511
Речь моя, конечно, неоднократно прерывалась возмущёнными возгласами, особенно поначалу. Моя критика вызывала протесты и недоумения: я не так всё воспринимаю, как надо, там совсем не это имелось в виду, и мои оппоненты тут же начинали объяснять мне, как на самом деле нужно понимать ту или иную фразу.
- Но ведь программа должна читаться без переводчика. Что это за программа такая, которую без толкователя понять нельзя.
Кстати, автор программы - Жиденков - не спорил со мной. Он, Роза и ещё человека 3-4 покинули кирху примерно через полчаса после начала моего выступления - на электричку надо было поспеть, специально, видать, перед этим резину тянули, чтобы мои нападки не слушать
Остальные же терпели до упора. Расходились далеко за полночь. Казалось, что большинство согласилось с моей критикой.
Миша Ойсбойт признал:
- Да, есть путаница на уровне понятий...
- Так что же вы, интеллигенция, уклоняетесь от помощи нам, от сотрудничества. Вот и помогли бы составить программу, коли вы такие умные, - заметил один из "Солидарности".
- Ну, насчёт того, кто уклоняется, ещё не ясно, - ответил я. - А что касается составления программы, то их уже готовых куча есть, - выбирай на вкус. А хочется собственную иметь - составляйте сами. С учётом критики, конечно. Вот меня послушали - поправьте, где согласны со мной. А лучше - сократите раза в три.
Серёжа Измайлов согласился со мной во всём полностью и попрощался сердечно, извинившись за уход Жиденкова. Да и с остальными я распрощался по-дружески.
(Кто-то из гостей, как оказалось, забыл в комнате заседаний авоську, набитую мясом, и не явился потом за ней. Она дня четыре стояла в уголку, никем не замеченная, пока не завоняла на всю кирху. Когда обнаружили - ахнули, сколько добра дефицитного пропало. Пришлось закопать во дворе.)
На следующий день(6 июля) у нас дома в гостях была Нина Ивановна Новикова - тележурналист из Ленинграда, сторонница Народного Фронта, молодая, лет тридцати с небольшим, приятная женщина, которая на меня вышла через ленинградских сторонников Оболенского.
Её интересовало "демократическое движение" Калининградской области, но больше, думаю, пляжи нашего морского побережья, благо погода стояла по-настоящему летняя с 24 июня, вода в море прогрелась, купание было на славу.
Впрочем, и с "демократическим движением" Нине Ивановне представилась возможность познакомиться: 14-го июля ОДД проводило в Матросском парке у ДКЖ санкционированный (!) митинг - встречу с Народными Депутатами СССР Полуэктовой, Вобликовым и Эгидаусом Клумбисом - вице-президентом Каунасского "Саюдиса".
Клумбис - молодой, спокойный парень оказался гвоздём программы. Он невозмутимо сообщил собравшимся, что Литва уже фактически живёт в условиях многопартийности, что к концу этого года Литовская компартия распадётся на две, что весной следующего года на выборах в Верховный Совет Литвы "Саюдис" наберёт примерно 85% голосов и, придя к власти, объявит Литву независимой, и что правовой основой для выхода из Союза они теперь считают не только и даже не столько историю (пакт Молотов - Риббентроп), а выступление Горбачёва на Генеральной Ассамблее ООН в декабре прошлого года, где он провозгласил право народов Союза на самоопределение вплоть до отделения.
ОДД-вцы его, конечно, дружно поддержали (в том числе и я выступал), толпа же разделилась примерно пополам: за и против независимости Литвы.
- А как же мы? - звучал главный вопрос.
- Это - ваши проблемы, - отвечал Клумбис. - Американские советологи считают, что ваша область тяжёлым камнем повиснет на шее РСФСР. Но что поделаешь?
Я в своём выступлении намекнул на то, что, может, и нам предстоит последовать примеру Литвы, учитывая наше особое географическое положение, подчеркнув, что самоуправление отнюдь не исключает тесные экономичекие и культурные связи со всеми соседями. После чего ко мне подходили негодующие:
- Вы, что, профессор, Союз наш хотите развалить? Кому это выгодно?
- Мне Союз не развалить, как бы я ни старался. Но если народы захотят разойтись, - это их право.
Какие-то два типа (один - слегка поддатый) призывали меня "блюсти чистоту ваших (как они выразились) рядов" и не допускать к микрофонам людей с уголовным прошлым вроде Коли Трегуба, который якобы женщин бил ногами...
