КАДАБР С ТОГО БЕРЕГА СТИКСА
"Очнись, Кадабр, живи! Беги, лети, достигни!
Не будет Стикс преградой" - заклятье.
"День 4321-й.
Пока я собирал дубовые галлы, мой Цербер от скуки открыл дверь лаборатории, а ворон, несмотря на строгий запрет, учинил разгром и опрокинул бутыль со свежим соком мухоморов. Погибло 340 пятен синей луны, к тому же, большая часть жидкости попала в ящик с малахитовым порошком. Наводя порядок, в этот же ящик я вылил старое дымное масло - дыхание Горыныча (дурман, аконит, окопник). А так же выбросил все шесть фракций опыта №364 - спорынья с герметической росой, и опыт№9 - надкрылья жужелиц-красотелов с жабьей слизью, и разный - накопившийся мусор…
Закончив уборку, я тщательно перемешал то, что возникло в ящике - ярко-зеленую краску редчайшего оттенка".
( Из дневника экспериментатора)
Не красьте скамейки
Волшебною краской,
Пленен я навеки
Чудовищной сказкой.
Яркий осенний день, мне семнадцать лет, я гуляю с девушкой…
Там, на моей Земле, в лучшем из миров, в той первозданной линейной непрерывности, которая не вызывала сомнений. Обычный день, пока еще единой, настоящей жизни, вмещающей в себя весь свет моего естественного сознания.
Мы шли легко, беззаботно…. Никуда не спешили, - впереди была вся жизнь…
В сквере, где резвилось и радовалось осеннее солнце, мы увидели невероятное - кто красит скамейки, на зиму глядя?! Скамейка была такой свежайше-зеленой, так не вязалась с красками осени, что выглядела нереальной, как бы выпадала из этого мира…
Мы подошли, потрогали, подивились, посмеялись и сели - хорошая удобная скамейка.
Мы еще не целовались, за руки держались, болтали о том, о сем…. А потом она сказала, что собиралась в парикмахерскую, а в этой, что от сквера через дорогу, вроде бы мало народу, - не подожду ли я ее с полчасика?
Я немного загрустил и важно сказал: "Жаль, нет сигареты, что-то покурить захотелось". А потом вдруг быстро и с жаром заговорил: "Ты знаешь, что мой прадед жив и здоров, и даже, можешь не верить, но он - колдун, волшебник, ну совсем такой маг, как у Гофмана Проспер Альпанус. У него огромная собачища, с зубами, как у льва, и ворон есть - говорящий…. Да вон дом, выше на гору, за твоей парикмахерской! Видишь, - мансарда с большим окном, там по крышам можно перейти на саму горку, в хитрый дворик, где вон те деревья, - он туда собаку выводит…. Вообще-то он дома редко бывает, путешествует, травы собирает…
- Давай зайдем, сейчас как раз…- давай! А то я о нем опять забуду.
- Ну, давай - зайди ты, только за ум за разум не заходи, а я пока в парикмахерскую, - и встретимся через полчасика, на этой зеленой…
Глаза у нее тоже были зеленые, блестели…. Мы встали и пошли. Когда перешли дорогу, и она нырнула в свою парикмахерскую, я оглянулся…
Сквозь желтую, красную, бурую листву, среди увядающей зелени - шевелилось, сверкало, ядовитое полосатое тело невозможного существа.
Через полчаса вернусь! Я побежал вверх по переулку к дому моего, - моего ли?!- прадеда.
Последний пролет лестницы был деревянным, тяжелые доски даже не скрипнули под ногами, единственная на маленькой площадке дверь - тоже из настоящего дерева. Я глубоко дышал, стараясь взять себя в руки, и, слушал, как мощно дышало и сопело за дверью: "Чудовище! Узнает ли, может склероз от старости?"- я толкнул никогда не запиравшуюся дверь. Пес ступил в сторону и, опустив тяжелую голову, смотрел без зла, но хвостом не вилял. Когда я его не вижу, не могу представить такую большую собаку,- чтобы вцепиться в горло ему даже не надо вставать на задние лапы.
