Связь времён в творчестве Александра Шаргородского 2 вариант

Ирина Фещенко-Скворцова
Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки…
О. Мандельштам

„Мне очень  хочется, чтобы Вы запомнили
меня таким, как есть. Хорошо, конечно,
чтобы и остальное человечество…»
Из личного письма А. Шаргородского, лето 2003 г

Трудно писать о человеке, с которым дружила, который только недавно ушёл из жизни. Особенно трудно писать о нём мне, потому что далеко не уверена в правильности своих выводов о его творчестве: я не специалист – не литературный критик. То, что представляется мне интересным и ценным, конечно, может оказаться только моей субъективной точкой зрения.
И, тем не менее, считаю необходимым писать о нём, пытаться глубже проникнуть в стихи Александра Шаргородского. В этой статье я не ставлю перед собой цель говорить о технике стихосложения, которой Саша, на мой взгляд, владел на высоком профессиональном уровне. Пусть, специалисты (если когда-нибудь заинтересуются) оспорят моё утверждение, в котором искренне уверена, что Саша – интересный, имеющий своё лицо, бесспорно профессиональный поэт. Пусть… разве любой человек не заслуживает пристального внимания? Мне очень близка мысль Ю.М.Лотмана о потерянных возможностях культуры, развитая в предисловии к его книге М.Л. Гаспаровым, помните: «уважение к малым именам всегда было благородной традицией филологии… особенно когда это были безвременные кончины и несбывшиеся надежды». О своём любимом времени о 1800 -1810 гг., Лотман пишет: «Основное культурное творчество этой эпохи проявилось в создании человеческого типа», оно не дало вершинных созданий ума, но дало резкий подъём «среднего уровня духовной жизни». За то же, что Саша внёс посильный вклад в «поднятие среднего уровня духовной жизни» могу поручиться головой.
Ещё одна сложность, с которой я столкнулась, это значительное отличие авторской системы моделирования мира, характерной для Саши, и – моей.  Я тяготею к философии, к абстракциям и обобщениям, наверное, порой в ущерб конкретности, драгоценным фактам. Всегда и всё примеряю на себя, неприкрыто пишу о себе, даже если мою героиню зовут Жанной д'Арк или Магдалиной. А Саша шёл от истории, от конкретных фактов, ему было легче спрятаться, отделить себя от своего лирического героя. Хотя, мы понимаем, всё равно, как признаётся сам автор, - там «всё - моё, от скрежетов зубовных до самых ослепительных идей». Слышите, это Саша просит нас, его читателей:

Вы правы –
нить порою ускользала,
и мне не удавалось ничего…
Но я прошу: Не покидайте зала!
Меня не оставляйте одного
 («Театр одного актёра», февраль 1987 г.)

