопристойно.
Мне ничего не оставалось, как ответить:
- Я тоже так думаю.
Коломийцеву я сказал:
- Ну, что? Мастера закулисных интриг проиграли?
- Ты кого имеешь в виду - Внучкова? - сделал он вид, что не понял меня.
Мы со Славой хотели подойти к Сагдееву, чтобы разузнать про "Московскую трибуну" - клуб демократической интеллектуальной элиты (Айтматов, Афанасьев, Сагдеев, Сахаров и т.д.), выступавший уже с критикой властей. В частности, в эстонской молодёжной газете "Мастерская" они резко и аргументированно критиковали Указы о митингах и о правах внутренних войск. Но Сагдеева мы прозевали - он исчез.
Счастливый Пивоваров в гардеробе спросил меня:
- Ну, как? Пойдёшь ко мне в замы?
Я ответил ему:
- Не спеши. Подумай. Осмотрись на месте. Посоветуйся с народом, а потом уж предлагай мне. Мне тоже надо подумать.
- Ну, ладно, договорились.
- А с тебя бутылка причитается.
- Хорошо. Вечером.
Вечером Пивоваров, действительно, пришёл с женой к нам в гостиницу и принёс бутылку коньяка (сам трезвенник абсолютный, пил только чай), я добавил бутылку сухого, собрались в номере у Вити Мингалёва. Пивоваров пригласил ещё двух сибирских директоров, живших тут же в гостинице, - Крымского и Жеребцова, директора СибИЗМИР, и своего старого приятеля из ИКФИА, рядового учёного Юру Ромащенко, толстого коротышку, склонного к поддаче.
Слава сразу начал упрекать Жеребцова в том, что он не выступил в поддержку Пивоварова, хотя Пивоваров и апатитяне его об этом происли. Жеребцов с многозначительным видом заявил, что "так надо было".
Потом на него я набросился по поводу Красноярской РЛС. Жеребцов, оказывается, был сторонником её переоборудования под научные цели и страдал, что это дело не отдают ему, то есть СибИЗМИРу на откуп, а собираются создавать центр в Москве!
Я же вообще считал это дело дорогостоящей авантюрой и спрашивал его - какому специалисту по физике ионосферы нужна эта хреновина, пусть назовёт. Он сказал, что ему, и, по-моему, обиделся на меня, справедливо заподозрив, что я его таковым специалистом не считаю (хотя и оказался ответственным редактором только что вышедшей монографии Жеребцова, Мизуна и Мингалёва "Физические процессы в полярной ионосфере").
А потом вечер перешёл в вечер воспоминаний Пивоварова и Ромащенко о совместных походах, большую часть которых трое из присутствовавших (Слава, Витя и я) уже слушали совсем недавно в купе поезда Апатиты-Москва. Мы со Славой терпеливо доскучали до ухода гостей, а потом у себя в номере обсуждали итоги дня.
Демократия одержала победу, ПГИ получил директора, которого хотело большинство. Сделало ли оно лучший выбор?
Время покажет.
Особых восторгов у нас со Славой Пивоваров не вызывал, так же как и особых претензий к нему не было. Москвичи же, НИИЯФовцы - Кропоткин, Алексеев, были разочарованы: они болели за Славу.
- Народ предпочитает заурядных людей, - заявил Слава. - Я для них слишком незауряден. Незаурядные опасны - кто их знает, что им завтра в голову придёт. А заурядные - ближе, роднее как-то.
- Будем утешаться, что нас именно поэтому не выбрали, - поддержал я Славу.
Обсуждали вопрос о моём возможном заместительстве у Пивоварова. Слава был "за" и приводил в пользу этого доводы: всё-таки власть большая и зарплата тоже. И развернуться есть где, и работать есть с кем. А уж из заграницы не вылезать можно, на чём Распопов и погорел, правда, отчасти.
- Нет, Слава, я свой родной Калининград меньше, чем на директорское кресло, пожалуй, не променяю. Ты прав, и у замдиректора много преимуществ перед рядовым завлабом, и деньги в ПГИ большие, но и хлопот у зама не меньше, а то и больше, чем у директора, на науку времени не останется. И с Пивоваровым неизвестно ещё - сработаюсь ли.
Я не отказал ему сразу, на всякий случай. Но шансов, что соглашусь, если он предложит официально, мало. У меня ведь по науке в Калининграде прекрасные заделы, подходит время пожинать плоды - гнать результаты на нашей модели. Я, конечно, и в ПГИ продолжил бы сотрудничество со своими ребятами, но дело бы притормозилось.
Разговор перешёл на науку, я рассказывал про наши последние неудачи и достижения, уже лёжа в постели, пока сон не отключил нас обоих...
(продолжение следует)