На экране телевизора кот Матроскин настойчиво обучает человеческой речи смешного взъерошенного галчонка. Зинаида Петракова любит этот добрый «мультик» про приключения мальчика по имени дядя Федор. Обычно, они смотрят детские передачи вдвоем с Белкой, но сегодня внучка уехала с матерью в городскую больницу.
- Кто там? Кто там? – передразнивает баба Зина галчонка.
Она лежит в спальне на широкой деревянной кровати и стучит костяшками полусогнутых пальцев по табурету, но котором стоит чашка с давно остывшим чаем, пакет с виноградным соком и бутылочка с соской. Десятимесячный бутуз Андрюшка перестает таращить серые глаза на ковер с оленями, висящий над кроватью. С любопытством на лице прислушивается к стуку и голосу бабушки.
- Кто там? Кто там? – в задумчивости повторяет пожилая женщина, пытаясь восстановить в памяти тот день, когда почтальон принес последнее письмо от старшего сына. С этого дня для нее пошел новый отсчет времени, но болезнь заставила перепутать все
календарные листы. И только длинными ночами она может еще общаться с душой сына. Он приходит к ней в батистовой рубашонке, которую сшила сама для тайного крещения сына. И покидает мать только перед рассветом, приглашая жестом идти за ним. Душа Зинаиды рвется вслед за уходящим сыном, а бесполезное тело не отпускает ее...
Тик-так, тик–так. Настенные часы идут безостановочно. Теперь их ежедневно заводит дочь Евгения, а у матери даже на это не хватает сил.
- Тео таа? – неожиданно напевно произносит новые звуки внук и тянет руки, чтобы стянуть очки с носа бабушки.
Нежный голос ребенка обрывает тревожные мысли Зинаиды Петраковой. Ослабевшей ссохшейся рукой она с трудом отодвигает внука подальше от края кровати. Андрюшка сучит голыми ножками, ловит себя за крохотные пальчики ног и тянет их в рот. Тихий голос, похожий больше на шелест осенних листьев за окном, плывет над белоголовым мальчиком:
- Умничка ты моя. Вот, вернется твоя мама из больницы и обрадуется, когда узнает, чему мы тут без нее научились.
Зинаида Петракова чувствует усталость, вложив остатки сил в длинную фразу. Андрюшка звонко смеется, услышав знакомое слово «мама». Он еще не умеет различать непреходящую печаль в глазах единственной бабушки.
Х
- Мама, я устала, - канючит шестилетняя девочка, нетерпеливо ерзая по кожаному дивану. Два пушистых хвостика над ушами и зеленые в темную крапинку глаза придают ей сходство с рыженькой белочкой.
- Потерпи еще немножко, доченька, - уговаривает ее молодая полная женщина. – У доктора идет операция. Скоро он должен придти. Мы только узнаем у него про бабушку и сразу же поедем домой.
Женщина бросает напряженный взгляд в глубь длинного коридора: уже четвертый час они ждут появления врача. Девочка выразительно вздыхает и поправляет за круглое ушко выбившуюся непослушную прядь волос. Движение руки у нее плавное и по-женски изящное – видно, что она копирует сидящую рядом мать. На круглых коленях женщины, обтянутых трикотажным платьем, лежат аккуратно сложенные куртки. По одинаково яркой расцветке можно догадаться, что вещи шили на заказ в ателье мод. Только девочка знает, что мама сама умеет творить чудеса на старой бабушкиной швейной машинке, даря новую жизнь ненужным вещам.
- Мама, давай, поиграем в «мальчика-с-пальчика»?
Ребенок ловко спрыгивает с дивана, выдавая свою непоседливость, и осторожно берет в ладони лицо матери. Напряжение в глазах женщины медленно тает, и девочка видит в ее темных зрачках двух девочек, застывших в ожидании ответа.
- Хорошо, Белка. Давай, поиграем, пока нет доктора, - чуть раздвинув в улыбке губы, с легким вздохом соглашается мать.
Шустрая Белка уже сидит на диване, с готовностью вытянув тоненькие ноги в белых хлопчатобумажных колготках, которые скрывают царапины от когтей всегда воинственно настроенного кота Снежка. За это вчера он лишился своего опасного орудия, а Белка простояла в углу, с задумчивым видом ковыряя ногтем обои.
Женщина делает из пальцев «козу», но не бодает ими дочь: длинные пальцы шагают по детским ногам, как по клавишам пианино, а губы тихо шепчут:
- Идет мальчик, топ-топ-топ.
Мысли женщины летят домой к маленькому сыну и матери. Белке щекотно от гибких пальцев мамы, но она предупреждена о том, что в больнице громко смеяться неприлично. Девочка зажимает рот ладошками, а в озорных глазах плещется смех.