 Был Саша, как ему казалось, убеждённым атеистом, материалистом, в общем, реалистом. Главное назначение поэта  видел в отражении в своём творчестве судеб людей, современников и живших задолго до нас, а в их судьбах – времени, в котором они жили. Большинство его стихов – результат углублённого изучения биографии своего героя, знакомства с различными, как литературными, так и документальными источниками. Он отдавал себе отчёт, что некоторые его стихи просто непонятны неподготовленному читателю. Но считал, что стихи не красит, если они нуждаются в объяснении. Так он сознательно терял часть читателей…
Творчество Александра Шаргородского богато и многообразно. Любовная лирика, меткая, хлёсткая ирония, эпиграммы, пародии, экспромты. Остановлюсь на лирике, которую назову гражданской (сам автор с юмором относил эти стихи к самым разнообразным жанрам). Думаю, она и была у Александра главной, стержнем всего творчества поэта.
Должна попросить прощения у читателя:  Я позволю себе подтверждать некоторые мои выводы об особенностях творчества и мировосприятия Саши выдержками из его писем, высказываниями на сайте «Поэзия.ру», но не потому, что боюсь, что читатель мне не поверит. Просто, сам автор это объяснит лучше, да, и хочется мне ещё раз услышать его голос…
Говорит Александр Шаргородский:
«Но если вернуться к моим «баранам», «Лорка», как и «Мальчишки», и тем более, «Сентиментальная баллада», - довольно простые по содержанию (и, следовательно, по композиции) вещи, общедоступные. Хотя, конечно, написаны добротно. Отсюда и высокие рейтинги.
В моём триптихе ( о Пушкине – И. Ф-С) были ещё два стихотворения: Пушкин (1) - до банального традиционная по содержанию вещь (за что она исключена из обращения без права обжалования), Пушкин(2) - моё виденье причин кризиса, приведшего Пушкина к смерти…
А ПУШКИН(3) - сложный. Предполагает знание (даже!) биографии и личной переписки поэта, его журналистики, биографий его друзей и современников. Упаси Бог, не того объёма, которым располагает автор, но всё же… Но может быть мы встретимся как-нибудь на той же Чоколовке, возле моей любимой кофейни будут стоять на террасе столики, вот посидим и поговорим о бедном «Пушкине(3)», которого я искренне считаю одним из лучших своих стихотворений. Которого надо читать, доверяя написанному, понимая почти всё буквально…» ( из письма, весна 2003 г ).
Это Саша уже начал вводить нас в свой цикл «Связь времён», на мой взгляд, самый важный и показательный в его творчестве. Мне даже представляется, что вовсе не цикл стихов под таким названием создал Саша. Это сквозная тема ВСЕХ его стихов. Вот что он пишет о своём самом большом любовном цикле «Июньские ливни»: «Что касается «героини» цикла, не спешите. Это всё - динамика моего восприятия героини, которое менялось в связи с …  На которое накладывалось многое, вплоть до общественных проблем. И я не абсолютизирую своё восприятие. Но читатель может поразмыслить о времени, обо мне, о «ней»…» ( из письма, лето 2003 г.).
К циклу «Связь времён» на сайте Поэзия.ру ( в своей первой, большой, пусть и виртуальной, публикации, которую мы можем рассматривать как первую и последнюю прижизненную книгу автора) Саша отнёс следующие стихи: «Где кони, АнИчков» (условно названо просто «Связь времён 1»), «Мирович», «Сумароков», «Горе от ума», «Сентиментальная баллада», «Беглец», «Глушь», «Этюд о Россини», «Пушкин» (3-ий из триптиха), «Подражание Окуджаве», «Как страшно вдруг» ( 2-ой из триптиха о Пушкине), т.е. всего 11 стихотворений. Написано большинство этих стихотворений в 70-80е годы.
Стихотворение «Чужая жена» Саша напрямую не отнёс к циклу, но оставил этот вопрос открытым (увы, навсегда), т.к. видел в нём истоки подхода, который впоследствии привёл к созданию цикла. Но если мы внимательно перечитаем тексты многих стихов, назову хотя бы «Мальчишки 60-ых», «Памяти Высоцкого», «То снегом, то туманом, то дождём», кстати, опубликованного сразу после первого стихотворения цикла, - мы почувствуем их кровное родство с циклом, их принадлежность к нему.
Говорит Александр Шаргородский:
«Это подлинный текст моих ответов на анкету, предложенную мне, как участнику сборника «ХХ век, запомни нас такими…» Даже Вася ( поэт Василь Дробот - И. Ф-С ) ничего не сказал мне про «урезание», уверял, что «…всё так и будет...» Оправданием может служить желание составителей:  в принципе выпустить сборник.
Вклейте или вложите в свой экземпляр. Мне очень хочется, чтобы Вы запомнили меня таким, как есть. Хорошо, конечно, чтобы и остальное человечество… Но это меня, почему-то, волнует уже меньше…
О времени и о себе: Стараюсь оставаться собой в любое время.
Русский поэт в Украине: Из истории известно (тем, кто её знает!), что настоящая литература имеет свойство переживать (то есть существовать дольше чем) всякие там государства, религии... Даже языки, на которых она создавалась. Примеров - более чем...
Делить культуру, как черноморский флот, могут только национал-патриоты с обеих сторон, невежественные по определению.
Русскую культуру создавали замечательные люди, в том числе и украинцы. Украина - один из центров этой культуры... А "зарубіжна література" - очередная холуйская конъюнктура "київських письменників" (Правильно, Александр Галич! Правильно, Вадим Скуратовский!), которые предают Пушкина так же, как, в своё время, - Пастернака, Стуса и Симоненко».
Мы услышали прямой ответ Саши на остро вставший в наше время национальный вопрос: ему претила всякая враждующая рознь между людьми, на чём бы она ни основывалась: на различии наций, вероисповеданий, убеждений. Мы услышали и ответ  на вопрос о связи времён – она проходит через литературу. Мысль, не сказать, чтоб новая. Вот и О.Мандельштам ( см эпиграф) тоже об этом. Да и другие… Саша в одном из писем прислал мне цитату, в которой та же позиция:

"Не порицая, не дивясь, -
не трогайте руками:
поэт - единственная связь
с грядущими веками"
(Ю. Ряшенцев)