А в эти дни бастовали шахтёры - первые массовые забастовки в стране! К бастующему Кузбассу присоединилась Макеевка.
В Абхазии столкновения между грузинами и абхазами (из-за открытия филиала ТбГУ в Сухуми и желания абхазов перейти в РСФСР) - 11 убитых, 123 раненых.
Жаркое лето.
17-го июля - прощальные шампанские в Ульяновке, кирхе и дома.
С ребятами моей лаборатории (теперь Кореньковской) обо всём договорились, будем готовиться к семинару по ионосферному прогнозированию в Мурманске (середина сентября), а потом сразу же Самарканд - симпозиум КАПГ по солнечно-земной физике.
Так что до встречи в Мурманске.
Этим летом мы с Митей не пропускали ни одного матча "Балтики", хотя Митя теперь предпочитал ходить и сидеть на стадионе не со мной, а со своими приятелями школьными.
"Балтикой" в этом году руководил очередной новый старший тренер - Сарычев из Куйбышева, и руководил неплохо - "Балтика" была в тройке лидеров и не потеряла ещё шансов даже на первое место.
Вернулись в "Балтику" Валерий Рудько (№2), Валерий Никифоров (№7), Дмитрий Чепель (№8) - герои 1984-го года.
По-прежнему надёжно играли в защите не уходившие ветераны-патриоты Виктор Бирюков (№3), Сергей Войтюк (№4), Александр Артёмов (№5), да пришли с Сарычевым Александр Бабанов (№6) и Николай Небыков (№9) из Тольятти.
Закрепились в основном составе свои воспитанники Павел Коган (№11) и Игорь Брагин (№10), на замену выходили и часто удачно Валерий Ядов, Игорь Иванютин, Олег Елышев.
В воротах стоял Андрей Елисеев, подменял его Оринько.
Играли все настолько ровно и прилично, что слабейшим на поле часто выглядел Рудько - лучший игрок "Балтики"-84, потяжелевший и потерявший былые резкость и резвость. Не ярко играл Чепель, но забивал регулярно, боролся за лидерство в зоне среди бомбардиров. Очень неплохо смотрелись Коган и Брагин.
Но безусловным героем сезона был Бабанов - пожилой уже, с сединой, но очень шустрый новичок команды. "Наша Марадона!" Мог человек пять обвести и мяч в угол как шар в лузу положить.
В общем ходить на стадион не жалко было.
Однако, прощай Калиниград, прощай "Балтика"!
512
18 июля я улетел в Мурманск. В Калининграде было плюс 17 градусов, в Мурманске - плюс 11, дождь, сопки утопали в тумане и сырости.
В институте мне на лестнице первым попался Пятси, Аке Хискович, мой предшественник, которого я сменил на посту замдиректора по Мурманскому отделению ПГИ.
- А Вы справку о допуске привезли? - единственное, что он спросил у меня, и в этом вопросе мне послышались нотки надежды - а вдруг у Намгаладзе допуска нет, он же диссидент бывший, вот хохма будет. Кстати, пока этот вопрос мне в ПГИ ещё никто не задавал, а, следовательно, никто и не знал точного ответа.
- Справка будет переслана по спецканалам, как положено, - развеял я последние надежды Аке Хисковича.
Пивоваров мне искренне обрадовался. Он, похоже, подзамотался тут уже, весь в проблемах.
Кстати, рассказал интересную новость: Троицкая Валерия Сергеевна, известный советский геофизик, профессор, вышла замуж за Коула, ещё более известного австралийского геофизика. Самое-то интересное, что ей 72 года, а ему 64. Молодец, тётка. Сейчас они в Штатах живут.
Обязанности секретаря дирекции временно исполняет сейчас, летом, Марья Степановна Сухоиваненко - ветеран ПГИ, вообще-то она в библиотеке работает. Марья Степановна опекала Сашулю в Лопарской, когда та, беременная Иринкой, проходила там преддипломную практику. Марья Степановна тогда тоже беременная была.
Марья Степановна отнеслась ко мне очень тепло, про Сашулю расспрашивала, открыла мне мой кабинет - маленький, не то, что у Пивоварова хоромы - зал целый плюс комната для отдыха, так мой кабинет - с эту комнату. Но тем не менее - мой кабинет, с телефонами, оборудуемся, нормально будет, вон вид какой на город из окна...
