Федор Геннадьевич проснулся от холода и собственного храпа. Пошарив под одеялом, понял, что жены рядом не было. Открыв глаза, Федор Геннадьевич устремил взгляд туда, где, по его мнению, должен стоять обогреватель.
Обогреватель отсутствовал. Это расстроило Федора Геннадьевича.
Широко зевая, он сел на кровать, почесал ребра, взлохматил и без того торчащие волосы. Характерный запах тронутых кариесом зубов, вырывавшийся из его рта, казалось, не смутил Федора Геннадьевича. Он даже считал это запахом настоящих мужчин.
Потратив минуты две на безуспешные поиски тапочек, Федор Геннадьевич поднялся с постели. Его тощие ноги загадочно белели на фоне утреннего сумрака. Он нацепил носки, из которых тут же деловито высунулись пальцы и авторитетно показалась пятка, разыскал старый, восьмидесятого года махровый халат, или то, что от него осталось, и побрел на кухню.
Жена и дочь сидели за столом, пили кофе и болтали. Проболтать они могли так долго, очень долго; как супруга уходит на работу, Федор Геннадьевич не видел ни разу за всю их совместную тридцатилетнюю жизнь. Он даже терялся в догадках относительно места ее работы.
Не пожелав никому доброго утра и не получив аналогичных пожеланий, Федор Геннадьевич прошествовал к холодильнику, мимоходом проведя себя по щеке. Обнаруженная щетина не вызвала у него законного желания побриться. Зачем? Ведь завтра опять придется…
Вынул из холодильника лично отваренные и нежно любимые свиные хвосты, бросил их на стол размораживаться и вернулся в комнату.
Нацепив поверх латаной майки столь же латаную рубашку, он вспомнил, что дезодорант закончился месяц назад. Тихонько пробравшись в спальню дочери, схватил ее дорогие духи и стыдливо, но обильно побрызгал подмышками и шею, кряхтя и морща нос от едкого запаха.
Надевая часы, Федор Геннадьевич уронил их на пол. Они сломались. Не долго думая, взял часы жены, бабьи, тонкие, с золотым браслетом, спрятал их в рукаве.
Вернувшись на кухню, сгрыз пару хвостиков и ушел в прихожую обуваться. До него донеслись слова жены : «Глянь, папка опять твоим парфюмом душился!» Дочь прыснула от смеха, так что стены маленькой кухни содрогнулись.
Федор Геннадьевич хотел было оскорбиться, но зазвонил телефон. С трудом попав толстым пальцем по нужной кнопке, поднес аппарат к уху.
- Да! Здорово, Иваныч, чего хотел? Так… Что? Студенты? Какие? Ах, эти… Волнуются? Да Бог с ними… Слышь, Иваныч, ты сделал как я сказал? Ага, ага, понял, молодец. Ну давай, скоро буду.
Федор Геннадьевич улыбнулся. Его уважают, к его советам прислушиваются, считают незаменимым…
Он глянул в зеркало и подмигнул сам себе. Косо сидевшая меховая шапка непонятного, но очень подозрительного цвета, залихватски съехала на ухо.
Федор Геннадьевич вновь себе улыбнулся. Его ждал один из ВУЗов Петербурга, встреча со студентами, которых еще не поздно научить жизни, не поздно нести культуру в их серую массу…
А вы говорите – село Пидкосистое, Украинской ССР…