А если мысль не нова – зачем же так горячо… ломиться в открытую дверь? В том-то и дело, что за этой дверью - глухая стена. Преемственность поэзии? Связь с классиками? Национализм, односторонне подходя к вопросу о связи времён, подтасовывает исторические факты в угоду своим современным, отнюдь не бескорыстным, интересам, он тоже проповедует истину…свою истину. Пост-пост-модернизм достигает кажущейся новизны произведения за счёт выхолащивания содержания. Духовность, высшие ценности? Да,  Боже упаси! Слишком они навязли в зубах за время их ханжеского декларирования, так что, теперь об этом говорить - чуть ли ни стыдно. Гораздо легче и безопаснее (чтобы не обвинили в ханжестве, дидактизме и тому подобном) писать о скуке, пустоте, о бесполезности и лжи любого человеческого существования. О том, что жизнь – всего лишь игра. И это тоже истина. Правда, не вся. Правда, вперемежку с ложью. Но, кому и когда открылась вся Истина?!  Можно писать и так. Только Саша не мог - «по причине совести»…

Опять убогих истин благодать
не оставляет родину в покое.
Неужто, сжечь –
достойней, чем отдать
усталым людям
должное, людское?
(«То снегом, то туманом, то дождём», 1990 – 1991 гг.).

Пора вернуться к «Связи времён» в творчестве Александра Шаргородского. Стихотворение «Где кони, АнИчков» (апрель1988 г.) начинает цикл. Оно хорошо подходит, на мой взгляд, для первоначального знакомства с языком автора. Ничего лишнего, никакой вычурности, ничего иррационального в этом, казалось бы, мистическом по сути произведении. Сжатый точный язык, одним мазком дан характерный облик Гоголя. Эта экономность – до скупости – в образности говорит о том, что всё рационально подчинено одной идее. Я не говорю, что такая поэтика лучше иррациональной, магической, саму себя заклинающей, заговаривающей… « я слово позабыл, что я хотел сказать…». Глупо было бы утверждать подобное. Но для цели автора с математической  точностью выбраны наиболее адекватные художественные средства. Я знаю, как работал над словом Саша. Он, умевший за считанные минуты в Интернете написать блестящий экспромт, эпиграмму, он часто писал: мне осталось додумать две строки… два слова… и стихотворение будет закончено. И думал месяц, два, а то и откладывал на годы. Серьёзно пишущих людей это, конечно, не удивит. Главную мысль, выраженную в конце стихотворения, поэт отточил до остроты кинжала:

Но -
общность пространства.
Но -
родственность судеб.
Но едкая страсть -
добираться до сути,
как общая вера
у этих,
столь разных…

И реминисценция пушкинского стиха* в самом конце окончательно проясняет позицию поэта:
Да здравствуют Музы!
Да здравствует Разум!

«Сумароков».  Автор в обсуждениях своего стихотворения намеренно подчёркивает:
«Не хотел идеализировать своего Сумарокова. Творчество его устарело, был он и вздорным человеком и амбиционным. И вообще, не Державин, знаете ли... А мы, что ли, все Пастернаки или Окуджавы? Но мы капельки одного потока человеческого... Горюя о нём, горюем о себе.».  Эта мысль – о единстве и взаимосвязи судеб поэтов, да просто людей на земле – проходит рефреном через все стихи Саши. Забегая вперёд, напомню строки из стихотворения «Памяти Высоцкого»( октябрь 1998 г.):

И опять эти строки…
И снова мы плачем о нём.
Да чего там - о нём,
о себе неприкаянно плачем.

Итак, «Сумароков». Чем сразу забирает в свои руки стихотворение? Опять несколькими штрихами набросана точная картина: сырая ночь и человек в кабаке у стола, человек, который «силится забыть…// Но даже пьяный // он ничего не в силах позабыть». Приближённые к власти должны жить по её законам, а это волчьи законы: кто кого. Не в открытой схватке – в закулисных наговорах. И если хоть на мизинец отступишь от неписанных законов, те, кто добился своего положения ценой унижения, не упустят случая унизить в свою очередь. Каково это гордому человеку, осознающему свой талант? «Зане и боль обиды нелегка» - автор удачно использует здесь соответствующую времени лексику, приближая этим нас, нынешних, к давно ушедшему. Это было, есть и будет, пока существует земля. Послушайте, как точно говорит об этом поэт:

Шустры иные, хоть и желтороты.
За то им честь,
и деньги,
и мундир.
А он слагал
настойчивые оды
и докучал ворчливостью сатир.

Использованный в концовке образ свечи, можно сказать, затёртый образ, как по-новому он засветился в этом стихотворении, он придаёт законченность стиху: только на минутку распахнутая дверь осветила человека, и вот мы уже почти не слышим, почти не видим его:

Горит свеча,
 тускнея,
оплывая,
сливая давний облик
с темнотой.

