- Меня не интересует текущий литературный процесс, - заявил мне один профессор филологии - специалист по новейшей русской литературе. Затем он немножко порассуждал о той взыскательности к литературе, которую в себе выработал. После таких слов я не рискнул показать ему свои рассказы.
Его коллега - доцент Елена К. придерживалась иных вглядов. Она сотрудничала с Русским просветительным обществом в Тбилиси. В тяжелейшие времена кризиса этого общества хватало лишь на распределение гуманитарной помощи. Елена же “днём с огнём” искала “действующих” русскоязычных авторов.
- Здесь, на краю ойкумены русскоязычия ещё кто-то старается делать литературу на этом языке, - говаривала она.
Однажды Елена сообщила мне:
- Недавно в библиотеке в журнале "Техника - молодёжи" 80-х годов я обнаружила одного тбилисского автора. В Тбилиси есть поэты, много меньше прозаиков, и вот уникальный случай - прозаик-фантаст! Некий Джим Гренландский. Понимаю, что это псевдоним. Но я всё равно просмотрела телефонную книжку и, как предполагала, не нашла абонента с такой фамилией.
- Кажется, я его знаю, вернее - знал. Его настоящая фамилия не менее диковинная для наших мест - Гриша Модзолевский.
Елена загорелась от предвкушения удачи...
- Как ты думаешь, есть возможность найти этого фантаста? - спросила меня Елена.
- Увы, это невозможно!
Это было давно. Познакомил меня с Гришей Модзолевским мой сотрудник Эдик. Не добрав очки при поступлении в вуз, я временно кантовался в одной конторе. Её деятельность была связана с обслуживанием ВЦ какой-то пищевой отрасли. Центр территориально находился в другом конце города, в каком именно, я так и не удосужился узнать. Эдик числился переводчиком. О нём говорили как о полиглоте, "владеет не то семью, не то девятью языками", - заметили мне. Он, мало задействованный по службе, если не играл со мной в домино, то писал статью на тему, весьма далёкую от проблем пищевой отрасли - о когнитивном диссонансе. "Пишу для души!" - заметил он мне.
В момент знакомства Гриша представлял себя, долго, нараспев, как бы перечисляя титулы: "Физик-теоретик, психолог, социолог, искусствовед, математик, писатель-фантаст и ... сексуальный маньяк!" Потом, обратившись к Эдику, сказал: "Я хочу написать статью под названием "Нголо, аллилуйя, нголо!" Так, для души!"
- Что такое "нголо"? - спросил я. Мне стали объяснять, что это понятие у африканских негров обозначает маскулинное начало, что оно - атрибут мужской доблести.
- Тип африканского мачо, что ли? - переспросил я. После некоторого замешательства Гриша согласился со мной.
Из длинного ряда "титулов" Гриши поневоле обращал на себя внимание последний. Поначалу я воспринял его самооговор за пьяную шутку. От него, маленького и неказистого, со слабым голосом, в тот момент пахло водкой.
Во всяком случае, как писатель-фантаст он себя в тот день не проявлял.
Как-то раз Гриша принёс ксерокопии юмористических рисунков из "Плейбоя". Он объяснял, что достать их стоило сил. Для того времени это звучало весьма правдоподобно. На одном из рисунков была изображена сценка: скамейка в парке, на ней старичок, мужчина средних лет, юноша и мальчонка. Мимо проходят пожилая женщина, женщина средних лет, девушка и девочка. За ними вприпрыжку увивается весёлый пёсик. Джентльмены вожделенно смотрят на дам: пакостный старик на нимфетку, мужчина средних лет на женщину соответствующего возраста, гипер-сексуальный юнец алкал всех, мальчонка же предпочёл бы поиграть с занятным псом.
- Судя по всему, этот парень твоего возраста, - сказал мне Гриша, весело ухмыляясь.
- Судя по всему, этому типу лет под сорок, как вам и Эдику, - парировал я, показывая на мужчину средних лет.
- Меня на этой скамейке нет, - последовал ответ Гриши.
А однажды… В конторе никого не было, кроме меня и секретарши. Я сидел в своей комнатушке и решал кроссворды. Ко мне вбежала встревоженная секретарша.
- Там, в приёмной сексуальный маньяк! - почему-то шепотом сказала она мне.
- Он сам в этом признался? - спросил я.
