Осколки

Савельев Михаил
 
              ОСКОЛКИ

               

    Напрасно прочитанная книга
только та, которая не породила
ни одной самостоятельной мысли.
                КЛАССИК.




   -  У кого есть время?
   -   …
   -   У кого сейчас есть время?
   -   ?
   -   У кого есть время?
   -   Ну, у меня есть.
   -   Пожертвуйте…


               
                Секунды - микробы времени.
                АЛЁНКА.

                ДЕНЬ
Безжалостно, жестоко, бессмысленно, как совершаются все убийства, я убил его. Ему было больно, но он не мог ничего сказать. Он хотел быть для меня радостным, светлым и погожим… Не глядя в глаза ему, не поднимая головы, всё понимая, тупо убил его, от начала до конца, - погожий зимний день 13 февраля 2001 года…
Дни они живые, они все разные. Они хотят, чтобы их ценили и наполняли, как они наполняют и ценят нас.
Часто мне перед ними стыдно за свою пустоту. Не могу взглянуть им в глаза и тогда их убиваю. Сколько уже таких дней? А самое страшное, что бы, теперь, не делал, их не станет меньше.
Расплата может быть страшной.
Люди! Берегите свои дни. Откуда вам знать, сколько их, у вас, осталось.

- Лешие – это такие страшные мохнатые существа они живут в лесу и их не существует.

Главное в жизни быть хорошим человеком. Потому что, прежде всего мы – люди. Потом мы взрослые и дети, потом  мужчины и женщины. Только потом мы подчиненные и начальники, и прочая шелуха.
Что такое хороший человек? В моём понимании это тот, кто заставляет других: улыбаться, удивляться и задумываться. Самые хорошие люди на земле – дети.
Самые хорошие взрослые люди, те, кто сохранил в сердце искорки детства. Такие люди очень искренни.


Дневники ведут те, кому в жизни тяжело или нечего делать.

 
Он способен на  большие жертвы из-за любви к себе.   

               
                ПЯТЬ ИСТОРИИЙ О ЛЮБВИ.

Андрей ждал. Он аккуратно расставил бокалы, стол украсил фруктами, поставил пузатую бутылку хорошего вина.
В дверь постучали. Он взял заранее приготовленную коробочку в левую руку:
    - Открыто.
    - Привет.
    - Привет, очень рад тебя видеть. Это тебе.
    - Ммм. Спасибо. А что сегодня за… А-Ах! Как ты догадался!?
   Вика кинулась ему на шею и расцеловала.
   Сели за стол. Выпили вина, поболтали о том, о сём. Вечер был прекрасен.
    - Андрюх, скажи красивый тост.
    - Хочешь, я, лучше, расскажу тебе сказку?
    - Очень интересно послушать.
   Андрей покрутил пальцем по ободку бокала и начал:
 -Хотите – верьте - хотите, нет, да только не так давно жили, а может, и сейчас живут, на белом свете Сергей и Елена.
   С детства росли они в соседних дворах одного небольшого города. Потом учились в одной школе. Часто виделись. В общем, в восьмом классе поняли, что любят друг друга. И тому подобное.
С тех пор  всякую минуту они стремились, друг к другу и ждали только, когда им исполнится по двадцать лет, чтобы больше никогда не расставаться.
   Почему двадцать? Да потому что учителя в школе говорили: «Ранние браки самые ненадежные и 80% их распадается в первый же год». Они хотели только надежного брака, на всю жизнь, рисковать и  не думали.
   Они считали дни и часы. Наконец, долгожданный год настал; Сергею должно исполниться двадцать в марте. Елена, была талантлива, она задолго начала готовиться к этому событию: были нервные дни и бессонные ночи, но к юбилею Сергея сотворила свой первый в жизни настоящий шедевр – его портрет и стихи на обратной стороне, только для него. Он выучил их наизусть, Елена снилась, ему, в их дымке.
   Прошло время и скоро, в начале августа, двадцатилетие Елены. Сергей сбился с ног и сломал голову, ища подарок возлюбленной. Он советовался с друзьями обошел все магазины в своём городе, ездил в областной центр, но ничего подходящего не находил. Время поджимало.
   Однажды, поздно возвращаясь с работы в полупустом автобусе,  услышал за спиной:
   - Подари ей то, что она хочет.    
   Серега обернулся, но за спиной не было ни продолжения фразы, ни беседы, и было решительно непонятно, кто высказал эту мысль.
   Но что делать он, теперь, знал.
   На День рождения Елены они с вечера уселись в уютнейшее кафе. Пили вино, смотрели друг другу в глаза, танцевали под медленную музыку и мало разговаривали. Вихрь чувств бушевал в их душах…
   Сергей посчитал, что момент настал:
   - Это тебе, - он разжал ладонь.
   - Бог мой… Как красиво… Спасибо. Но… что это?  … Талисман?
   - Талисман, волшебный.
   Елена удивленно посмотрела на Сергея:
   - Ты шутишь?
   - Нет.
   - И что же он может?
   - Если в полночь при полной луне его бросить в пруд, в лунную дорожку и загадать желание оно сбудется.
   Сергей очень серьёзно смотрел на Елену и, появившееся было, у неё, желание расхохотаться шутке, моментально прошло.
   - Любое желание?
   - Любое.
   - И оно сбудется?
   - Точно. Полнолуние через три дня…
Все влюблённые – сумасшедшие. 
   С того вечера Елена потеряла покой. Она верила Сергею и не сомневалась, что желание обязательно исполнится, но почему всего одно? Как важно не ошибиться! Елена думала день и ночь. Она не пила и не ела. Она строила планы на будущее, думала о настоящем, вспоминала прошлое. Она вспоминала, раздумывала, мечтала…
   Три дня не прошли просто и для Сергея…
   Идти на пруд ночью, одной страшно, но бедная Елена столько пережила за эти три дня и три ночи, что дрожала скорее лишь от холода и сырости, судорожно сжимая в кулаке Талисман.
   Без пяти двенадцать. Скорее. Огромная луна. А где дорожка? Вот она подходит под самый обрыв.
   Елена встала на самый край обрыва и о чем-то серьёзно думала, глядя в серебряную дорожку на черной воде. Кивнув головой, как будто стряхнув в бездну мысли, она раскрыла ладонь. Талисман, медленно мерцал, как будто растворяясь в бледном свете Луны. А Луна безумствовала светом, как будто узнав в талисмане кусочек своей, давно потерянной, души.
   Сильно замахнувшись, Елена вернула Луне ей принадлежащее.
   - Хочу, чтобы МЫ БЫЛИ счастливы ВРОЗЬ, - она постояла чуть, как будто ожидая ответа. И, повернувшись, медленно побрела к городским огням.
   А, Сергей сидел под тем обрывом до рассвета, слушая и не слушая лягушек, глядя и не глядя на отражение звёзд… 
   Подперев ладошками лицо, Вика пристально смотрела на Андрея ещё некоторое время. Затем выпрямилась, обвела стол глазами, взяла подарок, через широкое горлышко бокала опустила его в остатки вина:
   - Дурак ты, Андрюх. И сказки у тебя дурацкие.
   Вика встала, задвинула стул, подошла к двери, спокойно обулась и, несильно хлопнув дверью, ушла.


   Маша приехала домой к Игорю в первый раз познакомится с его родителями, встретить вместе Новый год. Она никогда не была раньше в этом замечательном городке. И друзья Игоря,  простые в общении, почти все холостые мужики, ей тоже понравились.
   31.12. Родители, дав ценные (по их мнению) указания детям (по их мнению), ушли встречать Новый год к своим друзьям. Друзья же Игоря часикам к девяти пришли к нему домой.
   Хочется сказать, что в дом Игоря всяк, входящий, попадает через небольшую проходную комнатку, в которой помещается книжный шкаф и диван. Она первое, что видит человек, входя в дом. Она является визитной карточкой, лицом. Вошедший может не увидеть всего (комнаты направо, кухня, ванна, туалет налево), но по комнате этой он составит впечатление о доме и о хозяевах. Через эту же комнатку пройдет  любой, желающий выйти, а так же попасть из жилых комнат на кухню в ванну или туалет. Таким образом, комнатка эта, несмотря на всю свою неприметность и проходимость, играет в жизни дома, я бы сказал, фундаментальную роль. Это диалектическая комната, своей судьбой она наглядно показывает нам то, что в жизни часто скрыто. И в этом важном, неброском месте, конечно же, происходят важные события.
   Было уже за полночь, и праздник несся звенящей, наряженной тройкой, когда Машу проходившую из комнат в кухню неожиданно окликнули. На диване, под книжным шкафом, сидел Володя (один из друзей Игоря). Маша остановилась.
   - Маша, одну минуточку.
   - Да, я слушаю.
   - Маша, ты самая лучшая женщина на свете. Я тебя люблю. Выходи за меня замуж.
   Маша, от удивления, шаг назад сделала:
   - Нет, нет, что вы.      
   Володя понимающе, с грустью, кивнул головой:
   - Жалко. - И тут же, на диване, переведя тело из положения «сидя» в положение «лёжа», вздохнув, безмятежно уснул…               


   Мы вместе поступили в институт, они учились со мной в одной группе.
   Она была старше его года на три и не была, королевой красоты.
   Он влюбился в неё с первого взгляда.
   Она смотрела сквозь него.
   Он грустил без неё и говорил о ней.
   Уже на третьем курсе она вышла замуж за здоровенного красавца.
   А он всё равно говорил о ней.
   Ещё через год что-то случилось в жизни, об этом судачили даже преподаватели; она развелась с мужем и ОНИ поженились.
   Последний раз я встречал их много лет назад, они шли под руку: разговаривали, улыбались, и не было им никакого дела ни до меня, ни до всего остального мира… 


Всё у Сереги в жизни хорошо. И жена есть. 
Вот только сны иногда мучают. Нет, не так, сны не мучают. Сны он ждёт. Просыпаться бывает грустно…
Он не смог бы сказать с каких пор и как часто… Да только снится ему Женщина.
Серёга с ней разговаривает или гуляет, иногда она его за что-то корит, но всегда ему, рядом с ней, безумно хорошо, а на душе легко-легко, спокойно. И сны эти такие живые.
Она всегда разная, но, безусловно, всегда одна и та же.
Он не знал, кто это и есть ли Она на самом деле. Точно знал лишь одно – это его Женщина.
И вот, в прошлый четверг, спит Серёга и видит: Идёт Она ему навстречу, и он Её, как всегда, всем сердцем почувствовал.
Она идёт и улыбается. Подошла вплотную и смотрит прямо в глаза. А глаза радуются, лучатся. И Сергей узнал их. Узнал. Узнал! Узнал… И всё ещё раз понял.
А она топит его в своих красивых, тёплых глазах.
- Ну, что узнал? Да это я, - и назвала своё имя и, почему-то, отчество; хотя и не надо ничего объяснять было…
Сон растаял.  Серёга открыл глаза.