«Мирович». Образ героя взят из романа Данилевского, видимо, автор читал и специальную литературу об этом историческом лице, намеревавшемся совершить дворцовый переворот и поплатившемся за это головой. При первом прочтении у меня возникло впечатление, что автор обыгрывает в этом герое собственную азартность, доходящую порой до мальчишества, над которой сам же часто добродушно посмеивался. Эта азартность проявлялась часто в спорах с оппонентами, хотя Саша очень старался быть корректным. Но, вот, я перечитываю стихотворение, и всплывает другой пласт. Я вспоминаю примелькавшееся в учебниках психологии высказывание…пусть меня простит его автор, я запамятовала его фамилию: Боже, помоги мне изменить то, что я в силах изменить,  и принять то, на что повлиять не в силах, но, главное, помоги отличить первое от второго. Если бы мы умели отличать первое от второго…  Но часто вся жизнь проходит в напрасной борьбе…

Напротив встаёт усмехаясь,
Судьба.
Я против неё понтирую.
 
Все мы в окончательном итоге проигрываем в этой игре, так не лучше ли жить, по возможности, в своё удовольствие, и ни о чём «таком» не думать? Но разве можно назвать побеждённым человека, который, заранее зная исход, до конца сражается с судьбой? И что тогда есть победа?
Возвратимся к тому стихотворению цикла, которое сам Саша назвал сложным: к его третьему «Пушкину» ( 1988 – 1997 гг.). Александр Сергеич был близок автору по-особому.
Из частного письма Александра Шаргородского:
«…Пушкин, которого вижу не ангелом, а человеком живым, земным (как и других героев этого моего цикла), был пылок, искренен не только в любви, но и в дружбе. Эта самозабвенная пылкость, открытость в дружбе, как по мне, одна из его привлекательнейших черт. А в ту зиму он переживал не только одиночество, но и зябкое ощущение - предчувствие трагических событий. Приезд друга Жано был для него несказанным подарком, поддержкой. Кстати, знаешь стихи Писецкого (60-е годы), из коих мой эпиграф? Это как раз о том, о том приезде Пущина… Это стихотворение я закончил  к юбилею (1999), но долго искал сочетание этого "сюра" с бытом, историей сегодняшней...».
Поэт, болеющий болью России, мучительно и напрасно ищет выхода: «Но хотя бы надежду на выход! // Да надежды // и той не видать…». Не новый образ в поэзии? Да, пожалуй. Стереотип? Может быть, эту так живо зарисованную сцену из жизни поэта: весь – ожидание, весь – прислушивание, надежда – можно было бы счесть давно избитой. Если бы не концовка:

А столетье идёт за столетьем.
Год за годом - в безвестье и тьму.
Суетимся.
Торопимся.
Едем.
Но никто не заедет к нему!

Пушкин ждёт – нас… Ждёт вестей от нас. Для максимального приближения Пушкина к нам ввёл Саша в стихотворение современный сленг, у нас с ним даже спор по этому поводу был, покоробило меня вначале это: «кто на всё это дело // забил…», показалось чуть ли ни кощунством…
Прямое обращение к современникам. Прямая параллель со стихотворением о своих сверстниках «Мальчишки 60-ых»:

На старом любительском фото
едва различишь, как вдали...
Здесь водка погубит кого-то,
а этого - купят рубли...
Тот, в свалку рванув обалдело,
достигнет чиновных высот.
А этот возьмётся за дело,
надеясь, что дело - спасёт.
И кто-то простится сурово
(а кто - разглядеть не могу!),
чтоб "Новое русское слово"
читать на чужом берегу.
И кто-то усталым комбатом
пройдёт беспощадный Афган,
кому-то чернобыльский атом
прибавит невидимых ран…
 
Давний исконно русский вопрос: «Что делать?» ( Нет, не «кто виноват?» – излюбленный вопрос тех, кто не хочет сам делать ничего). И даже дело не может спасти от этого, дело, как наркотик, только отвлекает, на время или навсегда. Потому что дело не помогает больному отечеству. Об этом же – в пронзительных строчках стихотворения «Одиночество» - кратко и ёмко:

Мир этот спешкой сжат
и суматохой смят...
Только куда спешат?
Да и о чём шумят?
Зло или благодать –
цепь бесконечных дел?
Некогда вам гадать,
незачем вам гадать,
что я сказать хотел...
(70е-80-е)

Но вернёмся к «Мальчишкам 60-ых». Хочется остановиться на его концовке, очень смелой, на первый взгляд. Напомню её:

О, как разбросает по свету
ребят, одногодков моих!
Тревожным пройдут бездорожьем,
нездешней ли, здешней земли...
И смогут...
(а правильней – сможем.)
А если точнее - смогли!

