Несчетно микробов болтается по миру, висит в воздухе, зарывается в землю, следит голодным взором из воды... Но это всё гадость изученная или изучаемая, против которой у человечества есть уже какое-то оружие или надежда на его появление. Но есть еще одна страшная зараза, которую, думается, человечество не преодолеет никогда. Имя ей - графомания. И рассадник ее невидим, неслышим, необнаружаем и неистребим. Раньше прыгал с чистого листа бумаги, проникал в мозг и до изнеможения заставлял руку водить гусиныи пером, карандашом, самопиской, шариковой ручкой и заполнять, заполнять лист буковками. Сцеплять их в слова, закручивать в предложения, выстраивать абзацы. Мозг ненасытно требовал еще и еще строчек. Он впадал в экстаз от легкости их появления на бумаге, млел от шероха листа и упивался запахом чернил. И, стесняясь самого себя, где-то в тайных отделах своих , представлял, как кто-то , взяв тот же лист, впадет в экстаз чтения, оцепенеет от гладкости, красоты слога, высоты помыслов и чеканности мысли.
Не все одинаково восприимчивы к этой заразе. Одни, обладая врожденным иммунитетом, написав ночью гениальные строки и прочтя их поутру, обливались холодным потом и благодарили бога, что никому не дали оценить свое детище. И стыдливо рвали на мелкие кусочки плод бессоной ночи. Другие, более податливые, писали, черкали, опять писали... И, иногда, побеждали болезнь, пройдя через муки родов, бессонные ночи поиска слова и зубную боль нанесения последних штрихов... И понимали, вдруг, после тысячной правки, что не стыдно показать свое детище людям. И несли его в мир. И были поняты или отвергнуты, вознесены или обсмеяны...
А были и те, кто попадали в полную зависимость от этой заразы и строчили, абзацили, страничили без конца и края, не слушая музыки слова, а просто нанизывая букву за буквой на свое перо. И не хотели видеть скуки и отвращения на лицах пытаемых, кому они торжественно вручали свои творения. И не хотели видеть, как разбегается люд, завидя их фигуру с неизменной папкой под мышкой. А хотели только видеть, как строчки ползут по листу, как в них переносятся мысли и, закрыв глаза, представлять себе восторг и радость читателей и восторженные приветствия почитателей.
И вот и я, пораженный мутировавшим штаммом этого микроба, напавшего на меня с экрана монитора, барабаню по клавишам, радуюсь четкости своего почерка, недоступного мне в обычной жизни, и раздуваюсь от гордости, перечитывая свои сентенции.
Одно только беспокоит меня - я ли это пишу, или же наглый штамм двигает моими пальцами?