ЗАПИСКИ <НАЙДЕННЫЕ> В МУРе
ПРЕДИСЛОВИЕ
Некоторый период времени моя служба проходила при архиве Московского уголовного розыска - МУРа.
Один раз во время обхода я случайно наткнулся на папку, содержавшую кое-какие документы. Это были черновые записи или дневники одного из засекреченных (даже от работников МУРа!) в свое время агентов. Меня поразили не столько содержание записей, а то, насколько разнообразна была деятельность нашего учреждения, какие разные... субъекты в нем работали. Это ведь в какую изобретательную голову пришла идея обучить и привлечь к службе (а значит, и поставить на довольствие) не кого-нибудь, а... котов! И кошек. Я уж не говорю, что с ними просто гадко работать - совершенно недисциплинированные, но они и воняют, простите, кошатиной, и туповаты несколько. Впрочем и среди нас встречаются довольно ограниченные и нечистоплотные индивиды.
Несмотря на то, что в записках слабо отражена истинная деятельность этого, с позволения сказать, подразделения, они мне показались любопытными, а поскольку секретность к этому времени уже была снята (прошел не один десяток лет), я решил адаптировать их к современности, полностью изменить имена фигурантов и опубликовать, а гонорар за публикацию, возможно, направлю на счет какого-нибудь Приюта для животных-ветеранов.
С уважением к будущему читателю,
Рекс Пинчер Доберман, сторожевой пес II ранга в отставке.
В ГОСТИНИЦЕ
У меня не оставалось никакого сомнения: маленький голубенький цветочек, мимо которого я первоначально прошел, не обратив на него внимания, пах колбасой. Вкусной копченой колбасой.
Я не поверил самому себе. Тщательно осмотрев цветок со всех сторон, я хорошенько обнюхал его: колбаса! — и откусил лепесток. Ничего не произошло. «Если сто раз сказать «колбаса», в брюхе от этого сытней не будет», — вспомнил я мудрость своей исторической родины.
Я покрепче зажмурился, чтобы этот прекрасный запах не улетучился вместе со сном, и одновременно с этим понял: запах не во сне, а наяву. Глаза распахнулись сами собой, но голод проснулся на мгновение раньше. Возле стола стоял мужик, который часто приходил к администратору, и нарезал... да-да, ее, родимую — копченую колбасу!
«Ага, попался!» — Я не стал суетиться. Не торопясь, слез с кровати и направился к столу.
— Привет, — произнес я и в упор уставился на мужика.
— Привет-привет, — хмуро буркнул он и продолжил свое занятие.
Я уселся на свободный табурет возле стола, посмотрел на неаккуратно нарезанную колбасу, перевел взгляд на лицо мужика и спросил:
— Как дела? Что новенького в мире? — таким образом я намекнул, что давно уже не имел возможности выйти из гостиницы, а потому голоден.
Мужик глянул на меня исподлобья и ничего не ответил. Я решил стать немного развязным и действовать напрямую.
— Между прочим, Ленин велел делиться, — тебя этому в свое время учили в школе.
— Самому мало, — хмуро ответил мужик и отправил большой кусок колбасы в рот.
— А Христос, отдавая людям последнее, говорил: «Легче верблюду пройти через игольное ушко, нежели богатому попасть в рай».
Если он не коммунист, то может быть — христианин? Мужик перестал жевать и насупился:
— Тебя здесь что, к кровати привязали? Сходил бы в буфет да пожрал.
— Мы все родились в стране бесплатных советов, — резонно возразил я. — Вместо того, чтобы давать советы, дал бы колбасы, — я пошел напролом и посмотрел на мужика такими голодными глазами, что у того кусок застрял в горле.
— На жалость давишь? — В его сдавленном голосе послышалась угроза.
— Нет, на совесть, — спокойно ответил я.
— Ладно, черт с тобой, — проворчал он, взял своими грязными — у меня-то зрение получше, чем у него — руками самый тоненький кусочек колбасы и протянул мне.
— Спа... — Я не успел договорить фразу, поскольку, едва прикоснувшись к колбасе, оставил неуместную в данном случае щепетильность и чистоплюйство и проглотил ее одним куском, не разжевывая, — я действительно был чертовски голоден!