               
                ВЕСНА!  2002г.


    - Дядя Миша, у нас есть учительница на вашу машину похожая.
    - ?!
    - Она такая же старая.

   
   А ещё письменно излагать мысли хорошо, потому что, знаешь - не перебьют.
   
   Когда бьют друзья, даже невзначай - очень больно.
   От них не защищён.

    Самое большое зло на свете эгоизм.
    Самый бездарный и безвозвратный путь к нему – наркотики. Человек перестаёт быть человеком. Остаётся только его уродливое огромное Я; и оно любой ценой требует себе очередную дозу.

    ЛИЧНО:
    Значок «Дежурный врач» гораздо тяжелее бронежилета.

   Очень редко в пьяную голову приходят трезвые мысли – это точно.
   Но, зато, какие шедевры лезут в голову с похмелья!
   Уму непостижимо.

   Одну и ту же палку можно использовать и как орудие труда и как орудие убийства.
   Точно так же можно поступить с любой философией.
   И со всем вообще.

   Счастье это как жизнь или смерть не может быть частично. Либо оно есть, либо его нет.
   Очень часто мы не осознаём своего счастья.

               
                О ПАМЯТИ И ВРЕМЕНИ
               
   -Я вспоминаю так, что всё забываю.

   -Разве я сейчас вспомню, столько лет назад прошло.

   Память – ушедшее время.
   Память помогает ожить времени.
   Время – убивает память.
   Иногда время жестоко.
   Чаще гуманно.

   Время, оно живое и упрямое: когда его торопишь - оно тянется, когда просишь остановиться – летит.
   
                *

   - Ты будешь чай или водку?

   - Я хочу то, что я хочу.

   Вся моя жизнь одна большая ошибка.

   Выпей с человеком и тогда ты увидишь, какой он внутри.

   Новый человек в коллективе. Непринужденный разговор.
   …
   - А кто там Сидорова?
   - Она самая хорошая девочка из старых крыс.

   А многоточий много, потому как многое в жизни не докончено…

   Нет, вы вдумайтесь: В КОНЦЕ КОНЦОВ.
   Странное это место.

   ПОЖАЙЛУСТА НИКТО НЕ ОБИЖАЙТЕСЬ НА МЕНЯ ВООБЩЕ и в частности за эти строки.
Пишу лишь то, что есть.


В субботу вечером, один человек, не торопясь, прошелся по берегу Чёрного моря, попивая прохладный, модный ныне, напиток. Поднялся в свою трёхкомнатную квартиру. Пообедал, подремал. Пощёлкал клавишами компьютера, поговорил по сотовому телефону. Спустился к подъезду, сел в свою машину, чтобы отвезти лишние вещи в гараж.
Вернувшись, поужинал, взял пульт и лег на диван перед телевизором, не найдя интересных программ, человек, больными тоской глазами уставился в потолок...
Другой человек, в другом месте, сидел в шерстяных носках, толстых шерстяных штанах укутавшись в куртку, на холодной, пахнувшей мышами, кухне. Он сидел за ветхим кухонным столиком. Под ногами у него стояла огромная жёлтая кастрюля с нагретой, на газе, до кипячения водой. Она согревала, как могла, человека и кухню, отдавая накопленное тепло.
За, покрытым снизу слоем льда стеклом, была зима и ночь. На кухне горела жёлтая лампочка, и было теплее. И там и здесь была полная тишина.
Перед человеком на столе лежала стопка книг и каких-то тетрадей.  Прижимаясь ногами к тёплой кастрюле, он читал.
В пустом животе его заурчало. «Интересно сколько времени? Ого, четыре утра. Пора спать». Человек с удовольствием осмотрел объём проделанной работы, пролистал записи, потянулся на табуретке, встал, выключил на кухне свет… Через минуту он  лежал под толстым слоем одеял; засыпая, он счастливо улыбнулся.
… а тот, первый, даже поёжился, встал, тряхнул головой, отгоняя воспоминания, грустно усмехнулся и пошёл на кухню сварить себе кофе…

Каждый вопрос, разбитый ответом, разлетается на десятки, тоже требующих решения. Это не очень понятно. Совсем непонятно другое: «осколки» эти зачастую важнее и больше того целого, из которого получились.
 
Тёмно-синее очень, для меня, редкое. Это значит, что день будет тяжёлый. Значит, что прошлый прожит не зря. Что здорово работалось или отдыхалось. Что был совсем один… или не совсем... Что голова снова чистая. Что вокруг (кто уже, кто ещё) но все, крепко спят. Что все скоро проснутся, а мне захочется спать…
Когда ещё не запели птицы, небо стало лишь темно-синим, воздух чисто-свежим, а оставшиеся звёзды сблизились с Землёй; на несколько минут, на яву, попадаешь  в мир волшебных снов и удивительного равновесия.
Люблю я бледнеющий синий.
Это, правда - кто рассвет встретил, тому грех прощается.
 
То, что вечером кажется важным, утром бледнеет и исчезает вместе со звёздами.
Утро вечера мудренее.

-Построение каждый день ровно без пятнадцати ноль-ноль.

-  Что за шрам?
- Оперировали.
- Что за операция?
- Пневмония была.
- !?
- С язвой перепутали.

Возвращаюсь вечером домой, не поздно. Поднимаюсь, звеню ключами: 
 Как хорошо!
Я уже дома!
Меня там никто не ждёт.
Как хорошо!

Журналисты – дилетанты во всём чего касаются, хотя хотят казаться знатоками. Как замполиты в  армии.
И тем и другим отдаются на растерзание неокрепшие умы.

Смерть – это как в холодную воду нырнуть. Неприятно немного, но ничего особенно не изменится.

Очень просто быть бесталанным во всём.
Тяжело  осознавать это.

Даже если вся жизнь сплошная белая полоса, всё равно она закончится тоненькой чёрной каёмкой.

Хорошо быть поэтом. Плохо ему – взял, накропал стишок, излил накопившееся в душе, и уже легче.
Куда деть накопившееся простому смертному? Когда даже поговорить не с кем. Всё абсолютно заняты: абсолютно.
Может просто сам бездельник?
               


                Ещё раз о любви.
               
- Акулы любят людей…
            Устами младенца.


Хотя он об этом никогда никому не говорил, но мне (а скорее всего не мне одному, а ещё вернее: почти всем) точно известно, что он её любит. Она замужем, он давно женат. Они не могут быть вместе. Так уже несколько лет.
   Когда она рядом он тихо радуется. Когда она далеко ему плохо. Он не подаёт виду, но видно, видно.
    Её  знаю плохо, но сдаётся мне и она ищет встреч.
    Как долго это будет продолжаться и чем всё закончится, предсказывать не берусь. 
   И так в жизни бывает.
   И ещё: если узнаю разрешение этой логичной истории, беру на себя обязанность информировать Вас.


Наволочка сохранила чуточку её запаха. 
       Снилось ему: они запойно целовались, он видел близко-близко её глаза, волосы, кожу…
        И был ещё неожиданный вопрос. И короткий ответ. Но это тайна.
 
               
                *
               
Иногда слышу совсем не то, что говорят.
Иногда говорят такое, что думаешь: «Ослышался».

Одежда временная оболочка тела.
Тело временная оболочка души.
О чем надо заботится прежде?
Одежда износится.
Тело всё равно одряхлеет.
Что же останется, если не заботится о душе?
Недостатки тела прикрывают красивой одеждой.
Плохо когда духовное уродство прикрывается красивой внешностью.
Но бывает прекрасно, когда физические изъяны подчёркивают внутреннюю красоту.

- Напугал детей конфетами…

- Навидался я их, как зеркало прыщей…

- Мелкий человек. Воришка чужого времени…

- Наше руководство решило проверить, кто, чем дышит, чтобы все дышали одинаково…
 
Совсем не важно, сколько и чего у человека есть.
Важно есть ли у него то, что ему нужно. И нужно ли ему вообще что нибудь.
Вы меня понимаете?