При обсуждении стиха на это обращали внимание, как это – смогли! Ведь и сейчас, говоря словами автора ( из «Памяти Высоцкого» ) «продолжает ворьё // свой наезд на больную страну», ведь и сейчас… Что же смогли эти мальчики?
Ответ – в стихотворении из цикла «Связь времён»: «Глушь», помните: «Слава Богу - не полегчали, слава Богу - не замолчали эта горечь и эта боль!».  Да, человек порой бессилен против судьбы, он не может помочь больному отечеству, но он всегда может «не скурвиться» сам.
Примечательными являются комментарии Саши – ответы оппонентам по поводу этого стихотворения, в которых содержались обвинения в адрес Е. Евтушенко - всё тот же вопрос: «Кто виноват?».
Вот ответ Саши: «Влияние Евтушенко на молодёжь 60-х неоспоримо. Можно спорить, хорошо-плохо, можно говорить, чем и как он стал нынче... Глазкову ли, кому другому... мало кому удалось достичь такой популярности и влияния тогда. Стихами.
И упрощённо говоря, к дурному ведь не звал, да и звал не дурно! Может, напрасно (украинское «дурно» - напрасно), но это уже другой разговор. А Вам он бы мог ответить по-маяковски: "Заходите через тысячу лет - поговорим!».
Мне лично очень близка такая позиция.  Нынче стало модным осуждать «бывших» поэтов за их многочисленные прегрешения – против правды-истины. Это было в корне чуждо Саше. Он понимал, что известным людям было гораздо труднее сохранять лицо: часто возникали ситуации выбора. Можно было, конечно, раз и навсегда выбрать честь, но кто из нас ни разу в жизни не покривил душой? Вот и в лирических героях своих стихов он подчёркивал их лучшие порывы, их взлёты, искренне восхищался ими. Это – очень человечный, любовный  подход к людям.
Каждое стихотворение цикла раскрывает ту же мысль новой гранью. Вот, казалось бы, «Сентиментальная баллада» - в духе Василия Андреевича, хрупкая фигурка, беличья шубка, девушка ворожит глазами, стихотворение расцвечено лексикой  Пушкинских времён, что кое-кто поставил в вину автору. А главная строфа притаилась в середине:

А как умел Василь Андреич
согреть негромкою строкой!
И к нам доносят строки эти,
как волны, из былых столетий
и свет, и мудрость, и покой.
( курсив мой – И. Ф-С).

Второй «Пушкин» (окончено в 1999 г.). Он о высшем суде человека – суде совести. Настойчиво повторяющаяся рифма, на мой взгляд, создаёт ощущение напряжённой, всё повторяющейся оглядки на прошлое, поиск в нём горьких ответов:

Но лишь ночами, вглядываясь в тьму,
стремясь понять:
за что и почему?
чтоб каждому поступку своему –
и точный смысл,
и подлинную меру

«Вечные вопросы» и в заключительном (так вышло на сайте) стихотворении цикла «Подражание Окуджаве»( начало 80-ых). Мне в этом стихотворении ближе всего образ: «но вечны сомнений // ночные тревожные вскрики». На мой взгляд, в этом произведении автор порой нарочито, несколько искусственно декларативен: «но вымысел вещий // имеет права на бессмертье!»… Трудно автору, очень трудно: высокая тема требует особого стиля, а с высот легко сорваться в высокопарность. К счастью, это, как мне представляется, очень редко случается с Сашей.
Одно из лучших, по-моему, стихов, где высокая гражданская позиция  сочетается с задушевным, искренним тоном, где нет и в помине декларации: «Помедлив, словно виноватая»( декабрь 1988 г.):

Что,
не соврёшь - не проживёшь?
А правда - пыль?
А совесть - дым?
Их убивает наша ложь,
а мы
в раскаяньи глядим…

Что прогуляли мы?
Что пропили?
Что,
растеряв - не сберегли?
Как воздаянье
за Чернобыли –
слепой, глубинный
гнев земли.

Хочется цитировать ещё и ещё, так пронзительно говорит о главном стихотворение:

Земля враждою обесчещена,
а мы привыкли,
мы - смогли…
Вот
меж людьми змеится трещина
и проникает вглубь земли.