Я прошел на кухню, - прадеда, видимо, не было дома, - похлопал себя по карманам в поисках сигарет и спичек. Спички нашлись, а сигарет - вспомнил,- не купил. На окне стояла старинная бронзовая лампа, на чаше светильника, цепляясь проволочной чистилкой вставленной в чубук, висела трубка. Трубка! наверное, из груши или вишни вырезана, - красивое дерево, приятно держать в руках. Табака я не нашел, но трубка была выкурена лишь наполовину…
И я, пыхнув дымом, затянулся. Странный запах, напоминает…- я не успел додумать, как вдруг вспомнились все запахи, какие знал и не знал. Запахи - и все разом, и поочередно, сталкиваясь, вспыхивая дивной остротой ощущения, ударили в лоб и нос, разрывая ноздри.
Как бы мне выдохнуть этот дым? Он заполнял меня, будто пустой сосуд, кипящей смолой вливался в живот, по раскаленным ключицам, как по трубам, тек в руки - тяжелый, горячий, - горло перехватило красным огненным ошейником, таким же, как на Цербере…
И вдруг еще один тоненький, ярко-зеленого цвета запах стал сверлить мои лобные пазухи…. Я чихнул!
Вспыхнул ослепительный свет - я едва мог приоткрыть напряженные веки - такое яркое солнце! И так высоко над головой, как бывает только в жарких странах. Не удивляясь, я смотрел на море и на пальмы.
Всюду счастливые лица. Люди смеялись, пели, танцевали, говорили громко, кричали, ели мясо и фрукты, пили вино, обнимали друг друга. Я стоял посередине площади: огромной, многоголосой, многоцветной, благоухающей, как восточный базар. Какие одежды, какие женщины улыбаются мне!
И я уже было, направился к винной лавке…. Но тут стало быстро темнеть - как солнечное затмение, чем быстрее темнело, тем безудержнее становилось веселье. Наступающую тьму расцветили мощные фонтаны фейерверков. Я не видел зрелища красочнее! Но вот, последняя ракета рассыпалась темно-красными меркнущими угольями, угли погасли и покрылись - пеплом.
Я стоял посередине кухне, и смотрел в потухшую трубку.
Однородный слой серого пепла покрывал все пространство плоской равнины, и ноги бредущих по ней людей по щиколотку утопали в нем. Пепел взметался, клубился дымными тенями, силясь укрыть бледные, опущенные долу лица. Миллионы усталых людей скорбно и молча брели куда-то. Черный горизонт, серое небо - все черное и серое, и пепел - все сгорело, погасло,- безысходность…
Не было надежды и, даже, печали, любое чувство, еще не возникнув, тонуло в темной вечности, не было предчувствий…
И вдруг - свет! Яркий, чистый, прекрасный, он вспыхнул в вышине, сияющим водопадом пролился через серый воздух. И на равнину спустилась белая, из плотного твердого света, лестница…
Потухшая трубка, - вспыхнувшая спичка…
Передо мной стоял прадедушка с горящей спичкой в руке: "У тебя трубка потухла, затянись-ка еще разок" - он лукаво улыбался, сверкая ясными веселыми глазами.
Я прикурил и затянулся еще раз.
Это не сон! Мое сознание было обычным моим сознанием, но ясным и свежим, настежь открытым для любого восприятия. Полнота ощущений, острое чувство реальности не оставляли сомнений. Земля подо мной, колкие звезды, не затмеваемые Солнцем - все четко и резко, - так во сне не бывает, так трезво и больно не бьет по нервам - сон.
Единственная странность и, в то же время,- восторг! были в том, что я не имел веса. И форма моего тела, и его размеры, которыми я мерил расстояние и скорость - обычны, но веса, массы и, может быть, внутренностей не было. Я мог двигаться с любой скоростью, куда угодно, легчайшим напряжением воли, как летаешь во сне, но я летел - наяву!
Я все помнил, понимал, сознавал, но все же от полета, от дивной легкости, от свободы абсолютной…- совсем опьянел. И решил лететь на Луну!