УТРОМ
Вовка реальный человек и живет в реальном мире как мы с вами. Работа, дом, иногда праздники. Иногда не календарные…
В общем, накануне Вовка напился. Но не до беспамятства и потери равновесия. Он хорошо помнил всё, вплоть до момента, когда они с Оксаной (женой) легли спать.
Ввиду летнего времени и жары спали они на полу на матрасах…
Вовка проснулся от чувства чего-то необычного… Всё дальнейшее, замечу, произошло в считанные секунды.
Он открыл глаза и… ничего не увидел. То есть он не увидел того, что ожидал увидеть; и даже не увидел того, чего увидеть не ожидал.
… да.
Пространство перед его глазами не имело границ и было наполнено нежно-голубым светом. Справа, слева, прямо, вверх, вниз как могла повернуться голова голубой цвет, сам по себе, неподвижная прохлада вокруг и, ничего больше.
Вовка повел руками перед собой и не ощутил никакого сопротивления. Ему стало, скажем прямо, не по себе: «Что за… где это я?» И вдруг, он понял что сучилось. А случилось непоправимое.
В темя гвоздём вонзилась мысль: «Я умер!» Это объяснило всё происходящее, но не пролило ни капли света на будущее «А что же дальше? Как же это? Умер… умер.. А родные? А сын?! А я?!!»
Оксана проснулась нежно-голубым утром от душераздирающего крика.      
Кричал и бился, каким-то образом, ночью, попавший в пододеяльник, Вовка… 

               
                ВОСТОК

Мама пишет: «Ну, как там знаменитые Каспийские пески»?
А я до приезда сюда и не знал что здесь пески, да ещё и знаменитые.

Песок, везде песок. В сапогах, в карманах, в вещах, в волосах, во рту, под ногами, перед глазами, вблизи, вдали. Песок. А ещё по нему ходить трудно. Но, привыкаешь.
Огромным полукольцом, вдали горы.
Туманы очень часто. Ночные, утренние, вечерние, дневные, круглосуточные.
Палатки. Лагерь обнесён МЗП (малозаметное препятствие) и колючей проволокой. Вот она в 50 сантиметрах от моего окна.
По периметру часовые.
Зона.
Выход за пределы – событие.
Зарядка по берегу великого Каспия. Из его глубин Солнце всходит. И если правда, что тому, кто восход встретил, грех прощается, то там, нам, многое прощено.
После зарядки: завтрак, построение, больные, построение, … стрельба, баня, сопровождение колонны, учения, безделье …, совещание, ужин, вечерняя поверка, отбой. И так каждый день. А ещё круглые сутки личный состав, техника, командиры, конфликты, водка и хороший Кизлярский коньяк.
Здесь, в целом, ещё мирно. Вот только прапорщик на фугасе подорвался.
Это для нас Дагестан.
И так месяц, второй, третий, четвертый. Я триста солдат в лицо знал и 50 офицеров в тумане со спины.
Мы там зверели. Я, точно.
До сих пор душа в язвах.

Люди здесь другие. Не пойму я их.
Вот пожилая женщина, ни с того ни с сего, сует, в карман, десятку на сигареты.
Вот из ворот выходит маленький мальчик и щелкает в след колонне незаряженным ПМ-ом.
Вот седой гражданин показывает нам на здание, куда стрелять надо «Если что-то начнется».
К нам здесь хорошо относятся.
Солнечному Дагестану мир нужен. Не все здесь это понимают. Все в напряжении.
И беда придёт.
Но ещё почти четыре месяца размеренной восточной жизни. С её мечетями, базарами, праздниками, заботами, пением муэдзинов по утрам и нашей, здесь, службой.
                *

Есть люди удивительно созвучны своим именам.
Может, конечно, это субъективно.
Но встречались мне такие люди.
Вот видишь человека в первый раз и думаешь: «Его зовут Алексей и никак по-другому». И точно, так и есть.
Как-то пришла к нам в класс новая учительница русского языка и литературы. Увидел её и думаю, что её зовут Маруся, без вариантов. Хотя до этого никогда ни одной Маруси не видел.
Каково же было моё удивление, когда она назвалась:
- Ирина Алексеевна…
Моя первая, надёжная, детская практическая теория была разбита одним предложением…
Я даже урок не слушал.
А ещё чуть позже:
- Марусева!
Представьте моё маленькое детское счастье, когда я узнал её фамилию.

           ОТ НАЧАЛА ДО КОНЦА ВЫДУМАННАЯ ИСТОРИЯ № 3
                НЕСЛОЖИВШАЯСЯ МОЗАИКА,
                ИЛИ
                ЗАСТОЛЬНЫЕ БЕСЕДЫ
               
Потому что за столом
раскрывается душа
советского человека. И
самые большие
откровения случаются
на кухне.
               
Бесконечные, если это слово применимо к однокомнатной квартире, стеллажи, под потолок, с книгами. Монолитный стол с наваленными тетрадями;   письмами и гербовыми бумагами на разных языках, с печатями - под стеклом.
За столом крупный, седой человек положил ручку, отхлебнул из стоявшей тут же чашки, поднял глаза и удивлённо застыл. Хотя тут же улыбнулся, и глаза его засветились теплотой.
- Я   знал, что примерно так оно всё и будет.
Молодой человек, стоящий на пороге, с непосредственным интересом закончил разглядывать  комнату и теперь не отводил взгляда от хозяина:
- Ну конечно, по-другому и представить нельзя было, - рукой он показал на стеллажи.
Седой обвёл взглядом обстановку и чуть грустно в согласии закивал:
- Ну что ж, вперёд?
 Молодой человек искренне расхохотался:
- К тебе невозможно привыкнуть! Ну а я-то, тебя, хоть раз смогу удивить?
- Ты знаешь… я ждал… - Седой вдруг гоготнул, - Ко мне сейчас Иван Николаевич зайдёт. Ну, ничего, он свой во всех отношениях, жаль, вы не знакомы. Я только дверь открою, хорошо? …
               
                *               
В общем, они шли домой и никуда не сворачивали. Просто по дороге, с обеих её сторон, через определенные промежутки пути находились кафе, и они, через указанные промежутки, попадали в каждое. Сегодня получилось так, что они не пропускали ни одного.
Уже синел летний вечер, когда они, наконец, подходили к дому. Зашли тут же в магазин.
-Давай возьмём пельменей… и…
-«Клюковки».
-Нам, пожалуйста, полкило «Южных» и «Клюковку».
На кухне царил порядок: перемыта и поставлена на «штатное» место посуда, раковина и плита блестели свежестью мятной конфеты, в общем, все убрано, протёрто, даже салфетка на стиральной машинке поглажена, и как бы подчёркивая всё это, в раковине скучала не очень грязная сковородка.
Ромка такого не видел никогда. У Николая в квартире – точно. Он не нашёл даже слов. Пошёл сел за чистый стол (с чистой пепельницей!), обвёл взглядом кухню, и лишь слегка покивал головой.
Пельмени сварили тут же. «Клюковку» же сунули в морозильник и про неё забыли.
  Вообще-то Ромка снимал квартиру совсем в другом районе города, но поскольку все затеи и беззатейливое время скуки им было много интереснее проводить вдвоём, чаще жил у Коли. Хотя время от времени они, для смены обстановки, гостили и у него, или вообще по домам. Они были как бы ядром, вокруг которого, собирались разные люди и происходили обычные и самые невероятные события.
Они были непохожи, если не сказать, противоположны, почти во всём, начиная от внешности и, заканчивая характерами, но совпадали в чём-то неуловимом, главном. В чём Николай никогда не задумывался, а Ромка никогда не говорил, хотя, может, и знал.
В Ромке, наверное, умирал преподаватель какой-нибудь абстрактной науки. Он мог не знать элементарных, с точки зрения обычного человека, вещей. И в то же время мог обычному человеку открыть глаза на обычные вещи с доселе умонепостижимой стороны.   
Нет, Ромка знал много. Ромка был философ. Коля, любил его послушать и иногда даже провоцировал на рассуждения. А Ромка иногда высказывался и без «провокаций», так, по потребности души.
Задавая «диалектический» вопрос Ромке Николай никогда не предполагал, что услышит в ответ. Он как бы запускал неизученную цепную реакцию с непредсказуемым итогом. Хотя, по правде сказать, Ромка в целом был непредсказуемым человеком, и предсказать его было можно лишь в его этой самой непредсказуемости.
-Рома, зачем, вообще, мы живём?
-Какой пошлый вопрос.
Но Николай, по ряду признаков видел, что «зацепил» друга и терпеливо выжидал. Недолго.
- Ты хоть раз видел, как вылетает подёнка?
- ?
- Это такая маленькая, невзрачная, как моль - бабочка, которая живёт одну ночь. Причём они живут все в одну, летнюю ночь, миллионы. Они не покидают границы своего водоема. Представь: белое живое облако над рекой, точь-в-точь повторяющее её изгибы, разливы, заводи и сужения; лёгкое шуршание миллионов крохотных крылышек и миллионы трепещущих душ… А к утру они умирают и отдают свои тела реке… Вся вода становится белой, ещё несколько дней несёт их течением мимо и живность речная, тогда, жирует, поглощая миллионы безвинных телец. Всего одна ночь дана им Богом. Что они успевают? Зачем они живут? Уж, не для того ли чтобы была сыта рыба?
Я никогда не жил в «природе» долго, но судьба зачем-то подарила мне такую ночь, одну.  До сих пор, она заставляет меня думать.
И кажется мне, что за самоотверженность их, беззаветность воздается им сполна, как и представить не дано нам.
Кстати наша жизнь, здесь, всего лишь одна летняя ночь…
Одна ночь. А они цепляются за неё всеми своими крохотными силами. Ответь мне: зачем? и я скажу тебе, зачем живём мы, если, потом, потребуется…
                *
Была когда-то у Ромки жена. Николай неплохо знал Наталью и, внешне, считал ее, чуть ли не идеальной женой. Умная, образованная, умеющая создать впечатление… Иного мнения придерживался Ромка и не, потому что хорошая жена – чужая. Ромка был много умнее этого расхожего утверждения.
Николай женат никогда не был, и вопрос семейной жизни волновал его, в какой-то мере. Он пытался понять, почему два хороших человека никак не могут ужиться вместе, ведь сошлись они зачем-то, даже ребёнок у них…
Ромка до поры до времени отвечал односложно: «Не судьба». Но однажды его, как всегда не по теме и не к месту, прорвало и Николай на свой вопрос «А есть любовь?» услышал обычную Ромкину нестандартную историю:
- «Мой друг Сократ мне говорил, женись в любом случае: попадётся хорошая жена, станешь счастливым; плохая – будешь философом». И я как подавляющее большинство нормальных мужчин женился. Женился, когда мне было двадцать лет…
Говорят, противоположности притягиваются. Два человека должны совместится как две шестерёнки, там, где у одного зубец, у другого паз. Люди не шестеренки, поточенные на заводе и не бывает у них идеального совпадения, но чем больше совпадений «+» - «-» тем слаженнее работает механизм любви. Или они притираются, со временем.
Мы же с женой имели полное, зеркальное, совпадение, до полной несовместимости и понял это слишком поздно – в первый день совместной жизни. Вдобавок ко всему и она, и я, в точках болезненного соприкосновения были сделаны из стали и шла не притирка, а калечение наших душ и тел. И, скорее всего, мы хотели от любви то, чего нам она дать не могла.
Уж не знаю, что и как, читал ли я Сократа ранее или просто слышал где-то, стал ли я философом или просто, с тех пор, мудрость полюбил?
А с женой мы долго не могли расстаться. Ведь «Первая жена от Бога». Но есть же какие-то исключения во всех правилах; или ошибки? Ведь могут быть? - Ромка с тревогой посмотрел на Николая, как бы побоявшись услышать ответ и, оправдываясь, торопливо продолжал, – Я всегда хотел быть нужным, нужным людям, но особенно кому-то одному. Ведь любовь-это постоянно быть кому-то нужным. Нужным, как человек. Как сын, отец, внук, племянник, как специалист, как собутыльник и т. д. тоже. Но должен быть на свете человек, которому ты нужен весь, всегда и всякий.
Жена же видела во мне работника, порученца, снабженца, потребителя пищи и чистых вещей, да всё что угодно и никогда человека. Отсюда, нужен был ей как: кормилец, поилец, отец ребёнка, орудие к процветанию и т. д.  И если, к примеру, мне где-нибудь оторвало голову и меня не стало бы как человека, она, поверь, имела бы только плюсы: «несчастная» вдова, мать-одиночка, страховка, пенсия, заботы сослуживцев, квартира и имидж свободной независимой женщины, а в старости мученицы и страдалицы. Это для неё было бы идеально. И никаких забот, проблем, завтраков, обедов и ужинов, стирки, штопки и др. Впрочем, она и так не утруждалась, она умела и хотела только брать, ничего не давая взамен. Если ей сказать об этом она обидится, возмутится. Но если бы в какую-нибудь тихую минутку она сумела бы взглянуть в лицо правде… Да уродлива эта правда, грязна, нечесаная и не нужна никому. Нечего на неё смотреть гнать её в зашей. Только на беду ли, на счастье ли видел я эту правду, и правда эта подсказала мне выход.
Расставались мы бурно со слезами и скандалами. Как это, «моё» и вдруг пошло куда-то, планы нарушает и положение пострадает, и имидж, и материально, знаете ли… Короче, самое главное под угрозой. И вот тогда она впервые увидела во мне человека; человечишку: эгоиста, скотину, импотента, бездарность, бабника и всё в том духе…
Ещё момент. Просьба не забывать, при всём при этом, это лишь моё мнение. По крайней мере, есть ещё, как минимум, одно (с высокой вероятностью диаметрально противоположное), но его, по ряду причин, мы сейчас не узнаем. Зато из всего вышесказанного можно совершенно точно заключить, что о любви в данном случае речи быть не могло.
Это не любовь.
Да, кстати, знаешь, жена ушла, а философия осталась.
- Да, кстати, знаю.
Ромка внимательно посмотрел на Николая и, по существу вопроса, весь вечер, не проронил больше ни слова.
        Про «клюковку» вспомнили утром. Она превратилась в то, что на водоёмах называется «шуга».
- Ммм.
- Ну что?
- Ага. Только зубы холодом ломит.
- Ммм. Нда.
Начинался длинный, изнуряюще жаркий, летний, рабочий день.