Мужик вытаращил глаза, покачал горестно головой, окинул взглядом свою скудную трапезу и протянул мне два последних, довольно крупных, куска. На этот раз я успел сказать ему спасибо, причем дважды: до того, как приступил к еде, и после. Потом я попил воды, тщательно умылся и лег досматривать свой чудный сон про цветочек, пахнущий колбасой. Из окна на меня падал солнечный луч, в его тепле я согрелся и сладко потянулся. Мне снилось, что малышом еще я лежу у горячей батареи, уткнувшись носом в теплую мамину шею, и она поет мне свою нескончаемую колыбельную.
Сметая в горсть крошки со стола, мужик бормотал:
— Надо будет Людке сказать, что это она кота не кормит? Такой кот красивый — персидский. Воспитанный. Только болтун страшный и попрошайка.
Мне его бормотание было безразлично.
ПЛАН «L»
Наблюдательный пост я себе выбрал удачно. Это было дерево с толстенной веткой прямо напротив окна. Я удобно устроился в развилке, надежно укрытый со всех сторон густой листвой. Внизу ходили люди, подъезжали и отъезжали машины, но меня они обнаружить не могли. Пешеходы на улице вообще редко поднимают голову выше второго этажа — это статистика, — а я сидел на уровне третьего. Объект, за которым я вел наблюдение, никогда не выходил из квартиры и с посторонними не общался. Поэтому мне было очень важно установить его режим и выманить на улицу, после чего уже начинал действовать разработанный на этот случай план «L».
Разумеется, я не мог поручить столь ответственную и требующую недюжинного интеллекта работу кому-либо из своих помощников. Честно говоря, я и сам не очень-то был уверен в успехе операции — уж слишком объект был закрыт для посторонних. И речи быть не могло, чтобы нахально вломиться в квартиру и попытаться переманить его на свою сторону – это дурно попахивало насилием и шло вразрез с моими убеждениями. Необходимо было что-то придумать, и я решил вначале за объектом понаблюдать, а потом действовать по обстоятельствам. Вот так я уже вторые сутки сидел, лежал, спал на этой долбаной ветке и пялился на задернутые шторы в окне.
Внизу, прямо подо мной, на траве газона расположилась группа тинейджеров с магнитофоном. То, что они называли музыкой, ритмично стучало в виски и мешало сосредоточиться.
— Ну почему я не имею возможности швырнуть в них гранату? — Мои нервы в результате двухдневной голодовки и бесплодного ожидания были расшатаны окончательно.
Но благодаря тинейджерам, мое дело сдвинулось с мертвой точки. Шторы на окне раздвинулись и показался мужчина. Судя по тому, что он был в майке, в этой квартире он либо жил, либо часто ее посещал*. Мужчина открыл окно и перекрывая шум улицы и магнитофона закричал:
— Вы что, с ума сошли? А ну, убирайтесь отсюда со своим магнитофоном! Здесь же люди живут!
На счет того, что в этой квартире живут только люди у меня, честно говоря, были кое-какие сомнения. Да и данные разведки их подтверждали. Грубый окрик мужчины удивительным образом подействовал на подростков, и они, хохоча во все горло, вместо того чтобы в возмущении от ограничения их прав и личной свободы перебить все стекла в квартале, собрали свои вещички и ретировались.
— Ну и ну! — подумал я. — Вот оно! Мистика! Даже на подростков действует.
Ухмыляясь в бороду, мужчина еще немного постоял у окна, провожая взглядом удаляющуюся молодежь, и ушел в глубь квартиры, не заметив меня и оставив окно открытым, а шторы слегка раздвинутыми. В глубине комнаты неясно поблескивал своими стеклами сервант, виднелся кусок дивана и угол журнального столика. Можно было спокойно перепрыгнуть с ветки на подоконник и провести разведку на месте, но я не знал есть ли кто-нибудь в комнате, а вернуться назад на дерево уже не смог бы. К тому же своим неожиданным появлением я мог испугать объект, что в дальнейшем затруднило бы наши взаимоотношения. Хотя, впрочем, стокгольмский синдром при захвате заложников еще никто не отменял. По поводу его спорили, но, тем не менее, он существует и время от времени себя проявляет. Пока я боролся с искушением скрытно впрыгнуть в окно, в глубине комнаты возник объект наблюдения.