«Мальчик-с-пальчик» поднимается по телу Белки все выше, пока не добирается до ее затылка. Вот, он шагает по ровному пробору, разделяющему волосы ребенка на два хвостика. Немного запутавшись в густой челке, съезжает с курносого носа, как с горки.
Восторженный, приглушенный ладонями смех девочки смешивается с нежным шепотом женщины. Проходившая мимо них пожилая санитарка с пустым ведром невольно улыбается, глядя на игру посетителей, ожидающих доктора Лойдермана.
Отдаленный звук тяжелых шагов грузного человека, появившегося белым пятном в конце сумрачного коридора, служит сигналом для прекращения веселья. Женщина, не смотря на свою полноту, легко поднимается с дивана, небрежно отбросив куртки на край сиденья. Девочка плотнее прижимается худенькими лопатками к спинке дивана. На ее личико с острым подбородком ложится легкая тень надежды и нетерпения.
Доктор Лойдерман уже издали узнает располневшую после родов дочь Зинаиды Петраковой, которая обычно на прием к нему сопровождала свою мать. Два года назад он лично прооперировал Петракову-старшую по поводу частичного удаления поджелудочной железы. Операция была внеплановой, но прошла успешно. Теперь больная находилась на контроле у доктора Лойдермана. В этом году количество лейкоцитов и кислотность в крови Зинаиды Петраковой непредсказуемо изменило прогноз болезни, однако, Петраковы не появлялись на прием уже три месяца.
Доктор Лойдерман считался в городе лучшим оперирующим хирургом, но даже ему несколько месяцев назад не удалось вырвать из цепкой хватки рака своего старого друга. Эта смерть сильно ударила по уверенности доктора Лойдермана, сразив его на вершине головокружительного успеха. Он взял не использованный за прошлый год отпуск, уехал на дачу и в одиночестве запил. Из отпуска вернулся раньше положенного срока – постаревший и обрюзгший, с еще более надменным лицом. За неуживчивость и вспыльчивость характера персонал побаивался доктора Лойдермана, но высоко ценил его профессионализм. Доктор Лойдерман слыл человеком замкнутым и скрытным. Мало кто в коллективе догадывался о том, как сильно сдал свои позиции хирург: бьющая через край энергия внезапно иссякла, бессонная ночь стала частой гостьей в доме, а часы, проведенные у операционного стола, превратились для него в вечность.
Сегодня доктор Лойдерман вышел из операционного зала с единственным желанием: запереться в своем кабинете, выпить чашечку двойного кофе с коньяком и расслабленно наблюдать сквозь забрызганные дождем стекла окна, как ветер срывает с полуголых деревьев последние листья, кружа их по улице. Посетительница явилась не ко времени, и доктор остро почувствовал, как внутри него привычным раздражением разливается желчь. Он ощущал себя вымотанным, совершенно опустошенным, и начинать неприятный разговор хотелось меньше всего. Опять эти дежурные фразы, похожие на нелепые оправдания и женские слезы, словно он один виноват. Неужели людям не понять простой истины, что врач – обычный смертный человек с багажом знаний и ошибок, а не Господь Бог? Нет же, каждый от него ждет исцеления. Слепая вера людей в талант, прежде ласкающая его самолюбие и гордыню, теперь больно била по ожесточающейся душе.
Доктор Лойдерман уже собирался пройти мимо обжигающих глаз дочери Зинаиды Петраковой, но наткнулся на требующий ответа взгляд девочки. Он поразился внешнему сходству внучки, дочери и бабушки Петраковых. «Породистые женщины», - мельком про себя отметил доктор и, вспомнив божественный аромат «Рижского бальзама» обреченно вздохнул.
- Зайдите! – буркнул он в ответ на робкое приветствие женщины и распахнул перед ней дверь кабинета.
Секунду помедлив, пошарил по карманам мятого халата и протянул внучке Петраковой шоколадную конфету.
Х
Скучающая Белка неслышно бродит по пустынному коридору первого этажа больницы. Ее вытянутая тень скользит по светлой стене, смешно преломляясь на наличниках дверей. Девочка уже свободно читает младшему братику и бабушке книжку про доброго Айболита, но буквы на табличках дверей ей кажутся незнакомыми. Она останавливается перед дверью, за которой скрылась мама. Доктор говорит громко и сердито, голос матери предательски звенит от волнения и близких слез. Белка не понимает содержания разговора взрослых, но она знает, что мама не заплачет при чужих людях и Белке не разрешает показывать посторонним свою слабость.