Вина, разделённая с людьми, со страной, с Землёй, вина, взятая на плечи: «И просящие руки всё тянут и тянут ко мне…» («Памяти Высоцкого»). Вина поэта перед прошлыми и грядущими поколениями, горит в нём незаживающей болью, не наигранной, искренней… Как обнажено и страшно говорит он о судьбе поэта ( «Жестокое литературоведение», «Поминки»). Не он первый говорит об этом, думаю, не он последний. Если поэзия становится не игрой, не карьерой, а судьбой, «опасной работой», поэту всегда выпадает поэтово. Причина названа: поэт болен судьбой отечества, судьбой земли, его долг – донести эту боль к людям, заразить их этой болью:

жить да поживать - не беспокоиться...
Невозможно –
по причине искренности!
Невозможно –
по причине совести!
(«Поминки» 90-ые гг.)

Саша имел право так говорить, писать, он, защищавший, лечивший землю от страшной чернобыльской заразы. Он этим никогда не хвастался, просто иногда приходилось к слову.
Говорит Александр Шаргородский (из отзыва на комментарии к стихам):
«А у меня - гидрологические изыскания (то есть рытьё шурфов, отбор проб грунта и воды, многочасовые опыты на стоковых площадках) в Янове, Припяти, на площадке станции,  в "десятке", в Краснянской пойме и сёлах разной степени загрязнения (Парышков, Красница, Толстый Лес). Проводил там часов 15 в сутки, лишь на ночь возвращаясь в Чернобыль. При этом, естественно, многие километры по этим местам не только проехал, но и прошёл. Пишу об этом без хвастовства, так как в этих работах принимали участие десятки моих коллег и сотни людей других специальностей, которые, как и я, работали в Зоне не по мобилизации... То есть могли бы избежать этого. Стихи чернобыльского цикла опубликую и здесь, на сайте. Просто не знаю пока, как...»
Чернобыльский цикл опубликован на сайте Поэзия. ру, о нём тоже надо писать...
Связь времён через связь умерших и живущих сейчас людей. Связь как бы по вертикали. Но Саше удавалась и горизонтальная связь. Он был из таких людей, которые за несколько встреч, а то и просто в виртуальном пространстве, так прочно пришивают к себе своих собеседников, как будто сходу угадали в них главное и за это главное зацепили свой первый узелок. Редкие это люди, им завидуют: они умеют заводить и сохранять много друзей. Умеют говорить правду, не льстить и при этом не наживать врагов. Сколько друзей осталось у Саши на сайте! Сколько друзей было на его похоронах, на вечере памяти, где киевские барды исполняли песни на его стихи… Но чего стоило Саше поддерживать эту дружбу? Какой искренний интерес к людям, какая терпимость и готовность прощать, не замечать, помогать и не ожидать благодарности…
Откроем странички любовной лирики поэта, стихи, посвящённые женщинам. В отношении к женщине, как в зеркале, отражается истинное лицо человека. Любовь – тоже связь, но особая, самая прочная и наиболее болезненная. Любимые могут причинить нам самую сильную боль, мы перед ними раскрыты настежь, не защищены. В конечном итоге времена и миры сшивает любовь, без неё всё бы распалось, рассыпалось в прах.
Вспоминаю долгие беседы с Сашей, в основном по телефону, так уж сложились наши отношения в недолгий период, отпущенный нам для дружбы. Как-то Саша обмолвился: я неверующий, у меня нет внутренней совести – стыда перед Богом, перед собой, - есть только внешняя совесть. Наговаривал он на себя. Редко, у кого бывает такое природное, врождённое чувство стыда перед собой, даже не за поступок, за неверное слово. Внешняя совесть? Была, конечно, и она. Что Саша имел в виду? Стыд перед любимой женщиной:

и жизнь уже прошла,
но женщина любима...
А если так,
то врать
и ёрничать нельзя.

О, сколько чепухи
по пьянке мы раздали!
прочли десяток книг -
не сделались умней...
Пижонские стихи -
бренчащие медали.

И что мне до других!
Мне стыдно - перед ней.
(В. Гутковскому).

Культура народа, говорят, определяется по отношению к женщине. Но сейчас, ой, как не в моде рыцари. Цинизм пропитал всё и вся, похоже, он заменяет светский лоск, является признаком принадлежности к высшим кругам.
Стихи каждого поэта – его исповедь, все мы пишем о любимых людях, но пишем по-разному. Чаще в стихах видишь их автора, его чувства, ощущения по отношению к любимому человеку, который остаётся как бы за кадром. Не в нём, дескать, дело, главное то, что я испытываю. И это, вряд ли эгоизм, просто человек познаёт мир через себя ( помните, «Познай себя…»). Но есть другие поэты, они не лучше, они просто - другие. В их стихах живёт любимый человек, со всеми его дарованиями и слабостями, психологически тонко просвеченный автором. Саша был таким поэтом. Он прожил не очень короткую жизнь (57 лет) и, конечно, любил не однажды. Но для него характерно восхищение, преклонение художника перед красотой, далеко не всегда сопровождаемое близкими отношениями. Часто это было восхищение издали, у него было много женщин-друзей, с которыми его связывала нежная уважительная, я бы сказала, любовная дружба. Женщины тянулись к Саше, чувствуя добро, он умел расположить их к откровенности, умел утешать. Было в нём то, мужское, сильное, потребность защитить что ли, утереть слёзы женщине, как ребёнку. Он очень чувствовал в женщине спрятанного ребёнка:

Сон в кулачок тихонько скомкала
и осторожно
почему-то
потрогала глазами комнату,
наивно ожидая чуда.

Но дождь настойчиво,
настойчиво
стучал по стёклам
и по жести.
И прерывались многоточьями
твои беспомощные жесты…
(«Хмурое утро»).

Наверное, так тонко чувствует ребёнка - свой, тоже ребёнок. И в Саше он жил, прорываясь иногда из-за умной, тонкой, грустной иронии – основной канвы его стихов.

Сопение хромированной трубки...
Нажми на клапан - Глюка оживи.
Пусть он расскажет,
до чего мы хрупки
в своём желанье
счастья и любви.
(«Сопение хромированной рубки»).

Смущение мужчины перед женщиной, ну, кто из нынешних признается в этом? А Саша имеет смелость признаться, и в этом весь он, ранимый, открытый людям, любви, прячущий робость перед женщиной под маской иронии и самоиронии:

Не знаю, чья вина…
Но захмелел слегка
от доброго вина,
от злого табака,
от терпкой красоты,
струившейся от Вас.

Не перешёл на «ты».
В смущении увяз…

(27 декабря 1987-6 января1988)
Это юмор.
Вы хоть верьте,
хоть не верьте.
Жёсткий юмор,
перемноженный на грусть…

Я не юный,
и тем более,
не Вертер…
В этой смуте
разберусь.
Не застрелюсь.

( «Качается, но не тонет...» Из цикла «Сочинение на заданную тему»)
Редко, кто так понимает женскую психику, так входит в роль женщины, как это делал Саша. О, да, Саша был искусным актёром, когда это было нужно по ходу… чуть не сказала – пьесы. Он перевоплощался в исторических лиц, благодаря великолепному знанию истории, дотошному знакомству в своё время с исторической литературой, благодаря прекрасной памяти. Роли женщин ему удавались отлично. Кто подумает, что это написала не женщина:

Зачеркну пережитые дни.
Не оставлю от них
ни полслова.
Позови же меня!
Позвони!
Прибегу к тебе девочкой снова.

Поспешу прикоснуться рукой,
ощутить,
как мучительно любим.
Обретённый в разлуке покой
здесь покажется
пошлым и глупым.
……………………
Позови же!
Нечаянно.
Вдруг.
Наказанье моё
и награда…

…Начинается тысячный круг
моего неизбывного ада.
(Не позднее 1988 года
«Монолог женщины»).

Какой интереснейший женский образ встаёт перед нами при чтении цикла «Оле Ч.» (Черкашиной), доброй знакомой Саши. Восхищение смелой, дерзкой, сильной, озорной женщиной так и сквозит в строках:
Расплевалась
с хамежом да обидою,
и – спиною
ко всему ненавистному, –
хлопнув дверью,
дерматином обитою,
лёгким шагом,
по девчоночьи, –
из дому.

Как вода ни глубока –
переплыть её!
Как земля ни тяжела –
раскачать её!
Чтоб у новых, у дверей –
День Открытия,
чтоб у новой, у любви –
День Зачатия!
Это – именно, о ней, не о себе, пишет поэт. Это её портрет, освещённый искренним восхищением художника:
Ты живёшь, как живёшь.
Ты идёшь поперёк.
Поперёк той реки,
что бывает жестока.
Ты беспечно и властно
вступаешь в поток,
не заботясь
о тёмных глубинах потока.

Странно, перечитывая любовную лирику Саши, вдруг заметила, как часто повторяются в этих стихах июньские ливни. В зрелые годы был написан большой, пожалуй, самый большой любовный цикл, который так и называется «Июньские ливни». Но, вот и в одном из сравнительно ранних стихов ( к огромному сожалению, я располагаю только стихами Саши, сброшенными на сайт «Поэзия.ру»), посвященном жене, тоже читаю:

Беда моя Мария,
моя отрава!
Ах, что ты натворила,
наколдовала.
Звездою на снегу,
июньским ливнем, -
куда ни убегу, -
а ты окликнешь.
1971-72 годы
(Мария)

И, всё-таки, самая большая часть любовной лирики Саши посвящена героине цикла «Июньские ливни», цикла, который писался, судя по датам под стихами, с 1986 по 1997 год – немалый кусок жизни. Какую силу надо иметь, чтобы столько времени так любить:

Поднимаюсь на вершину
песчаного холма,
чтобы снова увидеть в небе
легчайший отсвет
того, что мне кажется счастьем.