Поселился я в "Арктике", сначала в двухместном номере, потом в одноместный перебрался. Переселяясь, забыл сумку в коридоре и лёг спать, оставив её за дверью. Вдруг что-то меня подбросило уже средь сна: всё ли я перетащил, чего-то не хватает. Лихорадочно оделся, выскочил в коридор - сумка у двери стоит.
Потом просыпаюсь - солнце светит. Это сколько же времени? Гляжу на часы: второй час только. Ночи. Ночь-то полярная, солнце не заходит, просто его за тучами видно не было, а тут тучи рассеялись, вот-те и "восход солнца".
21-го ездил в Апатиты оформляться. Кадровичка там сидит, Руфина Алексеевна Волохова, подписал трудовой договор на три года, бумаги на броню калининградской квартиры.
В Апатитах, как и в Мурманске, народу в институте мало, пообщался только с Юрой Мальцевым, порассказывал мне о своих встречах с медведями во время его затяжных пеших походов на рыбалку километров за пятьдесят от Апатит.
22-го ездили с Пивоваровым в Лопарскую (плюс 10 градусов, дождь) и ночевали там. Вечером, перед сном я вышел прогуляться и не удержался, чтобы не пробежаться - уж больно дорожка хороша через лес вверх куда-то в гору. И пока бежал, прямо на дорожке повстречал несколько подберёзовиков и маслят - грибы пошли.
Назавтра нас угощали супом из свежих грибов и одарили вялеными щукой и окунями.
24-го я переехал из "Арктики" в "Шахтёр" по причине якобы наплыва иностранцев в Мурманск на какой-то фестиваль.
Действительно, иностранцев, главным образом, скандинавов появилось много. В "Долине Уюта" огромный палаточный городок разбит, витрины магазинов украшены иноземного изготовления плакатами с фотографиями Мурманска, сделанными со спутника, - а наши стратеги план города от своих секретят, выпустили, наконец-то грубую схему, и тому народ рад. А тут, пожалуйста, со всеми подробностями, все секреты наружу.
Но из "Арктики" меня выселили не только из-за фестиваля, как Ейбог объяснил: ПГИ якобы теперь не любят в городе из-за того, что не отдали здание под больницу, пришлось гостиницей "Полярные зори" пожертвовать, а заявки ПГИ на места в гостиницах будто бы велено игнорировать.
В "Шахтёре" меня поселили в крохотную каморку с удобствами на этаже, и я стал всерьёз подумывать о том, чтобы перебраться жить в институт, к себе в кабинет. Что и сделал через неделю - 1 августа перебрался на новое место.
К этому времени в кабинете моём появились второй письменный стол, кровать-диван, платяной шкаф, а книжный там уже был. Ещё полка книжная и несколько стульев. Ейбог выдал мне одеяло, две подушки и два комплекта белья, и можно было создавать комфорт прямо на рабочем месте. Тем более, что и баня совсем рядом с институтом оказалась.
С 25 июля установилась жара, которая продержалась по 11 августа. В Мурманске температура доходила до 28 градусов, по области до 30-ти, максимум был 3-6 августа. И грибам это нисколько не помешало - сказались предшествовавшие дожди. Я собирал молоденькие подосиновики и подберёзовики по вечерам прямо на горе над ПГИ, а потом сушил в кабинете с помощью тепловентилятора, развешивая грибы на ниточках по спинкам стульев.
С началом грибного (переходящего потом в ягодный) сезона каждую субботу в семь утра от крыльца ПГИ отправлялся автобус - ПАЗик или КАМАЗ-фургон, подбирая сотрудников ПГИ на всём пути от института до южного выезда из города.
31 марта 1990 г., гостиница "Ялта", Ялта.
Первый такой выезд, в котором я принял участие, состоялся 5 августа.
Ездили за грибами на автобусе по Серебрянскому шоссе. Определённой географической цели поездки у собравшихся, похоже, не было. Едем, там посмотрим.
И уже сразу за Мурманском начали раздаваться голоса: вон, смотрите, люди с полными корзинами из лесу выходят, ночью собирали (ночи-то солнечные), куда там ещё ехать, места отличные. Но на остановку всё же не решались, пока не доехали до 35-го километра, дальше ехать уже надоело, дорога стала хуже, трясти начало.
Собирали грибы с 9 часов до 14-ти, даже раньше собрались к автобусу - перекусить и выпить по чуть-чуть. Я взял с собой маленькую и внёс в общий котёл, заслужив тем толику одобрения. И потом каждый раз маленькую брал, лишней она ни разу не оказалась, и хватало всем всегда...