                *
Необычная штука, для человека, привыкшего с рождения к морозам – южная зима.
За окном ветер, воя, нёс куда-то мелкую морось. Темно и поздно. Николай думал уже про сон, когда в его железную дверь сильно постучали.
- О-оо. Заходи… Ты куда потерялся? Где это ты так?
Ромка завалился взъерошенный, расстегнутый, с бутылкой водки и томатным соком.
-Дома пожрать есть? Или сходить?  – при этом, уже скользя носком по пятке, стягивал с ног тяжёлые ботинки.
Николай с любопытством наблюдал за ним:
- Ты где был, гад?
- Понимаешь, у меня сегодня есть повод напиться. Даже не повод, а веская причина. Если быть совсем точным, то сначала я выпил без всякого повода, а потом вспомнил про причину… Вот.
- Начало интригующее.
Николай ногой отодвинул с дороги грязные Ромкины ботинки. И прошел вслед за другом на кухню.
 Их холодильника уже вытекал кефир, и гремела упавшая на пол сковорода с картошкой.
- Л-ллееший…
- Рома, сядь, а? Сейчас всё сделаю.
Через несколько минут они сидели друг напротив друга за маленьким столом, Ромка хлебал горячий кофе и говорил так, будто разговор и не прерывался:
- То, значит, была не любовь. А теперь слушай про любовь.
Коля посмотрел на него ошеломленно, затем «включился», сделал останавливающий жест, открыл принесенную Ромкой бутылку, налил себе грамм сто (Ромка отказался), выпил, закусил лимоном, и артистически милостиво кивнул: «давай, дескать».
Ромка оценил маленький спектакль, слегка качнул головой.
- Так вот, с тех пор моя философия оберегала и хранила меня от всех напастей и бед. И жил легко и свободно перенося трудности, судьба, конечно, оберегала меня и не покидывала неразрешимых задач.
Что же касается любви, то я как все нормальные люди, влюблялся, кидаясь в этот омут с головой. Но глупостей не делал, точно зная, что как бы всё не складывалось, всё скоро пройдёт. Так оно и случалось. Я легко расставался со своими пассиями, стараясь делать это красиво со всех сторон.
Один, только, раз женщина оставила меня раньше, я сильно переживал и даже опустился до оскорбления. Но назавтра, искренне раскаявшись, извинился, получил прощение, а ещё через пару дней забыл и про неё. Сталь закалилась.
Теперь моё философское отношение защищало меня со всех сторон. И я уже чувствовал себя мудрым и старым актёром, который лишь играл на сцене свою роль. И длилось бы это, наверное, вечно, если бы (как бывает во всех историях) я не встретил Её…
Вру. Мы были знакомы давно и, даже, были друзьями…
Она – самая красивая женщина на земле, я это знал и раньше. Я (как в сказке) – простой и обычный малый, который даже во сне не мог бы представить Её рядом с собой.
Она сама нашла ко мне тропинку и сама, наверное, не знала зачем.
Расклад был таким, что только при исключительных обстоятельствах мы могли бы быть вместе.
Она – прекрасная черная королева. Я – неуклюжий белый король. Мы - на шахматной доске.
Николай подозрительно, изучающе, посмотрел на Ромку, но внешних признаков подвоха не обнаружил и продолжал слушать.
От Ромки не ускользнула настороженность друга, но и он не прерывался:
- Я мог видеть Её, разговаривать с Ней, любить Её, но приблизиться к Ней - нет. Она понимала, что может двигать мною, играть со мной и, даже, встать рядом, для того, чтобы я (по правилам шахматной игры) склонив голову, отошёл, ведь мой шаг на встречу означал бы для неё гибель...
Время лечит всё. «Всё проходит». И я ждал. Но Время перестало быть моим союзником.
Я встречался с нею каждый день. Я не мог Её видеть. Но не видеть, тем более, не мог.
Зачем, зачем?
Я снова кинулся в философию. Но не нашёл такой философии чтобы победить свою любовь к ней.
Кажется, страдала и Она.
Она, то уходила на другой край этой многосложной шахматной доски, заставляя меня тосковать, то приближалась вплотную, заставляя отступить на одну клеточку.
Я терпел и мучился.
Заставлял терпеть и мучиться её.
Так долго продолжаться не могло. И я нашёл выход и поступил как настоящий благородный рыцарь: я бежал. От неё…
И вот я здесь с тобой, - Ромка с подчёркнутым  сарказмом и иронией в глазах,   уничижающе посмотрел на Николая, - пью водку. А она там. Её Время вылечит. Самая красивая женщина на земле не должна долго грустить. Она меня забудет. А может, и теперь, вспоминает с улыбкой.
Я бежал от неё. Ты пойми, банальное: от себя не убежишь.
Я тороплю время: «Быстрей, быстрей». Я внемлю мудрым: «Всё пройдёт». И, ты знаешь, боль проходит. А на её месте образуется жуткая пустота. А вдруг бы всё вышло, а вдруг это то самое, настоящее, единственное и… мною навсегда потерянное?
И, лучше бы тогда – мат, чем сейчас – пустота чёрно-белых клеток.
Наливай…
Николай слушал не дыша. И хотел знать больше «Только как бы… у Ромки этого «мутного»…
- Нет.
- Что нет?
- Всё нет.
- Что всё? И что нет?
- Ты себе можешь представить ВСЁ? - и Коля сделал над головой разводящий жест руками, - Вообще всё.
- Допустим.
- Так вот ВСЁ: нет.
- Знаешь что…
- Спокойно. Благодари судьбу за то, что вы врозь: любовь осталась (даже если, только у тебя). А так бы она умерла 95%. А, скорее всего, её уже нет. Просто вы в счастливом неведении, потому что – врозь.
- Где же ещё 5%?
- Ну, сам понимаешь, в жизни всякое бывает.
- Да-а…
- Что да?
- ВСЁ: да. Ты сначала в своих процентах разберись - социолог. Ты ничего в жизни поменять не хочешь? - это был очень сильный удар, - Честно?
- …хочу… Только… не знаю как.
- Я не даю тебе никаких советов. Только убеждён, что живём мы, для того чтобы попасть в эти пять процентов. Смысл в этом. А стоит один раз убежать, потом до конца жизни будешь думать: а не тогда ли  перешагнул то, ради чего жил?
- 95 против 5, не в твою пользу, - Николай задумался, Ромка не мешал, - и не в мою тоже…
- Только наоборот: отважная пятёрка против 95 и всего мира в придачу. Ты за кого?
- А ты?
- Я в своих процентах разберусь.
- Как?
Ромка очень-очень внимательно смотрел на Николая:
-  У тебя сия история никаких ассоциаций не вызвала? – и, не давя ему уцепиться за мысль:
    - Бери… Ммхм. Кха… Ммм? А, так вот, о причине. У неё сегодня День рождения. И Она, - Ромка махнул рукой в неопределённую даль, - принимает поздравления от друзей и подарки…
А я, тут, напился, сегодня, и чешу языком. Завтра снова стыдно будет. Но сейчас мне легче.
За то чтобы самые лучшие женщины были всегда рядом с нами, - Ромка очень трезвыми глазами посмотрел на Николая, - и за друзей…
Николай слушал. Когда Ромку «несло», было совершенно непонятно, где он говорит истинную правду, а где говорит какую-то другую, неведомо откуда взявшуюся, но тоже правду; где говорит серьёзно, а где шутит. Потому, наверное, ни добавить, ни возразить ему нечего, а подтвердить неуместно.
И для того чтобы просто что-то сказать, как всегда, в таких, случаях не в тему:
- Тебе книги писать надо…
- Книги не писать, нам с тобой, а читать надо. Ты, какую сейчас читаешь?
Николай взял тайм-аут. И сыграл вторую серию миниатюры за сегодняшний вечер. Он наморщил лоб, взял пол литру, очень сосредоточенно отмеряя, выпятив губы, разлил по двум стопкам, закрутил пробку, бережно поставил бутылку и поднял на Ромку ясные глаза:
- А?
Ромка молча оценил актёрские способности друга, но вопрос с повестки дня не снял.
- Понимаешь, жутко некогда. То да сё и день прошёл…
- Понимаю. А звёзды ты, когда в последний раз видел?
Николай покорно ждал продолжения.
    - Некогда – это диагноз, это на всю жизнь. Надо хоть изредка отрываться от двухмерной плоскости беготни, хотя бы в мыслях. И книги читать. В них всё написано. Вот, например, - Ромка на глазах у привыкающего, только, ничему не удивляться Николая, залез в боковой карман своих камуфлированных штанов и извлёк из него томик страниц на 445, да ещё и в твёрдой обложке, - по теме сегодняшнего «семинара», один очень умный человек пишет:
    «Если ты не сумеешь заставить женщину плакать – будешь плакать сам. Не бойся делать больно – так надо. Почему женщина любит сильнее, в целом, чем мужчина? Потому что для неё любовь начинается болью, когда она становится женщиной, и кончается болью, когда она рожает ребёнка. На два этих пика и натянут канат её счастья, которое граничит с болью. Это – природа, а против природы не попрёшь».
Если это так, то ты не найдешь любви.
Не нужна тебе такая любовь. Ты физически не переносишь, когда рядом, кто-то искренне плачет. Печально. Но боюсь что всё сказанное им и мной сейчас – это правда. И будешь ты в добрую твою душу… До конца своих дней искать чего-то.
Перед Николаем сидел другой Ромка: широкоплечий красавец, с горящими глазами – любимец всех без исключения женщин. Откинувшись на спинку стула, он чуть с высока смотрел на друга. Затем он грустно вздохнул:
- А может прав ты. Если это так, не пропусти ничего.
Засыпая, Ромке чуть-чуть думалось:
- Может зря я ему так? Колька он человек такой. Если пьёт, то без меры, если курит то без меры (а ведь может и вообще не курить), если гуляет то без меры, а если уж любит, тогда… да-а. И, скорее всего, эта «Его Самая красивая на земле», не сможет уместить в себе весь тот океан любви который в нём. Как до сих пор никто не смог. Известно…
Он несчастный человек, он топит в этом океане, не каждая женщина способна принять столько и лишь единицы могут ответить тем же. И шанс, что он встретит такую (без всякой потребности боли), вообще близки к нулю. Поэтому у многих хороших людей на личном фронте далеко не замечательно.
Здесь в самом начале случилась какая-то трагическая подмена. Остались раны и комплексы, - Ромка чувствовал это в Николае, - Он дарит  свою любовь всем, в той мере, в которой, всем, её можно дарить. Но океан, космос любви, которую можно дарить лишь единственной, в его душе постепенно покрывается панцирем и из крыльев превращается в непосильную ношу.
А может прав он.
А может я. Не искать, а собрать все сто, тогда уж точно своего не упустишь… Но и не удержишь… И даже не заметишь…
- Чёртов Ромка, дрыхнет. Ассоцации… в Ромкином поэтическом изложении…
 Коля, на ощупь прошёл в прихожую и включил свет, Боковым зрением он увидел как крупная, беззвучная тень мелькнула справа и исчезла. Он внимательно осмотрел освещённое пространство и ничего не увидел: «Моль какая-нибудь». Прошёл на кухню, покурил, зевая, вышел в прихожую и… огромная тень, скользнув откуда-то сверху, едва не влетела ему в лицо, растворившись прямо над головой. Николай вжал голову в плечи: «Что за на …?» Но внимательно осмотрел прихожую, включил свет в кухне, комнате и ничего не обнаружил. «Допился, блин». Ромка безмятежно, по-детски спал. Коля стал выключать свет в обратном порядке, когда мимо него вновь бесшумно скользнула огромная (совсем не бабочкина) тень. Кольке стало плохо:
- Неужели белая горячка? С чего бы. Не, просто с ума сошёл, - успокоил он себя тут же.
После секундного оцепенения он приступил к решительным действиям: Включил везде свет, Взял со спинки стула рубашку и стал ходить по квартире крутя ею над головой. Если бы кто нибудь со стороны увидел его, в этот момент, его тут же, сдали бы в «психушку». Но к счастью, за ним никто не наблюдал и он своего добился: в какой-то момент, откуда не возьмись, выпорхнула летучая мышь и стала кружить вокруг лампочки, под самым потолком. Николай успокоился: «Вот оно что. Сейчас я тебя».
Но все усилия изловить или сбить животное ни к чему не приводили. На каждый молниеносный выпад Колиной рубашки она отвечала ещё более быстрыми действиями и очень быстро от скорости и бесполезности действий  у Коли закружилась голова и его начало тошнить.
- Если это всё же белая горячка, то дело плохо, - думалось ему. И он готов был уже поверить в это и сдаться на милость судьбы, разбудив Ромку, когда мышь выдохлась и, вздымая крохотными бочками, уселась, приклеившись к форточке.
Николай подкрался и победоносно схватил покорившееся животное. Мышь вяло укусила его за палец и замерла. Победитель долго рассматривал её кровожадный лик, думая, не разбудить ли Рому. Потом выпустил её в форточку и с чувством выполненного долга отошёл ко сну.
Наутро весёлый Коля, за чаем, рассказывал, не разделяющему ничуть его радости, Ромке ночное приключение:
- … фу как хорошо, а я уж думал белая горячка.
Ромка подул на чай:
- Свидетели были?
- Не понял?
- Свидетели, спрашиваю, были?
- Нет, ты же…
- Так вот, это она и была.