И снова иду,
преодолевая ветер.
Сухой холодный ветер
твоей нелюбви ко мне.
( август- сентябрь 1988года )

Помню, в одном из электронных писем мне в Португалию, Саша сказал ( кажется, после того, как я опубликовала на сайте свой «Карточный домик»):  даже иллюзия такой любви – даёт человеку очень много, а у Вас, кажется, настоящее…

Преодолевая ветер нелюбви, столько лет любить. Эта женщина ( я не знаю, кто она, Саша не называл имён, и это тоже отлично его характеризует ) – тоже поэт и прозаик, по словам Саши очень одарённый. Глубокое уважение к интересной и сильной женской индивидуальности, к её творчеству, присоединяется к естественному мужскому восхищению и любованию:

Топорщится халатик
у плеча.
Часы бредут
полýночно и шатко.
Но бьётся мысль,
остра и горяча
в височной жилке
рядом с русой прядкой.

Бог весть зачем.
Но только не играть!
И, право, не кокетничать
со славой!
Ты достаёшь
заветную тетрадь
в обложке,
словно дерево,
шершавой.
( январь-март 1988 года)
 
Разве эта женщина виновата в том, что не любит? Всё равно, она прекрасна, всё равно, это счастье. Так говорит нам поэт нежностью строк о ней:
Колеблются струи,
как струны упруги.
А ливень - как праздник,
с рассвета идущий.
Струятся твои
беспокойные руки
на хмурые лица,
на тусклые души.

Смывают с души
и тоску, и усталость,
соринки обид,
что с годами налипли…
…………………………………………….
А если ни капли
кому не досталось,
смешно и нелепо -
сердиться на ливни!
(1-6 июня 1988 года)

Недаром сравнивается любимая женщина с родным городом, в котором сейчас так трудно жить, из которого поэт так и не уехал, не смог, а, может быть, прожил бы дольше с родными в Америке…

Единственный город…
Здесь - дружеской встречи уют.
Табачный дымок
в ожиданьи ночного трамвая.
Хоть мне-то известно,
как дёшево здесь продают,
как здесь настигает
хмельная тоска ножевая.

Так досками накрест
забить опостылевший дом?
Утешиться фразой
про горечь родимого дыма?
…………………………
Но… как же мой город
с тревожным
июньским дождём?
Прекрасным дождём,
так светло
пролетающим мимо!
( октябрь 1988 года )

И в заключающем цикл горьком стихотворении «Не искупить привычным «извини», поэт чувствует СЕБЯ виновным в уже не скрываемом «корыстном обмане» любимой, как это не парадоксально, он ещё любуется ею, любовные иллюзии тоже приносят нам счастье…

Но всё-таки
ещё доныне рад,
(пусть эта радость кажется смешною),
что лишь тебе
был впору тот наряд,
в пылу любовном
выдуманный мною!
(1994-97 годы)
Хочется приводить ещё и ещё, так много у меня любимых строк среди любовной лирики Саши, но я боюсь утомить читателя, не знавшего его лично. И, всё же, заканчивая этот небольшой очерк, мне хочется попросить будущих читателей исповедальных стихов Александра Шаргородского. Будем бережны, будем скромны, даже целомудренны, прикасаясь к этому тонкому миру – миру поэта. Есть ли у нас пропуск в этот мир?
Милая ясная пани!
Этот билет или пропуск,
заверенный моей подписью,
подтверждает Ваше право,
точнее Вашу привилегию
на право проникновения
в МОЮ ТЮРЬМУ
или в МОЙ ГОСПИТАЛЬ
или к МОЕМУ СМЕРТНОМУ ЛОЖУ.
……………………………………
И ещё прошу Вас:
проходя,
поплотней прикройте калитку,
чтобы никто другой,
никто другой,
никто другой…
(Декабрь 1988 – «Милая ясная пани»).



Стихи Александра Шаргородского можно прочесть по адресу:
http://www.poezia.ru/user.php?uname=alexsh

----------------------------------------
* «Ты, солнце святое, гори!
Как эта лампада бледнеет
Пред ясным восходом зари,
Так ложная мудрость мерцает и тлеет
Пред солнцем бессмертным ума.
Да здравствует солнце!
Да скроется тьма!»