- Да.
- Он маленький, голос как у педа, и усы смешные?
- Откуда вы знаете?
- Бояться, по-моему, не следует. Это Гриша - дружок Эдика.
Потом вошёл и сам "смутьян". Он извинился перед секретаршей за причинённое беспокойство и попросил, чтобы я разрешил ему подождать его приятеля. Я не возражал. Девушка ушла и мы остались вдвоём. Гриша сделал паузу и вдруг разразился монологом... Пассажи на эротические темы бывают организованы в добротный текст и быть хорошей литературой. Можно обходиться без скабрезностей. Но мне стало жутко от таких “откровений”, ибо несчастный пересказывал свою историю болезни и делал это в стиле очерков Зигмунда Фрейда...
Потом Гриша смолк. Я осидел озадаченный. Ничего не сказав, он ушёл. В тот вечер, как выразился Эдик, "Гришу взяли".
Он оказался беспокойным больным - "постоянно качал права", требовал встречи с видным правозащитником. Это было нечто новое для местных эскулапов от психиатрии. В качестве бреда в истории болезни они зафиксировали угрозы пациента устроить им головомойку похлеще той, что была в Гонолулу. Далеко не многие из них знали, что именно на конгрессе на Гавайах советских психиатров изгнали из международной ассоциации. Об всём этом мы узнали от лечащего врача Гриши. Тот убежал из больницы, а доктор обходил знакомых его пациента. Заглянул к нам в ВЦ. Интеллигентный, мягкий в обращении мужчина говорил Эдику и мне, что "идейность" беглеца только мешает его излечению. "Завышенный уровень притязаний с непомерно развитой фантазией - риск-фактор", - сказал он. Затем добавил:
- Он почему-то взъелся на галоперидол. Сколько ни пытаются санитары заставить его принять лекарство, он постоянно сопротивляется.
На следующее утро Эдик рассказывал:
- Весь день Гриша прятался в городском саду. Вечером заявился домой, пытался нарядиться в женские платья и таким образом скрыться от преследователей. Пока с ним боролись мать и жена, ко мне позвонила его дочь. Пришлось брать такси. "Ты хотя бы усы сбрил!" - бросил я ему, приехав. Это его успокоило, потом приехала скорая, сделали укол. Беднягу всего скрутило.
Тут Эдику позвонили, он весь ушёл в разговор. С некоторых пор наш полиглот засобирался в Америку. Мой сотрудник был последним из компании друзей Гриши. Кстати, от психиатров бедняга прятался в саду, в опоясанной вековой лозой беседке, где они собиралась. Народ был образованный. Обычно играли в шахматы, говорили на разные темы (не исключено, что о когнитивном диссонансе тоже). Пили пиво. Народ разъехался, кто в РФ, кто в Израиль, кто в Америку.
Лет через пять я встретил Гришу на бассейне. Он привёл на секцию своих детей-подростков. Меня он не узнал. Я обратил внимание, как крепко Гриша держал за руки мальчика и девочку, уже вполне взрослых. Дети точно устали сопротивляться отцу, его гипер-опёке. Шла она от тревожности, которую выдавали глаза родителя. Они совсем забегались, когда из-за занавесок раздевалки появился угрюмый тип в спортивной форме, со свистком - тренер. Тот начал объявлять номер группы, читал список и по одному пропускал вовнутрь детишек. Даже самые суматошные мамаши самых маленьких детей смирялись и безропотно отдавали своих чад в его руки. "Лёва и Катя Модзолевские!" - членораздельно произнёс тренер. Тут его физиономия приняла свирепое выражение. Плюгавый с виду мужчина, лепеча нечто невразумительное, вслед за Катей и Лёвой Модзолевскими бочком попытался протиснуться в помещение. Мужлан в спортивной форме опешил, когда дитяти дружно набросились на папашу. "Надоел, и здесь нет от тебя покоя!" Девочка даже обозвала его дураком. Не знаю, чем там кончилось, потому что объявили номер моей группы, и я заспешил в раздевалку для взрослых.
В следующий раз детей привела бабушка - маленького роста женщина. Ждать было ещё долго, и я разговорился с ней. Меня разбирало любопытство. Дети в это время смешались со сверстниками. После общих тем, я спросил об Эдике, друге её сына.
- Уже три года, как не пишет, - сказала она горько, - все бросили моего сыночка!