                *
Молодые листочки не скрывали ещё за собой веток. В массе своей образовывали полупрозрачные зелёные облачка – дымку.
Так и впечаталось в память с детства: «зелёная дымка»…
Весёлой гурьбой завалились домой к Ромке. Завтра тяжёлый день, и потому только на кофе с шоколадными конфетами  и: «По сигарете».
И, бывает такое, дома не оказалось ничего. Но в пятидесяти шагах находился чудный магазинчик и Ромка, взяв из шкафа деньги, вызвался решить проблему за пять минут, пока закипает вода.
Подробно и весело решили, что купить.  Пошёл, за компанию  и Николай.
- Нам, пожалуйста, «Золотой дым» лёгкие.
- Их нет.
- Так вот, с витрины, дайте.
- Они скотчем с другими склеены.
- Хорошо, давайте то, что есть…
- Так… пожалуйста, баночку кофе.
- Нет его.
- Так вот на витрине банка, и скотчем ни к чему не приклеена, - Ромка и Николай с весёлым интересом глядели на продавщицу.
- Она пустая, - продавщица: молоденькая девчонка, смущаясь, улыбнулась тоже.
- А в пакетиках есть?
- Есть! - с радостным облегчением.
- Нам десять пакетиков.
- Ой, а у меня только шесть.
- Давайте! – друзья уже не пытались скрыть веселья.
- Нам ещё коробку конфет.
- Ой, вы знаете, на них ещё нет цены: только-только разгружают.
- Пирожки есть?
- Кончились.
- Давайте сосиски в тесте.
- Они вчерашние.
- Бутылку «минералки».
- Она тёплая.
- Жвачку.
Девчонка стояла как школьница, отвечающая на двойку, прося пощады:
- Тоже ещё цены нет…
- Продайте за десятку, ведь больше она не стоит?
- Конечно, нет…
Перед изумленными друзьями они выложили покупки: бутылку почти горячей  «минералки»; шесть пакетиков кофе; какое-то печенье; сигареты (какие никто не заказывал), и жвачку.
Конечно от этой «пары» можно ожидать чего угодно… Но… зачем?
Через минуту над их приключением хохотали вместе. И сигареты, и кофе, и печенье казались всем замечательно вкусными…
 И в жизни так.
                *
- Понимаешь, надоело всё до жути.
- Понимаю: меланхолия и самоедство.
- Это только философы, всякие любят неопределённости, оттенки и полутени в жизни.
Они уже отправили гостей, пили (все-таки) джин-тоник и глядели в телевизор.
- Ты как военный хочешь чтобы всё было чётко: белое – зелёное?
- Необязательно. Хочу понимать, что происходит и зачем?
- Это из области: «Исчерпывающий вопрос». Но если хочешь: деньги, власть и любовь правит вашим миром.
- А вашим?
- Причём чаще всего именно в таком порядке: сначала деньги. Затем власть. И потом любовь. Вся беда в том, что любовь в этой троице тоже покупается и подчиняется. Заблудился  весь мир, в этих, трёх соснах и не видят, и не слышат никого и друг друга.
- Можно скажу за себя? Денег мне всегда достаточно, даже если их нет. К власти я не стремлюсь, ты знаешь. Любовь ищу, да, и это считаю важным. Но, по-твоему, она имеет цену и подчиняется. Значит надо иметь власть и деньги и блудить в «трёх соснах» или отказаться от поиска. Так? Зачем тогда жить?
- Искать любовь надо, но не там. Есть другой мир и в нём правит другая тройка: Вера, Надежда, Любовь. А вот дальше интересно: заметь: Любовь есть и там и тут и снова на последнем месте, но здесь она уже с большой буквы, она не продаётся и не покупается. Любовь прекрасна и опасна: на ней пересекаются два таких разных мира. Чуть не доглядел и уже не «Любовь», а - «любовь» тянет на себя деньги и власть. Но бывает и наоборот: если ты умеешь любить: «любовь» после страданий и неимоверных трудов становится «Любовью» и люди попадают в мир Веры и Надежды. Вот и получается, что правит мирами неприметная Любовь. Она же и смысл жизни.
И раз ты такой, какой ты, то ищи уж сразу «Любовь».
- Ты нашёл?
- Найду. …наверное… Или что-то пойму…
- А если она уже есть, но… Сам короче знаешь.
- Что я знаю?
- Да всё ты знаешь.
- Ладно, допустим. Как здесь поступать решать только тебе.  Мы уже касались этой темы… Кстати, любовь без обладания - высшее проявление этого чувства. Бог любит, поэтому отпускает… Если тебя это утешит.
- Навряд ли.
- Смотри сам. А счастье… Кстати ты знаешь что такое счастье? - Ромка, не дожидаясь, продолжал. - Счастье, всего-то на всего, быть нужным тем людям, которые нужны тебе, причём в равной степени. Так вот всё просто.
- Да уж… Делов-то…
- Во всяком случае, кое-что в твоих руках.