С недавних пор у девочки появилась тайна, о которой никто не знает. Стена, разделяющая кухню от детской не сумела утаить от нее материнского горя – Белка слышит, как уложив всех спать, на кухне плачет мама. Маленькое сердечко девочки сжимается в дрожащий комок от жалости, ей хочется вылезти из-под душного ватного одеяла, чтобы пробежаться босиком на кухню, но она понимает, что делать этого нельзя. Белка подтягивает к животу остренькие колени и долго прислушивается к звукам, похожим на отдаленный вой волка. Спустя некоторое время на кухне щелкает выключатель и заботливые руки мамы поправляют сползшее на пол одеяло на дочери, притворяющейся спящей.
- Мама, разве мы тебя огорчаем? – не выдержав, спросила однажды утром озадаченная девочка.
- С чего ты взяла, Белка?
Мать улыбнулась, но дочь заметила припухшие веки и голубоватые круги под грустными глазами.
- А почему ты вчера сначала тихо-тихо пела, а потом плакала?
Отведя растерянный взгляд в сторону, мама встала спиной к Белке и открыла форточку. Она долго так стояла, не обращая внимания на дочь, переминающуюся с ноги на ногу. Девочка упрямо ждала ответа до тех пор, пока не услышала глухой голос матери:
- Пусть это будет нашей с тобой тайной. Если тебе станет сложно ее хранить, то можешь рассказать о ней Андрюшке. Он же не проболтается, верно?
Мама опустилась перед Белкой на колени, теперь они стали почти одного роста. Они крепко обнялись, словно пытаясь защитить от беды друг друга. Девочка почувствовала на шее теплое дыхание матери и кивнула в знак согласия головой.
- И запомни, Белка, наша тайна не должна коснуться ушей бабушки. Она очень больная. Ты не расстраивай бабушку и береги ее.
В тот же день Белке стало легче после того, как она смогла поделиться невеселой историей с глупым братом. Под ее торопливый шепот Андрюшка незаметно уснул, забыв про любимую пустышку.
Х
Евгения входит в кабинет доктора Лойдермана, ощущая легкую тошноту от дурного предчувствия. Еще в коридоре она отметила про себя усталость и раздражение на его лице, состарившимся за последние месяцы. Носогубные складки выделяются еще резче, опуская уголки жесткого рта, что придает лицу доктора некую брезгливость. Выражение выпуклых глаз за стеклами массивных очков неприветливо и холодно.
Женщина садится в кресло, предложенное доктором и зябко обхватывает руками свои напряженные плечи. Она вдруг понимает, что не сможет начать доверительный разговор с этим человеком, хотя еще несколько минут назад надеялась на его участие в судьбе матери. Как тогда, два года назад после операции, когда пришла по совету своих сотрудников благодарить доктора за проведенную операцию. Евгения не умела вручать подарки людям, исполняющим свой долг и, запутавшись в ручках пакета, неуклюже поставила на стол бутылку. Выражение лица доктора Лойдермана мгновенно оживилось при виде керамической бутылки с «Рижским бальзамом», которую они берегли с мужем на особо торжественный случай. Этот день наступил внезапно, после вызова «Скорой помощи» для матери и экстренной операции. У торжества был привкус горечи. Яркий букет цветов остался тогда лежать на краю стола доктора ненужным приложением.
Сегодня Евгения вошла в кабинет с пустыми руками и пожалела о том, что в спешке не забежала в дорогой магазин.
- У меня мало времени для разговора, - сухо предупреждает доктор Лойдерман, погрузившуюся в воспоминания женщину. – Слушаю Вас.
Он сцепляет на столе руки в замок, словно боится, что непрошенная гостья пробьет словами еще одну брешь в его израненной душе. Евгения видит перед собой мужские руки с сильными пальцами, слегка отмеченными узелками подагры – от этих рук зависит жизнь еще многих людей.
- Я слушаю Вас, - нетерпеливо напоминает о своем присутствие доктор Лойдерман.
- Я пришла сюда по поводу своей матери, - Евгения запинается, подумав, что доктор может не помнить всех своих пациентов и добавляет, - Зинаиды Петраковой.
Легкий кивок головы с глубокими залысинами в пышной шевелюре поседевших волос дает понять Евгении, что он вспомнил - о ком она ведет речь.
- Ну да. Я помню Зинаиду Петракову. Сложная операция. Веселая такая женщина, неунывающая была.
Доктор Лойдерман чуть шевелит онемевшими пальцами и продолжает::
- Она разве еще жива?
Неожиданный вопрос, словно наотмашь бьет Евгению по лицу. Непроизвольно она хватается рукой за собственное горло. Надежда, жившая в ней два трудных года, медленно вытекает между дрожащих пальцев.
- Почему Вы об этом спросили? У нее сейчас обычное осеннее обострение. Постоянный кашель. И я хочу, чтобы Вы положили маму в больницу, - голос Евгении затихает.