— Не зря! Не зря я вторые сутки торчал здесь, как привязанный! Не зря ночью мок под дождем и стучал зубами от предрассветного холода! — Я ликовал. Блестяще задуманная операция по извлечению объекта из квартиры стронулась с мертвой точки и из фазы анализа и подготовки вступила в фазу реализации.
Объект шел на меня. То есть он, конечно, шел не на меня — меня он видеть из комнаты не мог, — объект шел к окну. Судя по всему, он пользовался ограниченной свободой: по квартире перемещался безнадзорно, но за пределы ее выйти не мог. Наверное, смог бы, если бы захотел, но вопрос заключался в том: хотел ли? Моя задача была его убедить в том, что это ему просто необходимо.
Из психологии известно, что в основе всех действий человека лежит голод. Зигмунд Фрейд убедительно доказал, что «не хлебом единым жив человек» — секс! — вторая побудительная причина. Но это касается человека. А мой объект — это не человек.** Я был уверен, что мой объект не голодает, сам неоднократно наблюдал в каком количестве в квартиру вносятся продукты. А вот секс... Насколько подвержен объект сексуальному влечению, не использует ли его обслуга психотропные и другие медикаментозные средства, чтобы подавить его сексуальное влечение? А если использует, то мой план рассыплется, как карточный домик. Значит, у меня должно быть запасное средство воздействия на объект, не подверженное влиянию и не предусмотренное обслугой. Что ж, посмотрим, как себя поведет объект, и тогда решим.
Тем временем объект уже выглядывал на улицу — на газон, под окно — свесив голову, чуть ли не ниже жестяного отлива, как бы определяя, насколько высоко он от земли находится и можно ли спрыгнуть.
— Не закружилась бы голова, не дай бог, упадет, — забеспокоился я, хотя знал, что по анатомическому строению вестибулярного аппарата объекта, у него не может быть головокружения от высоты (да и какая здесь высота? — тьфу! — всего-то третий этаж), а по своей психике акрофобии — боязни высоты — у данного вида не бывает. Но ведь возможны и аномалии? Я дождался, когда объект перестанет рассматривать пасущихся на газоне воробьев и приступит к исследованию дерева, на котором я нахожусь — прошло не более пятнадцати минут — и ласковым голосом негромко произнес:
— Не правда ли, чудесные нынче стоят погоды?
Объект склонил на бок голову, высматривая меня в листве. Я подвинулся на ветке, чтобы он меня заметил, и придал себе независимый вид шалопая, залезшего на дерево только лишь из любви к этому занятию.
— Да, погода хорошая, — в раздумье сказал объект, не зная, продолжать ли беседу с незнакомцем, да еще такого вызывающего поведения, или нет. — Скажите, а что вы на дереве делаете?
— Видите ли, я очень люблю спорт: бег, прыжки, силовые упражнения, борьбу... В том числе и скалолазание. А у нас сами знаете, скал нет. Вот и приходится по деревьям лазить, технику отрабатывать. Сегодня вот залез, а внизу подростки устроились. Неудобно было при них спускаться — renommee, понимаете ли, вот и застрял на дереве.
Занятие скалолазанием — ныне популярный extrem — это был козырь. Что не придумаешь, лишь бы удержать внимание объекта к себе. Но моя похвальба осталась без должного внимания и соответствующих ей ахов и охов. Телевизор что ли не смотрит? Тогда я попробовал увлечь экзотикой.
— Скажите, а почему я вас раньше не видел? Я, правда, недавно приехал из (я назвал одну из «горячих точек» планеты), но успел уже познакомиться с лучшими представителями местного общества.
Я беззастенчиво лгал, но знал, что опровергнуть мои слова объект не сумеет.
— А я не выхожу. Не имею желания. Тем более с кем-либо знакомиться и общаться. Так вы, значит, с Востока... То-то я смотрю, в ваших чертах есть что-то восточное. — Объект обрадовался подтверждению собственной догадливости — это было мне на руку. Ну и как же там, на востоке? Это правда, что пишут в газетах и болтают по телевидению?
Значит, телевизор все-таки смотрит! Я начал было рассказывать о восточных чудесах, о ужасах войны, которые мне якобы пришлось там пережить, и многом другом, но потом резко остановился:
— Может, мы переместимся в другое, более подходящее место? А то, знаете ли: я на дереве, вы на подоконнике... Давайте встретимся и обо всем поболтаем.
