Писательские байки
Жажда
Как-то июльским утром мне позвонил Вадим Н. – известный кубанский поэт. С неизъяснимым достоинством подзагулявшего пиита он предложил встретиться и малость «подлечиться». Действие это столь простое и в наше время до чрезвычайности доступное, … если есть деньги. Судя по всему, наличностью в данный момент Вадим Петрович не обладал. Голосом мрачноватым, немного хриплым и сосредоточенным в ожидании покончить с несколько затянувшимся похмельем, он поинтересовался - есть ли «ЧТО» у меня дома. Дома ничего не было и, тяжелые вздохи обозначили, что поэт погрузился в скорбь. Творчество Н. – замечательный материал для аналитиков и литературных критиков – в нём они отыщут множество элементов для своей работы, но речь сейчас не о нём. С Вадимом Петровичем мы соседи и довольно часто встречаемся. Он всегда полон сюрпризов, с ним по-обывательски интересно, хотя предпочтение в беседах мы отдавали литературному творчеству.
- Ну, давай просто походим по тенистым улицам, - пафосно проговорил Н. – Мы будем смотреть на проходящих людей и любоваться ими. Ты будешь критиковать мои стихи, - со скромной поэтической гордостью настаивал на встрече Вадим Петрович. Его интонация и смысл произносимых слов говорили лишь об одном – ему надо срочно поправить здоровье и он надеется на мою помощь.
Вскоре мы встретились и несколько театрально обнялись. Лицо соседа сияло неподдельной радостью. День стремительно – по-южному – наполнялся зноем. Мы говорили о новом сборнике поэта, о книжных новинках, о критериях литературной критики.
Тем не менее, каким-то неуловимым, но непротиворечивым образом мы оказались возле пивной.
- Важнейшим из искусств является похмелье и способы выхода из него, - с видом
знатока заявил Вадим Петрович. Стало быть, предмет знал.
В сумрачных сводах забегаловки сизо клубился табачный дым, щедро разбавленный гомоном посетителей. Пышная пена стекала с запотевших кружек; пахло таранью, жигулевским пивом и дешевой водкой, разливаемой из-под полы. Здесь не было места для уныния и печали. Я полез в карман за деньгами, и … оторопело замер – кошелек остался дома.
Мы понуро брели обратно по жаркой улице. Мой попутчик что-то глухо бормотал в ритм нетвердому осторожному шагу. Ему вдруг стало скучно и грустно – куда девалась недавняя радость и умиление от встречи. Я тоже чувствовал себя неловко: не смог утолить маленькое, как детский грех, желание поэта.
- Вадик, привет! – перед нами остановились две колоритные личности. – Пойдем с нами, - один из них красноречиво распахнул полы пиджака. В кармане ядовито блеснул изумруд бутылки. Вадим Петрович повернулся ко мне в секундном замешательстве.
- Я, пожалуй, пойду, - уныние его мгновенно переросло в восторг. – О литературе мы договорим вечером.
Он удалялся широким бодрым шагом уверенного в себе человека. Его новые попутчики мелко семенили, едва поспевая за что-то декламирующим поэтом.
Кепка Ильича
Эту историю, смело (для времени развитого социализма) мигрирующую из одной мастерской в другую, мне рассказал известный краснодарский скульптор Александр Иванович Беляев. Впрочем, на авторство и достоверность незаурядного случая претендовало множество рассказчиков, но у меня нет оснований подвергать сомнению воспоминания ваятеля о тех трагикомичных событиях.
В начале 1970 года страна готовилась отметить столетний юбилей Владимира Ильича Ленина. В городах и весях нашей необъятной Родины вождю мирового пролетариата возводились памятники, отливались барельефы и бюсты, на домах крепились мемориальные доски. Бронзовые, гранитные, бетонные Ильичи подозрительно вглядывались в сереющий вдали горизонт капитализма.
Александр Иванович, в то далекое время начинающий скульптор, вместе с бригадой монтажников был командирован в одну из станиц Краснодарского края для установки памятника Ленину. Сама трехметровая скульптура, предварительно изготовленная в мастерской, была упакована в деревянный ящик с опилками и доставлена к месту мощным грузовиком. Бригаде надо было разобрать упаковку и под руководством Беляева
установить гранитного Ульянова на постамент и укрепить.
Днем прошел сильный дождь, и монтаж решили произвести рано утром, хотя торжественное открытие было назначено уже на полдень. Как командированные провели ночь в станичном клубе, думаю, уточнять не стоит. За разговорами под рюмочку незаметно, как туман, подкралось утро. Хмурый и несколько опухший коллектив неспешно двинулся к месту работы. Там уже урчал поджидающий их автомобильный подъемный кран. Быстро разобрав ящик, к своему ужасу они обнаружили, что через верхнюю часть головы – между лбом и затылком прошла глубокая трещина. То ли при транспортировке, то ли при погрузке-разгрузке темени Ильича был нанесен существенный изъян. Положение было катастрофическим, ведь до начала церемониала оставалось несколько часов. Скульптор оцепенело смотрел на рабочих, бестолково-беспомощно снующих подле ущербной статуи. Один из помощников в хмельной злости снял с головы и швырнул на землю потрепанную кепку.
Эврика! Александр подпрыгнул от радости и послал рабочего в сельсовет с просьбой привезти пару мешков цемента и немного песка – он решил прикрыть, простите, прореху в голове бетонной кепкой. Пара часов работы и никто ничего не заметит. Вскоре работа закипела и, протрезвев от волнения и ответственности, бригада выполняла указания мастера. Через три часа, накрытый белым пологом вождь уже стоял на пьедестале.
Сельчане стали подтягиваться к месту торжества. Строем, под барабанный бой подошли розовощекие пионеры. Подъехал на черной «Волге» председатель колхоза и многозначительно взглянул на часы. Заиграл духовой оркестр, и кто-то из почетных гостей дернул за веревочку. Полотнище степенно опало на мокрый асфальт; раздались аплодисменты. Вдруг стало тихо. Не просто тихо, а поразительно для подобных мероприятий безмолвно. Александр с испугом посмотрел на свое детище. Вроде всё нормально – головной убор на голове Владимира Ильича органично – по цвету и стилю – соответствовал всей фигуре. В застывшем полете левой руки чувствовалась убедительность вождя в выборе направления маршрута, а правая … неистово сжимала запасной дубликат злополучной кепки, словно вождь пытался отхлестать ею ненавистных меньшевиков и оппортунистов. В спешке все, в том числе и автор скульптуры, забыли, что Ленин в руке уже держал упомянутый головной убор.
Вопрос разрешился тем, что «Фортуной» отрезали торчащие из кулака Ильича фрагменты гранитной кепки.