Похоже, когда ныряешь: работаешь ластами, стремишься, останавливаешься, чтобы уши продуть, и зависаешь на месте, а до дна еще далеко. И снова усилие - надо достать! И вот, коснулся дна, схватил рапана…
Стоило остановиться, и, не имея инерции, замирал в точке созерцания и удивлялся - как далеко до Луны! И снова летел с непостижимой скоростью, которую так хорошо чувствовал, и опять останавливался и плавал в беспредельной пустоте.
Но вот я достиг дна - коснулся поверхности Луны. Восторг и победа окончательно вскружили мне голову, я потерял себя, утратил непрерывность...
Когда я очнулся, то - на Луне был город.
Глубокая ночь. Я медленно скользил вдоль длинной темной улицы. Меня притянул тусклый свет на третьем этаже, я подлетел и заглянул в окно. Женщина встала и подошла к ребенку. Я знал, что это будущее - мое будущее. Там, в углу, на диване спал я…
Счастливый и свободный, я парил за окном и мог лететь куда угодно, но что-то толкнуло меня на глупую шалость, - я стукнул в окно рукой. Не сильно, но стекло разбилось. Как-то странно руку кольнуло, и я почувствовал тяжесть.
Воистину! Будда был прав: "Нет большего несчастия, чем тело". С трудом, встав с дивана, я выполз на кухню.
Я был здоровым и сильным человеком, просто у меня болели мышцы, а руки уродовали мозоли. Завтра, еще не встанет солнце, я пойду на работу, на ту, что и вчера, и десять лет назад.… Сгущались прочные стены - обязанности, заботы, долги…. Надо вернуться! Через полчаса она выйдет из парикмахерской. Я должен успеть. Быстрее обратно на Землю, в мой родной мир!
Часто, проснувшись среди ночи, я сижу на кухне, курю, пью чай, а иногда пишу…………….
Сквозь забвение, сквозь пространство и время вижу ясно - там, на том берегу Стикса, в сквере, где резвится и радуется осеннее солнце, ждет меня чудесная скамейка невыносимого ярко-зеленого цвета.
Да, много чего бывает на свете, "что и не снилось нашим мудрецам". Представьте себе, я вернулся…. Вернулся!
Это история почти столетней жизни…. Все и всегда я приносил в жертву своей мечте, помнил, желал и - вернулся.
И вот Она вышла из парикмахерской. Она шла ко мне, и я любовался ею, привычно замедляя время, и Она шла, зависая над землей в такт ударам моего сердца. Пусть я стар, волосы седы, а лицо в шрамах, я - победил! Вот подходит ко мне моя Юность, и я любуюсь сбывшийся мечтой.
Но отточенная годами наблюдательность брала свое: ее волосы не причесаны, не завиты - лишь пуще растрепались. А в парикмахерскую она ходила за тем, что держала теперь в руках…. Нет! - это была не бритва, тренированное зрение позволяло видеть изящную, невиданно острую косу и, даже, зловещую надпись на окосье - "больше никогда". Она шла торжественно, загадочно улыбаясь, а глаза были такие ядовито-зеленые……….
Моя Земля, мой желанный мир, столько труда! - и ради чего?!
Другая плоскость, но все те же фокусы, мир планетарной плесени, где в казенной тюрьме томится душа человека, где даже Любовь оборачивается - Смертью.
Я понял, что нет, и не было у меня дома. Нигде! Ни на кухне ночью, ни в лаборатории, когда я был прадедушкой, ни в семнадцать, ни в сто лет…
И на Земле, и на Луне, всегда и всюду, и везде стремился улететь домой, но снова я - в Тюрьме.
Сейчас Она подойдет еще ближе, и - желанная реальность окончательно осуществится, мне снова будет семнадцать лет, а впереди у нас - целая жизнь…-
в обнимку со Смертью!
Привет, Старуха!
Подавись!
Последнюю мечту,
последнее желанье,
последнюю привязанность мою
Глотай! -
Ты будешь сыта!
Очнись, Кадабр!- живи!
Беги, лети, преодолей!
Скамейка прыгнула, взлетела…
Как листья сыпались!
И стену желтую пробив,
Сижу я снова на Луне…
И кресло старое рыдает.