Николай шёл по каким-то огромным пещёрам, освещёнными непонятно откуда приглушённым светом, под сводами и арками, через какие-то гигантские многоступенчатые бассейны с прозрачной до невидимости водой. Потом плыл по ним, на капитанском мостике огромного корабля через громадную арку выплыл под яркое солнце и небесно-голубой свод. Спешился. И с пакетиком апельсинов вошёл в роддом и по ступенькам и коридорам нашёл в палате Её. Всегда прекрасную. Юную-юную, с редкими веснушками на носу. Беременную, с большим тугим животом. Она тепло  улыбнулась и приняла от него апельсины…
Только было ещё какое-то лёгкое чувство посторонности его там.
Но это из жизни, - так хочется думать.
Николай проснулся. Он любил такие: из другой РЕАЛЬНОСТИ сны…

                *
На Николая без видимой причины напала депрессия…
Депрессия всегда баба с тяжёлым характером, садилась верхом на сознание и, в такие моменты, пока есть сознание, есть и депрессия. Николай давно понял, что бороться с ней невозможно. Он пытался топить её вместе с сознанием в океане водки и облаках никотина, но депрессия опытный лоцман, чтобы он не делал, корабль сознания не тонул в водах и не растворялся в туманах, а, прорываясь через все, шёл непобеждённым, указанным ею курсом… 
Коля всегда стойко и весело переносил все тяготы и лишения своей беспутной жизни. Он философски относился к ней, а жизнь отвечала ему взаимностью. Она ему многое, очень многое прощала. Она относилась к нему как мать к младшему сыну, он осознавал это и, сам, считал себя баловнем судьбы. Так оно и было.
Жизнь давала ему всё, что он хотел. Абсолютно всё, даже если о своем желании он потом жестоко раскаивался, но это было редко. Но, было. Зато в своих желаниях научился быть очень осторожным.
Коля и жизнь любили друг друга.
Депрессия же всегда нападала на него, придравшись, к какой нибудь незначительной мелочи, пустяку, всё время, пытаясь их рассорить. И не то что бы ей это удавалось… Нет…
Только, в последнее время, Николай перестал видеть сколько-нибудь возможный дальнейший путь. Причем депрессия уходила, а неведение оставалось. Какое-то неведомое ранее чувство, что здесь (везде) он лишний, даже если рядом никого нет. Такое неопределённое состояние вызывало в нём иногда некую растерянность, но не более. «Всё пройдет», - сказал один очень умный человек когда-то давно. Другой очень умный человек сказал: «Всё приходит вовремя тому, кто умеет ждать». И Николай не торопил события.
…Получилось так, что на работе он пробыл больше суток, это случалось довольно часто и, само по себе, не было событием. Проведя бессонную ночь, он сделал множество полезных и, множество совершенно никому не нужных дел. Он общался с людьми, решал какие-то проблемы, что-то писал, читал, объяснял, спрашивал, находясь в центре событий и суеты небольшой «конторы». Работа у него была нервная и неблагодарная. Но окружали его там разные люди, среди которых были родственные ему души. И, наверное, благодаря им он с радостью почти каждый день топал на «работу».
Он ехал со службы и знал, что, придя домой, сразу завалится на кровать и от того что сильно устал долго не сможет заснуть… Промелькнуло серой тучкой предчувствие нехорошего продолжения дня. Но сейчас он просто устал.
В три часа дня Николай проснулся в мрачнейшем расположении духа. Прошёлся из угла в угол своей пустой квартиры. Здесь ему предстояло провести время до завтрашнего утра. Был вторник, но у него, за «рабочие» сутки, выходной.
Выходной. Вырвали из жизни, бросили в четыре стены.
Выходной. Даже не зайдет никто все на службе. Кто это придумал? Шли бы они с такими выходными…
Что бы поделать, когда делать ничего не хочется? И главное смысла во всём никакого. Куда от себя бежать, если даже пойти некуда?
Где, ну где все те люди, которые ещё несколько часов назад никак не могли без него обойтись? Хоть кто-нибудь?
       Началось. Он даже промычал, как от зубной боли, сжав губы. Мысли      разлетелись как курицы, напуганные промчавшимся автомобилем. 
А сначала метался, искал: смысл жизни, своё Главное Дело, любовь, счастье, свобода, что там ещё, а, справедливость и прочее. Кружил, как муравей по дну стеклянной банки, чего-то доказать хотел. Говорил, писал, даже делал. Срывался. Падал. Снова искал. Жизнь в маске дней  пролетала.
Не то чтобы устал, нет. Смирился.
Вот именно сейчас он смирился.
Смысл жизни, ха. Сколько до него искали, одновременно с ним искали, столько же после будут и не найдут. Появляются, конечно, индивидуумы, которые кричат: «Нашел! Нашел! Слушайте все!». Это ложь. Тот, кто нашел, он молчит, он понимает, что и смысл жизни и Главное Дело у каждого неповторимы. А критерии добра и зла заложены в каждом человеке с рождения, для ориентации.
Любовь. Он не знал что это. Точнее он очень хорошо знал, что это такое, но объяснить не мог. А точно знал лишь одно: если она появилась, то скоро пройдёт, хотя каждый раз надеялся на другое. И, сбылись эти надежды, что ли? Не проходит, столько времени не проходит. Да только, что с того, ведь Её рядом нет.. и все  не так как хотелось бы. А может так лучше? Любовь… Это пожалуй единственный вопрос на который он не нашёл ответа и не знал что с ней надо делать когда она есть и как жить когда её нету.
Почему-то тут же не по теме всплыло в голове: «Жена и любовь две разные вещи. Но жена важнее: она как карма и её надо изжить». Жены у него не было. Эх, Иван, где же ты теперь? Что же ты-то не изжил свою карму, развёлся. Скандалы ему надоели, видишь ли. А тут, может, и поскандалил бы, да не с кем.
«Ты знаешь, почему я с тобой сейчас пью, - говорил ему другой друг – Серега, с которым они вместе были в длинной командировке в Питере, - потому что мне с тобой неинтересно. И без тебя я пью, потому что мне вообще жить неинтересно, когда моей жены рядом нет. Только с ней я себя человеком чувствую». Надо же, как бывает. Только к чему сейчас это?
- О-о-о! Какая чушь!
Ромка. У больших людей страдания большие. Спасался в философии от любви. Не выйдет, не получится. Когда нет любви, философия помочь может. Когда она приходит, любая философия бессильна. Потому что ВООБЩЕ нет такой философии, чтоб от любви спасла. В самом слове
    «фило-софия» любовь главенствует.
Справедливость. Ёще лучше. У Каждого справедливость своя. И от того любая другая справедливость, для Каждого, несправедлива. Точка.
Свобода. Ещё короче: «Осознанная необходимость». И этим всё сказано.
Поставят пистолет к голове близкого человека и скажут: «Жри дерьмо, а то…». Осознаешь необходимость, и кушать будешь, при этом свободным останешься. Каково?
Как мне всё это надоело, кто бы знал. Как мне моя работа надоела, одно и то же надоело, курить одному надоело… кстати! Как хорошо когда в доме есть бычки?! Гм, ну да…
Он закурил, на секунду прервав бешеный галоп мыслей.
Счастье. Счастье, наверное, понять всё это и не суетится. Смириться. Разве что другим помогать, если им надо. И помнить: что единственное роскошь на земле – роскошь человеческого общения.
Прочее. А вот жизнь наша состоит из прочего.
   - Ты счастлив?
   - Я занят.
Нет смысла, не делаем мы своего Главного Дела, совсем в жизни мало      
Любви, не ищем мы справедливости, не осознаём свободы. Мы всегда    очень заняты ПРОЧИМ. Мы бросаем жизнь на обглодание ПРОЧЕМУ.  Мы посвящаем себя ПРОЧЕМУ.
    ПРОЧЕЕ - наш бог.
Без прочего мы никуда. Прочее в нашей жизни главное: Поесть, Поспать, оправить физиологические потребности, развлечься и меры по достижению вышеуказанного - это и есть наша жизнь…
Поесть бы щас чё-нибудь вкусненького, выпить, ну и так далее…
Разве так должно быть?!
А как?
Жить не хочется.
Вдобавок ко всему, ни с того ни с сего, как видение предстал перед ним весь его путь, до конца. Как лучик света, но не теплый, мягкий солнечный луч, а тонкий, прямой, твёрдый луч острия ножа и такой же холодный. Сверкнул так явственно, что Николай остановился как перед стеной и заморгал глазами.
Тьфу, выходной.
Николай, с ногами, уселся в кресло. Он устал бродить в джунглях собственных мыслей.
Зло включил телевизор.
Ничего, всё рано или поздно пройдет.
Скоро утро.
А там разберёмся. И будут и справедливость, и счастье, и любовь, и работа, и люди. 100%. Как мелькание пейзажа при беге по кругу.
Так уже было. Так есть уже много лет.
Просто «чёрная полоса».
Он выключил телевизор, бросил в кресло пульт. Выключил свет и улёгся на скрипучий диван. Спал он или думал сказать сложно. То ли от сна, то ли от мыслей ему стало вдруг необычайно легко. То ли приснилось, то ли подумалось:
-Всё…
Раньше Коля занимался спортом, отдавая ему много времени и сил. Иногда они выезжали на крупные соревнования. Приедешь, бывало в большой незнакомый город, поселят в какую-нибудь гостиницу вокруг столько интересного, необычного, но всё подчинено выступлению. Режим, разминки, переживание за товарищей, мандраж. Наконец, выступление. Всё позади. Волнения прошли. Билеты домой назавтра. Дело сделано. Можно делать всё; долой режимы, диеты переживания.
Всё!
Теперь только то, что ты захочешь.
И, точно так же как раньше, сейчас он вдруг понял:
-Всё.
Да понял он это так ясно как… понять можно только это: ВСЁ.
И всё, только что волновавшее его, в мгновенье отдалилось и стало мелким и незначительным, как предметы в оборотной стороне бинокля.
Всё.
Только… Когда же «билет»? Впрочем, не трогало и это.
Следующим утром, наиболее наблюдательные, заметили в нём какую-то странную перемену. А он добродушно, несуетливо наблюдал жизнь. Так прошло время ещё и ещё, чувство не притупилось. Иногда, по старой памяти жизнь, пытаясь вернуть его,  втягивала  в свою круговерть и Николай включался, но он играл, и как ребёнок, мог бросить игрушки в любой момент.
Через пару недель из очередной командировки появился Ромка, Николай был несказанно рад. Несказанно.
Ромка внимательно заглянул ему в глубины:
- Всё в порядке?
- Как никогда. Как я рад тебя видеть…
- Чего вдруг, сантименты? Да что с тобой?
- Всё путём. Поехали вечером куда-нибудь?
- Вечером и посмотрим.