Грибов я тогда в первый раз набрал два ведра. Одно набрал - в рюкзак пересыпал, потом второе. (К поездке специально приобрёл ведро, рюкзак, штормовку, резиновые сапоги, термос, флягу, нож, компас - всё, что требуется.) Грибы - подосиновики и подберёзовики, молодые, крепкие, - прелесть.
Собирать - одно удовольствие: ходишь по сухому, мягкому ковру, покрывающему бугры и кочки на сопках, никаких буреломов, чащоб, как во Владимирово, невысокие деревья, ветки, сучья за рукава не цепляют, просматривается всё далеко, особенно если на вершину залезешь, не заблудишься.
А какие виды! Какие озёра голубые, с чистейшей, прозрачнейшей водой - Швейцария!
Единственное неудобство было - жарко, а я в корсете. Зато мошкары совсем не было почему-то.
Грибы я отнёс Марье Степановне, себе оставил немного самых маленьких - посушить.
На следующий день, в воскресенье, я лазал по горам в районе Долины Уюта, просто так, изучал окрестности и наткнулся совершенно неожиданно на озеро (потом узнал, как оно называется, - Скальное), один берег которого сравнительно пологий, а другой образован отвесными скалами, на край которых я и вышел случайно, и обомлел, увидев внизу перед собой сверкающую рябь.
Нет, ей-Богу, Швейцария да и только!
В тот же день в сауне (в новой бане №5) я себе зад обжёг, усевшись без подстилки на полок и попав задницей на шляпку гвоздя. Несколько дней потом ощущал неудобство.
Зато жизнь моя в кабинете украсилась телевизором, который я купил сгоряча благодаря Але Осепян: она попросила меня помочь ей выбрать телевизор, тут как раз привезли, а когда я сказал, что мне тоже надо бы, да вот денег сейчас нет, она порылась в сумочке и сказала, что у неё на два телевизора хватит, и дело быстро свершилось.
Через неделю после первой поездки снова ездили за грибами (12 августа), в этот раз по шоссе на Печенгу, останавливались на 59-м километре. Погода в этот раз была похуже: похолодало, иногда моросил дождь, но удовольствия я получил не меньше, чем в прошлую поездку, - новые пейзажи, новые красоты, а грибов набрал полтора ведра за два часа (с 9.30 до 11.30), да и в прохладную погоду в корсете не преешь.
513
Что касается работы, то тут проблем пока никаких не возникало по причине летнего малолюдства в институте и соответствующего затишья в трудовой деятельности.
С Пивоваровым я "поработал" вместе всего три дня, после чего он укатил в отпуск на Алтай по горам побродить в рериховских местах (он - горный турист!), а меня оставил директорствовать.
Тут несчастье случилось: прораб умер, возглавлявший институтских строителей (у ПГИ СМУ своё есть), молодой, считай, парень, сорока нету, инфаркт. Конечно, все хлопоты по организации похорон легли на Ейбога, но и мне пришлось поучаствовать. Ейбог бегал, точнее, на машине мотался везде, где нужно, а я на телефонные звонки отвечал из своего кабинета.
Наведался ко мне новый "куратор" ПГИ из КГБ - Шубин Владимир Евгеньевич, сытый, гладкий, лет тридцати пяти, всё международными связями ПГИ интересовался, ничего не знающим поначалу прикидывался, непрочь был и ход перестройки пообсуждать.
Очень его взволновало предоставление экономической самостоятельности Прибалтике:
- Это кто же тогда будет на себе Туркмению волочить? Россия одна?
- Надо и туркменам самостоятельность предоставить.
- А они ведь не смогут сами!
- Что же, из-за них литовцам страдать?
- А как же интернационализм наш?
Ну, что ему тут скажешь? Был интернационализм, да весь вышел. Не на том, значит, держался.
Побывал я в гостях у Гриши Костюченко - сына Тамары Сергеевны, мачехи моей, родственника, следовательно, почти что. Гриша сам на меня вышел, по телефону позвонил и пригласил в гости. Живёт он, кстати, совсем рядом с ПГИ, из окна его кухни крыша института видна.
Гриша холостяковал, пока семейство его отдыхало за пределами Кольского полуострова, будучи уже хорош к моему приходу, да ещё я бутылку водки принёс, и у него было... Гриша - парень, может, и неплохой, простодушный, но уж больно ... простой, хоть и капитан-лейтенант морской.
1 апреля 1990 г., там же
Ну, а теперь о том, как мне на крыльце ПГИ зубы выбили - четыре нижних в ряд, одним ударом.