— Давайте, у меня куча свободного времени. Где же?
— На лестничной площадке. На вашей лестничной площадке. Я вас буду ждать там, и мы вместе где-нибудь прогуляемся.
— Идет! Скоро выйду. Ждите.
Объект скрылся в глубине квартиры, а я опрометью спустился с дерева и влетел в парадное. Ждал недолго, вскоре дверь отворилась и, как обычно в это время, женщина, охраняющая объект, вышла за покупками. Объект, пользуясь своим маленьким ростом, прошмыгнул мимо нее и, пока та нагнувшись ловила руками воздух, взбежал ко мне на площадку между третьим и четвертым этажами.
— Бегом, через чердак, и выйдем в другом подъезде, — шепнул я на ухо.
— Ага! Бежим! — На эту готовность было любо-дорого смотреть.
И мы рванули!
— Глашка, Глаша, Глашенька! Кис-кис-кис! — Встревоженно кричала где-то внизу женщина, но мы уже были для нее недосягаемы. Так я впервые услышал имя своего объекта любви.
А на чердаке, после того, как я ей все рассказал, и уже нежно взял зубами за шелковистую шерстку на загривке, я подумал:
— Старик Фрейд был не прав. Я двое суток голодал ради этого момента. Любовь — на первом месте! Только на первом! А набить живот можно и после. Во всяком случае, у котов — именно так.
_________________________
* Даю его описание: возраст – 45-47 лет; рост средний, 173-176 см; волосы – каштановые, практически без седины, не крашеные; глаза – карие; нос — крупный с горбинкой. Из отличительных примет: густая черная борода с проседью и еле заметные шрамы под левой бровью и на верхней губе слева. Все это я, конечно, заметил не со своего наблюдательного поста на дереве, а после, при более близком знакомстве с ним. Кстати, вот интересное наблюдение: судя по расположению шрамов на лице человека, можно с большой долей вероятности определить, кто его чаще бил: правши или левши.
** Про себя отмечу, что на меня воздействуют оба фактора. Причем, если первый — голод — доставляет мне только хлопоты по обеспечению организма необходимыми калориями и микроэлементами, то второй — секс — не только хлопоты, но и различные неприятности.
КАК Я ВРЕЗАЛ БОКСЕРУ ТАЙСОНУ
Как-то раз, мурлыча про себя немудренный мотивчик я свернул с улицы во двор. Секретная встреча с Анвером-Сибиряком и Пьером Безухим была назначена в темном, но сухом подвале пятиэтажки, стоящей в глубине двора. Конечно, компания была еще та, не в моем вкусе, но мы были призваны и организованы для участия в одном очень важном мероприятии. Всё было густо замешано на внутренней политике, идеологии, противоборстве мировоззрений, и мы были рядовыми бойцами на этом невидимом фронте.
Анвер был из сибирских - он родился на поселении в Хакассии и приехал в этот город недавно, в короткой паузе между первой и второй волной всеобщего самоопределения и глобального самосознания. Он был крупный, густо поросший шерстью, как и я - такие всегда нравятся слабому полу. Ему полная противоположность - Безухий - мелкий, злобный, истеричный, но смелый до безумия. Даже свое прозвище Безухий получил после того, как лишился правого уха в драке с местным боксером, за что тот сразу же был прозван «Тайсоном». Потом уже, позже, к Безухому откуда-то прилепилось обидное «Пьер». Анвер и Пьер были отличными бойцами, неоднократно выходившими с честью из самых щекотливых ситуаций. В подвал они должны были пробраться ночью, по одиночке, чтобы никто ничего не заподозрил.
Я опаздывал и потому торопился. В самый последний момент мне на хвост сел какой-то гаишник. Вид он имел несчастно-потерянный. Все время, пока тащился за мной, мент нес перед собой свое кепи, держа его за козырек, как обычно держат кепку попрошайки у магазинов. Я подумал, что он, со своей волшебной палочкой-жезлом, за дежурство ничего не нахалтурил и теперь боится идти домой - без денег жена не пустит. Вот и ходит, попрошайничает. Несмотря на серьезность ситуации, эта мысль меня развеселила. Я легко оторвался от преследователя проходными дворами и потайными лазами, сделал контрольный круг и с невинным видом проник в знакомую подворотню.