                *
    - Вот представь, сколько на земле людей и каждый о чём-то думает. Какая ж это энергия? Куда-то же она девается.
- Материализуется. Очень легко можно узнать, о чём люди думают.
- Ну, к примеру, о чём думает вот он? – впереди шёл человек.
- Я не знаю, о чём думает этот человек. Я знаю, о чём думают люди. Посмотри вокруг и ты видишь дома, машины, магазины, дороги, одежду; унитаз у каждого: всё, о чём думает человечество, воплощается в материю рано или поздно. И преступность и войны и противостолбнячная вакцина. Абсолютно всё.  Не думают люди о Боге, и нет его среди нас.
- Как? А религии ведь для того и придуманы, чтобы заставить мыслить о высшей материи.
- Вот и вспоминают люди о Боге только в церкви, да и то лишь те, кто туда ходит. А думали бы больше о прекрасном - стояли бы здесь воздушные замки и текли молочные реки с кисельными берегами… - Ромка смотрел куда-то в пространство.- Но ты, попробуй, объясни это всем. У всех на уме покупки, постройки, деньги, мебель… И вот: всё это перед глазами.
- Только денег почему-то всем всегда мало, хотя думают о них больше всего.
- Всего достаточно, если об этом правильно думать. Думать правильно надо, прежде всего: о любви, о счастье и они у тебя будут.
- Научи, как это так надо думать.
- Каждый учиться и – научиться сам. Надо только сильно захотеть.
Говоря это, Ромка немного лукавил. Немного.
 Каждый раз он строил прочный фундамент своей жизненной философии. Наступал момент, когда в его душе образовывалась стройная, многогранная, многомерная, прочная конструкция, примиряющая его с миром. Некоторое время он наслаждался и понятой, до основ, жизнью, и системой, а затем она вдруг теряла контуры, расплывалась и исчезала, оставляя Ромку опять на едине с непознанным миром. Вновь строительство, вновь труднейшие поиски…
Вот и сейчас он почувствовал разлад в душе. Он увидел его в задумчивых глазах Светы, услышал на службе и в троллейбусах, прочитал в газетах и книгах. И, главное, он перестал понимать лучшего друга. Что-то такое появилось в Николае: в нём всём: что не поддавалось ни объяснению не анализу. Что-то почти осязаемое, но совершенно неуловимое.
И он снова искал ответы.
И снова ничего не выходило.
Так бывало всегда.
                *
Ближе к вечеру его, в кабинет, вызвал шеф. Николай постучал по табличке обитой дерматином двери и, не дожидаясь ответа, открыл её:
Разрешите?
   Взъерошенный шеф хрястнул телефонной трубкой по аппарату. Предложил Николаю сесть. Долго юлил, делал рукой замысловатые жесты, говорил что-то несущественное. Потом прокашлявшись деланно беззаботным тоном:
-Понимаешь, Коль, там, в горах, большие проблемы… надо ехать…
Николай чуть улыбнулся и кивнул головой.
Шеф стал очень серьёзным, но ещё вкрадчиво произнёс:
-Надо ехать завтра.
-Да, я готов…
Шеф смотрел на закрывшуюся за Николаем дверь: «Дурацкий сегодня день, - зло думалось ему, - и люди сегодня ненормальные…»
   
               
Неожиданно друг для друга, навстречу выйдя из-за угла, они встретились:
-Привет.
Она даже шаг не замедлила.
Николай остановился и вполоборота смотрел ей вслед.
Пройдя несколько шагов, она быстро обернулась и, отвлекаясь на какое-то ненужное дело:
- Уезжаешь?
- Да.
Её тёмно-какрие, лучащиеся теплом глаза, сейчас беспомощно, вцепились в Николая. Слова щипали горло и рвались наружу.
 Ну почему всё так?! Почему?!
Как глупо!
С чего начать?! Всё – главное! И не вовремя; и нет его.  И ещё: слёзы: они сейчас брызнут. Добежать бы до дома…
- Пока…
- Пока…
Как глупо.

В окне мелькали и навсегда оставались позади дома, деревья, люди…   Только весёлый шарик луны не отставал.
«Бабье лето». Потому и бабье, что короткое.