В тот достопамятный вечер 15 августа, часу в десятом я возвращался в институт на ночлег, не помню откуда, скорее всего просто в магазин за хлебом ходил.
Иду по Халтурина вдоль фасада ПГИ и вижу: четверо парней оседлали небольшой асфальтовый каток, оставленный у крыльца института строителями, обустраивающими прилегающую территорию, и курочат его спьяну. А с крыльца спускается и к ним направляется наш дежурный вахтёр Константин Фёдорович - щуплый мужичок лет под семьдесят.
В это же время я на крыльцо поднимаюсь и - нет, чтобы пройти себе дальше, внутрь здания, - останавливаюсь, оборачиваюсь и начинаю лицезреть дальнейшее. Наблюдаю следующее: вахтёр (с красной повязкой на руке) подходит к парням и строго внушает:
- Шли бы вы, ребята, себе дальше, а технику оставьте в покое.
После чего один из ребятишек, блондинистый парниша лет восемнадцати, с катка слезает и берёт вахтёра за грудки:
- Чего тебе, папаша надобно?
На что папаша возопяет:
- Ну, бей меня, бей, если у тебя рука на старика поднимется!
И тут с крыльца я голос подаю:
- А ну, ребята, отпустите старика и уматывайте отсюда!
Блондин тут же старика отпускает и с вопросом:
- Это кто ещё тут вякает? - бросается к крыльцу, взлетает на него и безо всяких там вступлений типа "А ты кто такой?" врезает мне точнёхоньким акцентированным ударом в подбородок, прямо костяшками пальцев по корням зубов.
Чую, зубы нижние, передние с места все стронулись, кровь глотаю. Руку его тем временем правую, которой он мне врезал, перехватываю, зажимаю подмышкой, припираю его к дверям и пытаюсь затолкать в вестибюль. Тут же на крыльцо вся компания и вахтёр поднимаются, недолгая возня идёт какая-то, парня его приятели от меня отдирают, оттаскивают и уводят за угол стоящего неподалёку деревянного барака.
Вот и весь инцидент.
10 апреля 1990 г., гостиница АН, Москва
Я поднялся наверх, а приёмную, полюбовался на себя в зеркале. Один зуб вылез далеко вверх, еле держится, три других по центру нижней челюсти вроде на месте, но шевелятся, чуть тронешь языком.
Я решил позвонить Ейбогу - посоветоваться (больше никого из знакомых-то нет с телефонами в Мурманске, Власков с Боголюбовым ещё не появились из отпусков): как быть? Звонить ли в милицию и где ближайший травмпункт?
Ейбог посоветовал в милицию непременно позвонить и объяснил, где травмпункт.
Милиция приехала минут через пятнадцать после моего звонка, составили протокол - безо всякого энтузиазма, разумеется, после чего я отправился в травмпункт. Там мне предложили сразу удалить четыре зуба, но я воспротивился: удалить-то недолго, но неплохо бы сначала договориться о протезировании, а то чего же я буду без зубов неизвестно сколько времени ходить, и потом, может, их ещё можно укрепить как-то, пластиной какой-нибудь.
- Как хотите, - сказали мне в травмпункте, - но первым делом рентген надо сделать.
У них, конечно, рентгена (или рентгенолога, или рентгеновской плёнки - уж не помню чего) не оказалось, и я вернулся в институт, в сущности, в том же состоянии, разбитую губу только обработали. Ещё раз полюбовавшись перед зеркалом своими зубами, я вытащил самый шаткий из них собственными пальцами, а то он выпер и мешал рот плотно закрывать.
Наутро я позвонил Лёне Лазутину в Апатиты и тот договорился, что меня примет протезист в академполиклинике, как только я приеду в Апатиты.
Появился Саша Боголюбов - наш Учёный секретарь новый (вместо Терещенко-старшего, Владимира Дмитриевича). Узнав о моём приключении, он прислал ко мне Диму Кряжева, который отвёз меня в поликлинику к своей знакомой - стоматорентгенологу, та моментально сделала снимок, посмотрела его и объявила, что у зуба, который я вытащил, остался корень, и что ещё один зуб сломан, и что все их надо убирать немедленно.
Я уже и сам понял, что зубья нужно удалять, и чем скорее, тем лучше, ибо с этими шатающимися зубами я ничего не мог есть - любая, даже жидкая пища причиняла мне боль. "Но уж дотерплю до протезиста", - решил я и отправился в Апатиты.
(продолжение следует)