Потом я спросил о здоровье Гриши. При этом всем своим видом показал, что мне ведомо, о чём могла быть речь...
Она подробно мне рассказала. Во время разговора с ней я испытал такое же жуткое ощущение, как и от "откровений" Гриши, когда стал свидетелем его психического срыва. Тем более, что голосом сын очень походил на мать.
В какой-то момент она отвлеклась от меня и обратилась к сбившимся в группу ребятишкам: "Малыши, вам никто не говорил, что перед тем, как прийти на бассейн, вы должны мыть свои попки!"
Из разговора с ней мне запомнилось, что Гриша писал фантастику и что у него был чудной литературный псевдоним. А именно - Джим Гренландский. Ещё то, что он мнил из себя губернатора Гренландии.
- Сейчас он ничего не пишет! Астения, его хватает на несколько строк, чифирь не помогает, - сказала она. Другой раз бабушка в присутствии внука отметила, что отец и сын на днях вечером пили чифирь. Потом полночи хихикали. «За компанию!» - отметила женщина с улыбкой. До этого она говорила, что мужчина в семье нужен, особенно для мальчиков. Каким бы он ни был.
После этого мне долго не доводилось с ним встречаться.
Через некоторое время я, проезжая на трамвае, мельком увидел его на улице. Он передвигался на костылях. Случайно узнал от дальнего общего знакомого, что в тяжёлой депрессии он выкинулся с третьего этажа больницы. Разбил ноги.
Другой раз я наблюдал несчастного в совершенно невероятных обстоятельствах. Только-только закончилась война в Абхазии. Начался миротворческий процесс, на который иностранцы тратили большие деньги. Меня как подвизавшегося на этой стезе включили в жюри конкурса, который должен был определить лучший фильм на темы преодоления конфликта в регионе. Одна из лент посвящалась мосту через реку Ингури. Он была о том, как через него ежедневно туда и обратно ходят беженцы - они покупали продукты на грузинской стороне и несли их на абхазскую. Неожиданно в группе беженцев я увидел Гришу.
- Стоп! - крикнул я механику. Тот повиновался.
- Верните кадры! Сейчас увеличьте этот кадр! - продолжал я давать команды.
Сомнений не было, в кадре был Гриша, ковылявший на костылях.
- Вы тоже обратили внимание на этого эксцентричного типа?- обратился ко мне автор фильма, - его не трудно было запомнить. Кто за чем, а он на тот берег шёл за информацией. Так он нам отрекомендовался. Этакий Штирлиц.
- Вы видели его, вернувшимся с той стороны?
- Нет. Мы работали у моста два дня, но его больше не видели.
Прошло ещё время. Губернатор Гренландии спился окончательно. Его болезнь прогрессировала. Я увидел его на Воронцовской площади. Как оказалось, в последний раз. Он стоял, опираясь на костыли, лицо серое, правда, одетый как всегда аккуратно. Меня неприятно поразило то, что в правой руке Гриша держал заостренный штырь. Зачем? Помню только, что он доверительно и громко обратился к одной из торговок фруктами. Та ответила охотно. Он был здесь своим, жил недалеко.
Но вот я в чинах и принимаю граждан. Ко мне на приём записался сын моей бывшей сотрудницы. Просила, дескать, ходит он без дела, не находит себе применение, помоги с работой. Пришёл молодой человек, бородатый, по глазам было видно, склонный подвыпить. Расспросил о его увлечениях.
- Как-то я увлекался фантастикой, писал её.
- Наверное, знаком был с Гришей Модзолевским?
- Как же! Мы дружили. Он даже предлагал мне место министра в Гренландии. Земля ничейная, давай её вместе осваивать. Он был очень многообещающий фантаст! Его даже братья Стругацкие благословили… Жаль, пропал человек!
Мне рассказали историю. Из психушек он не вылезал. Дети повзрослели и разъехались. Дочь вышла замуж за одного концептуального наркомана из Голландии. Сын уехал в Москву.
- Как же его мать?
Тут посетитель побледнел.
- Вы разве не слышали эту страшную историю? Она произошла лет пять назад?
Сделал паузу. Ему трудно было говорить.
- В припадке он убил её и потом весь в крови, с выпученными глазами еле доковылял до трамвайной лини и бросился под движущийся вагон.