                *
- Да, мам… всё нормально… да… да… Это связь такая… Нормально… Как ты? Справляешься? … Хорошо… да… да… Хорошо мамочка… Позвоню обязательно… До свидания мам…

                *
Зелёнка уже облетела.
Даже деревья здесь жесткие и колючие…
Сердце рвалось из глотки наружу, не пропуская в лёгкие воздух. Ботинки то и дело скользили по покрытым синеватым инеем камням. Пот щипал глаза.
«Бог мой; и мокро и пить хочется… Идти, идти… Надо».
Почти приятно своей необычностью, мягким шустрым мышонком, что-то шмыгнуло под левую лопатку и замерло в груди дрожащим горячим комком. По спине вниз, к пояснице разлилось откуда-то тепло.
Николай понял, что бороться с усталостью больше не в его силах. «Надо хоть на минуту сесть, собраться силами, - он стал медленно опускаться, поймав глазами ближайший валун. – Нет, лечь, лечь: только отдышаться и всё».
Вокруг него что-то изменилось: грохотало, кричало, мелькало. «Сейчас, сейчас, через минутку разберемся, - думал он, обнимая холодную землю…»
Приглушённо звонил телефон, только он никак не мог его отыскать; всё было серым, потерявшим краски; мелькали какие-то тревожные тени; топали детские ножки и доносились вскрики; кто-то, кажется, стучал в дверь…
 «Опять напился до синих чертей, сколько раз себе говорил…- Колю быстро кружило, мутило и, подступившая к горлу, тошнота не давала уснуть. – Надо встать, до ванной, два пальца в рот и будет легче. Сейчас, - желудок Николая опорожнился, не дождавшись раковины. Стало легче. – Ничего завтра уберу. Спать. Спать».
Привиделся огромный, как стена, цветной витраж. Внезапно он лопнул, со звоном множества колокольчиков, и брызнул на Николая тысячами  разноцветных осколков. Некоторые полетели прямо в него и на мгновенье, став огромными, как экран в кинотеатре, пропускали его вовнутрь и затем, сквозь себя, исчезая за спиной. В каждом осколке как в окне увидел что-то: маленькая кухонька со странным, малинового цвета, покрытием пола; пустой деревенский дом, с большими сенями; великое множество огромных, прекрасных, сотканных из самого тонкого эфира существ, в великом множестве, творящих какой-то с невыразимым смыслом танец; эпизод какой-то войны, где кто-то полуживой, перепачканный кровью, тащил куда-то чьё-то бездыханное тело; своё отражение на фоне грязной лестницы, в тёмном, свозящем ледяным холодом, окне; красивую незнакомую женщину, с грустными глазами; встревоженный Ромка говорил что-то… и ещё много-много всего. 
Чернота. Иссиня-чёрная, глубокая, прозрачная чернота. Ничто её не нарушает и только крохотная искорка его сознания,  в этом безграничном пространстве, неслась куда-то; или неслась вместе с чернотой; или замерла в ней, а чернота неслась? А может быть, всё оставалось неподвижным и не было никакой искры.
Спать…
Донёсся и исчез запах мандаринов и ёлки, снежного звёздного утра   ранней весны и ещё чего-то…
«Ну вот, привет, где я тебя видел? Какой же ты родной, тёплый, - он взял его на руки и вспомнил, нет, ему приснилось: он маленький и рядом с ним этот маленький белый медвежонок с чёрными лапками, хвостиком, ушками, носиком и глазами. Коля гладит его по голове как живого… - Но ведь он живой, - вот он согрел его, трётся о его подбородок…
-Какое знакомое место. И склон горы, заросший зеленью, и ручеёк внизу, и забор справа и тропинка бежит куда-то. Я здесь уже был, точнее мне это уже снилось, - подул, звуком какой-то песенки из забытого мультфильма, сладкий, весенний ветер. - Да, конечно, точно такой же сон мне уже снился. Я шёл по этой тропинке от зимы, через всю весну, к лету. И когда подул этот ветер, стал раздеваться, - Николай стянул с головы шапку и отбросил её в сторону. – Как хорошо, - ветер тот час стал что-то шептать тёплым дыханием в уши и донёс пение невидимых птиц, -  Как же там дальше было? А кашне, его прямо с шеи в другую сторону. Теперь, на ходу, этот ненужный бушлат… Вот тропинка чуть под гору. Лес этот, или сад? А дальше? А вот дальше я не был.
Кощунство, какое, ходить по этой тропинке в сапогах, ей же, может быть, больно, - Коля легко скинул сапоги. – Что это там?» В солнечном сплетении что-то дрогнуло и разлилось огнём.
Она ждала чуть поодаль на тропинке  глаза её, чуть грустно, лучились и он сразу, как во всех снах, узнал её. 
- Только как же это… Хотя впрочем всё равно как, - и, сначала неуверенно, пошёл к ней. С каждым шагом что-то неуловимо менялось…
Всё, что на нём осталось, лопнуло и разлетелось в стороны как расколовшийся фарфор. Вокруг и внутри что-то сместилось. И последней мыслью, его старого, была уверенность в том, что не зазвонит будильник и не растает всё это, как бывало, со сном…
                *
 … - Ну вот, хозяйка, принимай работу. Слив у тебя теперь и раковина как в Париже.
- Спасибо Вам. Вот… нет, нет, что Вы берите…
- Спасибо и тебе мать. Счастливо, - заскрипев половицами, и неуклюже стукнув о дверной косяк тяжёлой сумкой с инструментами, мастер удалился.
Действительно залюбовавшись белой, как зубы красавицы, раковиной:
- Ничего что кран из стены, да больно уж здесь стена некрасивая, - думала пожилая женщина. – Сейчас мы её… - она удалилась в комнату, подвигала там ящичками шифоньера и вернулась, на ходу разматывая тряпки.
«Как бы его… Ага вот. Так конечно намного красивее». Она отошла на два шага назад, чтобы полюбоваться сделанной работой. Вдруг, взгляд её застыл от ужаса, вся она сжалась, побледнела. К горлу подступил песочный ком. Внутри что-то оборвалось. В голове,  болью лопнула, лишь одна мысль…               
Медленно как бы нехотя и против законов природы, покосилось на бок и так же замедленно, отразив в коротком полёте каждый уголок доступный ему, и само, отразившись в огромных зрачках Матери, нелепо крутнувшись по раковине, разлетелось на сотни колючих осколков, только что установленное ею, размером со средний журнал, зеркало…
                ………………..




                *

И в бессмысленном перекладывании карт иногда имеется смысл.

- Оказалось он тяжело болен. Ему сделали одну операцию - не помогла, вторую - не помогла. Сразу после второй операции повела его к бабкам, и ты знаешь, ему стало лучше.

- Я от сигарет не завишу: я много раз бросала курить.

- Каждый продаётся так, как умеет.

Когда ночью радио слушаешь, один, уютно как-то. Где-то далеко, кто-то тоже не спит, почему-то.
Музыкальная программа.
-Алло радио «Континент» приветствует Вас! Здравствуйте! Что хотите сказать?
- Здравствуйте! Я хотела бы передать привет маме и песню в исполнении Л.
- Для вашей мамы звучит песня Л. А мама рядом?
- Да мама сейчас рядом и смеётся…
МАМА РЯДОМ И СМЕЁТСЯ.
Как это… чудесно.

Что за напасть, хочу есть, только когда есть нечего.

Любое действие сына, для матери, только лишний повод для беспокойства.
Девочки осторожнее что ли?

        - Я просто клыки назвала рогами, ну и что?

        - Корова – домашний зверь.

 
Награды, как и деньги: не пахнут.

Учить жизни, других, гораздо легче, чем жить самому.

Перечитывал написанные ранее опусы. Да это же писал другой человек. Что с ним теперь стало?

И ещё раз: какая все-таки сложная штука – жизнь. И даже в выдуманных историях лишь часть выдумки.

Мудрость – это умение поставить себя на место любого другого; и не только человека.

Странно, есть ведь другие важные стороны жизни и другие не менее интересные случаи происходят, но почему-то, не ложаться они в эти строчки. Может быть: пока?

Никогда не жалел о сделанном. Бывает мучительно, за сказанное. Слово не воробей и мерзко один раз сказанное живет самостоятельной, мерзкой жизнью: повторяется, обдумывается, мусолится, приобретая ещё более отвратный вид, возвращается и прилипает к тебе навеки.
Язык мой – враг мой.

- … слушай, давай прекратим этот бесполезный спор. Просто у нас у каждого своё мнение на этот счёт. Но, твоё - неправильное…

 
«Никогда не стремись к тому от чего не в силах отказаться».
Легко сказать.

Дни летят так быстро, что не успеваю листать за ними страницы ежедневника.

Под окнами роддома.
Молодой папа:
- Марина!!! Марина!!!
За закрытым на зиму окном, на втором этаже появляется, смахивая пальцами радостные слёзы, молодая мама.
- Сын!!?
Мамашка счастливо улыбается и крутит головой.
У папы от удивления сильно вытягивается лицо. И уже не так громко:
- А кто? …

Давно уже ждали тепла. А весна сердилась дождями, ветрами и даже неожиданными снегопадами. 
Как всякая красавица, весна изменчива и капризна.  Хмурый день ей надоел, с глубокого синего неба, во второй его половине, на землю упали нежные солнечные лучи…
Мгновенно парки и скверы заполнились гуляющими, легко одетыми людьми.
Две лавочки, в центральном парке разделяла пешеходная дорожка и неширокий газон посередине.
На одной наслаждаясь погодой, водкой с пивом  и необычностью ситуации мирно сидели четверо «принявших» уже парней, бутылки и стаканчики стояли тут же, перед ними, на асфальте.
Мимо проходили отдыхающие от всех забот, наслаждающиеся погодой, воздухом и необычностью ситуации люди.
На лавочке, напротив, наслаждаясь погодой, воздухом, работой и, позволяющие наслаждаться необычностью ситуации другим, мирно сидели четверо милиционеров, «при исполнении» (один в штатском)…

Я, не придумал, так было сказано:
- Чуть-чуть наливай… там смотри, чтоб не через край…

- Как вы здесь доктор?
- Да… РАЗНЫМИ СУДЬБАМИ…

Карты сказали:
- Вы любите и любимы…
Что ещё для счастья надо?
 
 -Ты что там всё время пишешь?
 -Да так, дневничёк, от безделья.
 -А, сегодня страничка, завтра страничка, потом глядишь – книга.
 -Да ну, что ты, какая уж там книга, - я тогда так действительно думал.

 Прочитав всё это, Вы хоть раз удивились? Хоть раз улыбнулись? Хоть раз   удивились? Хотя бы два раза задумались?
   Если да, то этот труд не напрасен.
 
-На, на память.
-Спасибо. Что это?
- Книга.
- Книга?
- Я написал.
- М-мм. О чём?
- О… любви.

                23 ФЕВРАЛЯ 2002г. – 14 ноября 2003 г.