- Обострение? Вы смеетесь, милочка? О какой больнице может идти речь? У Вашей матери рак в четвертой стадии, а Вы хотите мне испортить к концу года показатель смертности по отделению?
На Евгению обрушиваются слова, полные возмущения. Ей кажется, что кто-то невидимый и бездушный упорно заколачивает в затылок длинные острые гвозди. Лицо доктора Лойдермана теряет четкий контур и зыбко дрожит в безвоздушном пространстве кабинета.
- Я сделал все, что мог. К сожалению, медицина пока еще бессильна перед онкологическими заболеваниями. И это уже можно назвать чудом, что Ваша мать до сих пор жива. Ее амбулаторная карта сдана в архив.
Оглушенная Евгения с трудом поднимает с кресла отяжелевшее тело, пошатнувшись, делает шаг к выходу. Жестом руки отвергает стакан с водой, предложенный доктором Лойдерманом. Отчаянный, но сильный голос молодой женщины пробивает панцирь, за которым прячется душа доктора:
- Тогда я буду бороться за жизнь матери одна.
Доктор Лойдерман устало опускается в кресло, закрыв руками лицо. Он думает о том, что скоро наступит день, когда Зинаида Петракова будет ждать смерти, как избавления от невыносимых мук.
Х
Одинокая Белка сидит на диване в коридоре и играет сама с собой в «мальчика-с-пальчика», но одной играть совсем не интересно. Скрипнувшая дверь кабинета прерывает ее занятие.
Евгения быстро выходит из кабинета, пряча глаза от дочери. Молча и непривычно бесцеремонно сдергивает девочку с дивана за протянутую руку. Белка едва успевает схватить свободной рукой вещи, а мать уже увлекает ее за собой по коридору в поисках выхода. Хвостики подпрыгивают в такт торопливых шагов девочки. Белка семенит за матерью, не успевая приноровиться к ее стремительной походке. Они почти бегут, не обращая внимания на встречных прохожих, провожающих удивленными и осуждающими взглядами странную полураздетую пару.
- Мама, мне холодно!
Евгения останавливается, невидящим взглядом окидывает дочь. Судорожными движениями рук пытается попасть в рукава куртки. Дрожащие пальцы не могут справиться с замком на курточке дочери.
Белка не понимает, что происходит с матерью. Она видит перед собой чужое лицо с плотно сомкнутыми губами и слепым взглядом, который ее пугает. «И зачем только пришел этот злой доктор? Он испортил всю игру!» - думает Белка, цепляясь за горячую руку матери. В растерянности она замечает, что путь их лежит не к автобусной остановке, а в противоположную от нее сторону. Девочка хочет напомнить о том, что дома их ждут голодный Андрюшка и больная бабушка, но снизу видит неузнаваемый профиль матери и молчит. Проезжую часть дороги они перебегают на красный свет. Мама пресекает слабые попытки Белки остановиться и больно сжимает ее ладонь. Скрипят тормоза машин. Девочка в ужасе вертит головой. Усатый дяденька злобно ругается им вслед, высунувшись из окна грузовой машины. Белке становится страшно от происходящего вокруг нее и непонятного поведения матери. Она начинает тихонько поскуливать.
- Замолчи!
Незнакомый резкий голос чужой женщины, которая еще недавно была мамой Белки, словно пронизывает током, заставив девочку повиноваться приказу. Слезы текут по детскому румяному лицу, но девочка боится их вытирать – она только шмыгает покрасневшим носом. Бросив незаметный взгляд на женщину, ребенок понимает, что та обиделась на доктора и тоже пытается проглотить обиду.
Белка узнает серое высотное здание исполкома, где мама работала инженером до появления Андрюшки. Девочка кивает головой знакомому вахтеру дяде Валере, а мама по-прежнему, словно слепая. Она давит на красную кнопку вызова лифта до тех пор, пока двери лифта не раскрываются перед ними. На пятом этаже в просторном фойе никого нет – Белка знает, что перерыв на обед давно закончился и вспоминает о картофельном пюре с котлетами на газовой плите.
- Посиди немного в фойе, доченька, - сдавленным голосом просит мама, слегка коснувшись ладонью щеки Белки, и открывает дверь в свой кабинет.
Девочка слышит радостный возглас тетенек-инженеров, который обрывают несдерживаемые рыдания матери. Возбужденные женские голоса за дверью кабинета, беготня за спиной, хлопанье дверей не могут заглушить в животе сосущий голод. Белка достает из кармана курточки подаренную доктором конфету «Айболит». Долго рассматривает красочную обертку, чутко вслушиваясь в происходящее за дверью кабинета, и разжимает пальцы над урной с мусором.