А во дворе меня уже ждал очередной сюрприз.
Недалеко от входа в подвал стоял мужчина и как бы ничего не делал. Какая-нибудь барышня или старушка, глядя на него, подумали бы, что это какой-нибудь мелкий предприниматель ждет своего партнера по бизнесу. Но я не был ни барышней, ни тем более старушкой. Я сразу определил - опер! И не просто стоит, а выслеживает. Вполне вероятно, что меня.
То, что это представитель силовых структур, было видно невооруженным глазом: мятые в паху брюки, своеобразное положение ступней, независимо от того, чем их обладатель занимается: стоит, сидит или идет – «носки врозь», вязаная шапочка фасона «LARIN & DUKALIS» надвинута на самые брови, неразлучная с владельцем папка из кожзаменителя зажата под мышкой. Каждый из признаков в отдельности мог подходить к любому мужчине на планете, но собранные на одном человеке означали только одно - это милиционер: опер или участковый. Взгляд и поза ожидания, не выражающие при этом ожидания, а только пребывание в данной точке Вселенной в данный момент Времени - тоже их примета.
Я мгновенно - сказался опыт - прикинулся бомжом и неспешно направился к мусорному контейнеру. От контейнера мне было удобно наблюдать за караульным, хотя и приходилось изображать заинтересованность содержимым бака.
Что же это происходит? Я, опытный боевик, за которым числится не одно громкое дело, должен копаться в мусоре из-за того, что кому-то понадобилось здесь торчать? Конечно, внешне я не очень похож на пресловутое "лицо кавказской национальности" - порода не та, но опер сразу увидит, что я выходец из Азии, а учитывая мою известность в определенных кругах под именами: "Перс", "Ваххабит", "Маджахет" и "Талибан",- можно со стопроцентной уверенностью предположить, что он мной заинтересуется и потребует предъявить документы. А документов-то у меня с собой и нет! Значит, задержания до выяснения личности не избежать. Но меня-то ждут!
Усыпляя бдительность опера, я прогремел какой-то консервной банкой и продолжил наблюдение. Из двери одного из подъездов внезапно выглянул боксер Тайсон. Выглянул, увидел опера и попятился назад в подъезд. Странное поведение Тайсона опера заинтриговало, и он направился в сторону боксера, повернувшись ко мне, мусорному баку и входу в подвал спиной.
Вот этим я и воспользовался. Мягким кошачьим шагом я пошел к заветной двери. Рядом с ней чуть выше уровня земли находилось небольшое зарешеченное оконце, как обычно, без стекла. Я в него юркнул и остановился за решеткой, чтобы глаза привыкли к темноте.
- Ура! Перс явился! Наконец-то! Мы уж заждались, анекдоты по второму кругу травить начали, - раздался истерический голос Безухого.
- Перс, берегись! Сзади Тайсон! - Неожиданно завопил Сибиряк.
Я резко обернулся и в пяти сантиметрах от себя увидел морщинистую, истекающую слюной морду боксера.
- Шшшкотина! - зашипел я и цапнул псину когтями за нос, прямо через решетку.
Тот заскулил и отпрянул от окна.
- Вот так! Знай наших! - Восторженно заорал в окошко Безухий. - Это тебе не кастратов за хвосты дергать! Вмиг по носу схлопотал!
Я спрыгнул с подоконника и несколько раз дернул хвостом из стороны в сторону, призывая к вниманию.
- Времени мало, поэтому, сразу - к делу. Получен приказ, — я показал глазами на потолок, чтобы они сразу прониклись и поняли, что это личное задание Самого. — Нашу группу включили в подразделение по зачистке города. Поэтому, завтра, в двадцать ноль-ноль, мы все, вместе с Рыжим, Сиамом, Кузьмой и всеми его сыновьями, идем к сортиру-помойке у Нефтяников мочить тамошних котяр. Пленных не берем. Кастрация противника приветствуется. Вопросы есть? - Я посмотрел на внимательно слушающих меня, настроенных моим личным примером — по-боевому,— котов, и сам себе ответил: - Вопросов нет.