<...>
Поэт: ... И, верите ли, Василий, и вот рука моя протягивается к перу, а перо мое, подрагивая, туда, в белый так недавно еще лист, и охвачивает меня восторг! И страх охвачивает, и тоска, опьянение! И переполняет, и выплевывается с пера. Прекрасное, великолепное, больное, унижающее, освобождающее ощущение. Как назвать, как объяснить это?
Дворник: Это у тебя оргазм получается. Кончаешь типа. Но без бабы.
Поэт: Это вдохновение, Василий, форменное вдохновение, творческий экстаз. Оргазм в высшем, последнем смысле. Но как же редко, как же только иногда только. Как иногда! Остальное же, все остальное - это так – пустые фрикции. Версификация вакуума, фальшивенькое мудозвонство. Что делать? Что мне делать, Василий?
Дворник: Наливай!
Поэт: Наглющие ничтожества заглатывают себе тиражи и сборники, ввертываются в лауреаты ... Что знают они про это? Про вдохновение. Про напитать перо свое кровью своей. И чужой. И мозговыми соками. Все вывернуть, до внутренностей, до печенки и напитать! И воткнуть это перо обос ... обостренное в этот ваш несусветный свет и провернуть еще его там два или три раза!
Дворник: Куда там. Им бы только колбасу трескать. Ну и по бабам. По чужим. От там и втыкают. И проворачивают. Сифилитики бездарные.
Поэт: Нет, Василий, они не бездарны. Не вовсе бездарны. Они многое умеют по-мелочам, они всего добиваются, что попроще. Но вдохновение! Вот его-то! Не знают они выть и плакать, от восторга, от найденного слова, от образа, от простенькой рифмы. Выть и плакать! И хохотать как гиена пятнистая в э... диких в джунглях по-над поверженной невинной ланью, над олененком короткорогим!
Дворник: Странная у тебя какая-то водка, брат, ты уж извини что перебиваю, так и тянет куда-то чего-то. Ты про клен зеленый слова знаешь?
Поэт: Это Есенин! Это был Поэт! Кудрявый такой. Закладывал сильно, но любил родную природу. Народный такой, из крестьян. Повесился потом. На веревочке. Оборвалась красивая жизнь!
Дворник: Есенина знаю. Маяковского еще. Проходили. Из широких из штанин ...
Поэт: Это был Поэт! Застрелился из пистолета. На диване. Душа не вынесла больше терпеть!
Дворник: Здорово умеете иногда. Уважаю. И в рифму все!
Поэт: Не обязательно в рифму. Ничего нет обязательного в поэзии. Понимаете, Василий, никто никому ничего не обязан! Кроме души. Души и таланта. Только так. А сочиняющий без души и таланта, а есть и такие, обрекается забвению. Навсегда. Ничего не останется от него. И стих его умрет. Вместе со всеми рифмами, со всем. Навсегда, окончательно. И никто не вспомнит и не помянет его!
Дворник: Наливай! Ну нельзя же уже совсем. Помянем хоть мы этих бездарей бездарных. Так, по людски. Пусть уже им все пухом.
Поэт: Да эти то как раз живы. И как еще живы. За двоих, за троих. Живее всех живых благоденствуют. Квартиры, дачи, жены ... У них же оплачиваимый творческий отпуск, пожизнено! Знай только закусывай. Но нет, они не унимаются. Они пишут! И пишут и пишут. Строчат как из поноса. Равномерными словами. Слова и слова. И правильные всё слова. Без божества, без вдохновенья ...
Дворник: И семечками плюются.
Поэт: ... Ах, это вдохновение! Исступление сердца и воспарение души! Это как любовь,
Василий, как апофеоз любви!
Дворник: Оргазм это.
Поэт: Больше, лучше оргазма!
Дворник: Лучше ... Наливай лучше.
Поэт: Поэзия – это, Василий, – это лучшее, что есть на свете! Святая, святая работа! Извлечение Истины из мусора слов. Это песня!
Дворник: Точно песня. И в рифму все. Прямо хочется плакать. Такие ведь все гады, такие сволочи все! Про самое про святое норовят, про самое-самое ...
Поэт: Не плачьте, Василий, не поможет. Все напрасно на этом свете, все безнадежно. Нету пользы человеку от трудов которыми трудится ... э... по жизни. Все суета, Василий, все суета сует.
Дворник: И водка кончилась.
Поэт: Водка всегда кончается. Все на свете кончается. Так устроен мир!
Дворник: Жалко, так хорошо сидели ...
Поэт: Не надо плакать. Не поможет. Мир не станет добрее и магазин не откроют. Не прибавится и не убавится ничего. Все суета, Василий, все суета сует. Так говорил Заратустра!
Дворник: Прямо так и сказал?
Поэт: Это был Поэт!
Дворник: Правильно сказал. Суетимся все, суетимся ...
Поэт: Большой Поэт! Прямо как Пастернак. Томление духа, говорит, томление духа ...
Дворник: Нали ... ай, кончилась. Ох, томление. Оно самое и есть. И все суета. И водка кончилась. И жизнь проходит. Все проходит уже.
Поэт: Кроме одной Поэзии! Ведь если и Поэзия тоже, если и она ... то ведь тогда, тогда уже все! Но это не так! Василий! Скажите, что это не так! Спасите, спасите меня, Василий!
Дворник: Молчи, поэт! Молчи, клен ты заледенелый, ... Поздно уже, пора спать.
Поэт: Ах, я не усну, я не хочу. Я буду сочинять. Или нет, я буду плакать! Плакать и выть на луну!
Дворник: Нету, нету луны. Ничего нету. Все суета ...
Поэт: Ладно, я пойду. Пойду к любимой. Спасибо, Василий, Спасибо за все.
Дворник: Ушел. Ушел поэт. Хороший мужик. Душа добрая. Сопьется скоро совсем, жалко ... Чего-то решил, что я Василий ...
Поет, путая слова, "клен ты мой опавший ... и т.д.", потом засыпает.
КОНЕЦ